Вблизи крепости Крандалл 2 глава




Ему нужна одежда, его сыну нужна одежда, его воинам нужна одежда, не говоря уже обо всех его слугах. В замке есть люди, способные ткать: дармоед Принк, который вместо работы бьет баклуши, круглыми днями просиживая свою жирную задницу, и старуха Агнес, которая всем отдает приказы, но сама при этом ничего не делает, только брюзжит, жалуется и выводит его из себя.

Дайнуолд де Фортенберри выругался, ударил себя кулаком по ляжке и тут же почувствовал, как его шерстяная туника треснула от локтя до запястья. Тяжелая зима почти доконала обитателей Сент‑Эрта. Впрочем, его люди уже начали сажать пшеницу и ячмень — этого достаточно, чтобы все, кто работал на него и зависел от его щедрости, не умерли с голоду. Многие хозяева не обращают внимания на то, что их крепостные живут в землянках и им почти нечего есть, но Дайнуолд считал подобные вещи недопустимыми: ему вовсе не хотелось по собственной глупости терять работников, ведь мертвецы не смогут посадить пшеницу, или подковать лошадей, или защитить Сент‑Эрт. С другой стороны, мертвецам не нужна одежда, мрачно подумал Дайнуолд, вспомнив о гибели овец… Он все еще пребывал в размышлениях, гадая, что же делать, когда перед ним появился его шут, Круки. В детстве на него упало дерево, и мальчик вырос горбуном. Сейчас Дайнуолду было не до кривляний шута, и он махнул рукой, отсылая его прочь. В ответ Круки принялся скакать на одной ножке, и Дайнуолд понял, что шут хочет ему что‑то сказать. Минуту понаблюдав за прыжками, он не сдержался и рявкнул:

— Убирайся вон, надоедливый болван! Ты меня отвлекаешь.

Круки присел в гротескной пародии на реверанс, затем опустился на пол, изобразил работу иглой и запел:

 

Мой дорогой милорд,

Ты обтрепан, но горд.

Не напрягай свой мозг понапрасну,

Сюда приближаются три повозки, полные шерсти,

Их легко забрать себе.

 

— Здесь нет ни одной рифмы, придурок! Ты зря тратишь мое драгоценное время! Убирайся с глаз долой!

 

Мой милый хозяин Сент‑Эрта,

Зачем тебе быть нищим,

Одетым лишь в грязное рубище?

Сюда едут три повозки шерсти, и

Их охраняют всего лишь несколько стражников.

 

— Хватит молоть чепуху! — Дайнуолд рывком поднялся и шагнул к Круки, который лежал на полу, улыбаясь хозяину. — Встань и расскажи подробнее об этой шерсти.

Круки начал новую пантомиму: он изобразил возчика, со страхом озирающегося по сторонам. Дайнуолд пнул шута ногой под ребра:

— Прекрати. У тебя таланта к представлению меньше, чем у моих дохлых овец.

Круки, всегда прекрасно чувствующий настроение хозяина и скорее хитрый, чем умный, догадался, что Дайнуолд уже не шутит, поэтому быстро перевернулся на живот, поднялся на колени и рассказал обо всем, что недавно узнал.

Дайнуолд задумчиво потер рукой подбородок. Он сел в кресло, вытянул вперед ноги и только тут заметил, что у него на колене дыра. Значит, из Бошама идут три повозки с шерстью. Давненько он хотел помериться силой с этим жирным лордом Генри, но тот слишком могуществен и имеет в своем подчинении слишком много воинов. Краем глаза Дайнуолд заметил, как в зал тихонько проскользнул его сын Эдмунд в короткой дырявой тунике, изношенной и донельзя грязной. Штаны мальчика окончательно порвались, и он давно обходился без них. Сын хозяина замка выглядел хуже последнего крепостного.

Но Эдмунда, похоже, ничуть не смущал его обтрепанный вид; улыбнувшись Круки, который подмигнул ему и приветственно махнул рукой, мальчик уставился на отца.

— Пап, эта правда, что можно украсть шерсть? — невинным голоском спросил он.

