Честно говоря, и впрямь лестно и занятно ловить на себе его взгляды, когда рядом куда более красивая Илэйн, но у Люка имелись на то мотивы. Тем не менее сидел он чересчур близко — сегодня Найнив уже трижды переставляла свой табурет, но Люка как ни в чем не бывало, даже ни разу не сбившись на полуслове, придвигался к ней вновь. И хозяин зверинца беспрерывно сравнивал ее с разнообразными цветами, отдавая свое предпочтение отнюдь не последним. Он будто и не видел подбитого глаза Найнив, чего не мог не заметить только слепой. И не забывал твердить, как прекрасна будет Найнив в том красном платье, перемежая свои слова восхищенной похвалой ее храбрости. Дважды Люка соскальзывал на предложения, что им вдвоем, мол, неплохо бы пройтись при лунном свете, однако намеки его были так завуалированы, что Найнив не была до конца уверена в смысле сказанного, пока не задумалась как следует.
— Тот наряд придаст твоей беспримерной отваге совершенство, настойчиво ворковал Люка в ушко Найнив, — однако он и на четверть не приблизится к тому великолепию, воплощением которого ты являешься, ибо от зависти, как ты идешь подле залитого луной потока, восплачет расцветающая ночью лилия-дара, что случится и со мною, и это незабываемое зрелище превратит меня в барда, дабы под той же луной я сумел воспеть и восхвалить твои прелести.
Найнив заморгала, пытаясь распутать его витиеватые речи. Люка же, видимо, решил, что ее ресницы затрепетали по несколько иной причине. Посему, пока он не успел нежно потрепать ей ушко, женщина будто ненароком ткнула ему локтем под ребра. Каковы бы ни были его намерения, Люка закашлялся, утверждая, будто крошка от кекса не в то горло попала. Да, Найнив признавала, что Люка весьма хорош собой — Хватит, об этом! — и ноги у него красивые — Да о чем ты думаешь, пялясь на его ноги?! — но он, должно быть, считает ее безмозглой дурочкой. Нет, наверное, все дело в его проклятом представлении.
Пока Люка откашливался, Найнив вновь пересела подальше от него, но не слишком, чтоб не показать, будто убегает. Впрочем, вилку она держала наготове — вдруг тому вздумается возобновить уговоры. Том внимательно рассматривал тарелку, хотя на белой глазури не было ничего, кроме разводов соуса. Джуилин еле слышно насвистывал нечто бессвязное, с нарочитым вниманием уставясь в гаснущий костер. Илэйн смотрела на подругу и качала головой.
— Очень мило, что вы решили поужинать с нами, — заметила Найнив и поднялась. Люка тоже тут же вскочил, в отсветах огня его глаза сверкнули надеждой. Найнив взгромоздила свою тарелку поверх той, что он держал в руке. — Том с Джуилином только спасибо скажут, коли вы хотите помочь им помыть посуду. — У Люка начала медленно отвисать челюсть, а Найнив обернулась к Илэйн: — Уже поздно, а завтра, наверное, мы рано переправимся через реку.
— Конечно, — пробормотала Илэйн со слабым намеком на улыбку. Она поставила свою тарелку поверх тарелки Найнив и направилась за подругой в фургон. Найнив готова была обнять ее, пока та не промолвила: — Вообще-то незачем было поощрять его.
Лампы в стенных кронштейнах ярко вспыхнули.
Найнив уперла кулаки в бедра.
— Поощрять! Да если я и могла поощрить его меньше, так это ножом в бок ткнуть! — Фырканьем подчеркнув свое отношение к Люка, Найнив нахмурилась на светильники. — В следующий раз воспользуйся огневыми палочками Алудры. Чиркалками. Вот забудешься однажды и направишь Силу в самый неподходящий момент. Что тогда случится? Где мы окажемся? Побежим во все лопатки, чтоб шкуру спасти, а за нами погонится сотня Белоплащников?
Но Илэйн, эту упрямицу, не желающую признавать своей промашки, не так-то просто оказалось сбить с выбранной ею темы.
