К тому же Галифакс ‑ представитель высшей знати, человек спесивый, с большими заслугами в прошлом перед английскими правящими кругами ‑ не мог сработаться с властным, требовательным, автократичным Черчиллем. Уже в мае Галифакс жаловался Кадогану: "Я не могу больше работать с Уинстоном". Кадоган, конечно, постарался успокоить своего шефа, а в дневнике вскоре после этого разговора записал: "Ну какие же скоты эти политики. И какие трусы. Галифакс меня очень раздражает. Глупый старый Галифакс".
В декабре скончался посол Англии в США, тоже махровый мюнхенец, лорд Лотиан, и Черчилль решил заменить его Галифаксом. Когда он сделал это предложение Галифаксу, тот попытался вежливо отказаться. Его супруга пришла в бешенство и самолично направилась к Черчиллю для разговора на эту тему. Премьер‑министр был очень предупредителен с Дороти Галифакс, но остался тверд, заявив, что ей с мужем придется поехать в Вашингтон.
Галифаксу пришлось подчиниться. Однако, уезжая послом, он оставался членом военного кабинета и, наведываясь в Лондон, участвовал в его заседаниях. Беспрецедентный случай! И дело было не только в том, что Черчилль хотел позолотить пилюлю и сделать примирительный жест в сторону кругов, стоявших за Галифаксом, ‑ этим подчеркивалось также, что Англия отныне придает своим отношениям с США особое значение.
Вопрос о преемнике Галифакса был ясен. Назначение министром иностранных дел Идена должно было быть воспринято народными массами как движение правительства в верном направлении, поскольку уход из правительства Чемберлена перекрыл его участие в проведении политики "умиротворения", и в глазах общественного мнения он выглядел противником этой политики. Лейбористы и либералы относились к Идену доброжелательно. Не могло быть возражений и со стороны мюнхенцев. В конце концов это был их человек, который всегда вел себя лояльно в отношении своей партии.
Далеко не последнюю роль в назначении Идена сыграли его отношения с Черчиллем. По убеждениям и политическим концепциям у них не было расхождений. Пребывание Идена в отставке сблизило двух политиков. Старшему нравились работоспособность, исполнительность и умение спокойно вести дипломатические переговоры, которыми обладал младший. Еще больше импонировали премьер‑министру всегдашняя предупредительность с его стороны, отсутствие претензий на первые роли. Иден знал свои возможности и не скрывал восхищения энергией, волей и динамизмом шефа.
В годы войны, да и впоследствии Черчилль относился к Идену с отеческой покровительственностью, как в свое время Болдуин.
Однажды Черчилль, расчувствовавшись (иногда это было ему свойственно), сказал Идену: "Мы будем работать вместе на всем протяжении этой войны". А поскольку он уже стар (старше Идена на 23 года), продолжал премьер, он не повторит ошибку Ллойд Джорджа и не останется на своем посту, после того как война закончится. Преемником же его будет Иден. Как известно, не повторить ошибку Ллойд Джорджа Черчилль смог только потому, что избиратели провалили его партию на выборах, а от дел он ушел лишь через 15 лет. Но в октябре 1940 года никто этого еще не знал, и посулы Черчилля лили бальзам на душу его собеседника.
После того как Иден заменил Галифакса и стал членом военного кабинета, его роль в правительстве возросла, но самостоятельности и независимости не прибавилось. Министр иностранных дел был, по существу, советником премьера по внешнеполитическим проблемам.
"В военное время, ‑ писал Иден, ‑ дипломатия и стратегия ‑ близнецы". Роль внешней политики в таких условиях очень значительна. Она содействует увеличению сил страны, приобретая союзников и обеспечивая необходимые отношения с ними. Однако успех внешней политики зависит отнюдь не от искусства дипломатов (хотя лот фактор тоже нельзя игнорировать), а от той экономической, военной и политической силы, на которую дипломатия соответствующей страны опирается. Министр иностранных дел Англии периода первой мировой войны Артур Бальфур в свое время писал: "Если провалы дипломатии могут затруднить действия армии, то неуспех поенных действий делает Форин оффис беспомощным".
