ГЛАВА ВТОРАЯ ГЛАВА УЖАСОВ О ТОМ, КАК МАСОНЫ ЧУТЬ НЕ УБИЛИ КОЧЕГАРА

"Чудеса в наше время встречаются только поганые" А.и Б.Стругацкие Трудно, конечно, смотреть телевизор такими неравноценнымикусочками, но вообще все понятно. Тем более, что когда Валера приезжална работу, он расспрашивал о содержании пропущенных кусков телефильмау своего приятеля Ивана, кочегара. Иван, парень грамотный, и как многие кочегары - начитанный, но тожене дослужился до пятого разряда, потому что он такой раздраженный насудьбу, что его все, где могут, затирают и втаптывают в говнище. Иван глубоко презирал телефильм, но из злости смотрел, ничего непропуская. Телефильм создан, как он с невыразимой ненавистью говорит,по мотивам "Наследника из Калькутты". Книга написана тяжелым, липкимязыком, повествует о неприкращающейся погоне героев временигероического капитализма друг за друга - по Европе, по Азии, Африке,Америке, по разным океанам и т.д. Особенный шик заключается в том, чтоодно из немногих мест, где герои не появляются - это Калькутта. Цельэтой нудной погони очень невнятна, не понятно и то, почему героевмотает то на один, то на другой конец земного шара. Описание погонипрерывается не относящимися к сюжету экскурсиями в далекое прошлое. Лейтмотивом книги является описание какого-то необитаемого острова,на который все персонажи регулярно наведываются по необъяснимойпричине и околачиваются там, пока не наступит время пускаться впогоню. Насколько я понимаю, к концу книги все герои, даже разныхнациональностей оказываются друг другу кузенами, братьями и детьми ивчистую истребляются друг другом, пограничниками, пиратами,алькальдами, таможенниками, работорговцами, неграми, индейцами,обитателями необитаемых островов и регулярными войсками. Книга приятно оформлена, оценивается на рынке в 60-70 руб. ипредназначена, видимо, для слабоумных. Почитатели книги говорят, чтоона учит мужеству и находчивости, а один книжный маклак заявил мне,что она "учит его любить жизнь!". Словом, книга является одной излучших в этом роде, но слабо напоминает четко мотивизированного ипронизанного причинно-следственными связями "Папуаса из Гондураса". Но Иван, интеллигент, пишет авангардные стихи и потому лютоненавидит и валит в одну кучу и "Наследника из Калькутты" и "Папуасаиз Гондураса", которые, по его определению, являются "масонскимиштучками". К масонству Иван особенно нетерпим и считает это страшноегипотетическое явление источником всех общественных и своих личныхневзгод. Валеру Маруса он в целом не считал и потому был к немуснисходителен, разрешал целыми днями греться у себя в котельной. Я почему про этого Ивана так подробно говорю: дело в том, чтоВалера рассказал ему нехитрый рецепт изготовления браги из томатнойпасты и в воскресенье, когда мороз как раз ослаб, Иван заехал к Валерепробовать, что за брага получается. У Валеры совсем поспела пятилитровая банка, они сели и сразу сталипробовать. Иван некоторое время чувствовал себя неловко, уж больноубогая оказалась обстановка, он даже не ожидал. Валера, наоборот, был приятно взволнован и оживлен, потому что,надо-же молодец какой, такую брагу хорошую сделал. - Ну, что, Иван, хорошая бражка? - Да, ничего, только страшная какая, красная. - Ну и что, что красная? - А вон осадок какой красный. - Ну, не хочеш так, можно и через марлю процедить, а я прямо сосадком пью. А забирает зато здорово, как-то по-особенному. - Я что-то не чувствую. - Погоди, скоро почувствуешь. Я ее еще маленькой укрепил. - Ну, недурак ли ты, Валера? Я к нему специально еду брагу пробовать, а онтуда водку влил. Водку-то лучше бы отдельно выпили! - Нет, Иван, так гораздо лучше, и ты так делай. Я вино, брагубольше водки люблю. Водку выпил - хлоп и все. А тут сидишь, пьешь. - Чего ты говорил - у тебя электричества нету? - Как сегодня потеплело, электричество больше не отключают. Жалко,сегодня как раз "Папуаса из Гондураса" показывают - воскресенье. - Да ну его в жопу, я вообще его больше смотреть не буду. Такоеговно фильм! Мне один только момент понравился. - Это про что? - Про мушкетеров смотрел серию? Ну, историю этого алмаза дурацкого? - Нет, Иван, не видел я, в гости ходил. Ты расскажи. Я только провысокое возрождение видел, а следующую не смотрел. Что там было? - Ну и правильно, что не видел - такая блевота, хоть плач. Ну, проД'Артаньана и Блеза Паскаля. Ты хоть слышал про Паскаля? - Слышал чего-то. - Эх, Валера, тросник ты маслящий. Ну, там, короче, Д'Артаньан радикарьеры у Паскаля невесту увел, потом его шпагой проткнул и веселуюпесню запел. Тьфу-ты "что за