— Когда ты сбежала, как ты узнала, куда идти? Как ты устроилась на работу? Оплачивала счета? Нашла место для жизни?
Ее плечи опускаются. — Пожалуйста, развяжи меня. — Я могу сказать, что у нее болят руки, но у меня также есть чувство, что она тянет время.
— Нет. Отвечай на вопросы.
Ее губы сжимаются вместе. Ее взгляд опускается в пол. На ее челюсти работает мускул. Очевидно, эти вопросы задели за живое.
Я шагаю к ней. — Ты забываешь, что у меня все еще есть нож? Я могу порезать
тебя.
Она качает головой, ее глаза широко раскрыты и полны страха.
Я отступаю назад и жду.
Немного расслабившись, она снова фокусирует свой взгляд на моей груди. — У меня был друг в Колонии. Она единственная, кто когда-либо выходила, не будучи пойманной, кроме меня. Ее сестра работала в почтовом отделении. Через несколько месяцев после побега она прислала мне письмо. Оно прошло через ее сестру, чтобы убедиться, что охранники не заполучили его. Она сказала мне, что у нее была работа в агентстве нянь здесь, в Вегасе. Сказала, что устроит меня туда на работу, когда я выйду. Она прислала мне деньги на проезд в автобусе в письме. — Она снова облизывает губы.
— Когда я позвонила в агентство нянь по телефону Сэм, я искала ее. Это было последнее известное мне место, где она работала до того, как исчезла.
— Исчезла?
— Да. Когда я приехала в Вегас, я ожидала найти ее в этом агентстве, но она уволилась. С тех пор я так и не смогла ее найти.
Я зажимаю переносицу, пытаясь переварить все это. Это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Но есть также много вещей, которые имеют смысл в Эмме, чего не было раньше.
Если она родилась в ордене и ей не разрешали узнавать о внешнем мире, это объясняло, почему она не знала, кто я такой, когда увидела меня. Это объясняло, как она не знала, с кем связалась, когда украла эти чаевые, хотя все в Вегасе знают, что мы владеем Логовом Дьявола.
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы сохранить свой скептицизм, напомнить себе, что она, возможно, врет своей гребаной задницей.
Мои мысли цепляются за эту историю о ее подруге. Кем бы она ни была, она может оказаться полезной. По крайней мере, она могла бы подтвердить рассказ Эммы. Историю, которую, как я чувствую, будет нелегко доказать.
— Как зовут эту подругу?
Эмма открывает рот, а затем закрывает его. Наступает долгая пауза, и я вижу, как на
ее лице происходит битва, в которой она сражается, прежде чем ее взгляд снова опускается. Она боится, что я найду ее подругу? Что я причиню ей боль?
Ее плечи опускаются, как будто она поняла, что удержание имени только ухудшит
ее положение. Она бормочет имя, но слишком тихо, чтобы я мог его разобрать.
— Я тебя не слышу.
— Сара. Это Сара.
— Сара, и?
— Карпентер.
Мне не нужно видеть Рэта, чтобы знать, что он уже ищет ее имя.
Так много вещей в Эмме начинают обретать смысл, и все же есть еще один вопрос, на который она должна ответить.
Как, черт возьми, бывший член связан с этим денежным ублюдком с оружием?
Я сцепляю руки за спиной. — А Адамсон?
Она снова закатывает глаза. — Я же сказала тебе, я не знаю, кто это.
Черт. Я надеялся, что, если бы она сломалась настолько, чтобы выложить все по этому поводу, она бы рассказала мне о нем. Либо он — большая тайна, чем Колония, и ничто не заставит ее говорить о нем, либо она действительно понятия не имеет, кто он такой, черт возьми.
Что поднимает совершенно другой набор вопросов. А именно, если она его не знает, какого хрена он делает с ее фотографией и ее именем?
Подавив потребность поверить ей, я подкрадываюсь к ней. Она напрягается. Я хватаю ее сзади за шею, притягивая ближе.
— Если ты лжешь мне, — медленно рычу я. — Если хоть одно слово, сказанное тобой мне сегодня, окажется ложью, я вернусь сюда, всажу пулю тебе в череп и отправлю твою голову обратно Сету в коробке. Ты меня поняла?
