Тем временем коммунизм распространился по всей стране. За все эти годы анархии положение крестьян становилось все хуже и хуже. Помещики и сборщики налогов обдирали их до нитки; военные лорды часто требовали налогов на долгие годы вперед, а когда их изгоняли другие, которые снова требовали тех же налогов, их благополучно сбрасывали в иностранный шанхайский банкирский дом. Никто не позаботился о каналах и дамбах; из-за наводнений и последовавших за ними голода и моровой язвы погибли бесчисленные миллионы людей. За несколько кусков хлеба голодные крестьяне продавали свою землю набитым до отказа барыгам и ростовщикам и скитались по стране как нищие или грабители. В таких условиях коммунизм в его русской большевистской форме рабоче-крестьянской республики без капиталистов, помещиков и ростовщиков был воспринят на ура и быстро прогрессировал в самых бедствующих провинциях. В то же время, когда коммунизм был уничтожен в городах, он поднялся в сельской местности в виде мощного крестьянского восстания. Там, где он завоевал власть, он уже начал изгонять помещиков, делить их землю между крестьянами и устанавливать советскую власть. Часть армий, состоящая в основном из рабочих и крестьян, к которым присоединились их офицеры, в основном интеллигенты, сочувствующие народному движению, восстали против реакционной политики Гоминьдана и образовали ядро Красной Армии.
Начавшаяся гражданская война велась гоминьдановским правительством как кампания против «коммунистических бандитов», которых клеймили за всевозможные зверства — несомненно, восставшие крестьяне часто были далеко не мягки по отношению к своим мучителям — и которых необходимо было уничтожить, прежде чем станет возможным единство нации. Со стороны крестьян это была упорная и героическая защита своей осажденной главной территории в юго-восточных провинциях Цзянси и Хунань. Каждый год, начиная с 1930 года, война на уничтожение возобновляется со все более крупными армиями, и каждый раз она срывается благодаря превосходному мастерству, несгибаемому мужеству и самоотверженному энтузиазму красных войск, которые в осторожной и бесстрашной партизанской борьбе должны были отвоевывать свое оружие у разгромленных вражеских полков. Тем временем Япония использует это взаимное уничтожение китайских военных сил, оккупируя последовательно Маньчжурию и северные провинции.
В чем может быть причина того, что китайская буржуазия так яростно воевала с крестьянами и тем самым растрачивала свои военные и финансовые ресурсы? Если говорить кратко о китайской буржуазии, то следует иметь в виду, что этот класс значительно отличается от буржуазии Европы, так что идеи, инстинктивно ассоциирующиеся с этим классом, не во всем применимы здесь. В Европе поднимающаяся буржуазия, класс промышленных и торговых работодателей и капиталистов, в ходе социальной революции, при поддержке крестьян, должна была сломить политическое господство дворянства, владеющего землей. В Китае этот антагонизм отсутствует; буржуазия сама была классом землевладельцев, и от нее произошли правящие чиновники. Из-за отсутствия быстро развивающейся промышленности богатые городские купцы и предприниматели вкладывали свои деньги в землю, и рента была таким же важным источником их дохода, как и прибыль; наоборот, землевладельцы уезжали в город, чтобы открыть свое дело. В них сочетались характеры двух противоположных европейских классов. Таким образом, борьба крестьян нашла свое наиболее подходящее выражение в коммунистическом лозунге борьбы против капитализма. В характере помещичьего подчинения и эксплуатации крестьянства был жизненный интерес китайской буржуазии; ее самые глубокие чувства были затронуты земельной экспроприацией красных советов. Поэтому консервативные элементы этого класса, которые сначала не доверяли Гоминьдану как замаскированной красной организации, как можно скорее изгнали коммунистов и превратили его в инструмент реакционной политики среднего класса. Они почувствовали недостаток сил у китайского правительства, чтобы навести порядок в хаосе: поэтому они обратились за поддержкой к самой сильной антикоммунистической державе — Японии. Япония, стремясь к господству над ресурсами, минеральными богатствами и рабочей силой Китая, выступила в качестве защитника интересов землевладельцев против восставших масс. В каждом следующем договоре она навязывала китайскому правительству обязанность уничтожить коммунизм.
