– Я знаю, – негромко произнес он.
Глава 26:
Мой выбор.
– Поторопись. Они уже ждут, – нетерпеливо сказал Пилат, стоя в сводчатом проходе. Я в это время крутилась перед зеркалом. Пилат окинул меня взглядом: – Тебе очень идет красное, дорогая. Почему ты не носишь этот цвет чаще?
Зачем я вообще надела красное платье? Зачем я опять изображаю идеальную жену, когда мне ничего не хочется, кроме как лечь на кушетку и перебирать в памяти все, что произошло днем? Вместо этого я должна отправляться неизвестно куда, где мне придется через силу улыбаться, смеяться и вести беседы, будто в моей жизни ничего не изменилось. Почему я не сослалась на головную боль?
Шанс упущен. Паланкин Сеяна и Апикаты уже стоял у входа. Я вышла за Пилатом из дома и изумилась, увидев при свете факелов балдахин с пурпурными и золотистыми полосками.
– Что вы скажете?–Апиката отодвинула шелковые занавески и радостно помахала мне рукой. – Согласитесь, таких шикарных паланкинов вам, наверное, еще не доводилось видеть.
Действительно, это был самый большой паланкин. Четырнадцать носильщиков, по семь с каждой стороны, стояли в положении «смирно», ожидая, когда мы займем места рядом с их господином и госпожой.
– Очень впечатляет, – сказал Пилат Сеяну, раздвинувшему занавески и помахавшему рукой в знак приветствия.
– Садитесь и посмотрите, как здесь внутри, – не унималась Апиката. – По‑моему, здесь великолепно.
Подбежал один из носильщиков и положил на землю перед входом шелковый коврик. Я поднялась в паланкин, следом за мной Пилат. Внутри могли бы разместиться человек восемь. Рядом с полулежавшими на подушках Сеяном и Апикатой сидела рабыня, готовая подать им вино и засахаренные фрукты. Я заметши полки для свитков, игр и музыкальных инструментов.
– Нам доставили его сегодня утром. Это подарок Тиберия, – сказал Сеян. – Что вы скажете? – спросил он у меня.
– Я действительно никогда не видела ничего подобного, – заверила я его.
Носильщики подняли паланкин на плечи и стали спускаться вниз по склону холма.
– А у нас сюрприз, – объявила Апиката. – Особенно для Клавдии. – Ее лицо выражало простодушие, но в предчувствии чего‑то дурного у меня по спине пробежала легкая дрожь. Я протянула руку, чтобы отодвинуть занавеску, но Апиката остановила меня: – Состойте, постойте. Мы скоро будем на месте.
Я взяла предложенный мне бокал вина и показала жестом, что вино не нужно разбавлять водой. Я выпила больше, чем обычно, стараясь понять причину своей тревоги. Конечно, у Апикаты благие намерения, что бы она там ни задумала. Возможно, этой прогулкой она хочет сгладить чувство сожаления по поводу того, чего уже не вернешь.
– Сначала я подумал: не иначе как мы направляемся на рынок на форуме, но последний поворот сбил меня с толку, – сказал Пилат.
– Потерпите, сейчас все узнаете, – успокоил его Сеян.
Таинственность происходившего начинала выводить меня из терпения.
– Мы направляемся туда, где я уже была? – спросила я.
– Едва ли, хотя, я уверен, вы хотели пойти туда.
– Наверное, это рынок животных? Я слышала, что детенышей гепардов можно научить...
– Нет, Клавдия, вам придется еще немного подождать.–Апиката интригующе подмигнула мне.
Городской шум стал громче, шаг носильщиков замедлился. Из большого серебряного кувшина выплескивалась вода в такт их движения. Я быстро осушила свой бокал, чтобы не пролить вино себе на платье. То и дело слышались выкрики телохранителей Сеяна: «Прочь с дороги! Прочь с дороги!»
Где мы? Я ничего не могла понять. Еще один поворот, и носильщики пошли совсем медленно. На улицах, наверное, не протолкнуться. Наконец мы остановились.
