Об одной научной дискуссии 6 глава

Подводя итоги этой особенности РДТ, можно конста­тировать, что эндогенное питание способно восстанавли­вать не только барьерные клетки, но и клетки органов и систем с пролонгированным эффектом.

Одной из особенностей пожилого возраста является понижение обмена веществ. Голодание вызывает повы­шение обмена веществ, способствуя тем самым омоложе­нию организма.

На молекулярном уровне профессор В. Н. Никитин представляет данный процесс так: «Эта закономерность состоит в том, что всякий физиологически нормальный и вместе с тем напряженный распад протоплазмы сопро­вождается последующим усилением, даже избыточным синтезом (восстановлением) распавшихся веществ...» Одним из крайних проявлений «избыточной компен­сации» можно считать так называемый «возбужденный синтез» белков тела после предварительного голодания.

Изучение биохимического механизма этого вида возбужденного синтеза в лабораториях учеников профес­сора А. В. Нагорного показало, что здесь имеет место очень своеобразное улучшение системы протоплазмы, синтезирующей белок. Именно в структурных белках ткани заметно снижается количество липоидного фосфора и так называемых «балластных» белков и возрастает содержание нуклеиновых кислот (дезоксирибонуклеиновой и рибонуклеиновой). Соотношение между этими ком­понентами структурных белков сдвигается так, что на­чинает напоминать состав структурных белков у более молодых животных. Иначе говоря, «биохимическая пру­жина» синтеза при голодании как бы сильнее завинчи­вается, совершенствуется, а затем при последующем кормлении проявляет свою наращенную мощь в усилен­ном увеличении массы белков в организме (росте).

Конечно, омоложение не происходит у человека в та­кой степени, как у низкоорганизованных животных, од­нако определенный эффект наблюдали многие исследо­ватели процесса голодания. В своем сообщении об этом эффекте доктор Кунде из Чикагского университета про­водит мысль, что если первоначальный вес значительно уменьшается, а впоследствии, при нормальном пита­нии, восстанавливается, то клетки восстанавливаемого организма получают новую протоплазму. В этом и заклю­чается омоложение.

Де Вриз подчеркивает, что особенно заметен эффект омоложения кожи, резкие линии и морщины становятся менее заметными, а пятна, обесцвеченные места и прыщи постепенно исчезают. По словам доктора Г. Шелтона, «кожа становится моложе, приобретает лучшую окраску и улучшается структура ткани. Глаза проясняются и становятся выразительнее. Человек выглядит моложе. Внешне выражение омоложения кожи соответствует очевидным проявлениям такого же, но невидимого омо­ложения всего организма».

Итак, лечебное голодание, или, как мы его теперь назвали, разгрузочно-диетическая терапия, обуслов­ливает большие изменения в организме. Оно приводит к норме биохимические процессы и секрецию желез, вызывает защитное торможение нервной системы, вы­деление ядов и шлаков (дезинтоксикацию), мобилиза­цию сил сопротивления организма, обмена веществ, нормализацию ассимиляции, омоложение тканей, аутолиз патологических образований, улучшает пищеварение и кровообращение, дает органам тела физиологический покой.

Лечение голоданием не является специфическим ме­тодом для какого-нибудь одного заболевания или группы болезней. Это — общеукрепительный метод, оздорови­тельный метод, мобилизующий защитные силы организ­ма и поэтому имеющий очень широкий круг показаний. Однако есть заболевания, которые имеют относи­тельные противопоказания, т. е. лечение голоданием при этих заболеваниях может быть проведено, но в неполном виде или в какой-то модификации.

При многих заболеваниях, если они не являются весь­ма запущенными, может быть применена разгрузочно-диетическая терапия, но не в виде длительного, а в виде кратковременного голодания или разгрузочных дней, во время которых больные могут получать фрукты, ово­щи или соки.

Лечение сырыми овощами или фруктово-овощными соками весьма эффективно при очень многих заболе­ваниях, особенно связанных с нарушениями обмена веществ.

В комплекс РДТ входит также целый ряд мероприя­тий, способствующих выведению из организма вредных продуктов распада, а также вызывающих активацию защитных сил организма. К ним относятся: гимнастика, водные процедуры, психотерапия, аутогенная тренировка (тренировка самовнушением). Применение этого терапев­тического комплекса в различных вариациях можно счи­тать показанным при большинстве заболеваний, ибо он оказывает оздоравливающее воздействие на орга­низм в целом.