рыцарь без удачи". Но один моментхороший, ничего не скажешь. Там кардинал спрашивает у этого мужика: Онодин? Тот ему: Нет, Ваше Преосвещенство. - Двое? - Нет, Ваше Преосвещенство. - Трое? - Нет, Ваше Преосвещенство. - Четверо? - Нет, Ваше Преосвещенство. - Пятеро? - Нет, Ваше Преосвещенство. - Шестеро? - Нет, Ваше Преосвещенство. - Сколько-же? - Семеро, Ваше Преосвещенство. Я могу объяснить, почему Ивану понравился этот диалог: он оченьнапоминает его авангардные стихотворения. Вот парочка для образца: ВСЕ ПРОЙДЕТ! "О, как мало осталось!" Девять Восьемь Семь Шесть Пять Четыре Три Два Рубль. ВОЗРОЖДЕНИЕ ЦЕНОЙ УТРАТЫВоодин Водва Вотри Вочетыре Вопять Вошесть Восемь Девять Десять. Вот такие стихи пишет Иван. Только я чего боюсь - если уж что-тоназывать масонским явлением, то не такие ли стихотворения в первуюочередь? - Хочешь, телевизор включим? - предложил Валера. - Да ну его в жопу! - А чувствуешь, забирает бражка? - Подумать только, - сказал Иван, вдруг задумавшись, - мы так давносмотрим телевидение, что уж отвыкли от нормальных, не порченных имлюдей... - Да, а тебя разве не забрало? - Это тебя на старые дрожжи забирает. - Слушай, я как раз анекдот вспомнил. - Только ради бога не похабный! - Да нет, я как раз не похабный вспомнил. Это, значит, мужык один -пошел на улицу. Вышел, значит, идет, смотрит на руку. /Пауза/ Нет!Вспомнил. Мужик, значит, утром встает и выходит на улицу... Идет,идет... /Пауза/ Ну, ушла на работу, значит, совсем. А мужик утромвстает, /Валера говорит таинственно, с отчаянной жестикуляцией/смотрит в одну комнату - нет жены, смотрит в другую - нет жены.../Пауза/ Смотрит на кухню - нет жены, смотрит в ванную - нет жены.../Пауза/ - Смотрит в туалет - нет жены, - дополнил рассказ Иван. - Ну пошел, идет и раз: на руку посмотрел. Нет... /Пауза/ Да!Вспомнил. Ну, мужик в холодильник, достает колбасу, сыр там, хлеб ибулку! /Торжественно/ Поллитра! Водку, значит, выпил! И пошел наулицу. Идет и на руку смотрит... /Пауза/ Навстречу ему парень идет изакурить спрашивает... Нет! Во! Вспомнил! Мужик часы то дома забыл! Анавстречу парень идет! А часов-то нет! Парень спрашивает закурить исам на часы смотрит и спрашивает: Сколько времени? А мужик на рукупосмотрел /часов то нет!/ А парень то все понял и убежал. А мужик заним, значит... /Пауза/ Да! И часы-то отобрал и домой пошел. А уженочь, значит, темно. Пошел домой - жена спрашивает: Где часы? А мужик говорит: Вот они.А жена тогда и говорит: Эх ты, вот часы-то на столе лежат! - Ты свои масонские анекдотики брось! - хмуро ответил Иван. - Нет, я просто забыл немного! Я еще один вспомнил. - Нет, уж хватит. Включай свой телевизор лучше. Валера включил свой телевизор. - Какую программу? - Откуда я знаю какую программу? Включай, посмотрим. Дорогие товарищи! Сегодня в нашей программе вечер одноактных пьесиз античной жизни по мотивам произведений Жана Расина, ОсвальдаШтенглера и других. Титр: ИППОЛИТ / по мотивам произведений Ж.Расина / На сцене сидит убеленный сединой старец, листает какие-топергаменты. Вбегает юноша с совершенно перекошенной мордой и скрежечетзубами. СТАРЕЦ /грустно и вальяжно/: Ты кто, о отрок? ЮНОША /с пеной у рта/: Я дикий Ипполит! Иван и валера задумчиво глядят на экран. - Не понял! - наконец говорит Иван. Валера поскреб затылок и вздохнул. - Это типа юмора, что ли? - спросил Иван. - Из античной жизни, - равнодушно пояснил Валера, не нашедший драмучем либо необычной. На экране телевизора новый титр: ЗАКАТ ЕВРОПЫ/ по мотивам произведений О.Штенглера / На сцене две колонны, два фикуса, две двери. Из одной двери, вванную, опрометью, босой и вообще только кое-где изящнозадрапированный выбегает Архимед. АРХИМЕД /свежо, молодо, как типичный представитель началацивилизации, очень вдохновенно/: Эврика! Из другой комнаты выходит Андрей Филлипов, грязный, постаревший,хоть и моложе Архимеда лет на двадцать, сгорбившись, в обтруханныхштанах, с сеткой пустых бутылок - видно шел сдавать, да заплутал. АНДРЕЙ ФИЛЛИПОВ /с мудрой горечью представителя закатацивилизации/: Хуеврика! Все происходит мгновенно, вся драма занимает пять секунд, то естьлучше писать так: АРХИМЕД: Эврика! АНДРЕЙ ФИЛЛИПОВ: Хуеврика! / занавес / Иван вскочил как ошпаренный: - Ты слыхал? - Чего? Иван подумал и дико рассмеялся: - Ты знаешь, как мне показалось он сказал? - Как? - "Хуеврика". - Дык он так и сказал, - спокойно ответил Валера. - Ты что, чекнулся, что-ли? - А теперь часто такое по телевизору - перестройка. - Какое "такое"? - Вот на днях семихуев показывали. - Кого?! - В Африке зверь такой - осьминогий семихуй. - Да ты совсем охуел от своей браги! Свинтился! Давай, переключай,хватит на эту мудотень масонскую смотреть. Валера переключил телевизор на другую программу, стал разливатьбрагу. АЛЕКСАНДР ЖЕГУЛЕВ Так было и с Сашей Погодиным, юношей красивым и чистым, избрала его жизнь на утоление страстей и мук своих... Печальный и нежный, любимый всеми, был испит он до дна души своей... был он похоронен со злодеями и убийцами. Л.