Еще раз ее лицо становится белым как полотно. Она сглатывает.
— Я не лгу, — дрожащим голосом произносит она. — Я не лгу.
Я грубо отпускаю ее и касаюсь рукой ее щеки. Затем я подхожу к двери и открываю ее.
— Спайдер, развяжи меня! Пожалуйста!
— Нет.
— Ты, пожалуйста… Я говорю тебе, пр...!
Я выхожу из комнаты и хлопаю дверью.
Глава 23
Орден
Спайдер
— Рэт.
— Да, я знаю, уже делаю.
Я едва переступаю порог Диспетчерской, его имя едва слетает с моих губ, и он уже собрал информацию обо всем, что сказала Эмма. Во всяком случае, то, что он мог из этого найти.
Двигаясь между тремя клавиатурами, переводя взгляд с монитора на монитор, его пальцы нажимают клавиши, и на экранах вспыхивают страницы с десятков правительственных, социальных сетей и бизнес-сайтов.
— Расскажи мне об этом гребаном культе. — Я стою позади Рэта, перед его самым большим монитором в центре задней стены. Драгон рядом со мной, хмуро смотрит на запись камеры, которая смотрит на Эмму. Президент не сказал ни слова, да ему и не нужно было этого делать. Он не верит ни единому ее слову.
Эмма орет, кричит, чтобы я отпустил ее.
— Спайдер, вернись сюда! Сними с меня эти цепи, выпусти меня отсюда! Ее крики эхом разносятся по Диспетчерской, пока Рэт не отключает звук. Большинство женщин разразились бы бурными проклятиями, осыпая меня
оскорблениями, но Эмма не произнесла ни единого проклятия. Если она лжет о культе, то она не лжет о своем религиозном происхождении. Только тот, кто вырос в строгой, ханжеской религиозной семье, смог бы удержаться от использования каждого ругательства в жизни прямо сейчас.
Заставляя себя не смотреть на запись в ее камеру, я не отрываю глаз от большого главного экрана, где Рэт включил твиттер. Когда я отдаю приказ о Его Святом Мире, он переключается на другое окно. Появляется страница веб-сайта, который выглядит так, как будто он предназначен для религиозной секты.
— Не обнадеживайся, Спайди, — говорит Рэт. — Я не могу сказать тебе много,
но…
— Но они существуют, верно?
Я ненавижу ту часть меня, которая до чертиков надеется, что ее история правдива. Что мне нужно, чтобы это было правдой. Я не могу заботиться о ней. Не могу сочувствовать ей. И я не хочу ей доверять.
— Охх, да. — Он оглядывается на меня, его глаза широко раскрыты и дикие от удивления. — Они реальны, и, чувак, позволь мне сказать тебе, в этом культе творится какое-то жуткое дерьмо.
— Какое? — я смотрю на веб-страницу, на которой есть логотип ордена, две желтые линии, образующие крест перед солнечным лучом, все на синем фоне, со словами «Его Святой Мир» большими жирными белыми буквами. — Подожди. Если это место такое секретное, как она говорит, откуда у них сайт?
— Они его не делали. — Рэт нажимает несколько клавиш, увеличивая изображение веб-сайта. — Это веб-страница блогера, который утверждает, что много знает о культе. Она пишет в своем блоге, что ее сестру приняли в орден несколько лет назад. Она исчезла. Эта женщина пыталась ее вытащить. Все, к кому она ходит, копы, ФБР — все они списывают исчезновение девочки на очередного сбежавшего подростка.
Он поворачивается ко мне, облокотившись на стол перед монитором, на котором отображается блог.
— Итак, вот что я имею в виду под жутким. Этот блогер утверждает, что этот орден соответствует всему обычному дерьму, которое творят культы. Несовершеннолетние, принудительные браки, жестокое обращение с детьми, принудительное заключение. А какие наказания получают участники за нарушение правил? Хлестание. Палками. Частоколы. Настоящее средневековое дерьмо старой школы. Она сказала, что ее сестру заставили выйти замуж за члена ордена, а ей всего тринадцать.