* * *

 

Привлечение к медицине смежных наук — химии, биохимии, физики и др.— открыло громадные возмож­ности для познания глубинных тайн физиологических процессов.

На протяжении последних лет мы являемся свидете­лями того, как изучение метода РДТ переходит на новую ступень исследования. Сейчас уже накоплен большой материал о клинике лечебного голодания, проведены широкие экспериментальные работы по нейрофизиоло­гии голода и насыщения. Изучаются патофизиология и биохимия голодания. Следующий этап — изучение процесса лечения дозированным голоданием на моле­кулярном уровне. Этот этап даст возможность проник­нуть в жизнь клетки, подсмотреть, как природа распоря­жается в организме, научиться подражать ей, научиться управлять своим организмом.

Однако следует помнить, что профилактический эффект РДТ несравненно более мощное средство, нежели при­менение его в далеко зашедшей стадии заболевания. Поэтому важнейшим мероприятием является своевре­менная пропаганда этого метода среди широкого круга населения с целью применения его в начальных стадиях заболевания. В процессе эволюции живой материи про­изошла и эволюция системы фотосинтеза (М. Ф. Гулый с соавт.), которая млекопитающими используется в значительно меньшем объеме, нежели их предшествен­никами. Но роль фотосинтеза у млекопитающих еще недо­статочно изучена. И может так случиться, что дальней­шее изучение этого эффекта у млекопитающих откроет огромные возможности человеческого организма в пла­не совершенствования работы наследственного аппарата, центральной нервной системы (напомним, что РДТ яв­ляется наиболее совершенным адаптогеном к стрессовым ситуациям) и т. д. Тогда, возможно, возникает необхо­димость решения повсеместного внедрения этого метода как уникального питания с циклическим применением его каждым взрослым человеком.

Таким образом, изучение РДТ, углубление его теоре­тического обоснования — актуальная медико-биологи­ческая и социальная проблема.

 

 

ЧАСТЬ 2

Из врачебной практики

Разве человек не верх приро­ды, не высшее олицетворение ресур­сов беспредельной природы, не осуществление ее могучих, еще не изведанных законов!

И. П. Павлов

Глава 1.

У истоков РДТ

Когда вам 80 лет, все чаще приходят на память эпи­зоды из прошлого. Мои воспоминания уходят в годы моей юности. Вижу Майкоп — провинциальный городок на Северном Кавказе, благоухающий весной от цветения вишен, яблонь, персиков и абрикос. Одноэтаж­ные и двухэтажные домики, окруженные садами, ви­ноградниками, цветниками. Улицы, затененные раскиди­стыми акациями, орехами, каштанами. Слышу скрип арб, нагруженных корзинами яблок, слив, винограда, говор торгующихся около груды помидоров, шум город­ского базара.

Зимой за плотными ставнями рано зажигались лам­пы. В этот час в наших домах обсуждались многие ин­тересные проблемы, в частности идеи лечебного голодания. Большим энтузиастом и популяризатором этих идей был Николай Григорьевич Сутковой. Он немного походил на Антона Павловича Чехова: чеховская бородка, пенсне в старомодной оправе, умный и добрый взгляд. Получив юридическое образование, Сутковой отошел от своей профессии и начал изучать законы природы. Он был влюб­лен в естественные науки, призывал следовать голосу природы. Николай Григорьевич читал общедоступные лекции, писал статьи. Тема его выступлений была не­изменна — связь человека с природой, естественный образ жизни. Сутковой доказывал:

«Никогда еще человечество не уходило так далеко от природы, не нарушало так грубо ее законов, как теперь. Первое наказание за это — множество болезней и быстро растущая хилость, переходящая в глубокое вырождение, даже вымирание рода человеческого. Казенная наука сваливает все на заразу и все силы направляет на борь­бу с вредными микробами, но это только мешает нам понять основную причину зла. Природа не ошибается, в ней нет ничего лишнего. Микробы всегда существовали и не мешали жить и совершенствоваться ни живот­ным, ни людям. Скорее, даже помогали, так как здоровому телу они совершенно не вредны, а добычей их стано­вится только то, что уклонилось от естественной жизни. Пора понять, что дело не в микробах, а в собственных наших пороках, и против них направлять все усилия. Особенно далеко уклонились мы от природы в питании. Все животные принимают пищу в таком виде, как она создана, добывают ее обычно с большим трудом, а часто и вовсе голодают. Так питался многие тысячи лет и человек. Но теперь пища достается так легко, многим без всякого труда, мы научились готовить из нее ты­сячи соблазнительных блюд и все больше, почти без меры и без отдыха, перегружаем ими желудок.