Против этого консерватизма существовала, однако, противоположная тенденция, особенно среди мелкой буржуазии и интеллигенции. Оно предвидело и представляло будущее; оно выражало не то, чем буржуазия была до сих пор, а то, чем она будет и должна быть. Ее представители понимали, что зажиточный класс крестьян с покупательной способностью является главным и необходимым условием для мощного развития капиталистической промышленности в Китае. Их чувство среднего класса инстинктивно понимало, что все эти землевладельцы и ростовщики представляют собой осколок феодализма, преграждающий путь к будущему развитию Китая; и что свободное землевладельческое крестьянство принадлежит к миру среднего класса и составит его прочную основу. Таким образом, рядом с консервативной тенденцией и в противоположность ей среди поднимающейся китайской буржуазии существовало сильное демократическое течение мысли. Оно было сильно националистическим; японская агрессия, захват драгоценных провинций на Севере и надменная жестокость японского милитаризма наполняли его негодованием. Она желала закончить гражданскую войну уступками крестьянам, чтобы объединить все силы в общем сопротивлении японскому империализму.
Пять лет продолжалась кампания по уничтожению в Цзянси и, в меньших масштабах, в других провинциях, но без успеха. Коммунистические войска прочно укоренились в крестьянском населении, среди которого они вели широкую просветительскую пропаганду и из которого к ним постоянно прибывали новые силы. Когда, наконец, их положение против осаждающих превосходящих сил, умело руководимых немецкими военными советниками, стало несостоятельным, они прорвали железное кольцо и вторглись в юго-западные провинции. Затем в 1934 году Красная Армия начала свой знаменитый долгий марш, через высочайшие, почти непроходимые горные перевалы, через самые бурные и опасные реки, через бесконечные болотистые степи, через экстремальные жару и холод, всегда окруженная и атакованная лучше оснащенными превосходящими силами белых, пока после тяжелых лишений, героической борьбы и тяжелых потерь она не прибыла, год спустя, в северо-западные провинции, где в Шэнси было организовано новое советское правительство.
Но теперь, в это время, тактика и цели изменились. Не против капитализма и помещиков была направлена борьба коммунистов в первую очередь, а против Японии и японского империализма. Еще до начала своего долгого марша К.П. Китая публично предложила Гоминьдану прекратить гражданскую войну для совместной борьбы с японской агрессией, в этом случае она прекратит экспроприации и будет уважать существующие права собственности в обмен на социальные реформы и демократические права народа. Но это предложение не было рассмотрено.
Это изменение тактики было подвергнуто резкой критике в других странах как оппортунистический отказ от коммунистических принципов. Такая критика, однако, основана на ложном предположении, что К.П. была партией промышленных рабочих, эксплуатируемых крупным капитализмом. Китайская К.П., а тем более Красная Армия, состоит из восставших крестьян. Не название, наклеенное снаружи на ярлык, а классовый характер определяет реальное содержание мыслей и действий. Руководители партии прекрасно видели, что японская военная мощь — самая опасная угроза для китайских крестьян, что коалиция китайской буржуазии с Японией сделает их освобождение невозможным. Поэтому необходимо было разделить их и направить весь военный и экономический потенциал Китая против Японии. Для красных лидеров идеалом будущего был демократический Китай среднего класса со свободными крестьянами в качестве собственников или, по крайней мере, зажиточных земледельцев. Под коммунистическими идеями и лозунгами они были глашатаями и поборниками капиталистического развития Китая.