— Может, я и младше тебя, но иногда мне кажется, что о мужчинах мне известно побольше твоего. Ты, видно, столько за всю жизнь не узнаешь. Для мужчины вроде Валана Люка твои жеманные отсаживания, как сегодня, все равно что просьба продолжать ухаживания. Если б ты огрызалась, как в первый день — ты ему тогда чуть нос не оттяпала, — он, может, и отступился бы. Ты же не попросила его отстать, даже словом о том не обмолвилась! Нет, ты ему улыбаться продолжаешь. Найнив, что он должен подумать? Ты ведь никому целыми днями не улыбалась!
— Я стараюсь держать свой нрав в узде, — пробормотала Найнив. Все жаловались на ее характер, и вот теперь, когда Найнив стремится перебороть его, Илэйн на это сетует! Но ведь Найнив не такая дура, чтобы поддаться на комплименты Люка. Нет, она не такая большая дура.
Илэйн рассмеялась, глядя на нахмурившуюся подругу:
— Ой, да ладно, Найнив! Лини бы про тебя сказала: «Восходящее солнце руками не удержишь».
Сделав над собой усилие, Найнив согнала хмурое выражение с лица. Она излишне круто взялась за себя. Разве я не доказала сейчас, что способна сдерживаться? Найнив протянула руку:
— Позволь мне взять кольцо. Люка и вправду завтра с самого утра намерен переправиться через реку, и я хочу немножко поспать, после того как закончу с делом.
— Думаю, сегодня лучше идти мне. — В голосе Илэйн слышалась неподдельная забота. — Найнив, ты входила в Тел'аран'риод практически каждую ночь, кроме тех, когда я с Эгвейн встречалась. Кстати, у той Бэйр на тебя зуб. Мне пришлось сказать, почему ты там больше не бываешь, и она заявила, что незачем тебе отдыхать, сколь бы часто ты ни входила туда. Если только ты не сделала что-то не то. — Тревога сменилась решимостью, и теперь уже сама Илэйн уперла кулаки в бедра. — Мне пришлось выслушать вместо тебя целую лекцию, и приятного в ней было мало. А Эгвейн еще стояла рядом и на каждое слово кивала. Так вот, я считаю, что сегодня я…
— Пожалуйста, Илэйн. — Найнив не опускала протянутой руки. — У меня накопились вопросы к Бергитте, а ее ответы позволят о многом подумать. — Так оно и было — в каком-то отношении.
У Найнив всегда были вопросы к Бергитте. И никак это не связано с тем, что Найнив избегает Эгвейн и Хранительниц. Просто так получается, что она часто отправлялась в Тел'аран'риод, и потому именно Илэйн попадает на встречи с Эгвейн.
Илэйн вздохнула, но выудила перекрученное кольцо из-за выреза платья.
— Спроси ее еще раз, Найнив. А то очень тяжело смотреть в глаза Эгвейн. Она видела Бергитте. Она ничего не сказала, но так на меня смотрела… Еще хуже было после встречи, когда Хранительницы ушли. Тогда она вполне могла спросить меня, но не спросила. Потому-то и было много хуже. — Девушка хмуро наблюдала, как Найнив подвешивает маленький тер'ангриал на снятый со своей шеи кожаный шнурок, рядом с тяжелой печаткой Лана и кольцом Великого Змея. — Тогда почему, по-твоему, никого из Хранительниц не было с ней? Ничего особо важного мы в кабинете Элайды не узнали, но ведь они могли бы отправиться в Башню из чистого любопытства. В присутствии Хранительниц Эгвейн даже заговаривать о том случае не желает. Если я, как ей кажется, собираюсь упомянуть о той вылазке, она так на меня зыркает! Можно подумать, сейчас по уху врежет!
— Сдается мне, они намерены по возможности избегать Башни. — И на это у Хранительниц благоразумия хватает. Если б не желание Исцелять, Найнив и сама держалась бы подальше и от Башни, и от Айз Седай. Она не хочет становиться Айз Седай; она просто надеется больше узнать об Исцелении. И помочь Ранду, разумеется. — Илэйн, они свободные женщины. Даже если бы Башня не была в самой гуще событий — а так оно и есть, — разве им хочется, чтобы Айз Седай шлялись по Пустыне, выискивая, кого бы увести в Тар Валон?