В этом — главная причина всех болезней. А голо­дание — самое простое и самое могущественное средство для восстановления здоровья. Обычное переедание, которое ежедневно задает огромную, совершенно ненуж­ную работу желудку и сердцу,— главная причина мно­гих болезней, усталости, ранней дряхлости и преждевре­менной смерти».

Эти идеи Сутковой проповедовал везде, где только мог, и прежде всего в кругу своих близких знакомых. Одним из них был ветеринарный врач Павел Василь­евич Нарбеков, отец моего товарища Николая, другой — учитель Сергей Дмитриевич Николаев — мой отец. Нам были интересны беседы трех друзей, мысли, высказывае­мые ими. Мой отец был последователем Генри Джорджа, американского ученого-экономиста, произведения ко­торого он перевел на русский язык. С его позиций отец рассуждал о земельных реформах, критикуя положение в России. Павел Васильевич Нарбеков развивал идеи антропософии и рассказывал о таинственных для нас, подростков, йогах. С огромным интересом отнеслись мы и к лечению болезней голоданием. Эта идея как-то выте­кала из убеждений всех друзей. Осуществляли они ее и на деле: в наших семьях проводились регулярные посты и голодания во время болезней.

Мы с Николаем Нарбековым под влиянием этих идей пошли учиться в медицинский институт: он — в Харь­ковский, а я — в Московский. Я стал психиатром, а Нар­беков — терапевтом. Но оба мы, каждый в своей области, остались верны идеям наших отцов и их друга — Суткового, и в нашей врачебной практике стремились призывать на помощь заболевшему организму силы при­роды.

В моем шкафу среди многих папок лежат две: в одной сохранены описания моих первых пациентов, в другой — материалы доктора Нарбекова. Я открываю его папку, читаю истории болезни, написанные в разное время:

«В 1934 году, будучи флагманским врачом Тихо­океанского флота, я проводил успешную борьбу с желу­дочно-кишечными заболеваниями путем назначения лечебного голода от 24 часов до 3 суток.

...В моем сознании оформилось следующее положе­ние: во время полного голодания не может возникнуть авитаминозный нервно-дистрофический процесс.

...Я провел наблюдения над многими больными и ряд экспериментальных клинических работ. Постепенно вырисовывалась изумительная картина саморегуляции организма во время полного лечебного голода.

...У меня возникла идея построения комплексного метода общебиологической перестройки организма боль­ного человека.

...Я понял, что голод приносит не только вред чело­веку, но когда тяжелобольным людям уже не помогают существующие лекарства и методы лечения ими и этим людям угрожает скорая неминуемая смерть, то именно голод восстанавливает работоспособность этих людей, именно голод вырывает их из лап смерти, возвращает им все радости жизни. Поэтому голод является сильней­шим лечебным фактором для целого ряда тяжелых и не поддающихся иным способам лечения заболеваний человека».

Вот письма, которые писал Николай из Крыма в 1947 г.:

«...Я впервые открыто выступил с предложением при­менять при тяжелых, не поддающихся обычным методам лечения, различных заболеваниях, связанных с наруше­нием обмена веществ, метод общебиологической пере­стройки организма длительным голоданием и после­дующим лечебным и рациональным питанием, во взаимо­действии с курортными факторами.

...Врачебная общественность встретила меня враждебно...»

Нарбеков боролся за нужное, полезное дело, но я понимаю причину его неудач: методика была совер­шенно новой, опровергающей сложившиеся понятия. Трудно было поверить, что голод, от которого страдали и страдают ныне бедняки всех капиталистических стран, который несет с собой тяжелые заболевания и смерть, мог стать целителем.

