Конечно, плотный гастрольный график, когда надо было успевать с одной концертной площадки на другую, подразумевал, что за артистом должен быть закреплён автотранспорт. Так и было. Главный администратор Татфилармонии Яков Клопоух позаботился об этом заранее: «Машину для Высоцкого заказывали в таксомоторном парке. Я отвозил гарантийное письмо, мы оплачивали часы и километры. Нам выделили новую машину. Таксисты всё время менялись».
Одним из таких водителей оказался Асхат Фарукшин. Он достаточно живо воспроизвёл события сорокалетней давности:
‒ Я тогда работал в 5-м таксопарке Казани. Руководство мне и ещё нескольким водителям, наиболее дисциплинированным и аккуратным, сообщило: мол, надо будет неделю всюду развозить московских артистов – музыкальную группу и Владимира Высоцкого. Подготовка транспорта к столь ответственной роли длилась недолго: я оттёр со своей жёлтой «Волги» с госномером 14-91 (много лет на ней ездил, до сих пор помню это сочетание цифр) шашечки, убрал зелёный фонарь.
Стою в центре города, аккурат возле Дворца спорта, поджидаю именитого пассажира, чтобы отвезти его после вечернего концерта на обкомовские дачи в Боровое Матюшино. Через несколько минут ко мне на пассажирское сиденье запрыгивает какой-то парень в одежде нараспашку: в квадратном, как шахматная доска, полупальто и в модной кепке. Подумал вначале, что это кто-то ошибся, дёрнулся было высаживать непрошеного гостя. Но человек пророкотал: «Добрый вечер!» Ну и голосище! Я сейчас, когда сплю, так же храплю! Моментально понял, что это мой клиент. Песни-то Высоцкого мы все давно знали, слушали, этот характерный голос ни с каким другим спутать было невозможно. Он мне говорит: «Хочу один поехать, а остальные пусть следом».
Пока выбирались из кружев казанских улиц, он мне по-свойски, как будто знал меня сто лет, рассказывал, что очень любит старинные города, и Казань ему пришлась по душе. Потом мечтательно произнёс, что концерты, гастроли – это всё хорошо, это работа, без которой он себя не мыслит. Но всё-таки иногда наваливается такая тоска! Хочется к Марине, в Париж... «Знаешь, – говорил он, – я могу запросто взять билет на самолёт и махнуть к жене во Францию, просто на свидание ». И произнёс он это так, что я сразу почувствовал, насколько глубока его страсть к этой женщине. Когда мы въехали в посёлок Мирный, и скорость пришлось снизить до 40 километров в час, Высоцкий заёрзал, стал недовольно поглядывать в окно, что-то бормотать себе под нос. Потом, как мне показалось, нарочито игриво выкрикнул: «Авто как-то елозит. Может, с колесом что-то? Надо остановиться, посмотреть, что там?» Я машинально притормозил. Вышли наружу. Высоцкий быстренько мимо меня и нырк за руль! Кричит: «Рядом поедешь! Нам ведь прямо?» Обвёл меня вокруг пальца, шустряк эдакий!
Пришлось подчиниться. Сижу на пассажирском сиденье, как на иголках. На каждом перекрёстке гаишники, время позднее, как раз начальство возвращается на «табеевские» дачи в Боровом Матюшино. А мой «подопечный», энергично двигая рычагом переключения передач, разогнал «Волгу» аж до 100 километров в час! Жуть! Непременно блюстители дорожного порядка помчатся за нами в погоню!
Как в воду глядел! Только-только Высоцкий подъехал к воротам обкомовских дач, вышел и направился ко входу, как сзади возник свет фар гаишной машины. Люди в форме – ко мне: «Давай права! Нарушаешь безбожно». Я водительское удостоверение – им в руки, а сам бегом-бегом за моим пассажиром, который временно переквалифицировался в гонщика. Так, мол, и так – остаюсь без документов, а, стало быть, и без работы. Он мне коротко: «Не волнуйся!» С кем он там переговорил, не знаю, но уже через пять минут права лежали в привычном для них месте – в моём нагрудном кармане.
Высоцкий приехал в Боровое Матюшино не просто так: его попросили там выступить. А меня он спросил: «Хочешь со мной пойти?» Кто же откажется! Охранники не хотели меня пускать, бубнили-бубнили, но потом куда-то сходили, вернулись и скрепя сердце разрешили пройти, как говорится, в святая святых.
На территории, где вразброс возвышались помпезные по тем временам двухэтажные гостевые постройки, были и вспомогательные помещения: хозблок, спортивный комплекс, крытые террасы и концертный зал, в котором Высоцкий пел перед партийной элитой. Исполнял он, в основном, шуточные песни. Той публике, я чувствовал, такой репертуар нравился больше всего.