— Надеюсь, что так. — Голос Илэйн выдавал, что девушка не все понимает. Она считает Башню чем-то великим и не в состоянии уразуметь, почему какая-то женщина сторонится Айз Седай. Навечно скрепленная с Белой Башней — так они говорят, надевая кольцо тебе на палец. И слова с делом у Айз Седай не расходятся. Однако глупая девчонка этих кандалов не видит.
Илэйн помогла подруге раздеться, и Найнив, оставшись в рубашке, вытянулась, зевая, на узкой койке. День был долгим, и, как ни удивительно, крайне утомительно оказалось стоять неподвижно, пока кто-то невидимый метает в тебя ножи. Она смежила веки, и всякие праздные мысли поплыли у нее в голове. Илэйн заявляла, что когда как дура вела себя с Томом, то нарабатывала нужные навыки. Правда, со стороны ничуть не глупее выглядит их нынешнее отношение друг к другу: добродушный отец с любимицей-дочкой. Может, и самой Найнив не худо попрактиковаться с Валаном, совсем чуточку. Нет, это уж совсем глупо. Пусть мужчины на других заглядываются — Лану об этом лучше и не думать! — Найнив же вовсе не ветрена и знает, что значит постоянство. Просто она не наденет то платье. Ни за что — вырез чересчур велик.
Смутно она услышала, как Илэйн сказала:
— Не забудь еще раз у нее спросить.
Сон объял Найнив.
* * *
Она стояла у фургона, вокруг царила ночь. Луна висела высоко, по лагерю протянулись тени от плывущих по небу облаков. Стрекотали сверчки, кричали ночные птицы. Сверкнули желтые глаза — львы провожали взглядами прошедшую мимо клеток Найнив. Беломордые медведи горбились за железной решеткой темными буграми. Длинная коновязь предстала пустой — лошадей, как и собак на поводках под фургоном Кларин и Петры, не было; пятачок, где в мире яви стояли с'редит, тоже был пуст. Найнив уже понимала, что в этом мире имеют двойников лишь дикие звери, но, что бы ни утверждала шончанка, Найнив с трудом верила, что эти серые громадины одомашнены так давно, что больше не считаются дикими.
Внезапно до Найнив дошло, какое на ней платье. Ярко-красное, прямо-таки неприлично обтягивающее бедра, а прямоугольный вырез настолько низок, что Найнив казалось, она вот-вот выскочит из платья. Кто вообще так наряжается? Разве что Берелейн! И то вообразить трудно. Ну, для Лана Найнив, пожалуй, его надела бы. Если они одни будут. Засыпая, она ведь о Лане думала? Ведь думала, да?
Во всяком случае нельзя, чтобы Бергитте увидела ее в этаком наряде. Она-то считает себя воином, и чем больше времени Найнив проводила с ней, тем отчетливей понимала, что некоторые представления — и замечания — Бергитте ничем не лучше мужских. Даже хуже. Смесь Берелейн и забияки из таверны. Замечания имели место не всегда, но они нещадно били по Найнив, когда бы она ни позволила своим праздным мыслям вырядить себя в нечто вроде такого платья. Найнив сменила его на двуреченское платье из добротной шерсти, накинула на плечи простую шаль, вовсе не нужную; волосы вновь оказались заплетены в приличествующую честной женщине косу. Найнив собралась уже окликнуть Бергитте, как та шагнула откуда-то из сумрака.
— Почему ты сменила платье? — спросила Бергитте, опершись на свой серебряный лук. На плечо воительницы спускалась замысловатая золотистая коса, и лунные блики пробегали по ее луку и стрелам. — Помнится, я как-то надела точь-в-точь такое же. Отвлекла внимание на себя, чтобы Гайдал сумел проскользнуть мимо. Стражники аж глаза выпучили — вылитые лягушки! Было очень забавно. Особенно потом, когда я в этом платье с Гайдалом танцевала. Что-что, а танцевать он всегда ненавидел, но, чтобы не подпустить ко мне других мужчин, весь вечер со мной оттанцевал. — Бергитте тепло рассмеялась. — Тем вечером я у него в волчок пятьдесят золотых солидов выиграла. Он буквально ни на миг глаз с меня не сводил — куда там в костяшки свои смотреть! Странные они, эти мужчины. Можно подумать, он никогда меня не видел…
— Может, и так, — строго оборвала ее Найнив, плотнее кутая плечи в шаль. Она собралась задать свой первый вопрос, когда Бергитте сказала такое, от чего у Найнив всякие мысли о расспросах из головы повылетали:
— Я нашла ее.