Первыми поддержали нас тогда начальник управ­ления лечебно-профилактическими учреждениями Ми­нистерства здравоохранения СССР Дмитрий Дмитриевич Федотов и министр здравоохранения СССР Ефим Ива­нович Смирнов. Убедившись на фактах в положительных результатах лечебного голодания, они не побоялись от­крыть дорогу новому направлению в медицине.

Я помню наше ликование, когда в 1952 г., впервые в СССР, было выделено 25 коек в Институте курортологии для лечения методом дозированного голодания сомати­ческих больных.

Работа пошла хорошо. Об этом говорят отзывы са­мих пациентов. Потратив много лет на безуспешные по­пытки излечиться от тяжелых заболеваний лекарства­ми, люди с помощью РДТ избавлялись от сердечной и бронхиальной астмы, от воспаления легких, тромбофле­бита, холецистита, радикулита, нейродермита, от скле­роза...

 

 

Глава 2.

Первые опыты

Как психиатр я задумался над проблемой применения лечебного голодания в психиатрии.

Я видел, как больные шизофренией в кататоническом ступоре отказываются от пищи, как под влиянием бредовых идей или галлюцинаций пациенты сопротивляются, когда их кормят. Наблюдал я и практику насильственного кормления, к которой прибегают обычно психиатры, когда больные отказываются от пищи. А не было ли это инстинктивной охранительной реакцией больного организма?

Анализируя методы лечения, применяющиеся в пси­хиатрии, я сравнивал их с предполагаемым действием разгрузочно-диетической терапии. Шизофрению лечат часто методом шока (электрошоки, инсулиновые шоки). Что происходит при этом? Резкие изменения в биохи­мии клеток мозга. Но ведь голодание в период ацидотического криза также вызывает биохимические изме­нения в клетках, но более мягко — тут «внутренний врач» сам заботится о приведении структур в наиболее естественное, здоровое состояние. Значит, с этой стороны можно ожидать положительного эффекта.

Касаясь принципа лечения больных шизофренией, И. П. Павлов подчеркивал, что им «нужен покой»— главнейший терапевтический прием против болезнен­ного процесса. В поисках метода создания такого покоя медики пришли к лечению сном, к искусственно создан­ному охранительному торможению. Но ведь переход организма на внутреннее питание предоставляет прекрас­ный покой всей нервной системе, следовательно, и здесь оно должно действовать так же, как охранительное торможение.

Итак, метод голодания сочетает в себе две противо­положности — встряску и торможение. В этом и надо искать решение поставленных нами задач. Доказывая целесообразность проведения лечебного голодания при шизофрении, я в то время еще не знал, конечно, ни того, какие формы этой болезни будут лег­че поддаваться лечению, ни того, как особенности забо­левания станут влиять на процесс голодания и как по­следний отразится на заболевании. Все это пришло позднее.

Начал я лечение голоданием психически больных в 1948 г. в психиатрической клинике им. Корсакова 1-го Московского медицинского института с разрешения ака­демика Михаила Осиповича Гуревича.

Взял сначала на лечение, с согласия родственников, троих больных (сами они не сознавали себя больными). Первый — полковник, 60 лет, находился в состоянии тревоги, беспокойства, постоянно думал, что и его и всю семью должны уничтожить; плохо спал по ночам, стонал. Второй больной — офицер, страдающий шизофренией с бредом преследования. Третья больная — растерянная, не ориентированная во времени и пространстве, не узна­вала своих близких, была в состоянии нерезковыраженного возбуждения.

Надо сказать, что «первый блин вышел комом». Как ярко сохранились в памяти эти первые мои неудачи!

Вот полковник... Он сидел, как-то странно нахох­лившись, напоминая сердитую больную птицу. Молчал. К тому, что прекратили давать еду, отнесся совершенно равнодушно. Заставить же его выйти на прогулку, про­вести необходимые процедуры было невозможно: он сопротивлялся так активно, что требовалось применять физическое воздействие. Это была первая неудача, ко­торая сразу вызвала неодобрение в клинике. Персонал осуждал «применение насилия», меня укоряли за «бес­смысленные» требования, даже обвиняли в «издева­тельстве над человеком».