Именно в таком положении оказалась английская внешняя политика в период от капитуляции Франции до вступления в войну Советского Союза.
Еще в марте 1940 года Кадоган зафиксировал затруднения в отношениях Англии со Скандинавскими странами. Позднее он говорил Идену: "У дипломатии подрезаны жилы тем, что она не может опереться на необходимый фактор ‑ военную мощь. Одними словами ничего не сделаешь".
В Лондоне прекрасно понимали, что в одиночку Англия, даже опираясь на ресурсы всей Британской империи, не сможет избежать разгрома в войне с Германией и Италией и в надвигающемся военном конфликте с Японией. Следовательно, выход был один: найти то, что по‑ глупому было утрачено накануне войны, ‑ союзников. Реальной мощью из стран, не входящих во враждебный лагерь, обладали только две державы ‑ США и СССР. В их сторону и было тогда направлено внимание английской дипломатии.
Потребность в мощных союзниках увеличилась после того, как не удалась попытка Англии создать фронт на Балканах. К этому времени нападение Италии на Грецию из Албании было остановлено греческими войсками, но стало известно, что Гитлер вскоре придет на выручку Муссолини. Оба фашистских лидера стремились закрепиться на Балканах. Гитлеру это нужно было не только для использования богатых ресурсов Балканских стран (продовольствие, нефть), но и для того, чтобы проложить себе путь на Ближний Восток. К тому же агрессия на Балканах должна была обеспечить правый фланг германского фронта в предстоявшем нападении на СССР.
В начале января 1941 года комитет обороны (орган английского правительства) принял решение о создании Балканского фронта. Необходимо было обеспечить, во‑первых, политическую сторону этого решения, то есть организацию блока или союза Балканских стран под эгидой Англии, а во‑вторых, военное решение проблемы ‑ посылку в Грецию английских войск. Для этой цели в феврале на Ближний Восток были срочно направлены Антони Иден и начальник генерального штаба генерал Джон Дилл.
С большим трудом добрались они до цели воздушным путем. Из‑за плохой погоды приходилось задерживаться то в Гибралтаре, то на Мальте. Иден коротал медленно текущие часы ожидания, читая "Войну и мир". Когда, наконец, приземлились в Каире, на аэродроме узнали, что генерал Уэйвелл уже начал отбирать войска для Греции.
Черчилль, склонный к экстравагантности, перед отлетом вручил Идену запечатанный конверт, который надлежало вскрыть лишь за пределами Англии. Нового там ничего не было. Министр иностранных дел получил разрешение принимать на месте любые решения с последующим их одобрением кабинетом.
Иден развернул лихорадочную дипломатическую активность, но с ограниченным успехом. Греки, воевавшие уже с итальянцами и ожидавшие немецкого вторжения, сразу же согласились принять английские войска, и генералы быстро согласовали детали оперативного характера. Однако турецкое правительство не откликнулось на призывы Лондона и заявило, что будет воевать лишь в том случае, если на Турцию нападут. Югославские руководители маневрировали в надежде договориться с Германией. Немногие тогда верили в то, что Англия устоит, ‑ отсюда и трудность миссии Идена ‑ Дилла.
7 марта первые английские войска прибыли в Грешно, а через месяц Германия нанесла удар по Югославии и Греции. Англичанам пришлось эвакуироваться ‑ это был второй, масштабом поменьше, Дюнкерк.
Положение Англии вновь осложнилось. К провалу планов, связанных с Балканами, прибавился мятеж прогерманских элементов в Ираке, временно захвативших там власть, и успешное наступление немцев и итальянцев против Египта. Теперь для английского правительства стало еще более важно заручиться помощью со стороны США и Советского Союза.
К началу июня 1940 года, пишет Дэвид Дилкс, создалась ситуация, "в которой английская дипломатия могла сделать сравнительно немногое, покуда она не подкрепит свои позиции приобретением союзников". Кадоган был более категоричен в своих суждениях: "Наша военная слабость и сенсационная неспособность наших командиров, ‑ писал он, ‑ совершенно подрезали дипломатию".