Я широко раскрываю глаза. — Эти люди больны.
— Действительно. Если только этот блогер не дешевый жулик, который хочет разбогатеть на сделке с фильмом, — говорит Драгон.
Эта мысль приходила мне в голову, но я не высказывал ее вслух. — Это соответствует тому, что сказала Эмма. Но она также могла узнать все это в Интернете.
— Точно, — соглашается Рэт.
Я провожу рукой по лицу. — Ладно. Есть ли какой-нибудь способ проверить то, что она сказала? Что она была частью культа?
— Ну, видишь, в этом-то и загвоздка. — Рэт складывает руки под подбородком. —
В этом вся прелесть ее истории. Эти люди точно не афишируют свое существование. У них нет списка своих членов в милой, аккуратной маленькой онлайн-базе данных, которую мы могли бы проверить. Они не оставляют бумажных следов. Нет никакого способа доказать, что наша воровка была их членом. Но и опровергнуть это тоже невозможно.
— Черт. Конечно, нет.
— Хотя подожди. Есть одна информация, которую я нашел, которая подтверждает, по крайней мере, часть ее истории. Одна из немногих вещей, которые я нашел в Интернете о Его Святом Мире — это налоговая проверка, которая в конечном итоге ведет к Дэвиду Гилду. Есть бухгалтер, который закрывает книги Гилда в последний день каждого месяца. Его имя фигурировало в одной из их проверок. Вполне возможно, что она поехала с ним во время одного из его визитов и уехала оттуда без его ведома, но, опять же… — Он пожимает плечами. — Она могла бы каким-то образом узнать об этом и включить это в свою историю.
— Рэт, да ладно. — Драгон идет к небольшому бару вдоль стены, заполненному алкоголем и кофе, и наливает себе виски. — Вы, двое болванов, говорите мне, что вы действительно верите в это дерьмо? Этому парню Гилду удалось заставить сотни людей поверить, что мир — это своего рода антиутопическое общество, что прятаться в этой Колонии — это все, что поддерживает их жизнь? — он опрокидывает стакан. — Если правда так и не вышла наружу, и никто никогда не высказывался, откуда эта блогерша знает, что все дерьмо, которое она извергает, правда?
— През, подобные культы существуют по всему миру, — говорит Рэт. — Я уверен, что мы все слышали истории о девушках, которые сбежали. Ты знаешь, те девушек, которых в конечном итоге заставляют выйти замуж за какого-нибудь старого богатого парня из культа и вынашивать его детей, пока им не удастся сбежать и попасть в национальные заголовки.
— Да, но никто из них не сообщает, что ему рассказывали истории, которые рассказывала эта женщина. — Он указывает на монитор, который смотрит на Эмму. Звук приглушен, но она все еще кричит, вероятно, на меня. — Ни один из этих культов не
добился успеха и в течение многих лет промывал мозги всей своей пастве, заставляя ее верить во что-то, что звучит так, как будто это прямо из эпизода «Сумеречной зоны».
Слушая, как спорят Драгон и Рэт, я провожу пальцами по бороде, напряженно размышляя.
Я никогда не был поклонником научной фантастики, но есть один научно-фантастический фильм, который я помню, который смотрел в детстве. Он называется «Остров».
В фильме людей держат внутри комплекса и говорят, что мир наверху непригоден для жизни. Им запрещено покидать территорию, им сказано, что если они рискнут выйти за пределы комплекса, то умрут. Только позже двое из них обнаруживают, что все это ложь. Мир наверху замечателен и прекрасен. Оказывается, бедняг в комплексе прячут от мира, потому что они клоны, созданные для использования в качестве запасных частей для богатых придурков, которые хотят жить дольше. Это, наверное, единственный научно-фантастический фильм, который казался не странным, который я мог высидеть, и
в детстве он меня до чертиков пугал. Размышления о лжи, которой, по-видимому, кормили Эмму и остальных членов Колонии, напоминают мне о клонах в том фильме.