Паланкин осторожно поставили на землю, и один из рабов раздвинул занавески. Сначала из него вышли Сеян и Пилат, а вслед за ними Апиката. Если бы Пилат не подал мне руки и не подхватил меня, я бы упала. Как в кошмарном сне перед собой я увидела ресторан Голтана. И что же, вот так на руках у своего мужа я должна предстать перед ним?
– Наконец мы и на месте, – с торжествующим видом сказала Апиката. – Вы наверняка слышали о «Мече и трезубце». Все о нем только и говорят.
Я внимательно посмотрела на нее. Неужели Апиката что‑то знает? По выражению искреннего простодушия на ее лице мне стало ясно, что она довольна своим выбором. Это – случайное совпадение?
Встретил нас раб, сегодня днем провожавший меня в дом. Всемогущая Исида, а вдруг он сейчас каким‑нибудь словом или жестом выдаст меня? Мое сердце бешено колотилось, но профессиональный навык не изменил этому человеку, когда он, широко улыбаясь, переводил взгляд с одного из нас на другого. Низко кланяясь, он пригласил нас войти. На сей раз через главный вход.
Сначала мы оказались в вестибюле, а потом прошли в просторный банкетный зал. Воздух был насыщен ароматом духов, запахом пряностей, выделанной кожи и пота. Я едва могла дышать. В освещенном факелами зале не нашлось ни одной свободной кушетки, на некоторых из них располагались по четыре человека.
– Давайте уйдем отсюда, – предложила я. – Здесь негде приткнуться.
– Для таких почетных гостей у нас всегда найдется место.
С важным видом раб отодвинул темно‑красную занавеску. За ней на некотором возвышении находился отдельный кабинет с двумя широкими кушетками по обеим сторонам низкого стола, обитого медью. С противоположной стороны за задернутыми драпировками скрывался сводчатый проход, по которому гости могли незаметно выходить и входить. Из этого уединенного кабинета, если отодвинуть занавеску, открывался вид в зал, где выступали четыре светлокожие танцовщицы с золотистыми волосами. Весь их наряд состоял из поясов, усыпанных рубинами. На стене позади сцены на виду у всех висел рубис – больших размеров деревянный меч, которым традиционно награждался гладиатор, получивший свободу.
Я взяла Пилата под руку, когда мы входили в предназначавшийся для нас изолированный кабинет, и улыбнулась Сеяну – как я надеялась, с восторгом.
– Какая замечательная идея!
– Мы думали, вам будет приятно посетить берлогу вашего кумира.
– Кумира?
– Вы в некотором роде открыли Голтана. Кроме того, я прилично заработал, когда он в последний раз одержал победу. Так почему бы здесь чуточку не потратиться?
– Господин весьма добр. – Массивная фигура Голтана появилась в проходе за кабинетом. – Для меня большая честь принимать таких высоких гостей.
Мне было страшно взглянуть на него, но я заставила себя. Я увидела улыбающееся лицо. На миг наши глаза встретились. Затем он сделал шаг назад, чтобы пропустить раба, который принес на серебряном подносе большую бутыль вина и четыре бокала.
– Я надеюсь, вам понравится это вино. Оно высшего качества.
Голтан сам разлил вино и подал бокалы сначала Апикате, а потом мне. На мгновение наши пальцы соприкоснулись. Я старалась изо всех сил унять дрожь в руке.
Пилат отпил немного вина:
– Прекрасное фалернское.
– Его делают на моих виноградниках в Стабиях.
– В Стабиях? – Пилат посмотрел на Голтана. – Какое совпадение! Мы с женой отправляемся в те места через три дня. Мы уже...
– Извини, друг мой, – перебил его Сеян. – У Тиберия, кажется, несколько иные планы насчет тебя, насчет нас обоих. Я еще не говорил тебе. Он хочет...