Андреев... но когда стемнело, Саше стало совсем невмоготу смотреть надалекое зарево городских огней. Глаза его слезились от фар редко проезжавших машин и еще от того,что произошло только несколько часов назад, как он поцеловал - может впоследний раз! - юную жену и чистого безмятежного младенца. "Нет, - в который раз он до крови стискивал зубы, - так надо!". "Азачем?" - снова обволакивала его паутина неуверенности,неоднозначности и главное, сильной поганости избранной им судьбы. "А почему?" - снова поднимал он прекрасное лицо к небу и звездымерцали ему: доля такая. "Какая доля? Бедовая доля?" "Нет, просто: доля такая." Машины совсем уже перестали проезжать; Саша выбрался из канавы нашоссе и, теребя руками перочинный нож, двинулся во тьму. Со стороныгорода послышалось ритмичное повизгивание и замерцал огонек:приближался почтальон на велосипеде. Это была удача. - Стой, почтальон, - изнемогающим голосом сказал Саша, доживаяпоследние секунды перелома, - остановись, пора... Александр почувствовал, что нож, руки и язык отказывают ему. - Чего? - отозвался ошалелый почтальон, ставя ногу с педали наземлю. В тот миг Саша выпростал из-под пиджака руку с ножом инесколько раз, как мог глубоко, ударил его. Почтальон побарахтался всвоем вилосепеде и с грохотом свалился на асфальт. "Кровушка невинная пролилась..." - с горечью подумал Саша,сволакивая бездыханное тело под откос. /Иван недоуменно взглянул на Влеру Маруса, но тот спокойносозерцал демонстрируемое./ Письма, найденные у почтальона в сумке Александр, какие разорвал иразбросал по шоссе, а какие втоптал каблуками в землю. Завернувшись вворох реквизированных газет, Саша долго, шумно шелестел как еж иворочался в сырых кустах не в силах заснуть. "Ну вот и началось... - думал он и дрожал, - тварь ли дрожащая,или..."... Дело пошло быстро и хорошо. К Саше примкнули многие, видно времяназрело - его отряд рос как снежный ком, не по дням, а по часам. Послеудачного налета на пост ГАИ достали оружие, боеприпасы, что позволилозначительно расширить объем боевых операций; не принебрегали имелочами. И народ любил Сашу, любил и понимал. Понимал тогда, когда отрядвзрывал водонапорную башню и рушил мосты, и тогда, когда Александр,плача то жалости расстрелял десяток баб, собирающих на поле картошку. "Землю собой украсил, как цветами!" - говорили об Александре подеревням, носили ему молоко, творог - все знали, что с боем взявсельпо, Саша не риквизировал пищевых продуктов, а без жалости сжигал.Если кого заставал на экспрприации - расстреливал лично. И дисциплинабыла в отряде жесткая - никаких разговорчиков, песен. Бойцы, сжавзубы, вытерпели даже объявленный Александром сухой закон. Все былоподчинено одной цели, одной программе: 1. Убей 2. Лучше всего неповинного 3. Мучайся потом 4. Земля содрогнется 5. Совесть народная проснется 6. Еще неизвестно, но что-то будет. А девиз в отряде был прост: сегодня ты живой, а завтра тебя нету. Троих самых отчаянных бойцов: Сеню Грибного Колотырника, ПантюхуМокрого и Томилина Саша назначил взводными и доверил совершатьсамостоятельные рейды по области. Сеня Грибной Колотырник, жестоко страдающий без спиртного,хронический алкоголик, делал все, чтобы оправдать высокое доверие. Попризванию Сеня был народным мстителем экстракласса, такого класса, чтозатряслись бы от него в ужасе Тарас Бульба и Малахия Уолд ишарахнулись куда глядят и спрятали бы головы под мышку. Такого калибрабыл Сеня Мститель, что всему человечеству мог, не моргнув, плюнуть врожу; положить /как Мрамалад бомбу/ земной шар на одну ладонь, адругой прихлопнуть. Грибным Колотырником его ласково называли бойцы за то, что он частосрывал зло на грибниках. Порыщет по лесу и наткнется на грибника. - Ну-ка, ну-ка, подойди сюда, грибничек. - А что вам собственно нужно, товарищ? - Ты не ершись, а отвечай: собирал грибы? - Да, собирал. - А ты их сеял, сажал? - Позвольте пройти, товарищ. - Вот то-то, грибник: собираешь то, что не сажал, и жнешь что несеял и потому не позволю я тебе никуда больше идти. И застучит Сеня морду грибнику досмерти. Сегодня мы живой, а завтратебя нету. - Слушай, это что же