Конечно, «Остров» — это просто кино. Но сотням людей говорят кучу лжи, чтобы держать их под контролем и сдерживать в злых целях какого-то больного придурка? Вполне правдоподобно. Все, что нужно сделать — это посмотреть на Холокост. И с достаточным количеством связей и знаний, с достаточным количеством страха, внушенного прихожанам, даже изобретение Интернета не отменяет возможности того, что культ может иметь такой контроль над своими последователями. Когда люди достаточно отчаиваются, они поверят во что угодно.
— Ты проверил эту Сару Карпентер, о которой она упоминала? — спрашиваю я
Рэта.
— Конечно. Она призрак, как и твоя Дикая кошка. Я заглянул в агентство нянь, которое ты мне дал. Если она там работала, то, должно быть, использовала псевдоним. Единственный способ найти ее, это через нее. — Он указывает на Эмму.
И можно поспорить, что Эмма не так легко отдаст имя, которое использовала Сара, или другую информацию о ней. Разговор с Сарой может быть единственным способом доказать, что Эмма говорит правду. Она сделает это, если решит, что поговорить с Сарой
— единственный способ заставить меня поверить ей, но сейчас Сара не важна. Есть еще одна гораздо более серьезная проблема, с которой нужно разобраться.
— А как насчет Адамсона? — спрашивает Драгон, опережая меня в этом вопросе.
— Если у этого ублюдка есть информация обо мне или моем клубе, я хочу его задницу. Рэт тяжело вздыхает. — Да, хорошо, итак, о нем я смог кое-что раскопать, но
ничего, что выглядело бы достаточно подозрительно, чтобы соответствовать тому, что мы видели в том особняке, и ничего, что, похоже, связано с Эммой.
— Что ты нашел? — я сажусь на один из двух стульев, которые стоят перед мониторами.
— Абель Адамсон владеет множеством отелей типа «постель и завтрак», небольшими отелями и несколькими пансионатами в Неваде. Я перепроверил компании, которыми он владеет, с номерами, которые мы нашли в его доме. Они совпадают. — И я предполагаю, что одно из мест, которым он владеет — это пансионат Рози. Рэт указывает на меня и кивает. — Все места, которыми он владеет, в том числе и у Рози, выглядят чистыми, даже при некоторых значительных раскопках. — Я нашел только две жалобы. В первом случае на женщину напали в одном из жилых домов. Кто-то видел, как другой
житель затащил ее в комнату, но никаких обвинений предъявлено не было, и женщина так
и не вышла с обвинением. В другом, у Рози соседка жаловалась на сильный шум, доносившийся оттуда. В остальном Адамсон чист как стеклышко.
Я прищуриваюсь на экран, где Рэт вывел список предприятий Адамсона. Этот мудак действительно начинает меня бесить.
— Хорошо, давайте обсудим то, что мы знаем. — Я встаю на ноги, расхаживаю и поднимаю один палец. — Этот парень — какой-то скромный владелец малого бизнеса… Он чист, и все же в его доме были вооруженные люди.
— И он покупает оружие у одного MК, и у него есть компьютер, полный имен участников из другого МК, — добавляет Драгон. — Он столкнул этих два МК друг с другом.
Я слышу гнев в его голосе. Я поднимаю еще один палец и киваю.
— И он, похоже, не имеет никакого отношения к Эмме, но он, очевидно, знает ее, — добавляет Рэт.
Я поднимаю третий палец.
— А еще есть Эмма, — вставил я, поднимая четвертый. — Предполагая, что она говорит правду, у нас есть женщина, которая предположительно скрывается от культа и вынужденного брака с одним из его членов, единственная связь с внешним миром — это
ее коллега, которая также вышла, а затем исчезла. Но потом Эмма каким-то образом попадает в поле зрения такого богатого преступника, как Адамсон? — я опускаю руку. — Я этого не понимаю. Что мы упускаем?
Драгон выпивает второй стакан виски. Он ставит рюмку вверх дном на стойку бара и игнорирует хмурый взгляд Рэта. — Я не знаю, но пойми это, Спайдер. — Он кивает мне.
— Что бы ни было у этого ублюдка с моим клубом, я хочу, чтобы его прикончили.