Сеян понизил голос. Перед моими глазами стоял только Голтан, он смотрел на меня пылким взором. Я затрепетала всем телом. «Будь осторожна, держи себя в руках». Я вновь сосредоточила внимание на разговоре.
– Мне очень жаль нарушать ваши планы, – сказал Сеян. Он встал со своей кушетки и сел рядом со мной. Взяв мою руку, он стал легкими движениями поглаживать ее. – Вы не будете возражать, если я на некоторое время украду вашего мужа?
– Как? Он опять куда‑то должен ехать? – с досадой в голосе произнесла я, хотя вовсе не испытывала этого чувства. Пилат не спускал с меня своих голубых глаз.
– Тиберий посылает нас в Сиракузы, – продолжал Сеян. – Всего лишь на месяц, а потом Пилат вернется к вам в Геркуланум. Я убедился, что разлука укрепляет любовь. – И, обращаясь к Голтану, он спросил: – А ты как считаешь?
– Рахиль, подойди сюда, – позвала я, склонившись над моей спящей дочерью. – Мне нужна твоя помощь.
Мы стояли у детской кроватки и смотрели на Марцеллу. Как такая крошка могла быть столь бесценной? Эта мысль не раз возникала в моем сознании.
– Она красивая, – сказала Рахиль и поправила ее одеяло.
– Она для меня дороже всего на свете.
– Неудивительно. И какая женщина станет рисковать тем, что для нее дороже всего на свете?
Мы встречались днем два или три раза в неделю.
Голтан предложил простой план. Оставляя Марцеллу на попечение кормилицы, я выходила из дома в обычной одежде. Потом на моем паланкине меня доставляли до какого‑нибудь трактира, где уже ждала Рахиль. Она переодевалась в мое платье, надевала темный парик цвета моих волос и выходила через переднюю дверь. А я в простом одеянии выходила из трактира через другую дверь, нанимала паланкин или шла пешком до дома, который в тот день снимал Голтан для нашей встречи.
Один раз я надела грубую коричневую тунику и спрятала волосы под шапку, какую носили вольноотпущенники. В другой раз я облачилась в тяжелую тогу, накинув на голову край с пурпурной каймой. Оставшись наедине, когда наши страхи были уже позади, мы смеялись над моим маскарадом. Голтан поворачивал меня из стороны в сторону, а я подражала речи и манерам тех, чей облик принимала.
– Я нравлюсь тебе блондинкой? – спросила я Голтана. Мою голову украшали роскошные кудряшки золотистых волос.
– Ты мне нравишься такой, какая есть.
Я повернулась и посмотрела, что заказал Голтан нам на обед. В центре стола, накрытом белой скатертью, стоял букет роз светлого, желтовато‑оранжевого оттенка. Нам подали устриц в раковине, густой ячменный суп, политый сверху медом, лук‑порей с цикорием‑эндивием, фаршированного фазана и клубнику со свежими сливками.
– Вот так чудо! Как раз то, что я люблю! – воскликнула я, обняв его. – Откуда ты это знаешь?
В тот день Голтан снял небольшую, но светлую и уютную квартиру. Я запыхалась, поднимаясь по многочисленным ступеням, но когда дошла до верха, то увидела Голтана, дожидавшегося меня на небольшом балконе. Весь Рим раскинулся перед нами, и мы чувствовали себя властелинами мира.
Мы наслаждались вкусной едой и великолепным вином, упивались друг другом, разговаривали и смеялись. Я и не заметила, как солнце стало клониться к закату.
Постепенно подкрались сумерки, стало темно, но не настолько, чтобы зажигать факелы. Наша идиллия должна опять закончиться. Я приподнялась на локте, все еще лежа на кушетке.
– Прошлый раз, когда ты не пришла, я подумал, что Пилат вернулся раньше, и ты не смогла уйти из дома.
Я снова легла рядом с ним и поцеловала его в губы.
– Он мог бы убить тебя, – сказал Голтан.