Второй больной, наоборот, бранился, кричал, тре­бовал пищи. Другие больные начали волноваться. Однаж­ды, на 7-й день голодания, во время прогулки он выр­вался от врача, побежал в буфет, схватил хлеб, стал жадно поглощать его. Больные были сняты с лечения голодом — администрация клиники испугалась послед­ствий.

Так бы на неудаче, может быть, и кончились мои пер­вые опыты. Кончились осуждением. Да и сам я мучился сомнениями... И все же мне казалось, что я должен про­бовать еще. Меня поддерживали академик М. О. Гуревич и профессор И. В. Стрельчук. Они помогли мне возоб­новить опыты в другой психиатрической больнице.

Там были отобраны несколько больных молодых людей, страдающих шизофренией. Один из них непод­вижно лежал в состоянии кататонического ступора, пол­ностью отказывался от пищи, все время молчал. Боль­ной сопротивлялся проведению процедур, однако нам удавалось очищать ему кишечник и выносить на прогулку.

И вот первая удача! После ацидотического криза пациент вдруг заговорил. Кажется, ничему в жизни я так не радовался, как этому не совсем связному бормотанию! Он сказал, что при­нимать пищу и разговаривать ему запрещали «голоса» (слуховая галлюцинация). Значит, в его мозгу в резуль­тате голодания произошли какие-то изменения. Великое павловское учение о целостном организме, о всеобщей связи в нем и в этом случае подтверждалось: воздей­ствие на весь организм отразилось и на работе клеток мозга.

День ото дня больному становилось все лучше. Вот он уже начал самостоятельно вставать, проделывать все процедуры, стал даже понемногу говорить с другими больными. А через месяц мой больной полностью выздоровел. Казалось, произошло чудо! Нет, не чудо, вовсе не чудо. Это был логический результат давно про­думанного метода лечения. Теперь я твердо верил в него! Состояние двух других больных шизофренией (они жаловались на различные неприятные ощущения в те­ле, их мысли были сосредоточены только на этом) в ре­зультате лечения тоже значительно улучшилось. Даже пациент с большой давностью заболевания стал чувст­вовать себя несколько лучше.

Тогда уже я понял, каким препятствием при лече­нии людей с нарушенной психикой является то, что они сознают себя здоровыми. Воля к выздоровлению, созна­тельное отношение к методу разгрузочно-диетической терапии в успехе лечения играют огромную роль. В этом я убедился, сравнивая течение заболевания у сомати­ческих больных и наших пациентов.

Следующая «партия» из четырех больных проходила курс в больнице № 3 (бывшей Преображенской психиат­рической больнице). У одной больной вскоре после ро­дов появилась депрессия. Считала, что ее должны убить, обвиняла себя в том, что она великая грешница — из-за нее началась война, из-за нее погибли ее брат и мать, говорила, что она обречена на вечные муки. По ночам слышала голос умершей матери.

Больная проголодала 15 дней. С 7-го дня голодания она сделалась спокойнее, перестала слышать голос матери, правильно ориентировалась в пространстве и во времени, приветливо разговаривала с навещавшей ее родственницей, однако большую часть времени стре­милась лежать в постели.

На 5-й день восстановления охотно принимала пи­щу, стала общаться с окружающими больными. В даль­нейшем она быстро окрепла физически и была выписана домой в состоянии значительного улучшения.

Больная мечтала о том, что вернется к мужу, ребен­ку, что ее жизнь наладится. Через месяц после выписки она уехала к себе домой, в Саранск. Однако муж не принял ее, даже не показал ребенка. Это так повлияло на женщину, что психоз вновь обострился, и ее поло­жили в местную психиатрическую больницу...

Вторая больная — молодая женщина, кататоник. Врач-рентгенолог. Опять те же симптомы: полное мол­чание, отказ от пищи, сопротивление гигиеническим про­цедурам. Но теперь это уже не пугало меня. Не реагировал я и на замечания по поводу моей «негуманности», «на­силия над личностью». Да, все, что требовалось для лечения, мы проделывали насильно, несмотря на сопро­тивление больной. А на 15-й день голодания она сама стала одеваться после ванны. Правда, упорно молчала, глаза смотрели прямо, в них, казалось, не было ни про­блеска мысли. Но вот... я заметил, что она временами как бы просыпается, глаза делаются осмысленными, я даже стал замечать в них интерес к окружающему и подумал: может быть, привычная домашняя обстановка вызовет у нее активность? И верно, когда на 10-й день восстановления отпустили с матерью домой — «на по­бывку», она сразу же заговорила, стала спрашивать, где ее книги, платья, немного поиграла на пианино. После возвращения в больницу пациентка только одно­сложно отвечала на вопросы, была замкнута и мало­доступна. Постепенно, однако, состояние улучшалось; она становилась более контактной и более активной, а через месяц после голодания была выписана в состоянии практического выздоровления.