Ничего не ответив, Дайнуолд еще раз внимательно оглядел прорехи на локтях у Эдмунда и вызвал начальника стражи Элдвина. Тот появился через несколько секунд, и Дайнуолд догадался, что он подслушивал за дверью.

— Выбери восемь воинов, самых сильных и свирепых на вид. Не забудь о Страшиле Горкеле — увидев его, возницы попадают в обморок от страха. И передай этим бездельникам Принку и Агнес, что скоро им придется хорошенько поработать.

— Можно я пойду с тобой, пап?

Дайнуолд покачал головой и нежно похлопал мальчика по плечу, отчего тот пошатнулся и чуть не свалился на пол.

— Нет, Эдмунд. Ты будешь охранять крепость в мое отсутствие, и именно тебе придется выслушивать бесконечное нытье старой Агнес!

 

Зловоние было нестерпимым. К вечеру первого дня пути, когда повозки остановились на привал возле ручья неподалеку от Сент‑Хилари, Филиппа готова была объявить о своем присутствии, лишь бы получить хоть маленький кусочек жарящегося на костре кролика. Но она сдержалась: надо терпеть — завтра поздно вечером они прибудут на ярмарку в Сент‑Ивес. Она выдержит, хотя мерзкий запах сырой шерсти, вонь болотной жижи из крепостного рва, которая толстой коркой засохла у нее на волосах и одежде, и мучительное чувство голода доводили ее до полуобморочного состояния. Правда, Филиппе кое‑как удалось слегка раздвинуть тюки шерсти, и теперь в ее укрытие проникала слабая струя воздуха, но сделать отверстие больше девушка не осмеливалась: кто‑нибудь заметит, и тогда пиши пропало. Они, разумеется, посочувствуют ей, позволят помыться и накормят, но потом вернут в Бошам — их преданность и сами их жизни принадлежали лорду Генри…

Филиппа попыталась воскресить в памяти образ своего кузена сэра Вальтера де Грассе; интересно, что он скажет, когда она неожиданно возникнет в Крандалле, словно кошмарная вонючая колдунья из болота? Можно представить, как сморщится его длинный тонкий нос! Нет, он не выгонит ее, не посмеет выгнать! Но этот запах… Господи, хоть бы до прибытия в Крандалл ей удалось умыться в каком‑нибудь ручье.

День, как назло, выдался очень жарким. Сидя под колючей шерстью и чувствуя, как пот заливает лицо, Филиппа подумала, что ад, в красках описанный ей капелланом лорда Генри, — довольно милое местечко для отдыха по сравнению с ее теперешним убежищем.

У Филиппы чесалось все тело, но она боялась даже пошевелиться. Ее охватило отчаяние. Чего ради ей приспичило прыгать в крепостной ров? Неужели она не могла найти другого способа попасть в лес? «Ты всегда сначала действуешь, а потом думаешь, Филиппа», — частенько выговаривал ей отец, и этот раз не стал исключением: она, ни о чем не размышляя, сиганула в ров.

Сколько еще пройдет времени, прежде чем она сможет выбраться отсюда? Ей придется ждать, пока они не приедут на ярмарку в Сент‑Ивес или же пока люди лорда Генри не обнаружат ее. Но тогда все ее муки окажутся напрасными. Нет, она вытерпит, не отступит! В желудке Филиппы громко урчало от голода, язык пересох…

Весь вечер она вынуждена была слушать рассказы стражников об их любовных приключениях.

— Эх, — начал разговор Альфред, который весил больше, чем лучший племенной бык лорда Генри, — когда ты их берешь, они притворяются, что им больно, а потом, когда ты уже получил удовольствие и думаешь, как бы отдохнуть, начинают выпрашивать какую‑нибудь безделушку! Ха!

Филиппа даже представить себе не могла, какой выносливостью должна обладать женщина, способная выдержать такую огромную тушу; Иво и тот был довольно тяжел, но Альфред превосходил его раза в три, если не больше.

