Экснер: Если я правильно понял, вы имеете в виду доказательства о намерении британцев оккупировать Норвегию?
Геринг: У нас был доклад, но окончательные письменные доказательства мы получили позже.
Экснер: У фюрера были сомнения на этот счет?
Геринг: Сомнений не было ни у него, ни у нас. Мы позднее получили доказательства.
Кубочек: Верно ли то, что Гитлер уполномочил вас проводить все переговоры для целей формирования правительства под руководством Гитлера, как это случилось 30 января 1933, то есть, только у вас было поручение на это?
Геринг: Верно, я заявлял об этом в другой день.
Кубочек: Верно ли то, что вы впервые говорили о формировании правительства с фон Папеном в январе 1933?
Геринг: Я разговаривал с Папеным первый раз в воскресенье, за 8 дней до формирования правительства, в доме Риббентропа.
Кубочек: Если бы затем, Папен проводил переговоры, касавшиеся формирования нового правительства между 4 января, днем встречи с Гитлером в доме барона Шрёдера[211], и 22 января, это бы дошло до вас, и вам должно быть это известно.
Геринг: Это верно, потому что фюрер тогда находился в Мюнхене, и я был уполномочен в Берлине на формирование правительства. Кроме того, еще не было столь очевидно в начале января, что необходимо продолжительное время для формирования правительства. Иные переговоры проходили без участия господина фон Папена.
Кубочек: Являлось ли формирование нового правительства в середине января необходимым для Гинденбурга, потому что Шлейхер не имел парламентской поддержки и его попытки заручиться поддержкой Грегора Штрассера расколоть НСДАП не удались?
Геринг: Мне кажется, что уже говорил, что таким путем Шлейхер не мог получить парламентское большинство и его попытка развалить партию, провалилась, потому что фюрер немедленно устранил Штрассера, который в действительности не имел сторонников среди депутатов. Поскольку попытки Шлейхера получить большинство провалились, он решил править без парламента, и это он мог сделать только благодаря чрезвычайным полномочиям, данным Гинденбургом. Поскольку он говорил ему ранее, что он получит большинство, президент Рейха отказал ему в передаче чрезвычайных полномочий, которые давались предыдущему правительству Папена, и тогда решил сделать то, о чем я уже говорил.
Кубочек: Верно ли, что фон Папен передал вам полномочия премьер-министра Пруссии 20 апреля 1933, потому что на выборах в прусский ландтаг в марте 1933, НСДАП получила чёткое большинство в Пруссии, и ландтаг, следовательно, намерен был избрать вас премьер-министром?
Геринг: Это не совсем верно, прусский ландтаг тогда не мог избирать премьер-министра. Но фактически НСДАП имела абсолютное большинство, навязав Папену, в связи с моими совещаниями в Мюнхене, обратился к фюреру, заявив, что он согласен передать мне премьерство Пруссии.
Кубочек: Последний вопрос: Вы упоминали вчера, что вы как главнокомандующий воздушными силами давали много помилований людям из Бельгии и Франции, кого приговаривали за своё сопротивление. Верно ли, что фон Папен в разных случаях передавал вам просьбы родственников приговоренных; и что он делал это по причине, исходя из солидарности с данными людьми, он не хотел таких приговоров, даже если они были оправданны с военной точки зрения, и не касались его лично, и что вы делали с пожеланиями фон Папена?
Геринг: Я просто помню такие случаи — я помню одно дело особенно, значительное лицо было вовлечено — я получил запрос от господина фон Папена, относительно того можно ли применить к данному лицу помилование. Я рассматривал приговоры людей за их помощь вражеским летчикам. В этом случае я в значительной степени удовлетворил требование господина фон Папена. Я уже не помню подробности того дела.
Баллас [212]: Я прошу Трибунал разрешить мне задать несколько вопросов свидетелю Герингу. Они касаются хорошо известного телефонного разговора 11 марта 1938 между Берлином и Веной.
(Обращаясь к свидетелю) Верно ли, что доктор Зейсс-Инкварт, когда он был назначен государственным советником Австрии в июне 1937, посетил вас в Берлине вместе с государственным секретарем Кепплером?
Геринг: Дату я уже не помню, но визит был, да.
Баллас: Выражал ли в то время, доктор Зейсс-Инкварт идею, о том, что Австрийская национал-социалистическая партия должна была быть полностью независимой от партии Рейха?
Геринг: Пожелания такого характера высказывались им, так как он хотел иметь настолько мало трений в кабинете насколько.