Английское правительство начало добиваться, чтобы Соединенные Штаты оказали Англии союзническую поддержку. В это время, как заметил английский историк Уплер‑Беннет, перед Англией встала задача "заменить Соединенными Штатами Америки Францию в качестве главного английского союзника". Это была более или менее реальная цель, но для ее достижения требовалось время, а его оставалось все меньше и меньше.
Правящие круги США были заинтересованы в том, чтобы Англия не потерпела поражения в войне, ибо в противном случае Германия стала бы значительно более опасным соперником для США, чем дряхлеющая Великобритания. Однако по многим, и прежде всего внутриполитическим, причинам вашингтонское правительство не могло в 1940 ‑ начале 1941 года официально вступить в войну на стороне Англии. Зато оно оказывало ей существенную помощь.
США поставили англичанам крупные партии оружия, благодаря чему удалось быстро перевооружить дивизии, вывезенные из Дюнкерка. В обмен на базы в Карибском море американцы передали Англии старые эсминцы, крайне необходимые ей для охраны торговых судов в Атлантическом океане. В марте 1941 года в Вашингтоне был принят закон о ленд‑лизе, по которому англичане стали получать из США вооружение и стратегическое сырье без оплаты наличными. Это были далеко идущие акции со стороны американского правительства, готового поддержать Англию любыми средствами, кроме вступления в войну на ее стороне.
Правительство Черчилля с признательностью принимало эту помощь и усиленно обхаживало американцев. Когда в начале 1941 года в Англию прибыл новый американский посол Вайнант, король Георг встречал его на вокзале. Такого случая британский дипломатический протокол еще не знал.
На Даунинг‑стрит понимали, что правительство Рузвельта не хочет вступать в войну против Германии и Италии и что если даже оно это сделает, то будет думать прежде всего о Дальнем Востоке: там действовал союзник фашистских держав ‑ Япония, столкновение которой с Америкой было неизбежно. Следовательно, можно было рассчитывать лишь на материальную поддержку США в Европе и на Ближнем Востоке; перспектива появления здесь американских дивизий казалась весьма далекой.
Но Англии необходим был союзник, способный противостоять многочисленным отборным германским дивизиям. Таким союзником мог стать только Советский Союз ‑ никого другого в Европе не было. Совсем недавно английское правительство отвергло предложение СССР о союзе и даже пыталось напасть на него вместе с Финляндией. Едва ли можно было после этого рассчитывать на то, что удастся быстро нормализовать отношения с Советским Союзом, доведенные до такого состояния по вине английской стороны.
Трудности на пути улучшения англо‑советских отношений усугублялись тем, что в британских правящих кругах в связи с этим шла острая борьба. Здравомыслящие люди, вроде Черчилля и Идена, хотя и отрицательно относились к СССР, но понимали, что спасение Англии ‑ лишь в союзе с ним. Махровые антисоветчики‑ мюнхенцы возражали, не будучи способными понять ситуацию и подняться над крайним антисоветизмом. Однако развитие событий быстро укрепляло позиции сторонников совместных с СССР действий.
В мае 1940 года (после захвата немцами Дании и Норвегии и их успехов во Франции) английское правительство сделало некоторые шаги для нормализации отношений с Москвой. Туда был направлен в качестве посла лейборист Стаффорд Криппс, которому предстояло попытаться заключить с Советским правительством далеко идущие экономические и политические соглашения. Конечной целью этих усилий должно было быть вовлечение СССР в войну с Германией.
В начале 1941 года у английского правительства появились данные, свидетельствовавшие о возможности нападения Гитлера на Советский Союз. Это породило новые надежды на ослабление германской угрозы Британским островам. На этот раз уже не было (как в начале 1940 г.) желания объединиться с Германией в антисоветском походе. Теперь английских политиков обуревали опасения, как бы СССР не пошел на крупные уступки Германии и тем самым не помешал возникновению войны между ними.