Не скажу, что Высоцкий ездил только со мной. Как-то ночью я уже был уставшим, гляжу – он садится в чей-то «Жигулёнок», а мне кричит: «Я поехал в Дом актёра, а ты давай отдыхай! Свободен!» Просто так разговаривал, прямой и открытый был человек. Между прочим, дал мне свой московский телефон: «Будешь в столице, заходи!»
Что интересно, я воспользовался этим приглашением! На следующий год нашему таксопарку выделили туристические путёвки: поездка на теплоходе в Москву и обратно. В столице было восемь часов свободного времени. Я набрал с телефона-автомата номер, выведенный рукой Высоцкого на листочке. Трубку взяла женщина, как потом оказалось, его мама: «Да, у Володи много друзей. Конечно, приезжайте. Его пока дома нет, но он вот-вот появится». И объяснила мне, как можно добраться на общественном транспорте от речного вокзала до дома в центре Москвы, назвав при этом адрес.
И вот я у заветной двери. Передал хозяйке гостинец – наш традиционный чак-чак. В трёхкомнатной квартире был, как говорится, творческий беспорядок: залежи книг, гитары в разных углах. Пришёл Высоцкий, тепло поздоровался, достал коньяк, коробку конфет. Разлил по бокалам напиток, усердно меня потчевал и сам пригубил чуть-чуть.
Через полчаса мы уже были во дворе, и он мне показывал свой роскошный «Мерседес». Это сейчас такие машины всюду, а тогда были в диковинку. Как заворожённый, смотрел я на это блестящее чудо. Он открыл дверцу: «Садись, прокачу!» И дал жару! На меня накатил такой страх – протрезвел в момент! Оказывается, он спешил (а он всегда спешил!) на какую-то встречу. Попутно спросил, куда я намерен дальше направиться, чтоб побродить по Москве? Услышав ответ, согласно кивнул. И рассказал, как от места, где он меня оставит, добраться на транспорте туда, куда я намерен пойти. «Извини, что подольше не могу побыть с тобой. Очень тороплюсь!»
Сверкающий «Мерседес» со своим звёздным хозяином помчался дальше, а я всё смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом улицы.
Владимир Высоцкий с водителем на «Волге» разъезжал по всей Казани, и в один из дней произошла примечательная дорожная история, участницей которой стала Татьяна Шишкина:
‒ Мне в 1977 году было чуть больше двадцати лет. Трудилась я на казанской швейной фабрике, что на улице Профсоюзной. С детства передвигалась на костылях, но работала в обычном коллективе – всегда стремилась к этому. В тот октябрьский вечер после второй смены я шла к перекрёстку, где от Дворца спорта на Право-Булачную выходил общественный транспорт. Стою, жду автобуса. Как частенько бывало в те времена, транспорт задерживался. А вечер промозглый, сырой. Стал пробирать озноб. Вдруг – о чудо! – в двух метрах от меня останавливается жёлтая «Волга», сразу заметила – вроде такси, но почему-то без шашечек. Мужчина приоткрыл стекло дверцы со стороны переднего пассажирского сиденья: «Дамочка, далеко ли собрались?» Я всегда сама себе шила по моде, выглядела кокетливо-современно и, наверное, ко мне можно было и так обратиться. Меня это не смутило, было даже приятно. «Домой, на Воровского», – ответила. Человек что-то спросил у шофёра, потом повернулся: «Садитесь, водитель говорит: «Почти по пути», не знаю, где там ваша Воровского, нам в Молодёжный центр, по крайней мере, в ту же сторону». Назвала свой домашний адрес. И вот уже мы движемся по Ленинской дамбе. А тот мужчина на пассажирском сиденье, который мне вначале показался начальником со своим шофёром, таким брутальным, приятным, но уставшим голосом спрашивает: «А вы Высоцкого-то песни знаете, слушаете?» «Конечно, – говорю, – друзья кассеты переписывают, приносят. Настоящие мужские песни!» Видать, ему такая оценка пришлась по душе, он довольный хмыкнул: «А ведь я и есть – Высоцкий!» Признаться, я онемела на пару минут. А там уже – мой хрущёвский дом на Воровского. Владимир Семёнович вышел, галантно открыл мне дверь «Волги». Я выбралась наружу. Высоцкий пожелал мне доброй ночи, и машина скрылась в темноте. В ту «добрую ночь» я долго не могла заснуть, настолько взволновала меня эта встреча – необычная, сказочная и для кого-то даже неправдоподобная. Но эта встреча случилась и осталась в моей памяти на всю жизнь!