– Если бы осмелился. Скорее всего он бы прогнал меня, запретил видеться с дочерью. – Мой голос дрогнул. – Я бы этого не вынесла. Я немного помолчала. – К твоему сведению: в Рим вернулась Ливия. Вчера я видела ее в театре. Она уставилась на меня своими зелеными глазами. Мне стало страшно. Ливия способна на все, что угодно.
– У тебя нет никакого друга семьи, который мог бы заступиться за тебя?
– Нет, никого. В живых никого не осталось.
– А твоя божественная покровительница – Исида? Ты могла бы у нее попросить убежища?
– Ты мечтаешь об этом? – подколола я его. – Ты хочешь, чтобы я стала отшельницей?
– Это лучше, чем жить с Пилатом, – признался он.
– После того как Тиберий сжег храм Исиды, об убежище не может быть и речи. Мне некуда деться, даже не к кому обратиться за советом.
Голтан прижал меня к себе, а потом оттолкнул.
– Я должен буду уехать отсюда как можно дальше, чтобы не подвергаться искушению. – Он встал с кушетки и взял свою тунику. – Парфяне собираются устроить гладиаторские бои.
– Как же так? – Меня охватил ужас. – Мне казалось, ты навсегда покончил с этим.
– Ты знаешь, что произойдет, если я останусь в Риме. Долго ли нам еще придется таиться? Я бессилен перед желанием быть с тобой. И в то же время я не могу допустить, чтобы ты продолжала подвергать себя такому риску.
Я молча смотрела на него. У меня возникло ощущение, словно солнце закатилось навечно и я обречена жить во мраке всю оставшуюся жизнь.
– В отсутствие Пилата мы особенно не беспокоились, – призналась я. – Нам до последнего времени очень везло, но скоро везению придет конец. Мне сказали сегодня утром, что Пилат и Сеян вроде бы выплывают из Сицилии на следующей неделе. Мне нужно будет встречать мужа на нашей вилле в Геркулануме.
– Так это недалеко от моего жилища. Не иначе как боги искушают нас.
Голтан подал мне руку и помог встать с кушетки.
– В Риме свирепствует эпидемия. Я беспокоюсь о Марцелле. Пилат постоянно говорит, что ей будет полезен морской воздух.
– Ни в коем случае не возражай ему, но сначала мы должны увидеться. До его возвращения проведем несколько дней вместе.
– Несколько дней? Да ты с ума сошел!
– Тогда одну ночь.
– О чем ты говоришь!
– Моя вилла на окраине Стабий. Говорят, сирены заманили туда Одиссея. Тебе представляется случай заманить меня. Ты хочешь?
– Как ты можешь спрашивать? – Я с грустью покачала головой. – Но ты же знаешь, что это невозможно.
– Ничего нет невозможного. Отправь Марцеллу с Рахилью в Геркуланум. Они будут под надежной защитой. Я повсюду расставлю своих лучших людей. Задержись здесь, сошлись на неотложные дела в Риме, скажи, что тебе нужно закрыть дом или что тебя пригласили важные особы. У женщин всегда найдутся подобные отговорки. Придумай что‑нибудь.
– Ну, ты точно свихнулся.
– Клавдия, это последний шанс провести ночь вместе. Осенью ты вернешься в Рим, но меня уже не будет.
Слезы заволокли глаза, когда до меня дошло, что он задумал.
– Зачем рисковать жизнью на арене, если у тебя есть все, о чем можно только мечтать?
– Ты говоришь – все? Это «все» – ничто без тебя.
Вереница мыслей пронеслась в голове. «Торопись жить», – вспомнила я слова сестры. Какую цену она заплатила! Готова ли я рисковать жизнью ради любви? Я посмотрела на Голтана и поняла, какой будет ответ на этот вопрос. Сейчас он в лучшей форме, но в каждом крупном городе найдется десятка два гладиаторов, полных решимости одолеть его, утвердиться самим, убив чемпиона. Одна ошибка, один неверный шаг – и...
– Скажи, – я понизила голос почти до шепота, – что бы ты сделал для меня за эту одну ночь?
