Ярчайшему символу конца двадцатого века Владимиру Высоцкому в 2018 году исполнилось 80 лет, и многие творческие встречи и концерты проходили под знаком этого юбилея. В сентябре 2018 в Казани прошёл традиционный Аксёнов-фест, где часть лекций и тематических вечеров была посвящена другу Василия Павловича Владимиру Высоцкому. В рамках этого события на улице Баумана около памятника Фёдору Шаляпину был организован концерт памяти легендарного барда.
Проходили подобные мероприятия и в начале 2018 года. В марте в Казани был представлен музыкально-литературный спектакль «Дороги Высоцкого», в котором участвовали известные артисты и сын поэта Никита Высоцкий. Он поведал казанцам о некоторых интересных фактах из жизни знаменитого отца.
Ватная стена
– В 1966 отец стал популярен и узнаваем. Но пришло и другое – мощнейший пресс, под котором он жил до конца своей жизни. Иногда незаметный, как ватная стена, он сам так говорил. А иногда ощутимый: его песни выбрасывали из спектаклей, выкидывали из уже смонтированных картин, как это было в «Стрелах Робин Гуда». Его концерты отменяли.
Отец, несмотря на свою известность, не был членом Союза писателей. За редким исключением он не видел своих стихов опубликованными. Конечно, у нас в стране много поэтов с трагической судьбой, но чтобы такое иезуитское наказание! Для человека, поэта такого уровня – не видеть того, что он делал, напечатанным! Наверное, он был единственным. И жил между двумя полюсами: абсолютным признанием людей, любовью к нему и этим прессом запрещения, игнорированием всего, что он делал, игнорированием его как человека, как личности. У него есть стихотворение об этом «Мой чёрный человек». Отец всегда стремился говорить правду – как есть, чего бы это ни стоило, что бы ни было потом. У него даже есть такая строка в песне: «Ни единою буквой не лгу».
Такой разный репертуар
– Об отношениях отца с Мариной Влади, которые продолжались 12 лет, до сих пор ходит немало слухов, хотя сама их встреча и события дальнейшего союза превосходят все людские домыслы.
Они познакомились в пору, когда у отца не было квартиры, машины, не было возможности выезжать за рубеж. Марина же – мировая звезда, у неё – пальмовая ветвь Каннского фестиваля. Она снималась у Годара, была обеспеченным человеком. В то время она плохо говорила по-русски, а Высоцкий по-французски не говорил совсем.
И вот когда поползли слухи о том, что у Высоцкого роман с Влади, кто-то не верил, а кто-то говорил: ну, всякое бывает, она уедет в Париж, и всё закончится, потому что отец был невыездной.
Несмотря на его авторитет и огромное желание Влади выехать из страны, им удалось сделать это только через пять лет после того, как стали жить вместе. У отца более 10 стихов, обращенных к Марине.
Они были вместе 12 лет, и у них была мечта, которой не суждено было сбыться, – работать вместе. Слишком напряжённая творческая жизнь у неё там, у него – здесь. Существует единственный эпизод в венгерской картине, где Марина играет главную роль, а у отца там небольшая роль, они вместе. Это чудовищно мало.
На самом деле была ещё одна работа, когда они пересеклись, работа, о которой тогда мало кто знал. В 1973-74 годах отец делал проект вместе с ансамблем «Мелодия» под управлением Георгия Гараняна. Если бы он случился тогда, то, наверное, и жизнь у отца пошла бы по-другому, уж этот проект точно взорвал бы музыкальную действительность того времени.
Высоцкому и Влади фирма грамзаписей «Мелодия» поручила записать двойной альбом, два виниловых диска-гиганта с песнями Высоцкого в аранжировках Гараняна. И отец сразу сказал: два диска, четыре стороны, одну я целиком отдам Марине: она будет петь мои песни. Конечно, и Гаранян, и музыканты оркестра обрадовались – это замечательно, это очень много добавит альбому. Сказали: «Володя, у тебя же нет женского репертуара, что она будет петь?» Отец ответил: «Кое-что есть, а надо будет – напишу». Они работали, Марина с оркестром Гараняна записала семь песен Высоцкого.
Однако проект закрылся, и отец страшно переживал по этому поводу. В том виде, в каком были задуманы, пластинки вышли уже после смерти отца. Благодаря этой работе, в творчестве Высоцкого есть замечательный женский репертуар для певиц и для актрис.
Высоцкий-Гамлет
– Когда стали репетировать спектакль «Гамлет», казалось, всё сошлось на таганской сцене: Шекспир в переводе Пастернака, Гамлет, Высоцкий, лучшая на тот момент труппа в стране, а, может, и в мире. Звёздная труппа, очень разная и при этом объединённая вокруг идеи театра, вокруг великого режиссёра Юрия Любимова, а также великого мастера, гениального художника Давида Боровского, автора знаменитого гамлетовского занавеса. Одним словом, всё сошлось и обещало огромный успех и невероятное событие в культурной жизни. Тем не менее, работа шла тяжело, и отец несколько раз готов был уйти из театра. Он не мог провалиться в этой роли. Что бы случилось, если бы не получилось, одному богу известно. Любимов на полном серьёзе искал отцу замену.
Осенью 1971 года начались прогоны спектакля. Все, кто в них участвовал, поняли две вещи: да, получилось, это огромный шаг и победа Любимова и Высоцкого; очевидно стало и второе: этот спектакль закроют, его не пропустят к зрителю. Дело в том, что раньше недостаточно было сделать спектакль, необходимо было сдать его комиссии, состоящей из людей, которые руководили культурой, идеологией. Это касалось всех театров, не только Театра на Таганке. Было понятно, что комиссия не пропустит этот спектакль, потому что он слишком современный, слишком острый, слишком необычный. Он «слишком» во всём – не пройдёт.
И тогда Любимов решился на такой жест то ли отчаянья, то ли хулиганства – кто знает? Обычно комиссия смотрит спектакль в пустом зале. А Любимов позвал публику. Набился полный зал, люди висели на люстрах, как это бывало на таганских премьерах. Один ряд отделили ленточкой для комиссии. Любимов надеялся: может быть, дыхание зала, реакция людей как-то убедят комиссию, чтоб она не закрывала спектакль?
Начался «Гамлет», пошла мощнейшая реакция людей. Я видел этот спектакль, и не один раз, он действительно производил совершенно невероятное впечатление, трудно объяснимое, потом несколько часов было сложно прийти в себя – настолько он был эмоциональный, красивый, наверное, лучший спектакль таганского театра.
И вот все ушли, остались комиссия, художественный совет театра. Началось обсуждение. Члены комиссии – неглупые люди, и они были потрясены и подавлены тем, что увидели. Вначале отмалчивались. Потом потихонечку пришли в себя, начали делать замечания – ещё и ещё. Говорили, что это не Шекспир, что это непозволительное отношение к классике, что режиссёр увлекся какими-то штучками, что пропустил самое главное, что нельзя брать перевод Пастернака, потому что он слишком литературный. И художник не справился. Это называется – понесли. Стало понятно, что спектакль закроют. Ещё немного, подняли бы руки, дружно проголосовали, и «Гамлета» бы запретили. И тогда встал друг театра, очень известный театральный критик Лев Анненский и сказал примерно следующее: «Несмотря на все критические замечания, на все реальные или мнимые недостатки этого спектакля, его надо пропускать. В нём есть достоинства, которые перевесят все недостатки – возможные, реальные или нереальные. В этом спектакле есть Гамлет. И дело не в том, что артист Высоцкий хорошо играет Гамлета. А в том, что Высоцкий и есть Гамлет нашего времени, человек, который ставит вечные вопросы современности и не останавливается ни перед чем, идёт до конца, чтобы эти вопросы разрешить. Он их разрешает всем своим творчеством, всей своей жизнью». Такая простая мысль. Наверное, она была у всех, все чувствовали нечто подобное. Но сформулировал её Анненский. И вдруг чудо: комиссия, настроенная закрывать спектакль, проголосовала «за». И спектакль пошёл, и его играли 247 раз, с ним выезжали на фестиваль в Югославию, во Францию. Высоцкого называли лучшим Гамлетом в мире. А тогда можно было сравнивать с такими Гамлетами, как Лоуренс Оливье, Смоктуновский. И последний раз Высоцкий вышел на сцену таганского театра за неделю до смерти в роли Гамлета – в 247 раз.
Ещё одно обстоятельство, которое, мне кажется, доказывает то, что сказал Анненский: Высоцкий не играл, а был Гамлетом. Любимов сократил последнюю сценку, которую написал Шекспир – спектакль заканчивался гибелью Гамлета. Дальше – молчание, уходил свет, звучала музыка. Потом актёры выходили на поклоны. У Шекспира заканчивается не так – после гибели Гамлета появляется норвежский принц Фортинбрас со своими солдатами. Видят гору трупов, и единственный уцелевший герой пьесы Горацио рассказывает ему, что здесь произошло. И тогда Фортинбрас приказывает похоронить Гамлета с королевскими почестями. То есть принца, лишённого трона, хоронят как короля.
Этой сцены не было в спектакле, но она состоялась в жизни – в день похорон отца 28 июля 1980 года в олимпийской Москве, без всякого специального объявления. Были только маленькие заметки в «Советской культуре» и «Вечерней Москве», что такого-то числа состоится гражданская панихида. Москва была пустая, вывезли всех, кото только можно – кого в отпуск отправили, кого в пионерские лагеря. А главное, закрыли въезд в город, по расписанию прилетали самолёты и приходили поезда – но в них никого не было, чтоб въехать в олимпийскую Москву, нужно было специальное разрешение.
Было пусто в общественном транспорте, в магазинах. И в этой пустой Москве на похороны отца собрались десятки тысяч людей, до сих пор никто не может назвать точную цифру. Ещё не началась панихида, а народ выстроился в очередь от Театра на Таганке по Радищевской улице к набережной и дальше до Кремля, это несколько километров. И люди, видевшие эту очередь, понимали, что не попадут на прощание, и они шли к театру и всеми правдами и неправдами пробирались через оцепление и становились на площади.
Мы приехали очень рано. И я ещё удивился – установили гроб и – гамлетовский занавес. Хороним отца в чёрном. Потом многие говорили, что мы его похоронили в костюме Гамлета. Нет, это была его одежда, но она была чёрная, такая же, как у принца Датского. Потом стала прерываться траурная музыка, и включали монологи Гамлета.
Но дело, конечно, не только в этом. Я вышел часов в 11 дня и увидел живое море людей – на тротуарах, на мостовой, на киосках Союзпечати, на деревьях, на крышах, в окнах домов, которые обращены к театру. Когда закончилась панихида, вынесли гроб и установили в автобус – он тронулся, и вдруг это море людей вздрогнуло и пошло на нас. Первая мысль – затопчут, мы все погибнем. Но ничего такого не произошло. Люди, которые берегли цветы от солнца несколько часов, – а стояла 30-градусная жара – подбегали к автобусу, бросали букеты под колеса, разворачивались, уступая место другим. Это было невероятно! И автобус двигался по толстому ковру из живых цветов, отъезжая от театра долго-долго. Этого не забыть никогда. И так состоялась эта сцена, написанная Шекспиром: реальные королевские похороны Гамлета-Высоцкого.