«Я вчера играл Гамлета в Москве, и вот снова вернулся сюда»
На этой же арендованной «Волге», по свидетельству Якова Клопоуха, рано утром 14 октября Владимира Высоцкого отвезли в казанский аэропорт, откуда он улетел в Москву сыграть «Гамлета». У всех других артистов, в том числе и у музыкантов из ВИА «Шестеро молодых», в этот день был выходной. А утром 15-го первым рейсом актёр вернулся в Казань. «Слава Богу, была лётная погода, и выступления не сорвались, – главный администратор Татфилармонии хорошо помнит тот день, – сразу поехали в Молодёжный центр на концерт, который шёл уже с 10.00 часов утра, и на сцене выступали «Шестеро молодых».
Из стенограммы концерта 15 октября 1977 года в 10.00 часов утра (Казанский Молодёжный центр Татарского областного комитета ВЛКСМ (КМЦ):
«Добрый день! Всё-таки я до вас долетел, самолёт приземлился. Хотя когда вам объявили, что самолёт ещё летит, я уже был здесь и знал точно, что выйду на сцену. Снова рад встретиться, потому что был один день перерыва – я вчера играл Гамлета в Москве, и вот снова вернулся сюда...»
После этого продолжились гастрольные дни с выступлениями по утверждённому графику: в 10.00 и 12.00 в Молодёжном центре и на других сценических площадках, в 15.00, 18.00 и 21.00 – во Дворце спорта. Концерты Высоцкий разнообразил не только тем, что время от времени в своей программе менял песни, но и тем, что делился со зрителем своими мнениями по тем или иным вопросам, много рассказывал о работе в театре и кино.
Из стенограммы концерта 17 октября 1977 года в 12.00 часов (Казанский Молодёжный центр Татарского областного комитета ВЛКСМ (КМЦ):
Ведущий:
– Автор и исполнитель Владимир Высоцкий!
«На братских могилах не ставят крестов...»
Высоцкий:
‒ Сейчас перед вами выступали не «Шестеро молодых», а семеро смелых, потому что со мной вместе, я – седьмой.
Ну что же, добрый день! Здесь студенты сегодня, так я понимаю, да? В основном. Или нет? Нет? А то тут один человек говорит: «Я пришёл на сольный концерт Высоцкого! – говорит, – на сольный концерт!» Ему говорят: «А кто вам сказал, что будет сольный концерт?» А он говорит: «А мне сказали. А если нет – тогда я уйду!» Мы говорим: «Ну, уходи на здоровье!» Но у меня не сольный концерт.
И потом у меня вообще никакой не концерт. Я никогда не называю свои выступления концертами. Это просто обычная нормальная встреча со зрителем. Встреча, как я привык говорить, как дома, как за столом, как между друзьями. И если устанавливается атмосфера между зрительным залом и сценой такая, как дома, тогда это самая большая награда. Это намного лучше, чем сольный концерт, где масса номеров, оркестр и свет мигает, и так далее. Вот. Я несколько слов вам скажу чуть-чуть о своей работе, а потом уже начну вам показывать всевозможные, если так их можно назвать, песни. А, в общем-то, это стихи под гитару, это просто манера произносить свои стихи под аккомпанемент гитары.
Я работаю в Москве, в Московском театре на Таганке. Вы про него, наверное, слышали. Этот театр популярный теперь не только в Москве, но и в Союзе. И теперь мы ещё стали выезжать за рубеж. И в этом году у нас предстоят гастроли, буквально через две недели, во Францию, где мы будем играть четыре спектакля: «Десять дней, которые потрясли мир», «Мать», Маяковского «Послушайте!» и «Гамлета». Ну, такая популярность этого театра и известность – она, мне кажется, имеет под собой почву и причины свои. Они очень простые. Во-первых, это острая направленность. Всегда вы в каждом спектакле поймёте, о чём идёт речь. Никогда ничто не подспудно, не скрыто, а всегда очень внятно и явно. Идея выражается, как говорится, абсолютно, ну, в очищенном виде, иногда подчёркивается песнями, зонгами. Всегда всё это сделано в очень яркой форме. И никогда на наших спектаклях не остаётся равнодушных людей. Мы это проверяли. Например, в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир» мы в фойе повесили три ящика: красный, жёлтый и чёрный. И вы, если вам понравился спектакль, должны опустить квиток билета в красный ящик, если не понравился – в чёрный, а если остались равнодушными – в жёлтый. Ну вот. Мы потом всё это дело вытаскиваем и выбрасываем. Но предварительно, правда, подсчитываем, сколько куда бросили. Так вот: в жёлтом ящике никогда нет ни одной бумажки. То есть люди обязательно что-то получают от спектакля. Им может даже не понравиться. Это на вкус, на цвет, как говорится, товарищей нет. Но, во всяком случае, никто не может сказать, что остался безразличным к тому, что было на сцене.