– Все, что угодно, – сказал он, обняв меня. – Все, что ты прикажешь.
Глава 27:
Последнее свидание.
Ночь выдалась жаркой. На мне была только широкая белая туника с глубокими разрезами на вороте и на рукавах. Наклонившись вперед к самой гриве, я пустила коня во весь опор. Далеко внизу вдоль берега, насколько хватало глаз, протянулась вереница вилл, огни которых сверкали как дорогое ожерелье.
Я намеренно выбрала ненаезженную горную тропу, идущую в стороне от главной дороги, чтобы не попадаться кому‑либо на глаза, но даже здесь мне иногда приходилось прятаться за скалами или среди деревьев, когда я замечала ехавших навстречу путников. Как знать, что это за люди. Крестьянки редко отправлялись куда‑либо в одиночку, а тут я одна, да еще на красивом скакуне.
Из‑за кустов вышел человек и, преградив мне дорогу, схватил за поводья, но я ударила коня пятками по бокам. Он рванулся вперед, и человек выпустил поводья и отстал. Дрожа от страха, я продолжала подгонять коня. Дом Голтана уже недалеко, скоро мы будем вместе.
Вылетев на полном скаку из‑за деревьев, я посмотрела на огни, разбросанные по побережью. Стабии! Пора сворачивать вниз к морю. Я отпустила поводья, и конь стал сам осторожно спускаться вниз на мощеную дорогу, повторявшую изгибы откоса – один крутой поворот за другим. Полная луна низко висела над морем. Конь сделал последний поворот, и вот наконец передо мной возникли очертания большой виллы Голтана. В отличие от других домов, которые мне доводилось видеть на взморье, она напоминала крепость, возвышавшуюся на утесе. Когда я приблизилась к высокой терракотовой стене, ворота открылись, и из них вышли рабы с факелами. Они сопровождали меня и освещали путь, пока я ехала на коне через благоухающий сад, мимо статуй, фонтанов, по мозаичной террасе с изображением выныривающих из воды дельфинов.
Голтан выбежал мне навстречу с сияющей улыбкой. Страх окончательно прошел, когда он помог мне слезть с коня и на руках понес в дом. От близости и запаха его тела у меня немного закружилась голова.
– Дорогая моя, ты – отчаянная глупышка, – прошептал он мне на ухо. – Видел ли тебя кто‑нибудь?
– Какое это имеет значение? Теперь я здесь.
Дав какие‑то распоряжения слуге – какие именно, я не слышала, – Голтан повернулся ко мне и снова улыбнулся:
– Я кое‑что приготовил для тебя.
Я крепче прижалась к нему, как всегда, успокаиваемая его хрипловатым голосом. Он опустил меня, взял за руку и повел по галерее с яркими фресками на белых мраморных стенах. В конце ее распахнул дверь в комнату, и я застыла в изумлении.
– Тебе нравится? – спросил Голтан.
На стене передо мной я увидела громадную фреску – классическое изображение Венеры, выходящей из морской пены, только у нее были мои большие серые глаза и кудрявые волосы.
– Ты говорила, она – твой предок, – улыбнулся Голтан.
– Семейная легенда, в которую я никогда не верила.
Голтан посмотрел на меня с серьезным выражением лица.
– А ты поверь. – Он обнял меня за талию.
Я восхитилась общим убранством комнаты. Мириады огней от висевших под потолком ламп отражались в крупных шлифованных лунных камнях, вставленных в стену. Их сияние походило на мираж. Тонкие занавески цвета морской пены гармонировали с шелковыми подушками голубовато‑зеленого оттенка. Я посмотрела на Голтана:
– Все замечательно: обстановка, мои любимые цвета. Как тебе это удалось?
Голтан расплылся в довольной улыбке:
– Только сегодня днем я все закончил здесь со своими людьми.
– Ну а как ты угадал мой вкус?
– Ты разве не видела художника в моем ресторане?