такое показывают? - с тревогой спросил Иван. - Как чего? Про партизан. Или про революцию. - Какие партизаны, балда, ты видел как они жигуленки взрывают,икарусы? - Да что ты, Иван, обыкновенный фильм про войну, а может и пропартизан. - Ну дурак ты, Валера! Совсем у тебя чердак съехал от браги. Немогут такого показывать, не могут, понял?! Не могут. Может, правда,научная фантастика? Да нет, не похоже. Валера равнодушно смотрел на экран. Иван вскочил и тревожно заходилпо комнате, не отрывая глаз от телевизора.... Пантюха Мокрый уже третий час лежал в лопухах и вел наблюдение забольшим селом Косицкое. Иногда он вскидывал руку, будто желая ударитьрой синих, жирных мух, летающих вокруг, ползающих по траве, полопухам, по потному лицу Пантюхи. Солнце перевалилось за полдень, жараусиливалась. Пантюха утирал налипшую на лицо травяную труху и мошек,зорко вглядываясь в малоподвижное от зноя село. Прямо перед глазами Пантюхи желтые одуванчики на фоне черной тенисарая городо клонились к теплоте, как прекраснык женщины Вармеера;дальше несколько баб пололи серое болотище. В самом селе электриквлезал то на один то на другой столб и трогал электричество. Пантюха несколько раз было поднимал обрез, чтобы снять электрика состолба, но обрез был враль - с трех выстрелов только одного и забирал,а обнаруживать себя раньше времени и даром Пантюхе не хочется. Оцепенение нашло на него, веки смыкались. Незаметно изотвратительного звона мух выделился разноголосый, рокочущий рев.Пантюха вздрогнул, приподнялся из лопухов и взглянул на залитуюсолнцем дорогу: из леса поползла разноцветная лента какой-то толпы. Это была банда некогда известного художника, а ныне бандита ВитькиТихомирова. Дюжие, вполупьяна для куражу молодцы ошибали шашками репейник,гарцуя на лоснящихся конях; в дрожащем от зноя воздухе колыхалисьзнамена и хоругви кисти Витьки Тихомирова, изображающего самого ВитькуТихомирова, насупленного Нестора Махно, Бакунина, князя Крокина стопором в руке, Че Гевару, Джека Потрошителя, Бонни и Клай и многихдругих - только Саши Жигулева небыло на этих хоругвях, чем уже ираньше знал Пантюха. Бойцы и Витька были самых разных мастей - больше всего, конечно,было румяных, усатых, с пьяными рожами, поющих "ударили Сенюкастетом"; но была, например, группа молодых молодчиков в черныхрубашках, горланящих "Джовенезу" /и кое-кто из них осторожно мычал"Хорста Весселя"/, пооддаль ехали с усталыми, грустными лицами ребятав конфедератках, поющие "Красные маки - под Монте-Кассино"; сненавистью смотрели они на чернорубашечников, а на них самих свирепопоглядывали самовары рожи бандитов с самодельными георгиевскимикрестами. Не было у Витьки в отряде только толстовцев, ментов не было,шпионов всяких; но особенно Витька не любил буддистов. Три раза бралТихомиров приступом город Нерваново-Вознесенск, гнездо и рассадникбуддисткой заразы, и вырезал всех буддистов в чистую, и три раза городотстраивался, наезжали на ласковых баб-ткачих мужики /буддисты, какутверждал Витька/, и снова вел Тихомиров свой отряд раскручиватьНерваново-Вознесенск, третий раз за все лето. За бойцами ехало пропасть накрашенного бабья на телегах и десяткиподвод обоза - с семенным зерном, бочковою свининой, ящик с самогоном,шампанским и водкою "Золотое кольцо", тюки тканей и югославских обоев,запчасти автомобилей, мебели, посуды, стереоаппаратура. Особенно держалась подвода менее ширпотребных товаров, предметовобихода лично Тихомирова: краски, гипсовые статуи, портрет батькимахно на велосипеде, реквизированная в краеведческом музее картина"Алярюс" американского, видимо, художника Э.Кэбпэкоба, подписаннаялатинскими буквами: А.Саврасов. Банда подъехала к селу, Витька махнул рукой; отдельные голосазамолкли и после нескольких секунд секунд молчания гнустный голосзапевалы заныл где-то по середине колонны: Нинка как картинка С фраером гребет Дай мне, Керя, финку, Я пойду вперед, Поинтересуюсь, А шо это за кент... И сытые, распираемые удалью бандиты брызнули, как гнилой апельсинне дожидаясь конца куплета припев /впрочем совсем из другой песни/: А водки съем бутылочку, Взгромаздюсь на милочку А потом в парилочку Т-т-тваю мать! Банда въехала в село. Девки высыпали на площадь перед почтой ираззявив рот любовались сытыми иордами бойцов. Какой-то сефрик на костылях притащил каравай хлеба с полотенцем иутирая слезы, подал Тихомирову. И Пантюхе Мокрому так было обидно глядеть на эту зажиточнуювольницу, что он вскочил и не отряхнувшись, побежал через огороды всело. Он выбежал на площадь, матерясь, расталкивая баб и вплотнуюподошел