Собеседники засыпали Альфреда многочисленными и весьма красочными советами и наставлениями, затем последовали их собственные долгие и сочные рассказы о «подвигах», ни один из которых не был совершен на ратной службе… Филиппе хотелось зажать уши руками и крикнуть, что в повозке сидит юная леди, которой не пристало слушать подобные откровения, но, к счастью, ее сморил сон.

Ночь не принесла ожидаемой прохлады; следующий день оказался еще жарче предыдущего, но голод и жажда заставили Филиппу на время забыть об отвратительных запахах. Она была настолько измучена, что ее охватило какое‑то тупое равнодушие, она словно впала в оцепенение… Внезапно раздался тревожный крик одного из стражников, и Филиппа подняла голову к просвету между тюками шерсти.

— На нас напали! Прикрывайте последнюю повозку! Нет, сюда! Скорее!

Боже мой! Воры!

Повозка, в которой находилась Филиппа, резко остановилась, накренилась влево, потом вправо, но в конце концов выровнялась. До девушки донеслись вопли грабителей, приближающийся цокот копыт, затем буквально у нее над головой зазвенели мечи; послышались стоны и топот бегущих ног. Ей хотелось помочь людям отца, но как? Разве что вылезти из повозки: может, от ее вида воры тут же умрут со страха… Нет, надо притаиться и ждать, пока стражники не отобьются от разбойников.

Филиппа услышала громкий булькающий звук и похолодела от ужаса. За ним последовал пронзительный вопль и отчетливая вибрация тетивы лука. Раздался громкий удар о землю — всадник упал с лошади, а потом все перекрыл спокойный и, как ей показалось, очень злой голос человека, который отдавал приказы. Это не обычный вор, подумала Филиппа. Она замерла. Снаружи воцарилась тишина. Короткая битва завершилась, и было ясно, что выиграли ее отнюдь не люди лорда Генри. Филиппа ждала, затаив дыхание.

— Послушайте меня, — вновь раздался тот же голос. — Ваша трусливая охрана сбежала, получив всего лишь несколько царапин, но я не испытываю особого желания перерезать вам глотки. А может, стоит? Как вы считаете?

Осберт, один из возниц, от страха вряд ли был способен в полной мере оценить шутку. В глотке у него пересохло, как в пустыне, однако беспокойство за свой товар развязало ему язык.

— Милорд, позвольте проехать хотя бы одной повозке! — выдавил Осберт. — Она моя собственная, моя и моего брата, и это все наше имущество. Если вы заберете нашу шерсть, мы умрем с голоду. Остальные две повозки принадлежат лорду Генри де Бошам. Он богат и даже не заметит такой незначительной потери. Пожалейте нас, милорд.

Филиппу так и подмывало выскочить и хорошенько отделать этого отъявленного лгуна Осберта. Умрут с голоду, как же! Владеет самым прибыльным хозяйством в округе, к тому же свободный — фримен, — и плата лорду Генри не слишком опустошает его кошелек. Да за такое нахальство ему уши мало отрезать! Филиппа ожидала, что мужчина со злым голосом именно это и прикажет сделать, но тот всего лишь произнес:

— Справедливо. Я беру две повозки, а вы помалкиваете о происшедшем.

«Помалкиваете»! Какая глупость! Филиппа не сомневалась, что крестьяне, продав на ярмарке оставшуюся шерсть, помчатся в Бошам с рассказом об ограблении и, конечно же, с три короба наговорят о своей храбрости, проявленной в сражении с целой оравой разбойников. Впрочем, все это уже не имеет значения — главное, что они возьмут ее с собой.

Неожиданно повозка дернулась и покатилась вперед. — Полегче с поводьями, Питер, — произнес незнакомый мужской голос. — Эта облезлая кляча может рухнуть прямо на дороге. Похоже, лорд Генри — настоящий скупердяй.

Увы, Филиппа оказалась вовсе не в повозке Осберта, она была в одной из тех, которые украли, и не имела ни малейшего представления, куда ее везут.