— Где? Она тебя не видела? Можешь меня туда отвести? Чтоб она не заметила? — От страха у Найнив заныло под ложечкой — интересно, что бы сказал о ее храбрости толстый олух Валан Люка, увидь он ее сейчас? Но она была уверена, что вспыхнет от ярости, едва заметит Могидин. — Если тебе удастся подвести меня поближе… — Бергитте подняла руку, и Найнив умолкла.
— Сомневаюсь, чтоб она видела меня, иначе вряд ли бы я тут стояла. — Теперь золотокосая девушка была серьезна как никогда. Когда та проявляла свои качества воина, Найнив чувствовала себя рядом с ней намного увереннее. — Если хочешь, я могу ненадолго подвести тебя к ней поближе, но она не одна. По меньшей мере… Сама увидишь. Только без шума, и не вздумай ничего предпринять против Могидин. Там есть и другие Отрекшиеся. Ее ты, может, и сумеешь уничтожить, но под силу ли тебе одолеть пятерых?
Холодный дрожащий страх в животе Найнив подступил теперь и выше, к груди. И сполз в колени. Пятеро! Лучше бы порасспросить Бергитте, что она видела и слышала, и этим ограничиться. А потом вернуться в свою постель и… Но Бергитте смотрела на нее. Не спрашивала, каков ее ответ, а просто смотрела. Готовая сделать то, что скажет Найнив.
— Я буду молчать. А о Силе даже думать не стану. — Только не с пятью Отрекшимися неподалеку. К тому же сейчас она и искры направить не могла бы. Найнив постаралась стоять так, чтоб колени друг о дружку не стучали. — Когда ты будешь готова — пожалуйста.
Бергитте перехватила свой лук за середину и положила ладонь на руку Найнив…
…и у той перехватило дыхание. Они стояли посреди ничто, вокруг — бесконечная тьма, не поймешь, где верх, где низ, а шагни в сторону — и падение будет вечным. Голова у Найнив кружилась, но она заставила себя посмотреть туда, куда указывала Бергитте.
Ниже во тьме стояла Могидин, в облачении столь же черном, как и окружающий ее мрак; склонив голову, она внимательно слушала. Еще ниже, под ней, будто на плавающем в черноте участке сверкающе белого изразцового пола, располагались четыре громадных стула с высокими спинками, и все разные. Как ни странно, Найнив слышала каждое слово, произнесенное сидевшими на этих стульях, причем так явственно, словно находилась среди них.
— …никогда трусом не был, — говорила симпатичная пухленькая женщина с волосами цвета солнца, — так почему начал трусить?
Облаченная словно в серебристо-серый туман и сверкающие самоцветы, женщина привольно восседала на стуле из драгоценной кости, резьба изображала группу обнаженных акробатов. Четыре мужских фигурки поддерживали сиденье, а руки незнакомки покоились на спинах стоящих на четвереньках женщин; двое мужчин и две женщины поддерживали шелковую подушечку подголовника, а все прочие были вырезаны в таких позах, которые, как казалось Найнив, едва ли способно принять человеческое тело. Разглядев же, что некоторые из резных фигурок изображают нечто большее, чем акробатические трюки, она вспыхнула от смущения.
Коренастый мужчина среднего роста, с багровым шрамом через все лицо и короткой квадратной бородкой, сердито склонился вперед. Его стул из тяжелого дерева был вырезан в виде колонн из латников и лошадей в броне, на треугольной оконечности спинки кулак в стальной перчатке сжимал молнию. Обильная позолота на красном кафтане мужчины восполняла недостаток отделки стула — с плеч вдоль рукавов спускались золотые завитушки.