Баллас: Тогда он в дальнейшем упоминал — и я хочу услышать ответ, верен он или нет — что национал-социалистам следовало дать разрешение на активные действия в Австрии, с целью создать близкие отношения между Австрией и Германией насколько возможно в рамках независимой Австрии.
Геринг: Что касалось партийных вопросов, я не помню, что именно обсуждалось. Схема сохранения Австрии независимой и сотрудничающей с Германией, часто защищалась Зейсс-Инквартом, и я недавно описывал это. Она не казалось мне достаточно обширной. Просто, потому что я знал Зейсс-Инкварта, я должен сказать откровенно, я был немного разочарован его отношению 11 и 12 марта, и поэтому поздно вечером состоялись эти телефонные переговоры, я послал Кепплера в Вену, для того, чтобы он следовал курсу аннексии. Я бы скорее послал кого-нибудь другого, потому что господин Кепплер был, слаб для меня; но фюрер желал, что если, кто и будет послан, пусть это будет Кеплер.
Баллас: Верно ли, что Зейсс-Инкварт объяснял свое отношение указывая на преимущество представления интересов двумя немецкими государствами?
Геринг: Это совершенно верно. Я отвечу, что имел полностью противоположное мнение; что я предпочитал, чтобы интересы немцев представляло одно государство, которое будет действовать более энергично, чем два, а второе не будет с ним единодушно.
Баллас: У вас были 11 марта 1938, или в предыдущие дни телефонные или иные переговоры с Зейсс-Инквартом?
Геринг: Насколько, помню, но не могу сказать определенно, я уверен, в предшествовавшее воскресенье. Был разговор 11, в пятницу; в понедельник или вторник до этого я спрашивал его, или его людей, о впечатлениях от Граца и Штирии. Я смутно помню это, не буду клясться под присягой.
Баллас: Документ номер 2949-ПС представленный обвинением относительно переговоров между Берлином и Веной в критический период марта 1938, показывает, что лишь во время разговора между доктором Дитрихом и государственным секретарем Кеплером, который находился в Вене от вашего лица, который проходил в 21 час 54 минуты — что только тогда было согласие доктора Зейсс-Инкварта на телеграмму, которую вы продиктовали заранее, переданную Кеплером. Был ли отдан приказ о вступлении в Австрию в тот момент.
Геринг: Я недавно объяснял. Приказ вступить в Австрию был отдан и без телеграммы. Не важным было будет или нет согласие. Ответственность за вступление лежала на мне и фюрере.
Баллас: Тогда верно, что вступление произошло бы и без телеграммы?
Геринг: Да. Конечно.
Баллас: Какой тогда была цель телеграммы? Она была связана с чем-то из внешней политики?
Геринг: Я уже подробно объяснял это.
Баллас: Помните ли вы, свидетель, что в ночь с 11 на 12 марта, государственный секретарь Кеплер, от имени Зейсс-Инкварта, обратился в Берлин с просьбой не входить в Австрию?
Геринг: Я помню это очень отчетливо, так как я был очень разозлен этой бессмысленной телеграммой — после всех приготовлений — нужно было беспокоить покой фюрера, за день перед его приездом в Австрию. Поэтому я жестко потребовал у адъютанта фюрера передать телеграмму мне. Из-за этого я помню телеграмму отчетливо, она была бессмысленной.
Баллас: Дело было в том, что фюрер дал бы категорический отказ на телеграмму?
Геринг: Он уже не мог отказаться, потому что движение войск уже началось. Такое движение невозможно было остановить за час. Если войска в походе, для их остановки потребовались бы дни. В лучшем случае мы могли бы остановить войска в какой-то точке пути. Но как я заявлял это не входило в наши планы. С этого момента, не Зейсс-Инкварт, а фюрер и держали судьбу Австрии в наших руках.
Баллас: У меня осталось еще два вопроса относительно Нидерландов. Верно ли, что в дополнение к приказу фюрера, опубликованному 18 мая 1940 назначавшего доктора Зейсс-Инкварта рейхскомиссаром Нидерландов, также существовал неопубликованный приказ, которым Зейсс-Инкварт прямо подчинялся вам.
Геринг: По поводу секретного приказа мне ничего не известно.
Председательствующий: Задавайте вопросы медленнее. Вы видите, что мигает лампочка.
Баллас: Имел ли Четырехлетний план своё ведомство в Нидерландах?