В этом театре очень много спектаклей, сделанных по поэзии. Есть спектакли о поэтах просто: о Пушкине, о Маяковском, на материалах их стихов, писем, воспоминаний друзей. Есть спектакли, которые мы сделали по современной поэзии. Это спектакль «Антимиры» по Андрею Вознесенскому, по поэзии Вознесенского. Спектакль «Под кожей статуи Свободы» по Евтушенко. Мы сделали спектакль несколько лет тому назад под названием «Павшие и живые» о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой Отечественной войне: Коган, Кульчицкий, Багрицкий и так далее. И был спектакль по драматической поэме Есенина «Пугачёв». Одним словом, в театре много поэзии. А вы знаете, как относятся к поэзии наши зрители, наши слушатели, вообще весь народ. Это традиционно в России – такой интерес к чистой поэзии. И если прибить, предположим, афишу поутру, что будут выступать Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина и Окуджава, то к вечеру можно стадион набить – и не прорвёшься. Люди хотят слушать стихи, интересуются поэзией. И, вообще, поэзия всегда во главе нашей литературы. С прошлого века уже начиная и по сей день. Это так, это явно. И поэтому театр не мог пройти мимо этого – поставил несколько поэтических спектаклей. Но, кроме того, поэзия присутствует в наших спектаклях, даже сделанных на нормальной драматургии, на драматургии прозаической. В виде песен, стихов, музыки, которую пишут не только профессиональные композиторы, но и мы, актёры, потому что главный режиссёр нашего театра Юрий Любимов поощряет такую, если можно так выразиться, самодеятельность. Если вы умеете что-нибудь делать ещё, кроме того, чтобы играть, он старается это использовать, взять и привнести на сцену. И поэтому многие наши актёры пишут музыку, стихи, песни для наших спектаклей. Я тоже.
Я начал работать ещё и для кино. Начал писать военные песни несколько лет тому назад для фильмов Белорусской киностудии, потому что в Белоруссии погиб каждый четвёртый человек на войне, и они много картин делают просто на материалах военных. И я написал несколько песен в фильмы, а потом кое-какие из них попали в спектакли. И вот первая песня, которую я вам показал, называется «Братские могилы», она звучит в спектакле «Павшие и живые».
Я спою вам ещё одну военную песню, потому что я не перестаю писать песни о войне. Это довольно смело так сказать, потому что ведь я не участвовал в войне, хотя меня часто спрашивают, не воевал ли я, не плавал ли, не летал ли, не сидел ли, не шоферил ли и так далее. Нет, вовсе это не так. Это просто песни человека, который живёт сейчас, как он сейчас воспринимает то время, что его сейчас беспокоит из того времени. А потом даже не в этом дело. Просто меня интересуют люди, которых я всегда беру в свои песни, которые каждую следующую секунду способны заглянуть в лицо смерти, на грани риска, люди в крайней ситуации. А совсем не те, которые отдыхают, едят или засыпают. Это не так интересно. Вот. И поэтому я так много беру персонажей из времён войны. Вот ещё одна военная песня. Называется она «Тот, который не стрелял»:
«Я вам мозги не пудрю...»
Вы знаете, есть большая разница между песнями эстрадными и авторской песней. Ну, во-первых, авторская песня – это когда один человек пишет всё. Я пишу и текст, и музыку, и сам исполняю перед вами, аккомпанирую себе на гитаре. Значит, авторская песня – это дело более импровизационное, живучее и живое. Потому что автор может сам в какой-то определённый момент из-за публики, хотя бы из-за вас, и поменять кое-что, ну, например, слова. Мои слова – глядишь, какое-нибудь выкину, какое-нибудь вставлю. Вот. Но кроме всего прочего, можно изменить даже настрой. Предположим, какую-то шуточную песню спеть посерьёзнее, поменять ритм. И наоборот. И ещё из-за того, что всё делаешь сам, гитара, ваши глаза и желание что-то рассказать – из-за этого есть атмосфера доверия к зрителям, есть ощущение, что не обязательно это понравится или нет, во всяком случае, будет обязательно интерес. Что это будет не только развлекать, а что это заставит иногда подумать, что захочется эту песню послушать ещё раз, взять с собой. Поэтому приходят люди с магнитофонами на концерты, записывают, несут к себе, распространяют, показывают друзьям. То есть берут нас к себе в гости. Именно людей, которые занимаются авторской песней. С эстрадной песней – там другое дело. Там есть свои достоинства, например, всегда это сделано очень мощно, очень точно, всегда чётко. Но никогда не импровизационно. Почти никогда вы не услышите разницы в исполнении. Это всегда будет одинаково. Ну и, конечно, самое главное, что отличает эстрадную песню от авторской, это то, что в эстрадной песне в большинстве случаев мало внимания уделяют тексту. А для нас самое главное – текст, потому что иногда в эстрадной песне музыка хорошая, исполняют хорошо, человек учился в консерватории, хорошо поёт. А информации никакой. Вот, сейчас такие есть песни:
«Как провожают пароходы?