Третья больная — злобная, постоянно лежала в постели, накрывшись с головой одеялом,— считала, что на нее воздействуют взглядом окружающие люди. Питалась из рук персонала, спрятавшись под одеялом.

В конце месячного голодания пациентка правильно отвечала на вопросы, сообщила данные о своем прош­лом, но продолжала утверждать, что окружающие дей­ствуют на нее взглядом. В процессе восстановитель­ного питания состояние ее снова ухудшилось и стало таким же, каким было до лечения...

О некоторых случаях лечения голоданием больных, страдающих психическими болезнями, я хочу расска­зать в этой главе.

Шизофрения... Еще недавно пугающее слово, связан­ное с представлением о «желтом доме», где бродят блед­ные тени слабоумных, ушедших от жизни людей. Тра­гедия личности, трагедия в семье. Тяжелая наслед­ственность, страх за судьбу потомства. Как это все не вяжется с современным представлением о шизофрении. За последние десятилетия терапевтический арсенал психиатрии обогатился множеством совершенно новых в этой области психофармакологических средств, что коренным образом изменило профиль психиатрических больниц. Пребывание в них значительно облегчилось, сроки уменьшились.

Изменился и взгляд на больных шизофренией. Им были возвращены потерянные с болезнью «права» на пребывание в обществе, на сложную трудовую деятель­ность, на творчество.

Однако, несмотря на успех медикаментозного лече­ния, стало закрадываться сомнение в его всепобеждаю­щей силе: эффект получался быстрый, но короткий. Организм привыкал к дозировке, его реактивность сни­жалась, а вследствие этого уменьшались терапевти­ческие возможности дальнейшего лечения этим спосо­бом. Больному помогали уже только сильнодействующие дозы, а при длительном применении возникал ряд ослож­нений и соматических заболеваний. Начались поиски.

Они привели к мысли взять на вооружение методы, направленные на мобилизацию защитных сил и повыше­ние реактивности организма. А если так, то естественно было использовать для лечения больных шизофренией мощного биологического фактора — голодания с по­следующим диетическим питанием. Оказалось, что отно­сительно хорошо поддаются лечению дозированным го­лоданием больные ипохондрической формой шизофре­нии. Эта форма иногда сочетается с синдромом дисморфофобии. Под словом «синдром» надо понимать группу симптомов, связанных между собой наиболее частыми проявлениями. Слово же «дисморфофобия» означает боязнь или бред физического недостатка, неприятного для окружающих. Больному кажется, что у него урод­ливая внешность, какие-либо мнимые физические недо­статки, или же ему представляется, что от него исходит неприятный запах и т. п.

При этой форме заболевания кругозор больного су­жается, его тревожит только состояние здоровья, он интересуется медицинскими вопросами, читает со­ответствующую литературу, консультируется с врачами различных специальностей, но оспаривает их диагноз, не доверяя им, считая себя более осведомленным. Па­циент подозревает у себя тяжкое заболевание, обвиняет окружающих во враждебном отношении к нему; иногда возникает бред преследования.

Обычно после 10 — 15 дней голодания у таких боль­ных затихают бредовые представления, вообще бред теряет свою актуальность. Они включаются в окружаю­щую жизнь, начинают интересоваться судьбой близких.

По окончании восстановительного периода боль­шинство больных выписывается в состоянии практиче­ского выздоровления. Они возвращаются к трудовой жизни, но полного, критического отношения к прошлому обычно не наступает: утверждают, что до лечения из­бегали общества из-за дефектов внешности, а теперь в результате лечения эти дефекты исчезли.

«Звездочет»

Историю этого больного я начну с конца. Как-то в зале одного из московских музеев меня привлек голос, показавшийся мне знакомым.