Из этих тенденций с обеих сторон возникла новая политика в драматической форме захвата в декабре 1936 года в Сиани генералиссимуса Чан Кайши собственными маньчжурскими войсками правительства, которые хотели воевать с японцами, а не с красными. Националистический лидер, невольно общаясь с коммунистическими лидерами, мог убедиться, что они такие же националисты и представители среднего класса, как и он сам, и готовы отдать себя под его командование в войне с Японией. Когда же гражданская война прекратилась и наиболее реакционные лидеры были выведены из правительства, Япония сразу же осознала последствия и начала войну с сильной атаки на Шанхай. Китай с его неразвитой инфраструктурой покоя на первый взгляд не мог сравниться с огромной, тщательно подготовленной военной техникой Японии. Но у него уже были обученные армии, он был полон сильного националистического духа, и он получал военные материалы из Англии и Америки. Конечно, армии пришлось уступить, правительству отступить в Чунцин в юго-западной провинции Сычуань, а японские войска заняли восточные города. Но за их спиной вставали все новые и новые армии партизан и истощали их силы. Пока в 1941 году, после почти двухлетней войны в Европе, не разразился долгожданный конфликт между Америкой и Японией, вызванный ультиматумом Америки о том, что Япония должна покинуть Китай. Таким образом, китайская война стала частью мировой войны.
Эта мировая война означает подъем Китая как новой капиталистической мировой державы. Не сразу в качестве независимой державы наравне со своими союзниками, Россией с одной стороны и Америкой с другой, хотя по численности населения он превосходит их обоих. Ее экономическая и политическая зависимость от Америки, которой она сильно задолжала из-за военных поставок, будет означать новое будущее; американский капитал будет играть ведущую роль в развитии ее промышленности. На передний план выдвигаются две великие задачи: строительство железных и автомобильных дорог в сочетании с производством двигателей и автомобилей для модернизации примитивного дорогостоящего транспорта и внедрение механической силы в сельское хозяйство для освобождения человека от бремени и повышения эффективности его труда. Для выполнения этих задач необходима крупная металлургическая промышленность. Китай обладает всеми ресурсами, необходимыми для капиталистического развития. У него есть уголь, железо и другие полезные ископаемые, которых недостаточно для того, чтобы сделать его промышленной страной для экспорта, как Англия или Германия, но достаточно для собственных нужд. У нее плотное население, обладающее всеми качествами, необходимыми для капитализма: сильным индивидуализмом, кропотливым усердием, способностями, духом предпринимательства и низким уровнем потребностей. Кроме того, у нее плодородная почва, способная производить изобилие продуктов, но требующая обеспечения безопасности путем широкого научного ухода и регулирования воды, путем строительства дамб, выемки и нормализации рек.
Идеалы и цели, за которые борются трудящиеся массы Китая, конечно же, не будут реализованы. Помещики, эксплуатация и нищета не исчезнут; исчезнут лишь старые застойные, примитивные формы нищеты, ростовщичества и угнетения. Производительность труда повысится; новые формы прямой эксплуатации промышленным капиталом заменят старые. Проблемы, стоящие перед китайским капитализмом, потребуют централизованного регулирования со стороны сильного правительства. Это означает формы диктатуры в центральном правительстве, возможно, дополненные демократическими формами автономии в небольших единицах района и деревни. Внедрение механической силы в сельское хозяйство требует объединения мелких участков в крупные производственные единицы; путем ли постепенной экспроприации мелких крестьян, или путем создания кооперативов или колхозов по российскому образцу, будет зависеть от относительной силы противоборствующих классов. Это развитие не может не привести к глубоким изменениям в экономических, а тем самым и в социальных отношениях, духовной жизни и старой структуре семьи. Однако масштабы происходящего там, страны, населения, его нищеты, его традиций, его старой культурной жизни настолько колоссальны, что изменение условий, даже если взяться за него с максимальной энергией, займет многие десятки лет.
Интенсивность такого развития экономических условий будет возбуждать энергию и стимулировать активность классов. В соответствии с капитализмом одновременно возникнет борьба против капитализма. С ростом промышленности возникнет борьба промышленных рабочих. Учитывая сильный дух организации и великую солидарность, которую так часто демонстрируют китайские пролетарии и ремесленники, можно ожидать даже более быстрого, чем в Европе, подъема мощного движения рабочего класса. Конечно, промышленные рабочие останутся меньшинством по сравнению с массой аграрного населения, в равной степени подвергающегося капиталистической эксплуатации, хотя и в другой форме. Механизация сельского хозяйства, однако, сплетет между ними прочные узы, проявляющиеся в общности интересов и борьбы. Поэтому характер борьбы за свободу и господство может принять в Китае во многих отношениях иной аспект, чем в Западной Европе и Америке.