— Никто не называл меня трусом, — резко бросил он. — Но коли мы станем продолжать в том же духе, он доберется прямиком до моей глотки.
— Таков и был первоначальный замысел, — раздался мелодичный женский голос. Говорившую Найнив не видела — ее скрывала высокая спинка стула, который казался изготовленным из цельного белоснежного камня и серебра.
Второй мужчина, рослый, с белыми прядями на висках, отличался особой красотой. Он поигрывал чеканным золотым кубком, откинувшись на спинку трона, иным словом изукрашенное драгоценными камнями творение не назовешь. Золото просматривалось лишь кое-где, намеком, но Найнив ни капельки не сомневалась, что под сверкающими рубинами, изумрудами и лунными камнями — чистое золото. Массивное кресло только добавляло смуглолицему внушительности.
— Он сосредоточится на тебе, — глубоким голосом промолвил высокий мужчина. — Если понадобится, тот, кто близок ему, умрет — явно по твоему приказу. Он кинется на тебя. И пока он будет заниматься тобой, мы втроем, соединившись узами, захватим его. Разве что-нибудь в этом плане изменилось?
— Ничего не изменилось, — прорычал мужчина со шрамом. — А менее всего мое доверие к вам. Я обязательно буду в цепи, или считайте все конченным сейчас.
Золотоволосая женщина рассмеялась, запрокинув голову.
— Бедняжка, — с издевкой промолвила она, поведя в его сторону рукой в кольцах. — По-твоему, он не заметит, что ты будешь в нашей цепочке? Не забывай, у него есть учитель. Хоть и плохой, но все же не круглый дурак. В следующий раз еще попроси привлечь к делу достаточное число этих несмышленышей из Черной Айя. Они образуют кольцо из тринадцати и уступят контроль над собой тебе или Равину.
— Если Равин доверяет нам настолько, чтобы связаться с нами узами, и готов позволить вести кому-то из нас, — произнесла тем же мелодичным голосом невидимая женщина, — то и ты можешь выказать такое же доверие. — Рослый мужчина глядел в свой кубок, а облаченная в дымку женщина снова заметно улыбнулась. — Если ты не способен поверить, что мы не сговоримся против тебя, — продолжал тот же голос, — тогда поверь, что мы будем следить друг за другом, чтобы никто из нас не предал. Ты ведь согласился со всем этим, Саммаэль. Почему же теперь начал юлить?
Найнив вздрогнула, когда Бергитте коснулась ее руки…
…и они вновь оказались возле фургонов, луна так же сияла сквозь облака. Окружающее казалось почти обыденным по сравнению с тем, где Найнив довелось побывать немногим ранее.
— Почему… — начала было Найнив, но ей пришлось сглотнуть вставший в горле комок. — Почему ты перенесла нас оттуда? — Сердце ее рвалось из груди. — Нас заметила Могидин?
Найнив так увлеченно следила за другими Отрекшимися — те являли собой причудливую смесь обыденности и чужеродности, — что совсем позабыла приглядывать за Могидин. Бергитте покачала головой, и у Найнив вырвался нервный вздох облегчения.
— Едва ли я хоть на миг отвела от нее взор, а она ни единым мускулом не шевельнула, — промолвила Бергитте. — Но мне не нравится, когда я настолько открыта. Если б она взглянула вверх, или кто-то из тех четверых…
Найнив, как она ни куталась в свою шаль, бил озноб.
— Равин и Саммаэль. — Как бы ей хотелось, чтоб голос ее не был таким хриплым. — Других ты не узнала?
Разумеется, Бергитте их узнала; глупо было спрашивать, но Найнив от потрясения была сама не своя.
— Спинка стула скрывала Ланфир. Другая — Грендаль. Не считай ее глупой лишь потому, что она развалилась в кресле, при виде которого смутится и содержатель клетушек Сендзе. Она хитра, а своих любимых зверюшек использует в ритуалах, от которых самый грубый солдат, какого я знала, поклялся бы и близко к женщине не подходить.
— Грендаль хитра, — раздался голос Могидин, — но не слишком.