к Тихомирову. - Харю разворочу! - задыхаясь крикнул он. Все замолкли. Старик скараваем перестал плакать и попятился за баб. Витька важно поправил папаху и кашлянув, разгладил усы. - Утрись ты своими папахами! - крикнул Пантюха, - банты ещеанархистские нацепи, бандит! Витька Тихомиров склонил голову назад и поднял одну бровь гораздовыше другой. Тотчас к нему, спешившись, подбежал бледный, гнилой юношав ленноновских очках. - Пантюха Мокрый, из жигулевских, - шепнул юноша Витьке. Витькакашлянул, поправил пулеметные ленты на груди и важно, как ласковыйбарин холопу сказал: - Что же ты меня ругаешь, дружок? Чем же я хуже твоего Сашки? Пантюха заскрипел зубами и сжал кулаки: - Сашка светлый, свету дите! Сашка - положительное имя стало, мы сним совесть народную упромыслим, а ты за ним вылез, как вошь нагребень! Ишь, "чем я хуже"! Ты бандит и вор, вон ряху то наелнаграбленным сельпо, а мы в отряде по три дня не жрамши! - Как же нам не экспроприировать? - вмешался в разговор бледныйюноша анархист, - Ведь мы так же как Жигулев, выступаем с прикладнойинициативой ультрапарадоксальной фазы тотального отказа. Девки в толпе прыснули смехом. - А?! "Астраль-ментел", с-сука! - с лютой злобой сказал Пантюха,глядя на анархиста, - Эх, вон на кого патрон бы стратить! Слыхал я протебя, гнида! Да руки не доходили. - Скажите, Пантелей, у вас есть определенная политическаяпрограмма? - спросил юноша, ко многому привычный. - Сколько ни есть - вся наша. - Но вы могли бы сформулировать? - Коли я кому сформулирую, дык он и не встанет, а программа нашапроста: сегодня ты живой, а завтра тебя нету. - Ты, дурак, думаешь мы крамольничаем? - продолжал Пантюха,обращаясь к Витьке, - мы не крамольничаем, мы горюшко народноеневосплакучее слезами омываем, для народа рядеем! А ты - уркаган, тебяв тюрьму надоть! Водку пьешь! - с обидой вскричал Пантюха напоследок. Все промолчали. - Уймись ты, дурачина, сейчас тебе Витька "Встань-хряк" устроит, -крикнула из толпы какая-то баба в мухояровой душегрейке. Пантюха, усмехнувшись, сплюнул; и даже не сплюнул, а как-тоособенно презрительно уронил слюну с языка. Все снова, восторгнувшись, промолчали. - Сашка-то твой небось побольше народу перекокошил, - произнесВитька, подумав. - Саша наш кокнет одного, дык потом час мучится, плачет! А ты...шпионов все ловишь! В Ожогином Волочке и было-то 40 дворов, а там чтошпионов настрелял! Хоть Машка из сельпо, продавщица - какая она тебешпионка, если и по выходным нам косорыловку давала! Все враз затаили дыхание. Витька, чуть улыбаясь, туманно смотрел наПантюху. Кровушкой запахло на солнечной площади села. Явная обидавышла атаману - ведь дело в том, что женщин-то Витька принципиальноникогда не кокал - жалел. Тетю Машу из сельпо покрошили двоечернорубашечников, за то Витька их потом самолично шлепнул, а с нимизаодно еще пяток Аковцев; ведь скор был Тихомиров в таких случаях идевиз его был еще проще, чем у Саши: сначала действуй, а потомразберись. Пантюха мигом сообразил все то, когда ласковая рука витькиногоординарца Пароконного вынула у него из-под пиджака обрез, а другаярука нежно взялась за плече. Пантюха понял, что сегодня он живой, азавтра его небудет. Бабы заранее заголосили, ведь всех сашиных бойцов жалели, а Пантюхулюбили как родного. Витька поднял руку, переждал, когда все замолкнут, и негромкоосведомился: - Буддист? Бабы снова заголосили, услышав такой жуткий вопрос, однако ошибкабыла слишком очевидна - на буддиста Пантюха даже не тянул. - Шпион, толстовец, мент, Дэвид Боуи? - выдал Тихомиров сразуобойму предложений, от каждого из которых разило могилой. - На толстовца похож... - услужливо закачал головой гнойныйанархист, зная, что одного из роковых определений Пантюхе не миновать. - Ну а раз толстовец, так и рубай его, хлопчики! - не повышаяголоса крикнул Витька Тихомиров через плечо и тронул коня. Заулюлюкали, засвистели, блеснули в пыльном воздухе веселые шашки,глянцевидные лошадиные крупы и жирные загривки бойцов заслонили собойот стонущих баб хрипло матерящегося Пантюху Мокрого. Да. Сегодня ты живой, а завтра тебя нету. Одновременно с Пантюхой Мокрым не стало и Сени ГрибногоКолотырника, причем обидно нелепо: Сеня, не в силах обойтись безалкоголя, стал понемногу есть ядовитые грибы и вскоре, так и не прийдяв сознание, умер. Узнав о гибели Пантюхи, Саша весь отряд бросил в жестокий бой сВитькой Тихомировым и почти победил разжиревших на краденном салебандитов, /которых теперь в народе прямо уже и считали за бандитов/,но пешим жегулевцам не взять было Витьку в кольцо, и он