Колонии
Когда полвека назад рос социализм, общим ожиданием было то, что освобождение колониальных народов произойдет вместе с освобождением рабочих. Колонии там и рабочие здесь эксплуатировались одним и тем же капитализмом; поэтому они были союзниками в борьбе против общего врага. Правда, их борьба за свободу не означала свободу для всего народа; она означала подъем нового правящего класса. Но даже тогда было общепризнанным, лишь изредка вызывающим сомнения, что рабочий класс в Европе и поднимающаяся буржуазия в колониях должны быть союзниками. Для коммунистической партии это было еще более очевидным; это означало, что новый правящий класс России рассматривал будущие правящие классы в колониях как своих естественных друзей и пытался им помочь. Конечно, силы колониального освобождения были еще слабы. В Индии, с ее 300 миллионами населения, постепенно развивалась промышленность и класс работодателей, что дало основу для движения за независимость, которое, однако, страдает от большого разнообразия рас и религий. 50-миллионное население Явы почти однородно, но полностью аграрное, и оппозиция до недавнего времени была ограничена небольшими группами интеллигенции.
Эти колониальные народы не являются дикарями или варварами, как племена центральной Африки или жители отдаленных индийских островов. Они живут плотной толпой в плодородных районах с высокоразвитым сельским хозяйством. Часто они имеют тысячелетнюю цивилизацию; существует разделение между правящим классом жрецов и дворян, тратящих свою часть общего продукта на зачастую утонченную художественную и духовную культуру, и порабощенными массами тяжело эксплуатируемых крестьян. Иностранные воинственные народы вторгались в Индию и формировали новые верхние социальные слои; непрекращающиеся войны между крупными и мелкими князьями сдерживали рост населения. Главным занятием было сельское хозяйство; поскольку в течение многих месяцев сельскохозяйственный труд должен был передыхать, в деревнях существовало также важное кустарное производство. Это ремесло, художественное и высокоразвитое, различающееся в зависимости от природных ресурсов, сырья и наследственных задатков в разных регионах, производило большое количество товаров на экспорт. Хлопчатобумажные изделия, тонко окрашенные ткани с различными рисунками, шелковые изделия, изделия ювелиров и медные изделия, красиво украшенные мечи составляли содержание обширной торговли через Южную и Восточную Азию и далеко на Запад, даже в Европу. Здесь драгоценные цветные текстильные изделия с Востока, главным образом из индийской деревенской промышленности, составляли основную часть средневековых перевозок, производили материалы для одежды принцев, знати и богатой буржуазии, вплоть до XVIII века, и приносили непрерывный поток золота из Европы в Индию.
Против вторгшегося европейского капитализма индийские страны, в основном разделенные на мелкие государства, вскоре оказались бессильны. Вооруженные западные торговые суда начали насильственно монополизировать всю торговлю индийских морей с ее огромными прибылями. Затем прямые завоевания и грабежи принесли накопленные богатства восточных сокровищниц в руки западных чиновников и авантюристов и способствовали в Англии в XVIII веке формированию капитала, необходимого для промышленной революции. Еще более важной была регулярная эксплуатация путем принудительной доставки ценных продуктов — с Молуккских островов пряности, с Явы перец, индиго, сахар, за которые почти ничего не платили, несколько грошей за то, что в Европе приносило сотни флоринов. Населению приходилось тратить много времени и земли на производство этих продуктов на экспорт, не оставляя достаточно средств для собственного пропитания; результатом были голод и восстания. Или же на население Индии были наложены тяжелые налоги, чтобы обеспечить высокие доходы для паразитического класса английских чиновников и набобов. В то же время Англия использовала свою политическую власть, чтобы запретить, в интересах ланкаширской хлопчатобумажной промышленности, экспорт индийских текстильных изделий. Таким образом, процветающая индийская кустарная промышленность была уничтожена, а крестьяне еще больше обнищали. В результате в XIX веке, да и по сей день, для большинства крестьян жизнь — это непрерывное состояние голода. Голод и мор, ранее неизбежные местные явления, теперь происходят в опустошенных больших регионах и все чаще. Но и в обычное время в деревнях и городских трущобах царит бедственное положение, худшее, чем когда-либо в Европе.