От счастья у меня потекли слезы. В этой великолепной комнате я бы забавлялась игрой, воображая хоть на какое‑то время, что мы женаты. Не доверяя свои мысли словам, я взяла руку Голтана и поцеловала загрубевший шрам на его ладони. Мой взгляд упал на фреску над кроватью. В памяти всплыл еще один классический сюжет. Венера и Марс, опутанные золотой сетью, пойманные ревнивым мужем богини и представленные всем богам в момент греховной связи. Но Пилат ни о чем не догадывался. Я задержалась на один день под предлогом того, что должна проследить, как идет ремонт нашей кухни. Конечно, Пилату, увлеченному какой‑нибудь новой любовницей, было не до меня.
Голтан обнял меня за плечи.
– Ванна тоже готова, – сказал он.
После долгой и быстрой верховой езды я чувствовала запах лошадиного пота, исходивший от меня. Мы вошли в соседнюю комнату, где над круглой ванной поднимался пар. Я сгорала от нетерпения смыть с себя дорожную грязь.
Голтан подошел к мраморному столику, на нем стояли серебряный кувшин и бокалы.
– Ты выпьешь вина?
Я кивнула. После продолжительной езды у меня пересохло в горле. Я смотрела, как большими руками он умело налил одинаковые порции красного вина и холодную воду в два переливавшихся радужным светом бокала. Он протянул мне один из них.
– А медовое пирожное? – спросил он и пододвинул ко мне блюдо.
Я покачала головой, расстегнув заколки, скреплявшие волосы, и они рассыпались по плечам.
– Ты замечательно ухаживаешь. – Я улыбнулась.
– Мне нравится делать тебе приятное.
– Как и я люблю делать приятное тебе.
Он смотрел, как я пью вино. Оно обладало богатым букетом и тонким вкусом, незнакомым мне.
– Такой привкус дает вулканический пепел, содержащийся в почве, – объяснил он, отвечая на немой вопрос.
Я протянула руку и провела пальцем по ямочке на его подбородке.
– Редкое вино – подарок вулкана. Нечто похожее на мою жизнь.
После опустошения – такой ценный подарок. Я потеряла стольких дорогих моему сердцу людей, а сейчас я наслаждаюсь этим ни с чем не сравнимым моментом счастья. Я осушила бокал, поставила его на столик и сбросила тунику.
Голтан упал на колени. Хриплым от волнения голосом он прошептал:
– Не так быстро. Позволь мне сделать это.
Он снял с меня сандалии, и я почувствовала успокаивающее тепло мозаичных плиток под ногами. Я запустила пальцы в густые светлые волосы Голтана. Потом я встала, позволив ему погладить мое тело, и опустилась в ванну. С довольной улыбкой на губах он сбросил одежду и прыгнул вслед за мной, так что вода разбрызгалась по полу.
Над нами возвышался сводчатый потолок. В мерцании золотых светильников казалось, что изображенные на нем дельфины и сирены как живые выныривают из морской пучины. Я посмотрела в янтарные глаза Голтана. Страх и усталость сменились нетерпеливым желанием, более пьянящим, чем любое вино. Мы больше не могли ждать. Не разнимая объятий, скользкие от ароматических масел, мы поднялись из бассейна и упали на кушетку, слившись в единое целое.
Пронзительный крик разорвал тишину. Из соседней комнаты донеслись глухие удары и треск ломаемой мебели. Голтан вскочил с кушетки, его бокал упал на мозаичный пол и разбился. Осколки стекла, разбрызганное вино, похожее на капли крови, на нимфах и сатирах во фривольных позах... Как очумелая, я схватила полотенце и трясущимися руками обмоталась им. Неужели это Пилат?
Я повернулась и увидела группу солдат с мечами наголо. Они расступились и впустили еще одного незваного гостя, точнее, гостью – Ливию,
Она остановилась посередине комнаты – как всегда, с устрашающим видом в одеянии кроваво‑красного цвета. Императрица наклонила голову набок, разглядывая меня.