Геринг: Я еще не ответил на первый вопрос. Я понял, что вы задали этот вопрос снова, но его не перевели.
Баллас: Я, так понял, что суд подразумевал…
Геринг: Я хотел бы ответить вам на него, что о секретном приказе, я ничего не знаю. Было бы бессмысленно, чтобы рейхскомиссар на оккупированной территории подчинялся мне отдельным приказом. Но если это вопрос подчинения в экономических вопросах, тогда конечно, рейхскомиссар подчинялся, конечно, моим приказам, как и остальные ведомства Рейха.
По второму вопросу, я могу сказать, что я не знаю в подробностях имелис ли, как на других оккупированных территориях, так и в Нидерландах, непосредственные представители Четырехлетнего плана, либо я использовал военного командира или экономическое управление рейхскомиссариата на данной территории. Насколько я помню, не обращаясь к документам, в Нидерландах в этой ситуации имелся экономический советник, или представитель рейхскомиссара — тогда Фишбок — который логически, исполнял экономические распоряжения Четырехлетнего плана. Рейхскомиссар никогда не получал от меня прямых приказов. Он мог протестовать против них только мне, в чрезвычайных случаях, фюреру, но лично не принимал участия
Баллас: У меня больше нет вопросов.
Председательствующий: Слушание откладывается.
(Слушания Трибунала отложены до 1000 часов 18 марта 1946)
Восемьдесят четвертый день
Понедельник, 18 марта 1946
Утреннее заседание
Председательствующий: Доктор Кубочек вы завершили перекрестный допрос?
Кубочек: Да, господин Председательствующий.
Председательствующий: Хорошо. Желают ли защитники других подсудимых провести перекрестный допрос?
Краус [213]: Профессор Краус для доктора Людингхаузена[214] по поручению подсудимого фон Нейрата. Я прошу вашего разрешения задать несколько вопросов свидетелю
(Обращаясь к свидетелю) Свидетель, на Мюнхенской конференции Гитлер, это подтверждено, задал следующий вопрос: «Что случится если чехи не согласятся с оккупацией Судетов?» После чего Даладье ответил: «Тогда мы их заставим». Это верно?
Геринг: Этот вопрос был поставлен фюрером в ходе дискуссии. Премьер Даладье, в целом, может и не такими словами, но сказал это. Насколько я помню, он отметил, что теперь решение данного вопроса достигнуто великими державами с целью поддержания мира, и этому миру не может угрожать отказ Чехословакии, поскольку ни Англия ни Франция, не чувствуют себя обязанными перед Чехословакией, если Чехословакия не последует такому совету.
Краус: Свидетель, как долго вам известен господин фон Нейрат?
Геринг: Насколько припоминаю я видел господина фон Нейрата недолго, когда он был немецким послом в Дании в 1919. Позднее я встретил его снова, прямо перед захватом власти и мне кажется коротко с ним поговорил; мои близкие отношения и доверие появились после прихода к власти.
Краус: Вам было известно о его деятельности в Лондоне?
Геринг: Это верно. Я не знал о его работе ранее, потому что даже в былые времена, то есть с 1931 и 1932, до того как господин фон Нейрат стал министром иностранных дел, в обсуждениях о возможном составе правительства, мы также рассматривали имя господина фон Нейрата, как кандидата, даже при том, что он не принадлежал к партии. Главную роль в его рассмотрении сыграла его должность как посла в Англии, поскольку и я и Гитлер, разделяли мнение, что господин фон Нейрат в качестве посла имел хорошие отношения с английским правительством и что господин фон Нейрат станет важным фактором в этой сфере — хороших отношениях с Англией — которые рассматривались фюрером как основное условие внешней политики.
Краус: Тогда можно ли утверждать, что господин фон Нейрат проводил политику мира и взаимопонимания с Лондоном?
Геринг: Вы можете быть уверенным в этом.
Краус: Да; и могли бы вы сказать, помимо этого, господин фон Нейрат продолжал такую политику в качестве министра иностранных дел?
Геринг: Когда президент Рейха фон Гинденбург поставил условие, которое я уже упоминал, о том, что господин фон Нейрат должен стать министром иностранных дел, фюрер полностью с этим согласился, потому что он видел задачу создания хороших отношений с Англией и Западом, а господин фон Нейрат всегда прилагал усилия в данном направлении.
Краус: Я должен задать еще серию вопросов.