ушелзалечивать раны в Новгород. Но и Саша недосчитался многих лучшихбойцов, а некоторые предали народное дело и ушли за Тихомировым, к егобабам и дармовой выпивке. Мало осталось верных, но железным строем сплотились они. Близиласьосень; Саша понимал, что зиму в лесу перенести не удастся, придетсявозвращаться в город, к семье, к постылой работе в конторе и поэтомуотряд торопливо боролся день и ночь: вчистую вырезали геологическуюпартию и зарыли скважины, которые геологи успели пробурить, взорваливсе рейсовые автобусы на область, пустили под откос десяток поездовдальнего следования. Удалось даже сбить несколько низко летящих самолетов-кукурузников,опыляющих поля. Однажды зябкой сентябрьской ночью Саша и Томилин бесшумно снялисторожа детсадовской дачи, тихо подперли дверь колышком и принялисьосторожно забивать окна: Саша придерживал доску, а Томилин обернутым ввату молотком прихватывал ее гвоздиком. Только к утру, когда небо светлело, были заколочены все окнабольшого деревянного строения. Томилин приник к щели и долго слушал: все было тихо, все спали. - Давай, Сашок, - шепнул он и стал откручивать крышку канистры скиросином. Саша взял в руку канистру, чуть наклонил ее, но вдруг задумался и стоской поглядел на небо. Слезы замерцали в его глазах под светомтусклых звезд. Он сел на крыльцо и крепко сжал голову руками. Томилин осторожно, бережно положил ему руку на плече: - Тяжело тебе, Сашок? Саша не отвечая сглотнул слезу и кивнул. - Тяжело, Саша, ох тяжело! - с тяжким вздохом сказал Томилин. - Имне тяжело. А кому сейчас не легко-то? Подлецу одному легко! НичегоСашок, все упромыслим... без изъяну поворот не сделаешь. Наше время -это молотьба чего-то такого... муки какой-то. Должен ведь кто-то ееперелопатить. Саша сдавленно застонал. - Саша, Сашок, - зарыдал Томилин, - тебе бы у грамоты сидеть,умильный ты да светлый. Голос Томилина звенел - и сколько же неисплаканной силушки народнойбыло в нем. - Да Томилин, да... ох, тошно мне! - задушевно сказал Александр,рванув воротник, - но зачем, зачем, Томилин? - Зачем? - вскричал Томилин, - Зачем? А затем, что упадет кровушкав мать сыру землю и вырастут цветы совести народной! Саша, Сашок, тызнаешь... кто? Ты, говорю, знаешь для меня кто? Ты для меня всегорюшко, болюшка и силушка людская - вот кто! Саша, не молчи, хочешьземлю буду есть сырую?! И Томилин, припав к мокрой от росы земле стал хватать дрожащимигубами землю. Александр задумчиво ухватил тонкими пальцами комок затоптаннойчерной земли и поглядел и поглядел на нее заплаканными глазами. - Вот она... землица... - дрогнувшим голосом сказал он. Томилин,шмыгая носом и всхлыпывая, взял в руки канистру с керосином и... Иван, выйдя из себя, дернулся и прохрипел: - Переключай... Валера удивленно посмотрел на него: - Тебе что не неравится? Зашибанское кино. - Переключай, быстро... - не двигаясь, мучительно скривился Иван. Минуты две по экрану ползет стрелка. Иван подавленно смотрит, нешевелясь. Затем на экране появляется лихой молодой человек, как Иван,напряженно глядящий куда-то в бок. Иван вздрагивает и молодой человек,будто заметив это, счастливо улыбается и объявляет: - Дорогие товарищи, сегодня в нашей программе художественный фильм"Спорт любит сильных". По центральному телевидению фильмдемонстрируется впервые. СПОРТ ЛЮБИТ СИЛЬНЫХ Под оглушительный рев трибун Алексей вышел на помост и несколко разподпрыгнул, разминаясь. - На помосте - Алексей Степанов, Советский Союз! - проревелдинамик, и вторя ему залопотали на разных языках голоса в другихчастях громадного зала. /Иван облегченно вздыхает и, размякнув, откидывается назад. - Слава тебе, господи... Что-то, наконец, нормальное. Я уж думал -белая горячка у нас! Валера равнодушно глядит на экран, хлопая короткими ресницами./ Степанов приветственно поднял руки, чувствуя как волнамиподнимается в нем спортивная злость. - Его противник - Рихард Грюшенгауэр... Федиративная республикаГермания, выступает под псевдонимом Гамбургское Страшилище. Алексей было оглянулся - важно было не пропустить момент выходанемца на помост. Даже по тому, как он проползет под канатом можно былодовольно точно оценить его состояние и степень подготовленности к бою.Гамбургское Страшилище, сильный и тактичный игрок, лез намереннонебрежно, опираясь на пол руками и сплевывая. Выходя, он так сильнозашатался, что вынужден был схватиться за стол. Рихард Грюшенгауэр был ветераном перепоя и на последней Олимпиадезанял видное место. Уже несколько лет назад Алексей Степанов видел егона показательных выступлениях лучших перепойщиков в БольшомДрамматическом театре Москвы. На его стороне был опыт, на сторонеАлексея - молодость. Секунданты забегали по помосту с ведерками, полотенцами и тряпками.