– Клавдия, ты не перестаешь удивлять меня. Подумать только: у такой тихони в любовниках лучший гладиатор империи. А ты, Голтан, – императрица повернулась к нему, – ты, который мог взять любую женщину, что ты нашел в этой серой мышке? Неужели она околдовала тебя? Может быть, ее нужно судить за колдовство и прелюбодеяние?
Голтан сжал кулаки:
– Оставьте мой дом! Немедленно! Стража!
– Бесполезно звать ее. Мои солдаты легко разделались с ними.
У меня упало сердце, когда Голтан угрожающе двинулся к Ливии.
Она только улыбнулась:
– Твоя смелость сослужила тебе неплохую службу. Ты одержал много побед. Даже мой сын восхищается тобой. Будет жаль, если Тиберий разочаруется в тебе. Он весьма изобретательно расправляется с падшими идолами. Совсем недавно он приказал распять жрецов из храма Исиды. Кстати, твоих друзей, Клавдия. – Ливия оценивающим взглядом окинула комнату, уловив своим патрицианским носом запах масел и хорошего вина. – Для раба ты далеко пошел, Голтан. У вас в Дакии все такие? Сильные северные варвары. Но тебе еще и везло.
«Она играет с нами, как львица со своей жертвой», – подумала я, когда Ливия перевела взгляд на меня. С тех пор как я видела ее в последний раз, она остарела, но не стала менее беспощадной.
– К тебе, Клавдия, Фортуна также была благосклонна. – Рукой, испещренной синими венами и увешанной кольцами,
Ливия провела по фигуре Марса, вырезанной из слоновой кости на крышке стола, рядом с которым она стояла. – Судьба пощадила тебя. А твоя прозорливость ничего не подсказывает, что я сделаю?
– Едва ли бы я оказалась здесь, если бы она мне что‑нибудь подсказала.
Императрица улыбнулась. Моя откровенность позабавила ее.
– Так, так, так. – В дверях стоял Калигула. Он насмешливо скривил губы, оценив обстановку. Потом повернулся к Ливии и широко улыбнулся. – А я никак не мог взять в толк, куда ты так быстро умчалась, да еще с такой большой охраной? Ты не хочешь предложить мне войти?
Императрица обернулась с царственным видом. Я заметила удивление и раздражение, на мгновение появившиеся на ее лице, когда она взглянула на правнука. Она кивнула, и стража пропустила его в комнату. Он был в доспехах и в шлеме с гребешком из перьев.
– Прошу прощения за вторжение, – проворковал Калигула. – Видеть тебя, Клавдия, – сплошное удовольствие. И особенно в таком виде, как сейчас. В последнее время мы не так часто встречаемся. – Он жестом показал солдату, чтобы ему налили вина. Выпив его с явным наслаждением, он кивнул Голтану: – Замечательное фалернское. Я слышал, у тебя лучшие виноградники на юге Италии. – Он посмотрел из‑под тяжелых век снова на меня, остановив взгляд на моих обнаженных бедрах. – Когда я вижу тебя, моя дорогая, в столь фривольном виде, я словно возвращаюсь в наше детство, в те беззаботные дни на берегах Рейна. – Злорадное выражение не скрывало похотливости в его взгляде.
Меня передернуло, когда я представила, как он издевался тогда над беззащитными животными. Встретившись с ним глазами, я не стала скрывать своего отвращения.
Несмотря на это, Калигула продолжал невозмутимо насмехаться надо мной:
– До чего забавно было играть с вами. Вот только жаль Марцеллу. Она была такой милашкой, такой горячей и пылкой. – Его взгляд скользнул по полуобнаженному телу Голтана, едва успевшему обмотать полотенце вокруг талии. – О, вот так сюрприз! Я изнываю от скуки, живя у прабабки, никаких острых впечатлений. А тут такая неожиданность увидеть знаменитость на арене другого сорта.