Говорил экскурсовод. Около него толпились. Его внимательно слушали. Кто-то задал вопрос. Тот отве­тил — сказал что-то остроумное, все засмеялись. Я спря­тался за чужие спины, чтобы экскурсовод не узнал ме­ня — мне не хотелось напоминать ему о нашем зна­комстве.

Походив по залам, поехал в клинику. И вот я в кабинете, листаю историю болезни встретившегося мне человека.

Это началось с 16 лет. В школе проходили анатомию и физиологию человека. Новая дисциплина заинтересо­вала восьмиклассника-отличника. Он приобрел череп, стал измерять кости и натолкнулся на понятие акроме­галии (акромегалия — нарушение пропорций частей лица и размеров конечностей). Проверяя вычитанное на себе, Валерий заметил, что нижняя челюсть у него слег­ка выдается. «Как это я раньше не обратил внимания?— удивился он.— Не замечали родные, знакомые, а девочки, а товарищи по школе?..» Появилась мысль: «Они давно это знают, только делали вид, что не видят моего безобразия».

Валерий стал читать медицинские книги, искать опи­сание акромегалии и все больше и больше убеждался в своем заболевании, обнаруживая сопутствующие при­знаки этой болезни. «Надо лечиться»,— решил он.

Терапевты и эндокринологи говорили, что у него нет никаких отклонений от нормы. Товарищи удивлялись его поведению и спрашивали, что с ним. Ему стало ка­заться, что они хотят сказать: «Почему ты такой урод?» Боясь услышать это, он стал избегать своих друзей. Прекратились спортивные игры, совместные походы в театры, в кино. Из школы он шел прямо домой. Когда одноклассники приходили к нему, просил мать говорить, что его нет.

Свое 18-летие Валерий встретил с тайным страхом в душе, с мыслями о своем безобразии, с неверием в бу­дущее. Но все же школу он окончил с отличием, выдер­жал экзамен на заочное отделение университета (на заоч­ное, так как хотел как можно меньше встречаться с людьми).

Люди! Их глаза, выражение лица, улыбки, смех — все теперь оборачивалось для юноши страданием и стра­хом. На него смотрят — видят его уродство; грустное выражение лица собеседника — сожаление, оскорби­тельная жалость; улыбка — насмешка над ним; интерес к нему — любопытство, издевка...

Валерий бросил занятия в университете. Решил гото­виться по книгам и лекциям самостоятельно. Засел дома, боясь улицы. Перестал стричь волосы, бриться в парик­махерской: не хотел видеть свое отражение в зеркале, рядом с другими необезображенными лицами.

Сначала ему было спокойно среди своих: мать, со­седи — они знают его с детства, это не чужие, равно­душные люди... Потом сделал переоценку их отношения к себе. Соседи? Они перешептываются при его появле­нии, смотрят ему в спину. Он знает сам, как безобразен со своей отвисающей губой, выдающейся обезьяньей челюстью. Но разве это его вина? Нет! Виновата мать! Она родила его таким и не лечила. И врачи виноваты. Он ненавидит мать, ненавидит соседей.

Так рвались последние связи Валерия с близкими ему людьми. Теперь он запирается на ключ в своей комнате, а перед тем, как выйти из нее, подолгу стоит за дверью, с замиранием ожидая, когда в квартире за­молкнут голоса и коридор будет пуст. Тогда он пробе­гает мимо чужих дверей, вырывается на лестницу. И здесь снова страх обрушивается на него: лишь бы никого не встретить на пути! Валерий поднимает воротник, над­вигает на лицо шапку, закрывается шарфом, крадется вдоль стены.

Кто-то заговаривает с ним на улице, он шарахается, бежит домой, на свой пятый этаж, закрывает дверь, зана­вешивает окно... Нет! Все равно он виден с улицы — надо потушить свет! Ночь, темнота... Валерий спрятал свое уродство. Сон — временное успокоение.

Утром мать стучится в его комнату. Начинается об­щение с людьми, которого он не хочет, не может вынести. И он срывается: дикий крик, проклятья, угрозы...

В таком состоянии юноша пришел в психиатрическую больницу. Он соглашается лечиться голоданием, так как «терять ему все равно нечего».