31 мая в дневнике Кадогана появляется многозначительная запись: "В 4 часа дня совещание с Иденом и начальниками штабов (армии, флота и авиации. ‑ В. Т.). Начальники штабов пришли к выводу, что Германия готова напасть на Россию. Я согласен, но я верю, что Россия уступит и подпишет то, что ей скажут. Я хотел бы, чтобы она не сделала этого, и больше всего я хотел бы, чтобы Германия израсходовала там свою мощь. Но немцы не такие дураки..." В этих строках чувствуется глубокая тревога, терзавшая руководителей английского правительства.
Они не сидели сложа руки. Черчилль, Иден, Кадоган ‑ все они упорно предупреждали Советское правительство, что Германия вскоре нападет на СССР. Иден и Кадоган говорили об этом полпреду СССР в Лондоне, а Черчилль писал И. В. Сталину. Разумеется, эти предупреждения были направлены на то, чтобы Москва имела возможность подготовиться и не капитулировала в последнюю минуту перед Гитлером. Характер предупреждений был таков, что советские руководители должны были понять: в случае войны Англия не займет в отношении СССР враждебную позицию. Это было и выражение расположения тогдашнего английского правительства к Советскому правительству, и прозрачный намек на готовность сотрудничать, и психологический шаг к будущему союзу.
Но в то же время не может быть сомнения, что эти, на первый взгляд, доброжелательные авансы в сторону СССР имели целью содействовать возникновению войны между ним и Германией. Английское правительство не только подталкивало советских руководителей к тому, чтобы они разорвали пакт о ненападении с Германией и выступили против нее, но одновременно оно подталкивало и Гитлера к нападению на СССР. Английская разведка весной 1941 года подбросила посольству Германии в Вашингтоне материал, в котором сообщалось: "Из в высшей степени надежного источника стало известно, что СССР намерен совершить военную агрессию в тот момент, когда Германия предпримет какие‑либо крупные военные операции".
Предупреждения из Лондона не были новостью для Советского правительства. Аналогичные данные оно получало и по другим каналам. Но настойчивые предупреждения англичан не могли не вызвать подозрений относительно их мотивов. А это ставило под сомнение и сообщаемые факты. В телеграмме в Лондон от 5 апреля Криппс выражал уверенность, что "Советское правительство знает те факты, которые Черчилль хочет довести до его сведения", и что английские акции могут быть сочтены в Москве "за попытку с нашей стороны вызвать беспокойство в отношениях между Россией и Германией".
Советские руководители прекрасно знали, что война между Германией и СССР всегда была желанной для Орнтанских кругов, а теперь она ‑ чуть ли не единственное средство спасения для Англии. Трудно было в этих условиях поверить в "доброжелательство" Лондона. Да и сам Черчилль понимал это. По поводу телеграммы Криппса он писал: "Советское правительство прекрасно знает о грозящей ему опасности, а также о том, что мы нуждаемся в его помощи".
Поэтому, когда 22 июня 1941 г. Германия вероломно напала на Советский Союз, Черчиллю не потребовалось ни собирать кабинет, ни спрашивать мнение палаты общин о том, какую занять позицию. Решение об этом было принято давно. Еще 10 июня Иден заявил советскому полпреду Майскому: "В случае русско‑германской войны мы сделаем все, что в наших силах, чтобы атаковать с воздуха оккупированные немцами территории на Западе". Через три дня, после консультации с премьер‑министром, Иден вновь встретился с советским послом и сообщил ему: "Если немцы нападут на СССР, мы готовы послать миссию в Россию, представляющую три рода вооруженных сил... Мы также срочно рассмотрим экономические нужды России".
22 июня, как обычно по воскресеньям, Черчилль был м Чекерсе. С пятницы он пребывал в состоянии крайнего возбуждения, которое передавалось находившимся здесь же Идену, Криппсу, Вайнанту и лорду Бивербруку ‑ министру снабжения и близкому к Черчиллю человеку. Когда поступило сообщение о нападении Германии на ('ССР, напряжение спало. Премьер сказал, что вечером выступит по радио, и принялся готовить речь.