Голтан неожиданно бросился на Калигулу. Несмотря на свои доспехи и оружие, Калигула не мог справиться с Голтаном. Он взвизгнул, как девчонка, когда Голтан выхватил меч, висевший у него на поясе. Вывернув Калигуле руку за спиной, Голтан прикрывался им как щитом и размахивал мечом перед налетевшей стражей.
– Беги, Клавдия! –крикнул он. – Спасайся!
Я побежала к двери, но дорогу мне преградили солдаты. Один из них схватил меня. Другие с обнаженными мечами кинулись к Голтану. Он их не подпускал к себе. Калигула, пытаясь вырваться, поскользнулся на мокром полу. Дико ругаясь, он встал на ноги, поднял меч и пошел на Голтана.
Когда солдаты окружили его, Калигула закричал:
– Стойте! Он мне нужен живой!
– Как ты смеешь! – выкрикнула я, стараясь вырваться из цепких рук солдата, державшего меня.
– Смею! Он мой.
– Он умрет, когда захочу я, ‑ хладнокровно проговорила Ливия.
– Бабушка! – Калигула скорчил недовольную гримасу. – он принадлежит мне.
Хватит! Мне решать! А теперь все вон! Вы мне надоели за эту ночь. – Ливия повернулась ко мне: – Ну а ты, Клавдия...
Солдат крепче сжал мне руки.
Вот оно, подумала я. Почему‑то мне казалось, что законы писаны для других. Сейчас, в решающую минуту, Фортуна оставила меня. Почувствовав холодное лезвие кинжала, приставленного к горлу, я закрыла глаза и напряглась от страха. Я не буду кричать.
– Оденься, Клавдия, – приказала императрица. – Ты пойдешь со мной.
Глава 28:
Обитель тайн.
Пока мы ехали в течение нескольких часов, Ливия не проронила ни слова. Со связанными руками и ногами я сидела напротив нее в монаршем экипаже и ждала своей участи. Снова и снова перед моим мысленным взором возникал Голтан таким, каким я его видела в последний раз, беспомощный и с кровоточащими ранами. Что они с ним делают сейчас? Да и жив ли он? По настоянию императрицы занавески не открывали, однако я чувствовала, что уже какое‑то время мы ехали по открытой местности. Куда нас везут? Какую ужасную смерть Ливия замыслила для меня. Я снова и снова думала о Голтане и Марцелле. Хоть бы обнять их в последний раз.
В какой‑то момент карета замедлила ход. Я услышала голоса, но не смогла разобрать слов. Колеса загрохотали по мостовой. До моего слуха донеслись игра флейты, барабанный бой, выкрики торговцев, заунывные голоса нищих. Где‑то рядом что‑
то жарили на огне, разносились приятные запахи. Сколько времени я не ела? Ливия сидела с закрытыми глазами, ее рот был полуоткрыт. Я стала ерзать на сиденье и плечом слегка отодвинула занавеску. Мы проезжали через рынок, мимо общественных бань, по небольшому форуму. Так мог выглядеть любой римский город. Но какой? Экипаж повернул за угол. Я увидела фонтан и ресторан на открытом воздухе. Я догадалась. Мы с Пилатом отдыхали здесь как‑то летом. Ливия привезла меня в Помпеи. Но зачем?
Она открыла глаза.
– Закрой занавеску! – приказала она. – Что вы плететесь? Гоните! – крикнула она, ударив в потолок набалдашником трости. – Ну же!
Лошади понеслись. Прохожие на улице отпрянули в сторону.
Я спросила императрицу:
– Скажите мне хотя бы, что вы сделали с Голтаном?
– Твоего любовника повезли в Рим. Я решила отдать его Калигуле.
– Как вы могли? Он пользуется широкой известностью. Народ будет недоволен.
Ливия засмеялась:
– Разве популярность помогла Германику или твоей дорогой тетушке Агриппине? У людей короткая память, как и у тебя.
– Вы думаете, что вы такая всесильная? Но вам что‑то нужно. Я знаю.
В глазах Ливии на мгновение промелькнуло насмешливое выражение.