Суть колониальной политики — эксплуатация чужих стран при сохранении примитивных форм производства или даже снижении их производительности. Здесь капитал не является революционным агентом, развивающим производство до более высоких форм, а как раз наоборот. Европейский капитал выступает здесь как агент растворения, разрушающий старые формы труда и жизни, не заменяя их более совершенными технологиями. Европейский капитал, подобно вампиру, вцепляется в беззащитные тропические народы и сосет их жизненную кровь, не заботясь о том, поддаются ли жертвы.
Западная наука, конечно, показывает, что господство европейцев над колониями основано на природе, следовательно, является необходимостью. Основой служит разница в климате. В прохладном и умеренном климате человек может добывать себе пропитание у природы только постоянным напряжением сил; температура позволяет усердно трудиться, а непостоянство явлений, нерегулярная смена бури и дождя на солнечный свет стимулирует энергию к беспокойной деятельности. Труд и энергия стали евангелием белой расы; так она получила свои превосходные знания и технику, которые сделали ее хозяином земли. В жарких тропических и субтропических странах, напротив, природа сама по себе или при незначительном труде приносит обильные плоды; здесь жара превращает любое непрерывное усилие в мучение. Здесь могло возникнуть изречение, что есть свой хлеб в поте лица своего — самое страшное проклятие для человека. Монотонная одинаковость погоды, прерываемая лишь при смене времен года, угашает энергию; белые люди, оставаясь слишком долго в тропиках, тоже подвергаются этим влияниям, которые делают лень главной характеристикой, а нирвану — высшим идеалом. Теоретически эти научные сентенции, несомненно, верны. Но на практике мы видим, что индийские и яванские крестьяне обрабатывают землю и занимаются ремеслом с неослабевающим усердием и кропотливой усидчивостью. Конечно, не в нервном темпе современного фабричного труда; экономическая необходимость определяет характер их труда.
Западная буржуазия считает свое господство над колониями естественным и прочным положением вещей, идеализируя его в виде разделения задач, выгодного для обеих сторон. Энергичная разумная раса из прохладного климата, говорит она, служит лидерами производства, в то время как ленивые, небрежные цветные расы выполняют под их командованием неинтеллектуальный ручной труд. Таким образом, тропические продукты, незаменимое сырье и важные деликатесы вливаются в мировую торговлю. А европейский капитал получает свои заслуженные прибыли, потому что своим правительством он обеспечивает фаталистичным аборигенам жизнь, безопасность, мир и, благодаря своему медицинскому обслуживанию и гигиеническим мерам, здоровье. Предположим, что эта идиллия отеческого правительства, честная иллюзия или обманчивая болтовня теоретиков и чиновников, так же верна, как и невозможна в действительности при капиталистическом правлении, то все равно перед ним встанет неразрешимая дилемма: если в результате прекращения войн, эпидемий и детской смертности население увеличивается, то возникает нехватка пахотных земель, несмотря на все ирригации и мелиорации, которые только откладывают конфликт. Индустриализация для экспорта, которая, вообще говоря, является неестественным выходом для самых плодородных земель, может дать лишь временное облегчение. В такое конечное состояние должно прийти каждое население, которое, управляемое сверху, предоставлено собственным жизненным инстинктам. Каждая экономическая система развивает свою собственную систему увеличения населения. Если самодержавным правлением сверху подавляется чувство ответственности, то гаснет всякая активная сила самоограничения и самоуправления над условиями жизни. Надвигающееся столкновение между ростом населения и ограничением средств существования может найти свое решение только в сильном проявлении внутренней энергии и силы воли народа, как следствие его самодостаточности и свободы или активной борьбы за свободу.