В выступлении по радио Черчилль заявил, что в этой войне Англия будет на стороне СССР, и объяснил, чем то вызвано: если Германии удастся победить Советский Союз, Гитлер "отзовет с Востока главные силы своей армии и авиации и бросит их на наш остров... Его вторжение в Россию ‑ это лишь прелюдия к попытке вторжения ни Британские острова. Он, несомненно, надеется, что все это можно будет осуществить до наступления зимы и что он сможет сокрушить Англию прежде, чем вмешаются флот и авиация Соединенных Штатов... Поэтому опасность, угрожающая России, ‑ это опасность, грозящая ним и Соединенным Штатам". Никакого иного выбора у английского правительства не было. Оно стояло тогда перед дилеммой: или союз с СССР, или страшное поражение в войне с Германией и Италией.
Необходимость сотрудничества с СССР вынудила Черчилля на время преодолеть ненависть к Советскому государству, но не покончить с ней. Премьер‑министр счел уместным заявить в той же речи, что, если бы нужда заставила его искать союза с самим дьяволом, он пошел бы на это. Подобный морально‑психологический настрой правящих кругов не мог не наложить глубокий отпечаток на союзные отношения между Англией и СССР во второй мировой войне.
При подготовке своей речи Черчилль не пользовался помощью Идена. Более того, он отправил его в Лондон, поручив встретиться с полпредом СССР и уведомить его о позиции английского правительства. Не была заранее показана эта речь и Кадогану. Черчилль опасался, как бы они не предложили смягчить его выступление. Смягчение могло касаться, конечно, не тех пассажей, где упоминались коммунизм и дьявол, а заявления о том, что Англия окажет поддержку Советскому Союзу. Иден никогда не любил категоричных формулировок.
Ему пришлось представить нового союзника Англии палате общин. Речь Идена в парламенте точно следовала линиям речи Черчилля по радио, но была намного спокойнее и менее категорична. Касаясь англо‑советских отношений, Иден напомнил о коммюнике, опубликованном после его поездки в Москву в 1935 году. В нем отмечалось, что у правительств двух стран нет столкновения интересов по важнейшим аспектам международных отношений. Это положение коммюнике, сказал Иден, отражает лишь объективные факты. И тут же в унисон с Черчиллем заявил: "Политические системы наших стран антипатичны друг другу, наш образ жизни очень различен, но это ни на момент не должно заслонить реальность политической проблемы, перед которой мы стоим сегодня. В Англии, вероятно, меньше коммунистов, чем в любой другой стране. Мы всегда ненавидели доктрину коммунизма. Но не в этом вопрос. Россия подверглась предательскому вторжению без каких бы то ни было для этого оснований. Русские сегодня сражаются за свою землю. Они борются против человека, стремящегося установить свое господство над миром. Это и наша единственная задача".
В речи Идена (как и у Черчилля) присутствовал тезис о том, что вторжение Гитлера в СССР ‑ лишь прелюдия к его нападению на Англию и Британскую империю. Это означало, что оба оратора были вполне уверены в победе Германии над Советским Союзом. Как показала история, они оказались неспособны верно оценить силы своего союзника и предвидеть ход событий во второй мировой войне. Черчилль и Иден были здесь далеко не одиноки. Их скепсис основывался на донесениях английской разведки и оценках английских военных штабов.
Убеждение в неизбежном поражении СССР диктовало и определенную линию поведения в отношении советского союзника. Отныне английское правительство считало своей важнейшей задачей продлить военное сопротивление СССР германской военной машине. Чем больше будет ослаблена эта машина на советской земле, тем меньше впоследствии будет угроза для Англии.
В Соединенных Штатах Америки вопрос об установлении союзных отношений с СССР решался труднее. Правящие круги США с той же классовой ненавистью относились к социалистической стране, что и их английские коллеги. Но США не пережили своего Дюнкерка, и многие там чувствовали себя в большей безопасности, чем англичане, не понимая потенциальной угрозы возможных успехов фашистской Германии. Лишь люди прогрессивных взглядов, и прежде всего коммунисты, а также некоторые реалистические политики сразу же высказались в поддержку Советского Союза. "В этих условиях, ‑ пишет советский историк Л. В. Поздеева, ‑ огромное значение приобретало личное вмешательство Рузвельта. Принципиальность и реализм Рузвельта, правильное понимание им государственных и национальных интересов США, которые он сумел поставить выше своих классовых предрассудков и антипатий к коммунизму, еще раз выявились в начале советско‑германской войны". Выступив 23 июня на пресс‑конференции, Рузвельт заявил, что правительство США предоставит всю возможную помощь России в ее борьбе против Германии.