Вы присутствовали на заседании правительства 30 января 1937, в ходе которого Гитлер вручил золотой партийный значок, тем членам правительства, кто не являлся членами партии, в том числе господину фон Нейрату?
Геринг: Да я там присутствовал.
Краус: И вам известно, что на этом заседании Гитлер заявил, что это было исключительное событие, и что эти господа соответственно не становятся членами партии и не несут обязательств перед партией?
Геринг: Я бы не хотел так ставить вопрос. Фюрер выступил спонтанно, поскольку это была годовщина прихода к власти, и он говорил, что его намерением было продемонстрировать доверие к тем членам правительства, к кому он имел особое доверие, и которые не принадлежали к партии. Мне кажется, он использовал такие слова: «Я попрошу их принять партийные значки». Тогда он говорил, что по его мнению, это была награда, и он намеревался, как он и сделал позднее, установить степени данной награды. Первая степень награды была золотым значком партии. Затем, учитывая повод, он подходил к различным министрам и вручал им эти значки. Он при этом, как не отмечал, что они не являются членами партии, так и не обращал внимание на то, что они являются членами партии.
Когда он дошел до господина фон Эльца-Рюбенаха, этот господин спросил, должен ли он теперь отстаивать антирелигиозную политику партии, или что-то подобное. Фюрер промолчал минуту и сказал: «Значит, вы не желаете принять его?», на это господин фон Эльц ответил: «Я не хочу этого сказать. Я просто хотел оставить для себя некоторую свободу». Фюрер после этого взял его обратно; немедленно развернулся и вышел из кабинета.
В этой связи неверно, как ходили слухи, что господин фон Эльц добровольно подал в отставку после этого. Я пошел за фюрером и чувствовал, как и другие господа, что фюрер был оскорблен, поскольку членство в партии даже не упоминалось. В дополнение, и это очень важно, фюрер уже решил разделить министерство транспорта на два и воссоздать старое министерство почты и назначить железнодорожного эксперта Дорпмюллера[215] в министерство транспорта. Фюрер ранее говорил мне это, и он оставил на меня, чтобы я воспользовался случаем и сказал это Эльцу, в дипломатичной манере, я пошел к нему и сказал: «Ваш поступок был недопустим, и я думаю, что единственный выход для вас подать в отставку». Он сказал: «Я не имел этого в виду», и не собирался подавать в отставку добровольно. Тогда я резко сказал ему, чтобы он сделал это до вечера. Я также послал к нему государственного секретаря Мейснера, чтобы тот объяснил, что для него было бы предпочтительнее покинуть правительство, особенно в связи — я поручил ссылаться на разделение министерства.
Вот, что происходило на том заседании относительно золотых партийных значков.
Краус: Свидетель, вы присутствовали, когда Гитлер, вечером 11 марта 1938, говорил господину фон Нейрату в рейхсканцелярии о вступлении войск в Австрию, и информировал его о причинах такого шага, а также просил проинформировать об этом министерство иностранных дел, поскольку он должен был уезжать.
Геринг: Я уже отмечал в замечаниях об Австрии, что министр иностранных дел фон Риббентроп не присутствовал. Фюрер делегировал мне представительство Рейха, и я попросил его сказать господину фон Нейрату, чтобы он тогда помог своими знаниями во внешнеполитических вопросах. Мне кажется, после этого господин фон Нейрат был вызван в рейхсканцелярию этим же вечером, и фюрер сказал ему в общих чертах, то, что вы только, что сказали. Это заключалось в том, что если я нуждался в советах по внешнеполитическим вопросам, если министр иностранных дел отсутствовал, а у меня не было опыта отвечать на дипломатические ноты, и поскольку ожидались дипломатические действия в духе протестов и нот, по крайней мере, это можно было бы решить в отсутствие фюрера.
Краус: Из этого следует, что господин фон Нейрат не являлся заместителем министра иностранных дел, но только в его отсутствие был своего рода вашим советником?
Геринг: Он не являлся заместителем министра иностранных дел; это не соответствовало ни его должности ни рангу; заместителем министра иностранных дел считался государственный секретарь.
Краус: Фон Вайцзеккер[216]?
Геринг: Мне кажется, что тогда господин фон Макензен; он также пописывал текущую корреспонденцию в отсутствие министра иностранных дел. Господин фон Нейрат был только моим советником по таким вопросам, которые могли появиться в связи с австрийским вопросом.
Краус: Вам известно о протесте британского посла 11 марта 1938, который был адресован, достаточно странно, господину фон Нейрату и в котором британский посол возражал против вступления войск?