Совсем не так, как поезда...»
Ну и что? Да, правильно. Совсем не так, по-другому. На суше. Вот. Ну, или там ещё:
«На тебе сошёлся клином белый свет,
Но пропал за поворотом санный след...»
Тоже, в общем, особенной информации не несёт песня, правда? Хотя её так любопытно послушать. Ну, раз, два. Музыка хорошая. Иногда хорошо поют. Вот. А мы делаем очень большой упор на текст и музыку-то пишем так, чтобы она не мешала воспринимать текст, не забивала его, а только помогала. Вот поэтому я свои песни не даю петь эстрадным певцам. Хотя иногда я пишу для других театров.
Я писал для Театра «Современник» в спектакль «Свой остров», писал для Театра сатиры в «Последний парад». И поёт в этом спектакле Анатолий Папанов песню. Она называется «Утренняя гимнастика». Так что сейчас её уместно спеть, по-моему.
«Вдох глубокий. Руки шире…»
Как интересно, сразу видишь, что мужчин довольно много в зале, потому что такие мощные аплодисменты. Женщины нежнее аплодируют, как-то так. Вот.
Значит, ну если так спортивно подготовлена аудитория, я спою ещё несколько шуточных спортивных песен. У меня много их было. Я даже сейчас не помню. Я попытался было написать их штук сорок девять, как в «Спортлото», но потом, ни разу не выигравши, бросил это занятие. Были такие песни, например, про футбол:
«Ну что ж, Пеле как Пеле...»
Или потом:
«Мяч затаился в стриженой траве...»
Или, предположим, на уход Яшина у меня была песня, которую я даже хотел ему спеть по телевидению, но не удалось, и я просто так ему послал:
«Да, сегодня я в ударе – не иначе...»
А там его всё время репортёр просит, чтобы он пропустил один гол и дал ему снять, сделать хороший снимок. И, наконец, Яшин соглашается. Это был единственный гол, который он пропустил за всю свою жизнь, сжалившись над фоторепортёром. Вот. Так что были попытки всякие писать песни, но есть кое-что и готовое.
Вот я хочу вам спеть песню, которая называется «Про прыгуна в длину». У меня есть и в высоту, но я в длину спою:
«Разбег, толчок... И – стыдно подыматься...»
Нет, это песня «Про прыгуна в высоту», а в длину – другая:
«Что случилось, почему кричат?..»
Ещё одна песня шуточная, называется «Марафон, или Бег на длинную дистанцию». А написана она потому, что вот часто слышишь комментарии по телевидению по поводу хоккейных матчей. Говорят: «Вот ещё одну шайбу забили наши чехословацкие друзья!» Или там, предположим: «Грубо, грубо играют наши чехословацкие друзья!» И думаешь, ну чего же они «друзья», если грубо играют, шайбу забили? Они соперники или противники, верно? А друзья они где-то в другом месте, в другой обстановке. Итак, «Марафон»:
«Я бегу, бегу..., топчу, скользя...»
Ну вот, посмеялись теперь немножечко. «Песенка о поэтах»:
«Кто кончил жизнь трагически – тот истинный поэт...»
Я очень рад, что вы так воспринимаете и серьёзные, и шуточные песни – одинаково, и рад, что вы пришли сюда не развлекаться, а что-нибудь узнать. Но всё-таки я спою вам ещё шуточную песню, которая называется… Да, вот о чём.
Меня всё спрашивают, почему я перестал писать сказки. Я не перестал писать сказки. Просто как-то время закончилось, и тот период отошёл. А сейчас я вернулся к сказкам, но по-другому. Я пишу песни для всевозможных сказочных персонажей – для кино. Вот, например, в фильме «Иван да Марья» у меня была такая «Серенада Соловья-разбойника», которую пел Соловей-разбойник. Он пел так: «Выходи, я тебе посвищу серенаду...» Знаете, я написал недавно, выпустил одну пластинку, которая называется «Алиса в Стране чудес». Там двадцать шесть песен для детей и для взрослых. Но, в общем, это детская пластинка, в которую я написал и музыку, и текст. Я не знаю, возможно ли её достать? Трудно, но, во всяком случае, я думаю, что возможно. Так что вы можете своим детям, у кого они есть, или братьям маленьким, или сёстрам найти эту пластинку.
И вот сейчас я вам покажу ещё одну сказку, хотите? Потому что они вроде бы сказки, а вроде бы и не сказки, верно? Вот это, например, сказка. Её поёт Нечистая сила в лесу, у которой очень плохие дела из-за того, что много милиции появилось в городе и им нельзя бедокурить. У них – плохо:
«Я – Баба-Яга...»