Английский народ восторженно встретил весть о том, что его страна стала союзником СССР в борьбе против общего врага. Он возлагал большие надежды на этот союз.
Министр снабжения лорд Бивербрук использовал симпатии трудящихся к Советскому Союзу в практических целях. Он выдвинул идею обращения к английским рабочим с призывом резко увеличить выпуск танков, пообещал им немедленно переправить часть их продукции в СССР. Эта акция должна была также произвести положительное впечатление и на Советское правительство.
6 сентября 1941 г. Бивербрук представил Черчиллю проект обращения к английским рабочим. "Вы увидите из текста, ‑ писал он премьер‑министру, ‑ что промышленных рабочих настоятельно призывают сделать дополнительные усилия не просто во имя России, а потому, что русский фронт ‑ это то место, где сейчас идет битва за свободу".
Предложенный Бивербруком текст проекта гласил:
"Ко всем рабочим танковых заводов.
Черчилль решил, что произведенные вами в течение семи дней начиная с 15 сентября танки будут полностью переданы для обороны России. По его приказу изготовленные вами танки будут посланы в Москву, Ленинград и Одессу.
Храбрость русских, их сила духа, мужество и выносливость вызывают у всех нас чувства восхищения и благодарности.
Теперь мы должны показать русским солдатам, что мы воодушевлены их примером, а их жертвы вызывают у нас подъем.
Поэтому придем в литейные и кузнечные цеха Британии, на моторные заводы и к сборочным конвейерам, поставив перед собой задачу и считая своим долгом помочь России отбросить жестоких захватчиков".
К. Янг, автор книги о Черчилле и Бивербруке, замечает, что, "как и ожидал Бивербрук, это было больше, чем мог проглотить старый антибольшевик (Черчилль. ‑ В. Т.). Он выразил возражение против чрезмерно высокой оценки России". По требованию Черчилля часть текста, начиная со слов "Храбрость русских...", была опущена, и обращение было опубликовано в урезанном виде.
Английские рабочие с воодушевлением восприняли этот призыв и дали в сентябре рекордное число танков.
Однако так называемые "информированные круги" в Англии были убеждены, что Советский Союз скоро капитулирует перед Германией. Еще накануне войны, 16 июня 1941 г., Криппс, как пишет Иден, сообщил военному кабинету, что "среди дипломатов, аккредитованных в Москве, преобладает мнение, что Россия не сможет противостоять Германии более трех или четырех недель". Генерал Дилл в беседе с Иденом был готов добавить еще несколько недель, но полагал, "что было бы неразумным рассчитывать больше, чем на шесть или семь недоль". И далее Иден резюмирует свои размышления по этому поводу: "У меня было убеждение, что если даже на протяжении короткого времени немцы будут нести в России потери в объеме, превышающем их теперешние потери, то это в какой‑то степени облегчит напряжение, испытываемое нами".
Шли недели, месяцы, а пессимистические прогнозы английских генералов не оправдывались. Советский народ и его армия несли тяжелые потери, но сражались с нарастающим упорством. В СССР происходило что‑то совсем не похожее на ход войны в Западной Европе. Ценность советского союзника быстро возрастала в глазах лондонского правительства, еще быстрее росли симпатии английского народа к СССР.
Казалось бы, на Даунинг‑стрит неизбежно должны были прийти к выводу о необходимости оказать СССР максимальную помощь, чтобы он мог как можно успешнее сражаться против Германии и ее союзников. И естественно, что Советское правительство неоднократно обращалось к английскому правительству с запросами по этому поводу.
В речи Черчилля от 22 июня 1941 г. содержались щедрые обещания, но в них заключался весьма неопределенный смысл. Премьер‑министр заверял, что Англия окажет СССР "всю помощь, какую только сможет". "Мы предложили правительству Советской России, ‑ говорил он, ‑ любую техническую и экономическую помощь, которая в наших силах".