Бергитте крутанулась на голос, мелькнула в лунном свете серебряная стрела, почти натянулся серебряный лук — и лучницу вдруг отшвырнуло прочь. Она пролетела шагов тридцать и тяжело врезалась в фургон Найнив. Удар был настолько силен, что Бергитте отбросило шагов на пять от фургона. Она упала наземь и замерла.
Найнив отчаянным рывком потянулась к саидар. Сквозь ярость пробивался страх, но гнева хватало — однако она будто налетела на невидимую стену, отделившую ее от теплого свечения Истинного Источника. Найнив едва не взвыла. Что-то схватило ее за щиколотки, дернуло ноги назад и оторвало от земли; руки закинуло вверх и за спину, пока запястья не коснулись над головой лодыжек. Одежда, превратившись в порошок, ссыпалась с тела, а коса, запрокидывая голову, оттянулась назад, к ягодицам. Найнив лихорадочно попыталась вырваться из сна. Ничего не произошло. Она висела в воздухе, сложенная пополам, будто какое-то пойманное существо. Каждый мускул ее был растянут до предела, до боли. Мелкая дрожь била Найнив; пальцы ее, коснувшись ступней, слабо дернулись. Найнив подумала, что, если рискнет пошевелить еще чем-то, переломит себе хребет.
Как ни странно, страх исчез. Да и поздно теперь бояться. Найнив была уверена, что сумела бы действовать с нужной быстротой, если б не ужас, спеленавший ее в тот самый миг, когда требовалось действовать. Хотела же она одного: дотянуться до горла Могидин и сжать его изо всех сил. Ну и какой сейчас от этого толк? Каждый вдох и выдох болью отзывались в груди и в горле.
Могидин встала туда, где Найнив могла ее видеть. Свечение саидар злой насмешкой над бессилием жертвы окутывало Отрекшуюся.
— Деталь кресла Грендаль, — заметила она. Одеяние Могидин, как и у Грендаль, было точно из тумана, становилось то черной мглой, то почти прозрачной дымкой, а то превращалось в сверкающее серебро. Отделка же менялась почти постоянно. Найнив уже видела Отрекшуюся в таком наряде в Танчико. — Сама бы я о таком не подумала, но иногда у Грендаль есть… чему поучиться. — Найнив зло посмотрела на Могидин, но та будто не заметила. — Поверить не могу, что ты в самом деле вознамерилась выслеживать меня. Неужели ты возомнила себя ровней мне? Только потому, что единожды тебе крупно повезло застать меня врасплох? — Она язвительно рассмеялась. — Если б ты знала, скольких усилий мне стоило тебя отыскать. А ты явилась ко мне сама. — Могидин обежала взором фургоны, задержала взгляд на львах и медведях и опять повернулась к Найнив: — Зверинец? Отыскать тебя будет легко. Впрочем, вряд ли мне теперь это понадобится.
— Тебе же хуже, чтоб ты сгорела, — огрызнулась Найнив. Как сумела. Сложенная вдвое, она с трудом выталкивала из себя слова. Найнив не осмеливалась посмотреть в сторону Бергитте — да и головы повернуть не могла. Однако, вращая глазами, будто то ли от страха, то ли от ярости, она успела кое-что разглядеть. Внутри у Найнив сразу сделалось холодно и пусто, хотя она и висела распяленная, точно овечья шкура на просушке. Бергитте лежала, распростершись на земле, из колчана у пояса высыпались серебряные стрелы, а серебряный лук валялся в спане от неподвижной руки. — Повезло, говоришь? Коли тебе не удалось бы сейчас, точно крысе, прошмыгнуть за мной, я бы порола тебя, пока ты не заверещишь! Я бы тебе шею свернула, как куренку. — Если Бергитте погибла, то у Найнив остался всего один шанс, да и тот слабый. Рассердить Могидин, чтобы та в ярости быстро ее убила. Если б только был хоть какой-то способ предупредить Илэйн! Что ж, тогда предостережением ей станет смерть Найнив. — Помнишь, ты говорила, что сделаешь из меня приступочку, на лошадь залезать? И как я сказала, что ты у меня пойдешь на то же самое? Сразу после того, как я тебя отлупила. Когда ты хныкала и умоляла пощадить тебя. Готова была что угодно мне предложить. Ты, бесхребетная трусиха! Дерьмо ты из ночного горшка! Ты, кусок… — И тут что-то плотное вползло в рот Найнив, придавив язык и широко раздвинув челюсти.