Я смотрю на список предприятий, принадлежащих этому мудаку Адамсону, как будто недостающие части головоломки появятся там, если я буду смотреть на него достаточно долго. Затем я перевожу взгляд на монитор, который смотрит в камеру Эммы. Обнаженное тело выставлено на всеобщее обозрение, она яростно извивается, великолепная голова запрокинута назад, беззвучно кричит.
Мало того, что у Адамсона было мое имя в черном списке, но у него еще есть какая-то неизвестная связь с моей Дикой кошкой. Нежелательное видение того, как он смотрит на это изображение, пока он дрочит, мелькает у меня в голове, и я сжимаю кулаки.
Я хочу прикончить его так же сильно, как и Драгон.
— Не волнуйся, През, — говорю я ему, не сводя глаз с Эммы. — Я разберусь с ним. Когда я найду его, он пожалеет, что связался с Бандитами.
Я смотрю на монитор, который смотрит в камеру Эммы так пристально, что мои глаза должны были прожечь дыру в экране.
Если она лжет мне… Мои мысли погружаются во тьму мира, представляя, как я причиняю ей такую боль и страдания, что это пугает даже меня. Если она лжет, это предательство, за которое есть наказание.
И что бы ни случилось, каким бы ни был результат с фотографией Адамсона, он пожалеет, что знает Эмму Вайнмэн.
Глава 24
Энтропия
Эмма
Энтропия —широко используемый в естественных и точных науках термин.Впервые введен в рамках термодинамики как функция состояния термодинамической системы. Энтропия определяет меру необратимого рассеивания энергии или бесполезности энергии, потому что не всю энергию системы можно использовать для превращения в какую-нибудь полезную работу.
После ухода Спайдера минуты тянутся, превращаясь в часы. А это значит, что я, должно быть, была подвешена здесь, в этой комнате, почти три часа.
У меня такое чувство, что руки отваливаются каждый раз, когда я двигаюсь. У меня такое чувство, что ноги подогнутся, как только с моих запястий снимут цепи. У меня пересохло в горле, а в животе урчит, как будто я не ела несколько дней. Цепи впиваются в мои запястья, и мои руки немеют.
И вдобавок ко всему прочему, мой мочевой пузырь готов лопнуть.
Единственная светлая сторона в том, что порезы, которые Спайдер оставил своим проклятым ножом, больше не жалят. Должно быть, кровотечение остановилось.
И снова я стараюсь не думать о том, кто, кроме него, может наблюдать за мной через эту камеру. Ему нравится наблюдать за мной, где бы он ни был?
Ненависть к нему обжигает меня изнутри. Ненависть, которую я никогда ни к кому раньше не испытывала. Даже к нему. Даже когда я впервые встретила его.
Мне больно думать, что всего несколько дней назад мы лежали вместе в его постели, обнимая друг друга. Долгие часы мы медленно брали друг друга, пока я не почувствовала, что мы знаем каждый дюйм тел друг друга. Тогда он был совсем другим. Теперь я хочу выколоть ему глаза. От этой мысли мне становится грустно.
Сначала я кричала и вопила. Пока я не поняла, что это не приносит никакой пользы. Никакие прошения, мольбы или крики ничего не изменят. Я не выйду отсюда, пока он не решит выпустить меня.
Когда ключи звякают в двери, я вскидываю голову, надежда оживает. За надеждой быстро следует холодный озноб страха.
Перед тем как уйти, Спайдер сказал мне, что, если что-то из того, что я сказала, будет ложью, он застрелит меня и отправит мою голову Сету в коробке. Он ясно дал понять, что сделает для клуба все, что должен. Я обидела его МК и предала его. Нарушила его правила. Ничто из того, что я ему сказала, не было ложью, но, если он думает иначе, он выполнит свою угрозу.
Что, если он ничего не найдет? Что, если он так или иначе не сможет подтвердить то, что я ему сказала? Сочтет ли он это основанием для моего убийства?
Поднимается паника, за которой следует укол беспокойства за Сару. Если я умру, кто ее найдет?
Дверь со скрипом открывается.