Геринг: Это не так странно если, в тот вечер, когда войска вступили, я лично, как я уже объяснял беседовал с английским послом 2 часа и рассказывал ему, о том, что фюрер завтра отправляется в Австрию; что я исполняю обязанности по управлению Рейхом и для этих целей попросил быть господина фон Нейрата моим внешнеполитическим советником, сэр Невил Гендерсон дал мне понять, что это не останется без протеста. Таким образом, британский посол уже получил информацию об этом за сутки до начала. Этим объясняется, почему он обратился к господину фон Нейрату, потому что я сказал ему: «Если вы будете обращаться ко мне со своими старыми нотами протеста, я особо много с ними не сделаю»
Краус: Господин фон Нейрат, после того, как министр иностранных дел сформулировал ответ на протест, уведомлял вас по телефону об ответе, и просил вас подписать его, как заместителя Гитлера?
Геринг: Да, конечно я являлся заместителем главы государства. Он информировал меня об ответе и я будучи в курсе вопроса, сказал ему: «Подпишите вы», как заместитель главы государства я мог не подписывать дипломатические ноты.
Краус: Спасибо.
Серватиус [217]: Свидетель, насколько подробно политическое руководство заранее информировалось о внешнеполитических намерениях фюрера?
Геринг: «Политическое руководство» это сложное понятие. Оно включало в себя всех, начиная от рейхсляйтера до блокляйтера или зелленляйтера. Инструктирование всей структуры политического руководства относительно вопросов внешней политики, вполне естественно и понятно не проводилось, и не могло проводиться до тех пор, пока фюрер публично не высказывался о своих основных внешнеполитических намерениях для нации в Рейхстаге или по радио. Высшие чиновники политического руководства, например, рейхсляйтеры и гауляйтеры, преимущественно никогда, не собирались группой, для своего информирования о политических намерениях фюрера, которые не должны были подлежать огласке.
Он мог лично указывать на свои намерения отдельному или некоторым политическим руководителям, которые тогда занимали государственные посты, или тем, кто пользовался его особым доверием — я должен еще подумать, в каких бы случаях это происходило. Он определенно не собирался делать это с каким-либо подразделением или ведомством. В своих речах к гауляйтерам после происходящих событий, он просто освещал события в ретроспективе и объяснял и показывал свои политические намерения, которые имел, однако, уже по факту.
Серватиус: У меня больше нет вопросов.
Хорн [218]: Свидетель, вам известно в какой степени фон Риббентроп был информирован о военных планах и намерениях, находясь в должности министра иностранных дел?
Геринг: Я не знал деталей. В целом схожие принципы применялись и здесь, только те чиновники были компетентны, поскольку их касались эти намерения, они были информированы, особенно в случае военных намерений. Но насколько много фюрер, говорил фон Риббентропу о своих военных планах, мне не известно.
Хорн: Верно ли то, что Гитлер устанавливал направления во всей политике, включая внешнюю политику?
Геринг: Это конечно имело место. Внешняя политика, прежде всего, являлась собственными представлениями фюрера. Под этим я понимаю, что с одной стороны внешняя политика и руководство вооруженными силами с другой, были самыми важными занятиями фюрера и являлись предметом его главной деятельности.
Хорн: Можно ли сделать вывод, что он очень сильно интересовался деталями во внешней политике?
Геринг: Он занимался исключительно такими деталями, как я только, что сказал, и особенно с огромным интересом в этих обеих сферах.
Хорн: Гитлер прямо проинструктировал вас держать в секрете меморандум о Польше от 30 августа 1939?
Геринг: Он не давал мне прямых инструкций. Я не знаю, знал ли он, что у меня в кармане. Но в целом он давал такие инструкции, чтобы тот, кто получал эти инструкции из рук в руки, например фон Риббентроп, не передавал их, так что я действительно передавал этот меморандум против воли фюрера, что означало определенный риск, который вероятно только я — поймите меня правильно — именно я в одиночку мог нести.
Хорн: Вы упоминали несколько дней назад, различия во влияниях различных личностей на Гитлера. Вам известны, какие-либо факты, из которых можно сделать вывод, что Риббентроп имел недостаточно влияния на фюрера с целью изменить его решения ранее принятые им?