Дайнуолд взобрался на своего коня Филбо и осмотрел две повозки с отличной шерстью, которые теперь принадлежали ему. Он довольно потер руки и потрепал Филбо по холке. Стражники сбежали в чащу леса Трейвен. Они будут последними дураками, если вернутся в Бошам, где лорд Генри за трусость наверняка обрежет им уши, да и другие части тела не пощадит. Крестьяне же вначале поедут в Сент‑Ивес. Он знал этот сорт людей: жадные, но неглупые, к тому же талантливые вруны, когда их жизнь в опасности. Дайнуолд усмехнулся, представив, как они распишут встречу с чудовищем высотой семь футов: морда, мол, у него вся фиолетовая от шрамов, и оно чуть не сожрало их всех с потрохами. И они будут не так уж далеки от истины. В этом‑то и заключалась прелесть Страшилы Горкела: ему даже не требовалось раскрывать рта, чтобы перепугать противника. Возможно, лорд Генри разрешит своим мужественным крестьянам оставить себе выручку за проданный остаток шерсти — нет, конечно, не всю сумму, но вполне достаточную, чтобы окупить их усилия. А в Сент‑Эрте теперь хватит шерсти, и старая Агнес сможет ткать, к тому же появились две новые лошади. Правда, это всего лишь две жалкие клячи, но зато достались они бесплатно. Неплохой денек! Дайнуолд дал себе слово подарить Круки еще одну тунику в благодарность за столь своевременную новость о повозках с шерстью.

— Не копайтесь! — прикрикнул он. — Быстрее в Сент‑Эрт! Я хочу вернуться домой до темноты.

— Слушаюсь, милорд, — отозвался возница, и повозка качнулась, так как измученная лошадь перешла на корявую рысь. Филиппа от неожиданности упала на спину, утонув в колючей шерсти. Она с трудом приподнялась и снова расчистила небольшое отверстие. Где находится Сент‑Эрт? Она слышала название этого места, но в каком направлении оно… Филиппа еле удержалась от крика: ее желудок так сильно свело от голодной боли, что она уже могла думать лишь о том, как бы ее не вывернуло наизнанку. Пытаясь подавить приступ тошноты, девушка принялась расталкивать тюки с шерстью, пока не высвободила голову.

Филиппа глубоко вдохнула. Когда боли в желудке немного утихли, она набралась храбрости и осмотрелась по сторонам. Мужчина, занявший место возницы, сидел к ней спиной. Филиппа слегка высунулась наружу и увидела впереди другую повозку, рядом с которой ехали шесть человек. Интересно, кто из них главный? Как ни странно, воры были одеты очень бедно, но лошади выглядели сытыми и сильными. У нее снова нестерпимо засосало под ложечкой, и Филиппа постаралась отвлечься, разглядывая окрестности. Она не знала, где находится. По обеим сторонам грязной дороги росли старые искривленные дубы. Ей почудился запах моря. Может быть, они движутся прямо к Сент‑Ивесу? Может быть, еще не все потеряно?

Весь следующий час Филиппа предавалась подобным обнадеживающим размышлениям. За это время они проехали две маленькие деревушки — вернее, просто кучку покосившихся домишек. Затем впереди, на высоком каменистом холме, где росли лишь редкие сосны, она увидела очертания крепости. Это было огромное сооружение в норманнском стиле. В стенах толщиной не менее восьми футов виднелись многочисленные бойницы для лучников. Величественная крепость была серой, холодной и неприступной, — отличное укрепление, которое ставили на века. Филиппа отметила отсутствие рва, так как строительство изначально велось на возвышении, однако подходы к крепости защищали разного рода ловушки: ржавые пики, вкопанные в землю так, что острия могли легко разорвать брюхо лошади или пронзить падающего на них человека; за ними виднелись ямы, прикрытые хворостом и травой, на дне которых, как она подозревала, находились острые колья.