— Ты так проста и предсказуема, — пробормотала Могидин. — Уж поверь, ты меня достаточно разозлила. Не думаю, что использую тебя в качестве приступочки. — От ее улыбочки по телу Найнив мурашки побежали. — Пожалуй, я тебя в лошадь превращу. Здесь это очень даже возможно. В лошадь, в мышь, в лягушку… — Она помолчала, прислушиваясь. — Или в сверчка. И всякий раз, как окажешься в Тел'аран'риоде, ты будешь лошадью, пока я не пожелаю иного. Или кто-то другой, обладающий необходимыми познаниями. — Могидин вновь замолчала, вид у нее был чуть ли не сочувствующий. — Нет, не буду давать тебе ложных надежд. Ныне нас осталось только девять, тех, кому ведомы тайны подобных уз, и вряд ли тебе захочется попасть в руки кому-то из них. Ничуть ни меньше, чем ко мне. Каждый раз, как я буду приводить тебя сюда, ты будешь лошадью. Получишь собственное седло, уздечку. Я даже стану тебе гриву расчесывать. — Косу Найнив чуть с корнем не выдрало. — Разумеется, ты и тогда будешь помнить, кто ты такая. Думаю, наши прогулки доставят мне удовольствие, чего не скажешь о тебе. — Могидин вздохнула поглубже, и платье ее, потемнев, заблестело в слабом свете. Найнив не была уверена, но ей почудилось, будто оно сделалось цвета свежей крови. — Из-за тебя я вынуждена обратиться к Семираг. Потом, когда с тобой будет покончено, я смогу всецело отдаться делам поважнее. Та маленькая желтоволосая девчонка с тобой? Она тоже с этим зверинцем?
Кляп исчез изо рта Найнив.
— Одна я, ты, безмозглая…
Боль. Найнив будто били — от лодыжек до плеч, удары сыпались по всему телу. Она пронзительно взвыла. Опять. Она попыталась стиснуть зубы, но собственный нескончаемый вопль врезался в уши. Она всхлипнула, слезы бесстыдно катились по щекам; Найнив безнадежно ждала следующей порции боли.
— Она с тобой? — терпеливо спросила Могидин. — Не теряй время, не пытайся заставить меня тебя убить. Не выйдет. Ты еще проживешь много лет, служа мне. Я тебя вышколю, и твоим весьма жалким способностям найдется какое-нибудь применение. Лучше не запирайся. Иначе те ощущения, что ты испытываешь сейчас, могут показаться лаской любовника. А теперь отвечай мне.
Найнив с трудом перевела дыхание.
— Нет, — прорыдала она. — Когда мы покинули Танчико, она убежала с одним мужчиной. По годам он ей в дедушки годится, но у него были деньги. Мы прослышали, что случилось в Башне, — Найнив была уверена, что об этом Могидин известно, — и она побоялась возвращаться.
Отрекшаяся засмеялась:
— Восхитительная байка! Я почти понимаю, что так привлекает Семираг, когда она ломает чью-то волю и дух. Да, ты, Найнив ал'Мира, доставишь мне массу удовольствия. Но сначала ты приведешь ко мне эту девицу, Илэйн. Отгородишь ее щитом, свяжешь, принесешь и положишь к моим ногам. Знаешь почему? Потому что некоторые вещи в Тел'аран'риоде и в самом деле сильнее, чем в мире яви. Потому-то ты и будешь тут холеной белой кобылой, когда бы мне ни захотелось тебя сюда привести. И отсюда ты уносишь с собой в мир яви не только раны. Еще и принуждение. Подумай над моим повелением. Недолго, поскольку эта мысль скоро станет твоей собственной. Подозреваю, что девушка приходится тебе подругой. Но ты приведешь ее ко мне, как любимую… — Могидин вскрикнула, когда наконечник серебряной стрелы неожиданно возник под ее правой грудью.