Спайдер входит, и моя паника нарастает, пока я не начинаю извиваться в этих цепях. Он закрывает дверь. Когда он поворачивается ко мне, в его руках поднос с миской супа, булочкой и бутылкой воды.
Я сглатываю, наблюдая, как капли конденсата медленно стекают по стенкам бутылки. Я отсюда чувствую запах супа — куриный. У меня слюнки текут, желудок урчит
в гневном протесте.
Но вместо того, чтобы снять с меня цепи и принести еду, Спайдер запирает дверь, подходит к кровати и ставит поднос на пол. Он ничего не говорит. Он даже не смотрит на меня.
Я закрываю глаза, откидываю голову назад, отчаяние скручивает мои внутренности
в тугой узел.
— Ты нашел что-нибудь, что доказывает то, что я сказала? Ты мне веришь? Он не отвечает.
— Спайдер, пожалуйста, развяжи меня. — Я ненавижу, что умоляю его, и что мой голос срывается.
По-прежнему ничего. Он пересекает комнату, направляясь ко мне, и на секунду мое сердце снова наполняется надеждой. До тех пор, пока он не вытаскивает упаковку дезинфицирующих салфеток с внутренней стороны своего пореза и не открывает упаковку зубами.
— Что ты делаешь?
Тишина.
Его голубые глаза сосредоточились на моей груди, он осторожно вытирает кровь с порезов, которые оставил там. От слабого запаха дезинфицирующего средства у меня подергивается нос. Что бы ни было на салфетке, порезы жгут. Я вздрагиваю, и он игнорирует это, делая то же самое с порезами на моем животе, а затем на бедре.
Он обрабатывает мои порезы почти нежной рукой, и все же его глаза холодны и бесчувственны, его молчание сокрушительно. Я снова любимая игрушка, о которой заботится мужчина, который видит во мне объект для своего удовольствия.
Я танцую на цыпочках, сжимая бедра вместе.
— Ох, давай! Дай мне передохнуть, Спайдер. Развяжи меня, — рычу я на него.
Он заканчивает обрабатывать мои порезы и кладет в карманы салфетки, затем отступает, оглядывая меня.
— Еще нет. — Его голос — тихий шепот, почти неслышный, и его невозможно прочесть.
— Ты мне веришь или нет?
— Пока не знаю. — Это холодный, бесстрастный ответ, и снова почти неслышный. Нет, в этом есть какая-то эмоция, но я не могу ее определить. Может быть,
отрицание? Сожаление? Я не могу понять, хорошие это признаки или нет.
— У меня все еще есть два вопроса, — говорит он. — Ты ответишь на них сейчас.
— Его глаза прикованы ко мне, но они пусты, как будто он смотрит сквозь, а не на меня. Беспомощность обволакивает мое горло, крепко сдавливая. Слезы текут из моих
глаз. Мужчина, в которого я начала влюбляться, ушел. В нем нет ничего, за что я могла бы уцепиться. Он собирается убить меня, не так ли?
— Хорошо, если ты собираешься снова допрашивать меня, по крайней мере, позволь мне воспользоваться ванной.
— Нет.
— Серьезно? Послушай, если ты не хочешь, чтобы я испражнялась на пол, ты должен отпустить меня.
При этих словах в его глазах вспыхивает искорка, а губы кривятся. Это первая настоящая эмоция, которую я увидела в нем с тех пор, как он вернулся. Вид этого одновременно раздражает и почему-то успокаивает.
— Воспользуйся этой мотивацией к сотрудничеству. Если ты не хочешь разбросать свое дерьмо по полу, ты расскажешь мне то, что я хочу знать.
Ух!
Делать больше нечего, я опускаю голову и жду, когда он начнет.
— Почему ты мне не сказала?
Я резко поднимаю голову. — Что ты имеешь в виду?
Он сцепляет руки за спиной. — Когда я спросил тебя, почему ты взяла деньги в тот первый день, ты сказала, что тебе нужно уехать из города.
— Да. Чтобы сбежать от Дьякона Джейкоба.
— Я спросил тебя, от кого ты убегаешь. Почему ты тогда не сказала мне, в какую беду ты попала?
Я моргаю, глядя на него, ошеломленная тем, что он вообще спросил об этом.