Много магнитофонов вижу. А вы знаете, вот я приезжаю в какой-нибудь город, меня сразу милиция начинает просить бороться. Говорит: «Помогите нам бороться с радиохулиганами!» Я говорю: «А почему?» Они говорят: «Они всё время ваши песни крутят в эфир!» Я говорю: «Какие же они радиохулиганы? Они – радиолюбители. Это разные вещи».
Вот я спою вам. Сейчас, знаете, модно писать письма во всякие редакции. Почта перегружена невероятно. Пишут в основном артистам и в редакции. Или совета спрашивают, или дают советы. Ну, советы всё в основном какие-то странные, да и спрашивают тоже какие-то глупости: «Можно ли мне выйти замуж? Я знаю его всего два часа», предположим. «Дорогая «Юность», помогите мне...» и так далее. Ну вот, а я придумал такое письмо, которое пишут пациенты клиники сумасшедшего дома в редакцию «Очевидное – невероятное»:
«Дорогая передача!..»
Шуточная песенка «Диалог у телевизора»:
«Ой, Вань, гляди, какие клоуны...»
Спасибо вам большое. Благодарю вас. Но я сегодня с большим перевыполнением, процентов на сто тридцать я сегодня перед вами. Вот. Я благодарю вас. Я всё равно всё не перепою, но каждый раз, приезжая сюда, я могу показывать что-нибудь новенькое, вспоминать старенькое. И так потихонечку, глядишь, все семьсот штук и спою вам. Всего доброго. До свидания.
Такие «разбивки»-комментарии между исполнением песен, несомненно, придавали выступлениям Владимира Высоцкого иную ценность. Актёр стремился к доверительному контакту со зрителями, и это ему удавалось на все сто. В закулисье артист общался тоже просто и непринужденно, даже, можно сказать, по-свойски.
И это видно из воспоминаний директора концертного зала Молодёжного центра в 1977 году Валерия Минеева:
‒ Между Татфилармонией и Молодёжным центром был заключен договор на проведение концертов Высоцкого. Владимир Семёнович жил у нас в гостинице, здесь же в концертном зале проходили его выступления, там мы и встретились.
В моей памяти сохранилось несколько моментов. Я знакомил его с Молодёжным центром: показывал бассейн, спортивный зал и так далее. В это же время у нас проходила выставка художника Константина Васильева. Высоцкому картины очень понравились, особенно портрет сестры живописца Людмилы с овчаркой. Он спросил у меня, как можно её купить? Я сказал, что картинами распоряжается мать Васильева, поскольку Константин трагически погиб, попав под поезд. Высоцкий выразил желание съездить в Васильево, где до своей трагической смерти жил художник, и поговорить с его матерью, но этого так и не случилось. Но, думаю, в любом случае картину не продали бы, ведь сестра занимала особое место в жизни Константина Васильева – была его близким другом. Драматичен её уход: искупавшись в водоёме, куда были сброшены радиоактивные отходы, девушка тяжело заболела и в 17 лет умерла. За несколько дней до вечного успокоения сестры Костантин перенёс мольберт в её комнату и работал возле Людмилы, а она в это время читала ему вслух былины. Через год он изобразил на полотне цветущую, полную сил девушку, которая гуляет с собакой по лесу.
Помню, как-то после концерта ночью мы пошли в бассейн. Высоцкий не купался. Мы с ним вдвоём сидели на балконе и просто беседовали, а его директор Володя Гольдман и ведущий концертов Николай Тамразов всё-таки решили поплавать. При этом Тамразов полез на вышку, чтобы прыгнуть с неё, а Владимир Семёнович ещё пошутил: «Засушенный Геракл!» Он был очень уставший, и ему ничего не хотелось. Там, на балконе, он мне сказал: «Слушай, у вас так хорошо здесь. А можно, я приеду с Валерой Золотухиным инкогнито, на недельку? Мы бы пожили здесь в гостинице и в баньку сходили бы?» При Молодёжном центре была своя баня. Высоцкий только пожелал, чтобы никто не узнал, поскольку не хотел никакой шумихи.
На своём последнем концерте 18 октября он упомянул о нашей беседе, сказав: «Я тут вот разговаривал с директором Молодёжного центра, мы говорили о том, что возможно будет приехать просто так, привезти сюда моих товарищей из театра...»
Высоцкий был общительным, хоть и не абсолютно открытым человеком. Но после концертов мы собирались у него в номере, беседовали, он брал в руки гитару, тут же появлялись магнитофоны, микрофоны...
Была такая практика: для того, чтобы больше заработать, автор, композитор, поэт мог официально продать свои произведения местной филармонии. Высоцкий договорился с Маратом Тазетдиновым о такой сделке в отношении нескольких своих песен. Но так как у него не было нотных записей, он продал их, напев на магнитофон.