Найнив мешком шмякнулась на землю. Удар, будто молотом по животу, вышиб из легких весь воздух. Силясь вздохнуть, Найнив старалась заставить истерзанные мускулы действовать и сквозь боль прорывалась к саидар.
С трудом поднимаясь на ноги, Бергитте неверной рукой нашаривала в колчане стрелу.
— Беги, Найнив! — Это был невнятный крик. — Беги!
Голова Бергитте то и дело склонялась набок, а поднятый серебряный лук дрожал в ее руках.
Сияние вокруг Могидин усилилось, пока не стало похоже, будто ее объяло слепящее солнце.
Ночь накрыла Бергитте океанской волной, обрушив на девушку черноту. Мрак схлынул, и поверх опавших опустевших одежд упал серебряный лук. Одежда истаяла, точно выжигаемый солнцем туман, остались лишь сверкающие под луной лук и стрелы.
Могидин, тяжело дыша, упала на колени, обеими руками схватившись за древко пробившей ее насквозь стрелы. Свечение вокруг Отрекшейся померкло и погасло. Потом она исчезла, и на то место, где она стояла, упала серебряная стрела с темным пятном крови.
Минула, как показалось Найнив, целая вечность, прежде чем она сумела встать на четвереньки. Плача, она подползла к оружию Бергитте. На этот раз слезы вызвала вовсе не боль. Стоя на коленях нагая — и ей была безразлична ее нагота, — Найнив схватила лук.
— Прости, — вымолвила она сквозь рыдания. — О-о, Бергитте, прости меня! Бергитте!
И не было ей ответа, только горестно крикнула ночная птица.
* * *
Лиандрин вскочила на ноги, когда с грохотом распахнулась дверь спальни и в гостиную ввалилась Могидин; по ее шелковой сорочке расплывалась кровь. К Отрекшейся кинулись Чесмал и Тимэйл, подхватили под руки, помогая Могидин устоять на ногах, но Лиандрин осталась подле ее кресла. Остальных Черных сестер не было. Насколько знала Лиандрин, их вполне могло не быть и в Амадоре. Могидин говорила только то, что полагала нужным знать своим слугам, а за вопросы, которых не любила, наказывала.
— Что случилось? — запричитала Тимэйл.
Коротким взглядом Могидин вполне могла бы испепелить ее на месте.
— У тебя есть какие-то хилые способности к Исцелению, — ломким голосом сказала Отрекшаяся, обратившись к Чесмал. Кровь окрасила ее губы, нарастающим ручейком стекала из уголка рта. — Займись. Сейчас же, тупица!
Темноволосая гэалданка без промедления возложила руки на голову Могидин. Лиандрин презрительно усмехнулась про себя. Сияние окружило Чесмал, чье миловидное личико пошло от волнения пятнами; страх и тревога исказили и тонкие черты лисьей мордочки Тимэйл. Подумать только, какие они преданные! Какие послушные милые собачки. Могидин приподнялась на цыпочки, вскинув голову. Глаза ее распахнулись, тело била крупная дрожь; Отрекшаяся, словно ее в лед сунули, учащенно дышала широко раскрытым ртом.
Несколько мгновений — и все было кончено. Сияние вокруг Чесмал пропало, и пятки Могидин опустились на синий узорчатый ковер. Не поддерживай Отрекшуюся Тимэйл, она и свалиться могла бы. При Исцелении малую долю сил отдавала та, которая направляла; остальное оно отнимало у того, кого Исцеляли. Как бы тяжела ни была рана, кровь остановилась, но сил у Могидин осталось мало, словно несколько недель она лежала больной. Сдернув с пояса Тимэйл золотисто-кремовый шарфик из тонкого шелка, она вытерла им рот. Чесмал помогла ей повернуться к двери в опочивальню. И вот Отрекшаяся оказалась спиной к Лиандрин, вдобавок еще и ослабевшая.
И Лиандрин ударила, собрав все силы, какие только смогла, вложив в свой удар те крохи знаний, которые сумела добыть, поняв, что с ней сделала эта женщина.