— Если бы ты тогда рассказала мне о культе, я мог бы тебе помочь. Клуб мог бы тебе помочь.
— И что заставляет тебя думать, что я могла доверять тебе? — срываюсь я. — Ты не понимаешь этого, не так ли? — я качаю головой, глядя в потолок. — Ты, этот клуб. Ты воплощаешь в себе то самое, о чем нас предупреждал культ. Этот клуб отражает именно тот тип ужасного, преступного элемента, которым, как нам говорили, был наводнен весь мир. И…
— Хорошо, я поверю в это. Но когда ты поняла, что никуда не денешься, ты, должна была понять, что тебе нечего терять, сказав мне правду. По крайней мере, тогда я бы знал, что ты не просто воровка.
— Разве это что-нибудь изменило бы? Я все равно пошла против твоего клуба.
— Возможно, так и было, да. — Он пожимает плечами. — Мы не монстры, Эмма…
— Ох, нет?
Он никак не реагирует на сарказм. — Если то, что ты рассказала мне о культе, правда, ты была в отчаянии. В опасности и без вариантов. Такие люди, как вы, люди, попавшие в беду, люди, для которых власти ничего не могут или не хотят делать — это именно те люди, которым мы помогаем. МК создан для этого.
— Но в то время я этого не знала.
— Может быть, и нет, но сказать нам правду было бы лучше, чем позволить нам думать, что ты воровка.
— Нет! В том-то и дело, что лучше бы и не было. Ох, ты так ничего и не понял. С той минуты, как ты привел меня в ту комнату для вечеринок, я была в ужасе, что, если я скажу что-нибудь о Колонии, я подвергну их опасности.
— Почему? — он разводит руками. — Зачем нам кучка отсталых фермеров с промытыми мозгами?
— Потому что. Вот в чем дело с этими людьми, Спайдер. Всю свою жизнь мне твердили, что внешний мир полон преступников и головорезов вроде тебя, что любой, кто узнает о нас снаружи, попытается воспользоваться нами. Отнимите у нас то, что у нас есть, разрушите наш образ жизни.
— И ты им поверила.
— Мы не знали ничего другого! Дэвид пустился в длинную, затянутую историю о какой-то банде, которая узнала о нас и попыталась заставить церковных лидеров дать им деньги за защиту.
Глаза Спайдера сужаются, когда он слышит мои слова. Я не могу сказать, верит он в это или нет.
— Что случилось с этой бандой? Кто они были? Как он их остановил?
— Он не сказал нам, кто они такие. Он только сказал нам, что Бог помог ему остановить их.
— Бог помог ему? — лицо Спайдера внезапно расплывается в улыбке. — Серьезно?
— Да!
— И ты ему поверила.
Смущение и унижение обжигают мои щеки за то, что я позволила втянуть себя в то, что в то время казалось таким реальным, а теперь кажется таким нелепым.
— Да, хорошо? Мы все доверчивые, глупые дураки. Вы должны понять, Дэвид знает, как заставить людей поверить во что-то. Он очень убедителен. Он говорит, что Бог говорит с ним. Он заставил нас поверить ему.
Спайдер издает долгий свист. — Уоу.
Я вижу это по его лицу, он думает, что Дэвид полный псих. Мне потребовались месяцы, чтобы понять то же самое. К сожалению, он приправил свою безумную риторику «мы против них» достаточным количеством правды, чтобы, даже после того, как я поняла, что большая часть того, что нам говорили, была ложью, было невозможно понять, что реально, а что нет. Я не знала, кому доверять, и, без сомнения, знала, что не могу доверять таким парням, как Спайдер.
— Ладно. Итак, он заставил вас верить в эту чушь. Допустим, я куплюсь на это. Есть еще одна вещь, которую я не понимаю. Если ты родилась в Колонии, то это все, что ты знала. Для тебя брак с этим тупоголовым Сетом показался бы правильным. В твоей промытой голове не было бы ничего, что могло бы сказать тебе, что это было неправильно. Так почему же ты сбежала? Что заставило тебя решиться на побег, когда ты знала, что если они тебя поймают, то убьют?