Повозки без труда преодолели все заграждения. Филиппа услышала громкий треск и увидела;, как створки двадцатифутовых ворот из толстых дубовых бревен медленно расходятся в стороны, открывая узкий проход длиной около тридцати футов, над которым нависали железные зубья опускной решетки, в случае опасности способные придавить врага. Повозки въехали во внутренний двор, весь заполненный мужчинами, женщинами, детьми и животными. Это походило на сумасшедший дом: все говорили одновременно, дети визжали, свиньи хрюкали… Здесь было больше обитателей, чем в Бошаме, а ведь замок ее отца почти в два раза больше!

Повозку с радостными криками окружили с полсотни людей, и Филиппа едва успела нырнуть в шерсть. Она услышала приглушенный звук захлопнувшихся ворот.

Девушка испугалась. Вот следствие того, что она действовала не подумав: сначала прыгнула в вонючий ров, затем забралась в повозку с грязной шерстью, а сейчас оказалась одна в незнакомой крепости — беспомощная пленница, если не хуже. Кроме того, она так голодна, что готова проглотить и камень.

Повозка остановилась. Десятки рук потянулись вверх. Филиппа чувствовала, как они шарят между тюками с шерстью, все ближе и ближе к ее укрытию. Затем она услышала голос их предводителя, говорившего что‑то о Страшиле Горкеле и его необыкновенном лице, а потом ее желудок вновь бесцеремонно заявил о себе страшнейшим спазмом, и, не в силах больше переносить эту муку, она поспешно выбралась наружу, с жадностью глотая свежий воздух.

— Божья сила!!! — Дайнуолд уставился на непонятное существо, внезапно появившееся из груды шерсти.

— Папа, что это такое?! — воскликнул Эдмунд. — Ведьма? Или дух друидов? Какое оно ужасное!

— Это чудовище уродливее меня!

— завопил Страшила Горкел, хлопая себя по бокам. — Боже, спаси и смилуйся над нами! Вырви нас из лап дьявола!

Дайнуолд рассматривал отвратительное создание, которое с трудом балансировало на тюках с шерстью. Существо было высоким, а его голову покрывали клоки овечьей шерсти. В этот момент в сторону Дайнуолда подул легкий ветерок, и его чуть не стошнило: вонь, исходившая от этого чудища, не поддавалась описанию; даже запах некоторых его крепостных, которые ни разу не мылись от рождения до смерти, по сравнению с нею мог показаться ароматом сирени.

Существо неожиданно встряхнулось и стало сдирать с себя налипшую грязь, пока не открылось лицо, и Дайнуолд осознал, что оно женского рода и что на него глядят два испуганных глаза, голубых, как апрельское небо.

Его люди стояли с открытыми ртами, храня гробовое молчание, словно оплакивали смерть папы римского, — молчание, подобного которому ни разу не удалось добиться отцу Крамдлу во время самых пламенных проповедей. Затем по толпе пронесся испуганный шепот.

— Эдмунд прав, это болотная ведьма.

— Больше похоже на старуху, выброшенную на улицу за воровство.

— Не, Горкел прав: это не человек, а исчадие ада, посланное нам дьяволом.

— Молчать! — приказал Дайнуолд. Он легонько пришпорил Филбо и направил его к этой ужасной женщине, но, не доехав пяти футов, остановился. Ему отчаянно хотелось зажать нос.

— Я не ведьма, — громко и отчетливо провозгласило существо из повозки.

— Тогда кто ты?

Филиппа уставилась на приближающегося всадника. Она ясно видела отвращение на лице мужчины и, по правде говоря, не могла осуждать его за это. Филиппа поднесла руки к голове и обнаружила, что ее колпак давным‑давно слетел, а густые кудри, выбившиеся из косы, покрыты тиной из крепостного рва, поверх которой налипли грязные клоки овечьей шерсти. Представив, как она, должно быть, выглядит, Филиппа чуть не разревелась. Люди крестились, призывая на защиту сонмы ангелов, на их лицах застыли ужас и омерзение, а ведь ее, Филиппу де Бошам, все считали изумительно красивой девушкой; Иво де Вереи даже пытался взять ее силой и вынудить стать его женой! Это уж слишком! Ради всех святых, да? Вильям де Бриджпорт сейчас отвернулся бы от нее! Филиппа на мгновение представила, что она стоит перед ним и старик вопит от страха, как вон тот маленький мальчик, а потом поворачивается и бежит не разбирая дороги, и его брюхо колышется вверх‑вниз… Девушка невольно расхохоталась:

— Я, к сожалению, не совсем хорошо выгляжу, сэр, но если вы позволите мне покинуть вашу прелестную крепость, то я отправлюсь по своим делам дальше и вам не придется больше терпеть мой ужасающий запах.