В конце XIX века и в последующие годы колонии эксплуатируются уже не торговым капиталом. Капиталистические предприятия появляются во все большем количестве: частично сельскохозяйственные и горнодобывающие предприятия для выращивания каучука, кофе, чая, для добычи нефти, олова и других металлов, частично промышленные или смешанные предприятия для обработки тропического сырья, такие как текстильные или сахарные фабрики. В основном это европейский капитал, получающий высокие прибыли от этой эксплуатации. В Индии, где в таких городах, как Бомбей, жил класс богатых купцов, они также принимают участие и представляют собой первый пример современной индийской буржуазии. Эта индийская промышленность состоит почти исключительно из текстильных фабрик; и из всех текстильных товаров, потребляемых в Индии, почти 60 процентов импортируется из Англии и Японии, 20 процентов поступает от кустарной промышленности, и только 20 процентов обеспечивается индийскими фабриками. И все же демонстрация и внедрение аспектов современной работы и жизни является достаточным вдохновением для националистического движения за сброс ига западных правителей. Его выразителями является интеллигенция, особенно молодое поколение, которое знакомо с западной наукой, и в противовес ей изучает и подчеркивает с твердой убежденностью свою собственную национальную культуру. Они глубоко уязвлены расовым высокомерием белых, которые допускают их только на низшие должности; они выступают как лидеры угнетенных масс, вовлекая их в борьбу за независимость. Поскольку наглое богатство правителей так резко контрастирует с ничтожными страданиями масс, это несложно. Хотя пока борьба может быть только мирной пропагандой, пассивным сопротивлением и несотрудничеством, т.е. отказом от сотрудничества с английским правительством, она будоражит общественное мнение в Англии, внушая такое опасение тамошним правителям, что они прибегают к туманным обещаниям самоуправления и одновременно к резким преследованиям. Движение, конечно, еще слишком слабо, чтобы сбросить господство западного капитализма. На капиталистических фабриках формируется класс промышленных рабочих с крайне низкой заработной платой и невероятно низким уровнем жизни; забастовки происходят как против индийских, так и против европейских работодателей. Но по сравнению с огромным населением все это — незначительное начало, важное лишь как указание на будущее развитие.
В условиях нынешней мировой войны колониальная эксплуатация, как и проблема освобождения, приобретает новый аспект. Против непомерно растущей мощи капитализма борьба за независимость в ее старом значении уже не имеет никаких шансов. С другой стороны, есть вероятность, что отныне мировой капитал под американской гегемонией будет выступать в качестве революционного агента. С помощью более рациональной системы эксплуатации этих сотен миллионов людей капитал сможет значительно увеличить свои прибыли; идя по другому пути, чем прежние примитивные обнищавшие методы грабежа, поднимая труд в колониях на более высокий уровень производительности, улучшая технику, совершенствуя транспорт, вкладывая больше капитала, социальное регулирование и прогресс в образовании. Все это невозможно без предоставления колониям значительной доли независимости или, по крайней мере, самоуправления.
Самоуправление в колониях, в Индии и на Малайских островах уже объявлено. Это означает, что парламенты в Европе и присланные оттуда наместники больше не смогут управлять ими деспотически. Это не означает, что политически трудящиеся массы будут сами себе хозяевами, что как свободные производители они будут распоряжаться своими средствами производства. Самоуправление касается исключительно высших классов этих колоний; они не только будут введены в низшие звенья администрации, но и займут ведущие места, которым, конечно, будут помогать белые «советники» и эксперты, чтобы обеспечить правильное служение интересам капитала. Уже из высших классов Индии вышла довольно многочисленная группа интеллигенции, вполне способная в качестве правящих чиновников модернизировать политическую и социальную жизнь.