В книге «В гриме и без грима» приводится такой диалог между Высоцким и Тазетдиновым: «Володя, не скрывая неприязненного отношения к разговору, сказал:
– Понимаешь, Марат, ты мужик, и мне легко говорить с тобой на эту тему... Я нормально зарабатываю. Как все. На жизнь хватает, но когда Марина приезжает в Москву, я должен принять её «на уровне», как она меня в Париже. Я от неё принял единственный подарок – машину. Ну, не мог отказаться.
– Знаю, – прервал его Марат, – а свой «жигулёнок» подарил Славке Говорухину, и тот приклеился к машине.
– Так вот, чтоб сохранить перед Мариной своё реноме... А реноме моё ты знаешь – девять рублей с концерта...
Такие разговоры, к сожалению, директору приходилось вести со многими – с Пугачёвой, Окуджавой и другими. Злость распирала его за существовавшую в то время систему, когда с одного концерта во Дворце спорта сбор составлял двенадцать-пятнадцать тысяч рублей, а артисту, на которого люди шли и считали за счастье попасть на концерт, бросали жалкую подачку – одну сотую долю процента со сбора.
– Володя, мы же с Гольдманом договорились о песнях...
– Я об этом и говорю. Значит, можно будет продать тебе песни?
– Конечно. Но это лучше сделать сегодня. Пятница. Так что давай клавиры песен и тексты. К концу дня всё оформим.
– Нет, Марат, клавиров не будет. Примешь плёнку с мелодиями и тексты.
– По рукам».
Передать музыкально-поэтический материал удалось только 17 октября, за день до окончания гастролей. Сохранилась фонограмма с записью шести песен, по куплету из каждой, сделанная в пустом зале на сцене Молодёжного центра.
Утром этого дня здесь же Высоцкий выступил для студентов Казанского авиационного института имени Туполева, где специально исполнил песню «Чужая колея».
Из стенограммы концерта 17 октября 1977 года в 10.00 часов. (Казанский Молодёжный центр Татарского областного комитета ВЛКСМ (КМЦ):
«Ну что же, добрый день! Вернее даже, доброе утро! Я так понимаю… Сегодня кто здесь? Ну, зачем? Ещё рано.
Голос: (Неразборчиво).
(В сторону): Хорошо, ну, гул… отдыхай.
(Смех в зале).
Так. Ну, хорошо. А сегодня здесь кто?
Крики из зала: «Студенты, студенты…»
Студенты, да? Ага, хорошо. Ну, ещё раз доброе утро! Я понял всё. Там меня просили рассказать немножко о Таганке. Я, в общем-то, это и делаю на всех своих выступлениях. Ну, немножко побольше? Вы знаете, ну как хотите, я могу ведь только рассказывать и ничего не спеть. <Смех в зале>. Вот. Нет. Я всё-таки расскажу, чтобы вам было... применительно к тому, что я сегодня буду делать…
А вот песня, которую я спою именно в этой аудитории, называется она «Чужая колея». Это хорошо студентам всем послушать:
«Сам виноват – и слезы лью…»
Сохранилось несколько снимков с этого концерта, где есть число, месяц и год. К слову, даты съёмок всех других фотографий неизвестны.
В концертах несколько песен Владимир Высоцкий пел под аккомпанемент ВИА «Шестеро молодых». Общение с музыкантами у Высоцкого не сводилось к каким-то сугубо рабочим вопросам. Естественно, были и обычное человеческое общение, и споры, и забавные моменты. О некоторых из них рассказывает композитор и гитарист Юрий Рыманов:
‒ Во Дворце спорта в первом отделении работали несколько вокально-инструментальных ансамблей. В том числе был и наш ансамбль – «Шестеро молодых». Владимир Семёнович подошёл к нам и предложил аккомпанировать ему три вещи: «Братские могилы», «Мы вращаем Землю» и «Парус». Мы, естественно, согласились, стали репетировать... Но когда мы уже начали работать, он опять стал играть по-своему, менять размеры, тональности... Поэтому на концертах были небольшие «косяки» в общем звучании... Ну что говорить, он был АВТОР и играл так, как диктовало его настроение, состояние... Не знаю, зачем ему вообще понадобился наш аккомпанемент?
В общем, мы поработали с ним несколько дней. Записи эти существуют, но там слышно только фортепьяно, гитару практически не слышно, бас не слышно вообще, и немножко слышен барабан. Что же касается личного общения, то Высоцкий разговаривал безо всякого пафоса, без всякой «звёздности». Подошёл ко мне и спросил: «Юра, я из Франции привёз струны. Посмотри, пожалуйста, подойдут ли они к моей гитаре?» Я тогда удивился: ему же, наверное, лучше знать, подойдут ли струны к его гитаре? Помню, он подарил мне комплект струн. Я их, к сожалению, не сохранил...