Грюшенгауэр, покачиваясь, смотрел мутным, непонимающим взглядом. Лицоего, опухшее от тренеровок, клонилось к земле, руки беспорядочнодергались в поисках опоры. Это могло быть и, вероятно всего, и было блефом - таким поведениемон расчитывал усыпить бдительность соперника, представить поединоклегким и малозначительным. Одет он был в рваный рабочий комбинезон и ватник - непонятно, чтотолкнуло его на мысль о том, что такая, столь знакомая Степанову формаможет пробить брешь в психологической защите советского спортсмена. - Только не расслабляться, Алеша, только не расслабляться,- твердо сказал Степанову тренер советской команды, ас и видныйтеоретик перепоя, много сделавший для развития нового вида спорта; вчастности его перу пренадлежали книги: "Перепой: спорт или искусство?"и "Нести людям радость" /летопись перепоя/. Раздался предупреждающий свисток судьи и все, кроме двухсекундантов, в обязанности которых входило по мере надобностиоткрывать и разливать бутылки, покинули ринг. Послышался второй свисток и соперники сели друг напротив друга.Рихард Грюшенгауэр неловкими движениями освободился от ватника ишвырнул его на пол. От внимательного взгляда советского не укрылось,что комбинезон соперника выкрашен в соответствии с псевдонаучнойтеорией Гет-Кадинского о психофизиологическом воздействии цвета и хотясоветская наука о перепое отвергла, например, производное утверждениеКадинского о рвотном рефлексе на сочетании синего и грязно-желтого,Степанов невольно отвел глаза от отвратительных сизожелтых пятнен,покрывающих Гамбургского Страшилище как жирафа. Гул зала постепенно стих. Секундант Алексея живо открыл бутылку"Молдавского" красного портвейна и налил стакан. - Полнее наливай, - негромко сказал Алексей, трепещущими ноздрямиуловив знакомый запах. Степанов уже давно специализировался по"Молдавскому" портвейну, хотя и тренировался по комплексному методу.Спектр его спортинвентаря был широк - от шато Д, икема и К, Крем деВиолетта до тормозной жидкости и неочищенной палитуры, но предпочтениеон отдавал портвейнам, что и было характерной чертой советской школыперепоя. Преймуществом "Молдавского" красного портвейна перед другимибыл высокий коэффициент бормотушности. Его противник боролся мятнымликером, не столь бормотушным, но специфичным и нажористым. Таким образом технические параметры спортинвентаря противниковуравнивались. Победа достанется сильнейшему.... Прозвучал гонг и состязание началось. Немецкий спортсмен расправилплечи и впервые взглянул на Алексея, разом отряхнув с себя напускнуюапатию. Высокие волевые качества мужественно светились в его глазах,компенсируя немалый для перепойщика возраст. - Саукин сынь, а ну гляди, яко я стаканищу вышру, тфаю мать!!! -свирепо закричал Гамбургское Страшилище, вращая выкатившимися глазами.Он схватил стакан, сделав три глотательных движения, откусил кусокстакана и звонко проскрежетав зубами, проглотил. Рихард Грюшенгауэрпринадлежал к тому, впрочем, довольно немногочисленному разрядуспортсменов, которым мешал запрет на все виды закусок, кроменеорганических соединений. Алексей чуть заметно усмехнулся. Он понял, что соперник делаетставку на устрашение. Но такая демонстрация силы могла встревожитького угодно, но не советских спортсменов. Недаром остальные членынемецкой сборонй предпочли другую тактику борьбы - изысканный,талантливый стиль, пронизанный тонкой иронией и пренебрежением кпротивнику. Алексей медленно, уверенными глотками допил четверть стакана,страшно сморщился и брезгливо понюхав остаток, оставил стакан. Степанов, конечно, понимал, что даже в пылу борьбы соперник несочтет этот блеф за чистую монету, но переходом от пассивности крезкой атаке можно добиться психологического преймущества у самогоопытного противника. Гамбургское Страшилище швырнул полусъеденный стакан за спину и,рыгнув, продолжил: - А ну, сзукин сынь, смотри яко я фторой стаканищо вышру, тфаюмать. Степанов встревожился. За столь грубой игрой мог стоять тонкийподвох. Дважды повторяя такой избитый прием, Рихард Грюшенгауэр явнопытался усыпить своей подготовленностью. Неясным был и странный акцент- ведь русский язык издавна стал международным языком состязаний поперепою и Грюшенгауэр хорошо знал его уже тогда, когда перепой толькоперешагнул границы Советского Союза и начал победоносно шествовать постранам и континентам, вытесняя другие виды спорта и искусства. Алексей взглянул