Геринг: Если рассматривать влияние на фюрера, это проблемный вопрос. Я бы хотел сначала определиться для себя с вопросом о влиянии господина фон Риббентропа. Господин фон Риббентроп определенно не имел влияния в том смысле, что он мог изменить позицию Гитлера. В какой степени аргументы, какого-либо возражения могли, вероятно, определенно повлиять на фюрера с целью заставить сделать его то или иное в области внешней политики, или отказаться делать что-то, или изменить что-то, полностью зависели от силы аргументов и фактов. В какой степени это иногда играло роль я не могу сказать, я не присутствовал на 99 процентах совещаний фюрера с господином фон Риббентропом. Но господин фон Риббентроп не имел такого влияния, чтобы сказать: «Сделайте это» или «Не делайте этого; я считаю это ошибочным», когда фюрер был убежден в своей правоте.
Хорн: Вам известны факты или наблюдения, которые могли бы указать на наличие заговора в высших кругах правительства?
Геринг: Заговор можно по разному интерпретировать. Заговоры естественно не имели места в том смысле, что некоторые люди собирались вместе и обсуждали обширные планы в темноте и уединении. Заговор в смысле, того, что фюрер проводил крупные совещания и в результате этих совещаний принимались решения о дальнейших мерах, одни могут назвать заговорами, как здесь — и я прошу снова не понять меня неправильно — это имело местом между фюрером и мной, скажем, до 1941. Никого близко не было, кто мог бы так тесно работать с фюрером, кто бы был так особенно знаком с его мыслями и кто имел такое же влияние как я. Следовательно, только я и фюрер могли составлять заговор. Определенно в отношении других такой вопрос не стоял.
Хорн: Американская военная пропаганда постоянно говорила о немецких агрессивных намерениях в западном полушарии, Что вам об этом известно?
Геринг: Западное полушарие? Вы подразумеваете Америку?
Хорн: Да.
Геринг: Даже если бы Германия полностью доминировала над народами Европы, между Германией и американским континентом существует, насколько позволяют мои географические познания, мне кажется около 6000 километров воды. В виду малочисленности германского флота и отсутствием бомбардировщиков способных пролететь такое расстояние, которые я уже упоминал, вопрос угрозы Америке не стоял; напротив мы всегда опасались ответной опасности, и были бы рады если бы нам не пришлось столкнуться с ней.
Относительно Южной Америки, я знал, что нас всегда обвиняла, по крайней мере, пропаганда, в экономическом проникновении и попытках доминировать там. Если учитывать финансовые и коммерческие возможности Германии, которые были у нее до и в ходе войны, по сравнению с такими же возможностями Великобританию или Америки, можно понять всю несостоятельность таких заявлений. С таким маленьким торговым балансом и огромными экспортными проблемами, которые у нас были, мы никогда бы не представляли реальную опасность или конкуренцию. Если бы это случилось, отношение Южной Америки отличалось бы. Не марка, а доллар там правит.
Хорн: Спасибо.
Зимерс [219]: Обвинение представило дневник генерала Йодля под номером 1809-ПС. В этом дневнике есть две записи первой половины 1940, на которые я бы хотел обратить внимание. Обе записи касаются России, в то время, когда Германия и Россия находились в дружественных отношениях.
Я должен сказать заранее, что предмет намерений, которого касались эти записи, звучал достаточно фантастическим, и вот почему я интересуюсь вашим мнением, как главнокомандующего воздушными силами.
Я цитирую первую запись, датированную 13 февраля 1940:
«Узнал от адмирала Канариса[220], что ревельская эскадрилья будет использована на полную силу направляясь из Болгарии на Кавказ. Воздушные силы должны объяснить, у кого появилась эта идея обманного маневра»
Вторая запись в мае 1940 говорит о следующем, я цитирую дословно:
«Фюрер отверг запрос воздушных сил о размещении пункта разведки на Кавказе»
Я бы хотел, чтобы вы сказали мне, чем вы руководствовались, как главнокомандующий воздушными силами, и какие факты легли в основу этих соображений.
Геринг: Если эти записи были сделаны на основании доклада адмирала Канариса, который являлся начальником внешней разведки, и если они были записаны Йодлем в связи со специальной дальнеразведочной ревельской эскадрильей — это из-за того, что он ранее имел к ней отношение и которой он лично ставил разведывательные и шпионские задачи — это то, что он слышал о моем намерении использовать это — которые существовали иногда и которые я хотел бы держать в секрете. Он видимо проинформировал высшее командование вооруженных сил, об этом, где эта акция, или планируемая акция, на нашли понимания.