— Стой на месте, — предупредил Дайнуолд, поднимая руку, когда она сделала движение, чтобы перелезть через борт повозки. — Ответь мне, кто ты такая?

Это был тот самый мужчина с низким злым голосом, и улыбка застыла на губах Филиппы. Опасное положение. Впрочем, девушка не собиралась лгать: она высокородная леди, и ни один здравомыслящий человек не посмеет причинить ей вреда. Она гордо вскинула голову и расправила плечи.

— Я Филиппа де Бошам, дочь лорда Генри де Бошама.

— Ведьма, лживая старуха! — крикнул Эдмунд.

— Вовсе нет! — разъярилась Филиппа. — Возможно, сейчас я действительно похожа Бог знает на кого, но никакая я не ведьма!

Дайнуолд рассмеялся:

— Говоришь, Филиппа де Бошам? С моей точки зрения, тебя вообще трудно назвать женщиной, к тому же ты настолько непривлекательна, что даже мои собаки отвернутся! И кроме того, ты, кажется, испачкала принадлежащую мне шерсть.

— Не связывайся с ней, пап! Она тебя проклянет!

— Твоя шерсть? Ха! Эта шерсть принадлежит моему отцу, и тебе это прекрасно известно. Ты самый обычный вор. Что же касается этого крикливого глупого мальчишки, то меня так и подмывает его проклясть.

Эдмунд завизжал, и Дайнуолд снова расхохотался. Его люди посмотрели на него, посмотрели на существо из повозки и тоже начали смеяться. Филиппа заметила, что даже стоящий неподалеку урод сгибается от хохота. Девушка сожалела о своей правдивости. Если бы она сказала, что живет в соседней деревне, ее бы отпустили домой, но нет, она, как последняя дура, не стала лгать. Разве можно ожидать хороших манер от мужчины, который украл две повозки шерсти? Да ни за что на свете! Филиппа вздернула подбородок:

— Я Филиппа де Бошам! И я требую к себе уважения.

В тот момент, когда девушка открыла рот, Дайнуолд сообразил, что она явно не сбежавшая служанка или крестьянка из деревушки рядом с Сент‑Эртом. Она говорила как истинная леди — высокомерно, громко и противно, так могла бы кричать королева, если б ее застали с поднятыми юбками в уборной. Но почему, черт побери, эта проклятая девица пряталась в шерсти и от нее воняет, как от кучи навоза?

Я, конечно, давно подозревал, что лорд Генри — красноносый обжора, который от жадности так плохо кормит своих лошадей, что они едва переставляют копыта, но даже он не мог быть наказан такой дочерью. Спускайся вниз!

Дайнуолд молча наблюдал, как девушка, слегка покачнувшись, выпрямилась, восстановила равновесие, а затем медленно слезла на землю. Она была очень высокой, и его слуги боязливо попятились, особенно те, кто оказался с наветренной стороны. От ее вида и запаха кровь стыла в жилах. Даже Филбо шарахнулся в сторону, и Дайнуолд еле его удержал:

— Не двигайся!

Он спешился, передал поводья начальнику стражи Элдвину и пошел к колодцу. Наполнив ведро, он вернулся к повозке и, ни слова не говоря, окатил девушку с головы до ног. Она вздрогнула, вскрикнула и дернулась, срывая с себя остатки шерсти, и Дайнуолд смог наконец рассмотреть ее лицо. Оно не было уродливым — просто грязным.

— Еще воды!

— Вода без мыла не поможет, — вмешалась Филиппа, хватая ртом воздух. Благодаря этому человеку она теперь могла дышать, не опасаясь, что ее вырвет. Девушка провела языком по губам, слизывая капельки воды.