Дополняет своего коллегу басист ВИА «Шестеро молодых» Виктор Комаров:
‒ Высоцкому мы начали аккомпанировать, потому что, по всей видимости, был какой-то договор между администраторами. Он не был тарифицирован как артист эстрады, работал от общества «Знание». Поэтому ему нужно было придерживаться формата некой лекции. Чтобы облечь выступление в форму концерта, и потребовалось наше участие.
Уверяю вас, что на месте «Шестеро молодых» могла быть любая другая группа, просто, видимо, администраторы как-то договорились по поводу нас. Мы подыгрывали Владимиру Семёновичу две песни, потом он работал один, а в конце его выступления мы с ним играли заключительную композицию «Парус». И на этом концерт заканчивался.
Мы работали пять концертов в день. Первые два проходили в Молодёжном центре или по разным научно-исследовательским институтам, это я хорошо помню. В любом институте тогда были большие аудитории. Первый концерт начинался в 10 часов утра, потом в 12 часов был ещё один, а потом было три концерта в казанском Дворце спорта.
До этой встречи с Высоцким я никогда не интересовался авторской песней и никогда, в общем-то, его не слушал. Первое соприкосновение с творчеством этого поэта, исполняющего свои стихи под гитару, произвело на меня очень сильное впечатление. Он гениально подавал свои песни: просто, понятно, без всяких понтов. Это было настолько необычно, что я заинтересовался жанром бардовской песни.
Помню, у Высоцкого заболело горло, а у него с собой был коньяк. Он предлагал и нам: дескать, ребята, если у кого-то тоже горло болит, то не стесняйтесь – как лекарство очень даже неплохое средство. Жили мы в гостинице Молодёжного центра, её тогда только что построили. Высоцкий жил там же, правда, номер у него был получше.
Владимир Семёнович был очень простым, доступным и с удовольствием общался с людьми. Я, честно говоря, ожидал увидеть совсем другого человека – более матёрого, что ли. Ничего подобного не было, он с удовольствием разговаривал с нами, рассказывал всевозможные актёрские байки.
После я слышал довольно много историй об этих гастролях в Казани. Многое в них приукрашено. В частности, рассказывали о том, как мы ему гитару настраивали, а он её расстраивал. В действительности дело было так. Однажды после одного из концертов он оставил гитару на сцене и ушёл за кулисы. Мы решили гитару настроить без его ведома – удивлялись, почему струны всё время вразброд, неужели он не слышит? На следующем выступлении Высоцкий взял гитару, начал играть и очень удивился звучанию. Никаких грубых слов в свой адрес по поводу этого «инцидента» мы не услышали, он просто объяснил, что строй его гитары не случаен: она должна быть немножко расстроена, это больше подходит для его исполнения, под его манеру подачи материала.
В конце гастролей мы попросили у него надписать фотографии на память, и он всем нам сделал именные автографы.
«Сейчас спою ещё на два рубля!»
Нужно сказать, что Владимир Высоцкий и ВИА «Шестеро молодых» умудрялись выступать не только на казанских площадках. Два концерта прошли во Дворце культуры «Родина» в Зеленодольске. Как удалось организовать эти концерты, рассказал бывший директор ДК Геннадий Шулепов. Чтоб выполнить план по продажам билетов – в маленький Зеленодольск не больно-то наведывались звёздные исполнители – он в октябре 1977 года отправился в Казань в надежде заполучить в стены «Родины» хоть какого-нибудь именитого артиста. Вот что он вспоминает:
– В Татфилармонии меня спрашивают: «Возьмёшь Высоцкого?» Я даже и не мечтал об этом! Однако засомневался, соберу ли зрителя, ведь времени до концерта совсем мало! Дали мне три афишки размером с большой газетный лист. Одну я повесил в центре города, другую – во Дворце культуры, а третью всё-таки оставил себе. И даже этих двух афиш было достаточно, чтобы в городе случился настоящий ажиотаж по поводу предстоящего выступления Высоцкого.
Мой телефон не умолкал ни на минуту: всех интересовали подробности пребывания артиста в ДК, программа выступления, многие просили зарезервировать билеты.
Высоцкого его поклонники приветливо встречали прямо на улице, догадываясь, что в «Волге» едет именно он. Овации не прекращались, пока он шёл от автомобиля до входа в ДК.
Зал был переполнен до предела. Самому мне пришлось смотреть концерт урывками через головы слушателей, заполонивших балкон на втором этаже. Телефон в моём кабинете не умолкал и во время выступления, а желающих послушать Высоцкого было столько, что пришлось спонтанно организовать его второе, сокращённое выступление. Прощаясь, мне удалось на той – третьей – афишке получить автограф артиста. Но вскоре её выкрали из моего кабинета!
На этом выступлении произошёл занятный случай, о котором поведал барабанщик ансамбля Але