Чтобы охарактеризовать современное капиталистическое производство как систему, в которой рабочие по своей свободной ответственности и силе воли доводят себя до максимального напряжения, часто использовалось выражение, что свободный рабочий — это не холоп. Проблема Азии сейчас заключается в том, чтобы превратить холопа в свободного рабочего. В Китае этот процесс идет своим чередом; там рабочие старых времен обладали сильным индивидуализмом. В тропических странах будет гораздо труднее превратить пассивные угнетенные массы, находящиеся в глубоком невежестве и суеверии под тяжелым гнетом, в активных, хорошо обученных рабочих, способных работать с современным производственным аппаратом и силами. Таким образом, капитал сталкивается со многими проблемами. Модернизация государственного аппарата через самоуправление необходима, но нужно еще больше: возможность социальной и духовной организации и прогресса, основанного на политических и социальных правах и свободах, на здравом общем обучении. Сможет ли и захочет ли мировой капитал следовать этим курсом, предугадать невозможно. Если да, то тогда рабочие классы этих стран будут способны к самостоятельной борьбе за свои классовые интересы и за свободу вместе с западными рабочими.
Для всех народов и племен, живущих при примитивных формах производства в Африке, в Азии, в Австралии, это, конечно, будет означать полное изменение мира, когда рабочий класс уничтожит капитализм. Вместо жестких эксплуататоров и жестоких тиранов белая раса придет к ним как друзья, чтобы помочь им и научить их, как принять участие в прогрессивном развитии человечества.
Россия и Европа
Этой войной Россия, Федерация Социалистических Советских Республик, как она себя называет, вошла в число признанных капиталистических держав. В западных странах произошла полная перемена в оценке и отношении к России и большевизму. Конечно, первый страх перед коммунистической революцией и сопутствующая ему клевета уже постепенно угасли в правящих классах. Но все же они не были вполне спокойны за своих рабочих, а поскольку разговоры К.П. [Коммунистической партии] о мировой революции продолжались, сообщения о фальсифицированных зверствах и реальных жестокостях служили мотивом для исключения России из сообщества цивилизованных народов. Пока Россия не понадобилась им в качестве союзника против Германии, тогда настроения изменились, хотя сначала они выражались лишь в добром желании, чтобы обе диктатуры пожрали друг друга. Затем там они встретили правящих политиков, чиновников, генералов и офицеров, директоров фабрик, интеллигенцию, целый хорошо одетый, цивилизованный, обеспеченный класс, управляющий массами, как и у себя дома. Поэтому они были успокоены. Церковь держалась в стороне только из-за большевистской антирелигиозной пропаганды.
Сходство политических форм и методов правления в России и Германии бросается в глаза с первого взгляда. В обеих странах та же диктатура небольшой группы лидеров, опирающихся на мощную, хорошо организованную и дисциплинированную партию, то же всевластие правящей бюрократии, то же отсутствие прав личности и свободы слова, то же нивелирование духовной жизни в одну доктрину, поддерживаемую терроризмом, та же жестокость к оппозиции и даже критике. Экономическая основа, однако, отличается. В России — государственный капитализм, в Германии — частный капитализм, управляемый государством. В Германии существует многочисленный класс собственников средств производства, буржуазия, которая из-за трудности борьбы за мировую власть установила у себя тираническую диктатуру; она дополнена растущей бюрократией чиновников. В России бюрократия является хозяином средств производства. Соответствие в необходимых формах практического правления и администрирования, господство сверху, дало им ту же систему диктатуры.
Есть сходство и в характере их пропаганды. Обе используют идеологию общности, потому что обе представляют организованный капитализм против неорганизованного. Как в России антитеза старому капитализму была выражена в лозунге коммунизма, так в Германии — социализма. Это названия, под которыми в широкой пропаганде борьба за собственную власть против старых капиталистических держав внушается массам как борьба против капитализма. Таким образом, они представляют себя не просто как национализм, они провозглашают новые мировые принципы, пригодные для всех стран, которые должны быть реализованы путем мировой революции и мировой войны против выразителей старого порядка, английского и американского капитализма. Поэтому они находят приверженцев своего дела, последователей своей партии в странах своих противников, готовых подорвать изнутри их силу сопротивления.