— Наверное, не стоит снимать с тебя одежду здесь, во внутреннем дворе. То есть я, конечно, могу это сделать, но так как ты объявила себя леди, то, без сомнения, начнешь визжать, что посягнули на твою добродетель.

Шутку сопровождал взрыв хохота, но Филиппа заставила себя сдержаться.

— Не могла бы я получить мыло и спрятаться вон за то здание? — предельно вежливым тоном спросила она.

— Не знаю, не знаю. Моя кошка совсем недавно там окотилась, и, боюсь, у нее от испуга скиснет молоко. — Дайнуолд переждал новую волну смешков, затем приказал принести мыло. — Эджберт, отведи ее за кухню, только сначала проверь, нет ли там Элинор с котятами, иначе пусть моется за конюшней. Потом отправь сюда, но предварительно удостоверься, что ее запах больше не оскорбит мое обоняние.

— Папа, она же ведьма!

— Отвратительный мальчишка, — процедила Филиппа, шлепая босиком — ее сапожки оказались погребенными где‑то в глубине шерсти — за мужчиной с ведром воды.

— Осторожней, когда обращаешься к этому существу, малыш, — заметил Круки, сияя от удовольствия. — Она и вправду может наложить на тебя проклятие. Эта женщина — обитательница ада. — Он откинул голову и прокашлялся.

Дайнуолд, мгновенно распознав знакомые симптомы, тут же закричал:

— Заткнись, идиот! Ни слова, Круки, ни единой поганой рифмы! А ты, сынок, успокойся, — обратился он к Эдмунду. — Эта особа вовсе не из ада. Обитатели преисподней так не воняют; кроме того, не думаю, что они разговаривают столь высокомерно. А сейчас давайте займемся шерстью. Принк! Тащи сюда свой жирный зад!

 

Глава 3

 

— Колодец иссякнет, прежде чем это создание отмоется и его можно будет без угрозы для здоровья нюхать и осматривать, — заметил Дайнуолд, потирая рукой подбородок.

— Ваша правда, хозяин, — отозвался Нортберт. Он подошел к повозке и подозрительно оглядел ее содержимое. — Неприятный запах, милорд, — констатировал он подхватывая клок шерсти и поднося его к своему носу — короткому обрубку, сломанному много лет назад метко пущенным камнем.

— Пусть поработает старуха Агнес.

— Она идет! — раздался крик Эдмунда. Дайнуолд поднял голову. Как странно, подумал он, глядя на босую девушку, которая решительно направилась к нему. На ней было поношенное платье, свободно болтающееся везде, кроме груди. Ее влажные волосы, цветом похожие на темный мед или опавшую листву, непокорной волной падали на плечи.

Она подошла ближе и, глядя ему прямо в глаза, сказала:

— Я Филиппа де Бошам. Ты вор, но ты же и владелец этого замка, и, значит, я у тебя в гостях. Как тебя зовут?

— Дайнуолд де Фортенберри. Да, я хозяин крепости и всего, что находится внутри нее, включая и тебя. Нам многое нужно обсудить, но я не хочу делать это в присутствии слуг. Следуй за мной.

Не говоря больше ни слова, Дайнуолд развернулся и зашагал по пыльному внутреннему двору. Он довольно высокий, отметила про себя Филиппа, послушно шлепая за ним, — почти на три или четыре дюйма выше меня, стройный и мускулистый.

Она еще раз оглядела фигуру Дайнуолда, и ее придирчивый взгляд не смог отыскать ни капли жира на его теле. Он выглядел очень суровым, но был моложе, чем ей показалась на первый взгляд. Должно быть, он ненамного старше ее. И уже такой беспощадный и бессовестный вор! В нем нет никакого рыцарского благородства!