за канаты на совершенно заплывшее лицо своеготренера, сидевшего с бутылкой Стрелецкой за судейским столом. - Еще спокойнее, Леша, спокойнее, - шепнул опытный тренер, толькоутром перенесший зверский припадок белой горячки, и Степанов понял егопо движению губ. Под жуткий скрежет второго съедаемого Страшилищем стакана Алексейспокойно допил свою первую дозу. - Наливай по два стакана, - сказал он секунданту. Прошло уже половина первого раунда, а Страшилище набрал в пять разбольше очков - приходилось дать себе отчет, что тактика на устрашение,точнее замешательство, сработала. Алексей плавным жестом поднес свой второй стакан и сильно, уверенновыпил; в тот момент, когда его правая рука ставила стакан таким жеплавным жестом - левая уже поднесла другой ко рту, когда и тот стаканбыл выпит, правая уже подносила наполненный секундантомтретий стакан. В таком темпе он работал еще минут десять, пока голос коментаторане заставил Алексея прислушаться. - Русский перепойщик, - быстро говорил коментатор, - демонстрируетвеликолепное владение стилем "загребальная машина", хотя нельзянеотметить, что он исполняет стакан в три с половиной выхлеба, анемецкий перепойщик в один, что сильно скажется на оценках, вынесенныхсудейской коллегией. К тому же Степанов явно пренебрегаетпсихологической борьбой с противником. Создается впечатление, что онего просто не замечает, что тоже является своего рода стилем,отвергнутым однако еще на заре развития перепоя. Такой стиль болееугнетает и подавляет самого спортсмена, нежели его противника, крометого я думаю, что телезрители скажут вместе со мной: Такой перепой намне нужен! Это уже не искусство! - А ну гляди, гадина поганная, гляди, яко я тевятый стаканишшовышру, мать тфаю! - кричал Гамбургское Страшилище. Алексей понимал, что явно проигрывает в артистизме, но не могизменить тактику до конца раунда, так как в перерыве противник решилбы перестроиться. Атаку и решительную атаку нужно было начинать в начале второгораунда.... Прозвинел гонг и секунданты бросились на ринг, чтобы утереть лицаспорцменов и стол. Тренер положил руку на плече Степанову: - Нормально, Леша, нормально. Походи по рингу. Запомни:левой больше работай, левой! А главное - не дай себя запугать. Ты ведьзлее. Я ведь помню: пацаном, ты литр литр самогона осилить не мог, ауж был злой. Глядя на расплывающиеся черты дорогого лица, Степанов вспомнил ихвчерашний разговор с тренером: - Значит "Молдавский" красный? - строго спрашивал тренер. - Красный, только красный, - твердо отвечал Алексей. - Конечно, Леша, конечно! А может всетаки белый? Или хотя бырозовый? Недоберешь коэффициентом бормотушности - возмешьколличеством. Все помни, ведь у тебя на прошлой неделе... Да. Алексей помнил, хотя и нетвердо, что на прошлой неделе перенеспрободение язвы желудка. Да, "Молдавский" красный, "Молдавский",разящий меч советских перепойщиков - ты не любишь слабых. - Нет, Иваныч, нет - красный, только красный. Ведь спорт любитсильных. Тренер опустил плешивую голову и не скоро поднял ее, смахнув щедруюслезу старого перепойщика. - Другого ответа я не ждал. Пора и за тренеровку. И Иваныч стал выставлять на тренеровочный стенд до боли знакомыйспортинвентарь - темно-зеленые бутылки в опилках с желтыми жестянымипробками без язычков. - Создается впечатление, - диссонансом врезался в сознание Алексеяголос коментатора, - что немецкому мастеру удалось подавить волюсоветского спортсмена к победе. Однако, посмотрим, что скажут судьи. На гигантском табло зажглись огни - судейские оценки. Алексей ещетвердо различал эти неутешительные для него цифры, после второгораунда их обычно сообщал тренер. Рихард Грюшенгауэр получил за артистизм исполнения почти в два разабольше баллов и чуть-чуть вырвался вперед по колличеству абсолютныхалкогольных единиц - хотя немецкий спортсмен к концу раунда и снизилтемп, но крепость и коэффициент сахарности его напитка были больше. Гамбургское Страшилище не вставал со своего стула - он сиделвразвалку, блаженно раскрыв громадный рот и двое секундантов изо всехсил махали перед ним полотенцем, вгоняя вего пламенную пасть свежийвоздух. Двое других секундантов массировали ему руки. - Зачем это? - мрачно подумал Степанов, - будто бить менясобирается. Международная Федерация Перепоя уже давно поднимала вопрос одопустимости физического контакта соперников, однако окончательноерешение по этому вопросу еще не было выработано. Иваныч между тем втолковывал Алексею тонкости возможного поведениясоперника. Степанов, наморщив лоб, слушал его, растроганно думая озавидной памяти