Эта же неопределенность осталась и после подписания 12 июля 1941 г. соглашения о совместных действиях правительств СССР и Англии в войне против Германии, по которому обе стороны обязались оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в этой войне, а также не вести переговоров и не заключать сепаратного перемирия или мирного договора с Германией.
Советский Союз вправе был рассчитывать не только ил помощь со стороны Англии в войне против общего враги, но и на то, что его интересы будут должным образом учтены при послевоенном мирном урегулировании. Проблемы послевоенного мирного урегулирования английское правительство активно обсуждало со своим тогда еще не воевавшим союзником ‑ Соединенными Штатами Америки.
В начале августа 1941 года состоялось совещание Черчилля с Рузвельтом в гавани Арджентия на острове Ньюфаундленд. Руководители правительств двух стран обсудили ряд вопросов, связанных с ходом войны, и приняли Атлантическую хартию, формулировавшую цели войны, которые преследовали их страны. Это те цели, о которых можно было сказать публично и которые должны были стимулировать военные усилия народов. Черчилль говорил, что хартия ‑ это "временное и частичное заявление о целях войны, предназначенное для того, чтобы убедить все страны в наших справедливых целях, а не завершенная схема, которую мы должны осуществить после войны". На совещании говорилось и о конечных целях. Эти цели предусматривали установление после войны англо‑американского господства над всем миром. Поэтому предполагалось разоружить все страны, "в то время как Англия и США остаются вооруженными". Эти две страны должны были произвести послевоенное урегулирование для "всех народов во всех землях". США и Англия собирались по‑своему определять и место СССР в послевоенном мире. Печать этих стран ставила под вопрос даже советские государственные границы.
В Москве могли не знать деталей переговоров Черчилля с Рузвельтом, но прекрасно понимали империалистические устремления правящих кругов США и Англии. Поэтому проблема согласования позиций по послевоенному мирному урегулированию представлялась столь же важной, как и проблема английской помощи СССР.
Советское правительство настаивало, чтобы Англия осуществила военные акции в Западной Европе с целью оттянуть ряд немецких дивизий с советского фронта, а также ставило вопрос о помощи вооружением и сырьем. В Лондоне отделывались ссылками на невозможность выполнить советские пожелания и... направляли войска на Ближний Восток. Переписка между Сталиным и Черчиллем свидетельствует, что Советское правительство не скрывало своего недовольства подобным положением вещей.
Даже Стаффорд Криппс, наблюдавший в СССР за героическими усилиями советского народа, был возмущен тем, как недобросовестно относится английское правительство к выполнению своих союзнических обязанностей. Он считал, пишет Иден, "что мы, в Лондоне, уделяем мало внимания замечаниям Сталина, и телеграфировал, что не считает полезным свое дальнейшее пребывание в России".
В Лондоне решили успокоить Советское правительст‑ по дипломатическими средствами, не выполняя, однако, его справедливых требований. Эта щекотливая миссия была возложена на Идена. Вспоминая те времена, он "последствии писал: "В политическом плане отношения Англии с ее великими союзниками были теперь моей главной заботой до конца войны".
В ноябре Черчилль опять, уже более определенно, заговорил о том, что он считает Идена своим преемником. В присутствии министра информации Брендана Бракена, а затем еще двух деятелей консервативной партии Черчилль сказал, что, если с ним что‑либо произойдет, бразды правления примет Иден. Постепенно люди привыкли к мысли, что Иден является официальным наследником кресла английского премьера.
Ноябрь и начало декабря министр иностранных дел посвятил подготовке поездки в Москву. Велись долгие разговоры с Черчиллем и начальниками штабов о том, что можно посулить Советскому правительству. Хотели пообещать ряд эскадрилий на южный участок фронта, но затем передумали; уславливались о дополнительных поставках танков и самолетов, но вскоре и это отпало. "Обсуждал военный аспект своей миссии в Москву, ‑ пишет Иден. ‑ Выглядит мрачно".