Дайнуолд де Фортенберри? О Господи! Филиппа побледнела, внезапно вспомнив, где она слышала это имя. Об этом человеке рассказывали легенды, еще когда ей было всего десять лет от роду. Его называли Негодяем из Корнуолла, Божьим Наказанием или Дьявольским Отродьем. Когда Фортенберри проводил очередной набег, воровал или мародерствовал неподалеку от земель Бошама, лорд Генри всегда потрясал кулаками в воздухе, гневно плевал на пол и кричал: «Этого проклятого ублюдка надо разрубить на три части!» Никто в Бошаме не осмеливался спросить, почему именно на три… Боже, ей не надо было говорить, кто она такая. Дура! Но дело сделано, и жалеть об этом поздно. Ничего не попишешь — он хозяин замка, и она в полной его власти…

Большой зал казался мрачным и темным; высокий потолок поддерживали черные от копоти балки, а в стене было вырублено всего полдюжины узких оконцев, прикрытых шкурами. Травяная подстилка на полу шуршала и трещала под ее голыми ступнями, и несколько раз Филиппа чувствовала, как ей в ногу вонзается что‑то острое — колючка или, возможно, выброшенная кем‑то косточка. Девушка заметила, как, повинуясь приказу Дайнуолда, зал покинули бедно одетые слуги, несколько стражников, какой‑то горбун и тот самый зловредный мальчишка, который, как она поняла, был сыном Дайнуолда. Где же его жена? У него есть сын, значит, должна быть и жена. Интересно, что из себя представляет женщина, которая захотела связать жизнь с Негодяем, Божьим Наказанием и Отродьем? Впрочем, она, наверное, давно сбежала от своего милого муженька или умерла от отчаяния, упокой, Господи, ее душу…

Дайнуолд сел в свое кресло — внушительное сооружение с высокой спинкой, несомненно, сделанное умелым мастером, любившим тонкую резьбу и украшения.

— Подойди сюда, — сказал Негодяй из Корнуолла и поманил ее пальцем.

Раньше никто никогда не приказывал ей так бесцеремонно, даже лорд Генри во время самых ужасных семейных скандалов.

На мгновение Филиппа забыла, где и с кем находится. Девушка с такой яростью распрямила плечи, что платье чуть не лопнуло у нее на груди. Покраснев, Филиппа поспешно шагнула вперед.

Дайнуолд де Фортенберри расхохотался:

— Иди сюда.

Странно, но у него неплохое лицо. Казалось бы, у негодяя и мерзавца оно должно быть испещрено оспинами и страшными шрамами, рот — с бешеным оскалом и черными, гнилыми зубами. Вместо этого она видела светло‑карие глаза с золотой каймой вокруг зрачка, волосы и брови того же золотистого цвета и глубокую ямочку на подбородке.

Может быть, это и есть отметина дьявола? Если так, почему он не носит бороду, чтобы ее скрыть? Дайнуолд был чисто выбрит, а волосы отращивал немного длиннее, чем требовала современная мода. Он вовсе не выглядел негодяем или дьявольским отродьем, но ведь именно этот самый человек без зазрения совести обокрал ее отца!

— Кто ты? — вырвалось у Филиппы.

— Я Дайнуолд де Фортенберри…

— Знаю; я имею в виду другое: действительно ли ты один из приспешников дьявола? Или, может быть, его пособник на Земле?

— Да уж, легко ты меня раскусила! Неужели ты уже слышала обо мне? Говорят, что я летаю над деревьями, раскинув руки, как крылья, чтобы спрятаться от солдат Христа; говорят, что я в мгновение ока могу перенестись за сотни миль от Корнуолла — чтобы убивать, грабить и калечить людей в Шотландии.

— Нет, я только помню, как мой отец проклинал тебя, когда ты совершал свои набеги неподалеку от Бошама. Но он всегда считал тебя обычным человеком, хотя частенько употреблял такие слова, как негодяй, отродье и тому подобное.

— Это правда. Я житель Земли, а не каких‑то потусторонних миров. Я простой человек. — Дайнуолд помолчал несколько секунд. — Как ты думаешь, Филиппа де Бошам, достаточно высокое положение я занимаю, чтобы сидеть в твоем августейшем присутствии? — с еле уловимым оттенком иронии спросил он.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-01-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: