ГЛАВА 40. Неожиданный смех 6 глава




Вилнару всегда хотелось хоть краешком глаза посмотреть на Айз Седай, а лучшего случая, чем сейчас, в Кэймлине, пожалуй, и не представится. Разве что когда-нибудь его занесет в Тар Валон. Он даже подъезжал к «Кулэйнову псу», где, по слухам, их остановилась целая сотня, но в последний момент не смог заставить себя войти. Верхом на коне и с мечом в руке Вилнар не испугался бы ни людей, ни троллоков, но мысль об Айз Седай внушала ему робость. Да и пустое болтали о той гостинице — в ней никак не могла разместиться целая сотня женщин, а сновавшие у дверей девчонки явно не были Айз Седай. Он подъезжал также к «Розовому венцу» и, наблюдая за входом с противоположной стороны улицы, приметил нескольких женщин, но полной уверенности в том, то они Айз Седай, не было. А стало быть, выходило, что Айз Седай он так и не видел.

Внимание Вилнара привлекла вышедшая из высокого, наверное, принадлежавшего зажиточному купцу дома стройная женщина, которую несколько портил мясистый нос. Хмуро оглядевшись по сторонам, она нахлобучила широкополую соломенную шляпу и поспешила прочь. Вилнар покачал головой. С первого взгляда он не сказал бы, сколько ей лет. Но этого недостаточно. Он точно знал, как распознать Айз Седай. Пусть Джидар твердит, будто они до того прекрасны, что их улыбка разит насмерть, пусть Риссен уверяет, будто каждая из них на целый фунт выше любого мужчины, — все это чепуха. Он, Вилнар, точно знал — лица Айз Седай лишены признаков возраста. Время над ними не властно. Уж такое лицо наверняка ни с чем не спутаешь.

Но как только патруль свернул к увенчанной надвратной башней сводчатой арке Беломостных Ворот, Вилнар мигом и думать забыл об Айз Седай. Прямо за воротами располагался один из фермерских рынков — огороженные загоны, полные телят, свиней, овец, уток и кур, и длинные ряды сложенных из камня лавчонок под пурпурными и красными черепичными крышами, где торговали всякой всячиной, от бобов до репы. Обычно у ворот стоял разноголосый гомон, торговцы вовсю зазывали покупателей, но сейчас там царила тишина. Нарушали ее разве что содержавшиеся в загонах животные. А причиной тому было появление одной из самых диковинных процессий, какие Вилнару доводилось видеть.

Длинной колонной, по четыре в ряд, к воротам приближались ехавшие верхом фермеры. Обычные фермеры, если судить по грубым домотканым кафтанам, только вот за спиной у каждого висел длиннющий — прежде Вилнар таких и не видывал — лук, на поясе с одной стороны — полный стрел колчан, а с другой — кинжал или короткий меч. Замыкала колонну вереница повозок, а во главе ее несли белое знамя с красной каймой и красным же изображением волчьей головы. Под знаменем собралась чудная компания, подстать всей этой колонне. Три айильца — один мужчина и две Девы, — разумеется, вышагивали пешком, а рядом с ними ехал какой-то малый в ярком кафтане в зеленую полоску и ядовито-желтых штанах. Вроде бы Лудилщик, но за спиной у него висел меч. Он вел в поводу здоровенного, под стать нашунскому тяжеловозу коня, на спине которого красовалось седло, годное разве что для великана. Главным, судя по всему, был могучий, широкоплечий парень с всклокоченной шевелюрой и короткой бородкой, на поясе которого висел весьма грозный с виду топор. А бок о бок с этим малым, не сводя с него влюбленного взгляда, ехала салдэйская женщина…

Вилнар подался вперед — он узнал ее. Узнал и подумал о лорде Башире, находившемся сейчас в королевском дворце. Потом Вилнар вспомнил о леди Дейре

— она тоже пребывала во дворце, — и сердце его упало. Вздумай какая-нибудь из Айз Седай взмахнуть рукой и превратить всех этих людей в троллоков, Вилнар только бы обрадовался. Вот и доигрался, нечего предаваться на дежурстве пустым мечтаниям. Думай он больше о деле, патруль бы давно миновал ворота. Но теперь следовало действовать согласно приказу.

Гадая, не станет ли его голова мячиком для леди Дейры, Вилнар выстроил своих людей в проеме ворот.

Шагах в десяти от городских ворот Перрин натянул поводья и остановил своего мышастого жеребца. Ходок обрадовался возможности отдохнуть — он не любил жары. В воротах, преграждая дорогу, выстроились всадники, судя по ястребиным носам и раскосым глазам — салдэйцы. Некоторые имели черные бороды, и все, кроме одного, держались за рукояти мечей. С их стороны повеял легкий ветерок — запаха страха не было. Перрин обернулся к Фэйли, но она склонилась над выгнутой шеей Ласточки и сосредоточенно рассматривала уздечку. Пахло от нее травяным мылом — и тревогой. Еще миль за двести до Кэймлина они услышали, что в городе салдэйское войско и командует им вроде бы отец Фэйли. Фэйли почему-то считала, что ее мать тоже в Кэймлине. Правда, она уверяла, будто это ее ничуть не волнует.

— Нам даже лучники не потребуются, — спокойно промолвил Айрам, поглаживая торчащую над плечом рукоять меча. Его темные глаза горели, а запах говорил о решимости. — Их всего-то десяток. Мы и вдвоем запросто прорвемся.

Гаул поднял вуаль; само собой, так же поступили и Байн с Чиад. державшиеся со стороны Фэйли.

— Никаких лучников и никаких прорывов, — распорядился Перрин. — И никаких копий, Гаул.

К Девам он обращаться не стал — они все равно слушались только Фэйли. А она все не могла оторваться от своей уздечки, даже головы не поднимала.

Гаул опустил вуаль и покачал головой. Айрам насупился.

Перрин снова повернулся к салдэйцам. Зная, что его желтые глаза порой пугают людей, он старался говорить как можно мягче:

— Мое имя Перрин Айбара. Думаю, Ранд ал'Тор захочет меня видеть.

Бородатый малый — единственный, кто не держался за меч, — слегка поклонился в седле.

— Лорд Айбара, я подлейтенант Вилнар Барада, присягнувший мечом лорду Баширу. — Последние слова он произнес с нажимом. Но упорно не смотрел на Фэйли. Та, услышав имя отца, тяжело вздохнула и сердито покосилась на игнорировавшего ее Вилнара. — Согласно приказу лорда Башира… и Лорда Дракона, — добавил офицер, будто поразмыслив, — ни один благородный господин не может войти в Кэймлин в сопровождении более чем двадцати воинов или пятидесяти слуг.

Айрам заерзал в седле. Во всем, что касалось чести Перрина, он был еще более щепетилен, чем Фэйли, а это говорило о многом. Правда, благодарение Свету, Лудильщик не обнажит меча без приказа.

Перрин обернулся и сказал через плечо:

— Даниил, отведи людей на луг — помнишь, мы его проходили, он милях в трех отсюда? — и разбей там лагерь. Ежели заявится какой-нибудь фермер и примется жаловаться на потраву, отсыпь ему золота. Скажи, что мы возместим все убытки. Айрам, ты пойдешь с ними.

Даниил Левин, тощий, как жердь, малый с густыми усами, коснулся лба — он вечно так поступал, — Перрин и говорил, что вполне достаточно простого «хорошо» или «будет сделано», — и немедленно принялся разворачивать колонну в обратном направлении. Айрам набычился — он не любил разлучаться с Перрином, — но ничего не сказал. Порой Перрину казалось, что в лице бывшего Лудильщика он заполучил волкодава. Человек не должен вести себя так, но что тут поделать, Перрин не знал.

Перрин опасался, что Фэйли воспротивится отправке двуреченцев в лагерь и потребует соответствующей его так называемому высокому положению свиты, чего доброго и вправду захочет взять с собой полсотни сопровождающих, но она свесилась с седла и принялась тихонько переговариваться с Байн и Чиад. Прислушиваться Перрин не стал, хотя все равно разбирал некоторые слова. Говорили они о мужчинах и, судя по тону, потешались. Женщины, ежели говорят о мужчинах, всегда или смеются, или сердятся. А ведь это из-за Фэйли он взял с собой всех этих людей, да еще и знамя. Точно из-за нее, хотя Перрин так и не понял, как она его уломала. В фургонах ехали слуги, мужчины и женщины в самых настоящих ливреях, с изображением волчьей головы на плече. Ладно беженцы, тем деваться некуда, но даже двуреченцы вовсе не находили это зазорным.

— Так годится? — спросил Перрин Бараду. — В таком случае отведи нас к Ранду. Едва ли ты хочешь, чтобы мы болтались без пригляду по городу.

— Пожалуй… — Барада метнул взгляд на Фэйли, но тут же отвел взгляд. — Пожалуй, так будет лучше всего.

Тем временем Фэйли выпрямилась, а Байн и Чиад трусцой направились к цепи всадников и проскочили ворота, словно в них никого и не было. Салдэйцы, похоже, ничуть не удивились, впрочем, они, должно быть, привыкли к айильцам. По слухам, айильцев в Кэймлине было видимо-невидимо.

— Я должен найти своих братьев по копью, — промолвил Гаул. — Да обретешь ты всегда прохладу и воду, Перрин Айбара.

Он устремился вслед за Девами, а Фэйли ухмыльнулась, но прикрыла лицо рукой, затянутой в серую перчатку. Перрин покачал головой. Гаул хотел взять Чиад в жены, но, по айильским обычаям, попросить об этом должна была она. Со слов Фэйли выходило, будто она не имела ничего против того, чтобы стать его возлюбленной, но ни за что не желала отречься от копья и выйти замуж. Гаула же это, кажется, оскорбляло, как оскорбило бы подобное предложение любую двуреченскую девушку. Вдобавок ко всему этому вроде бы имела какое-то отношение и Байн, хотя в чем там дело, Перрин не понимал. И выяснить было не у кого — Фэйли с излишней поспешностью принималась уверять, будто и сама ничего не знает, а Гаул, стоило его спросить, мрачнел и замыкался в себе. Чудной народ.

Салдэйцы прокладывали путь сквозь густую толпу, но Перрин не обращал внимания ни на толпу, ни на город. В Кэймлине он уже бывал, и то посещение у него не вызвало особой привязанности к городам. Смотрел он не по сторонам, а на жену, причем искоса, стараясь, чтобы та не заметила. Впрочем, с равным успехом можно было таращиться на нее во все глаза. Она ничего не замечала, ибо. напряженно сидя в седле, уставилась в спину Барады. Тот ерзал, словно чувствовал на себе ее гневный взгляд. И то сказать, до Фэйли и соколу далеко.

Перрин предполагал, что думает она — пусть даже несколько иначе — о том же, о чем думал и он сам. О ее отце. Ну что ж, возможно, и ей придется держать ответ, коли она без спросу сбежала из дома и сделалась Охотницей за Рогом, но он, Перрин, должен будет предстать перед лордом Башира, Тайра и Сидоны и сообщить, что его дочь вышла замуж за кузнеца. Он никогда не считал себя особенным храбрецом — невелико геройство драться, коли другого выхода нет, — но до сих пор не предполагал, что может оказаться трусом. При мысли об отце Фэйли у Перрина пересыхало во рту. Может, ему стоило самому заняться устройством лагеря, а лорду Баширу послать письмо. Хорошая мысль — объяснить все в письме. Чтобы все растолковать как следует, потребуется дня два-три. А то и больше — он ведь не мастак на слова.

Вид темно-красного знамени, лениво полоскавшегося над королевским дворцом, вернул его на землю. Об этом знамени тоже ходили слухи. Одни утверждали, что оно принадлежит Айз Седай, которые служат Ранду, другие — будто он сам служит Айз Седай, почему и вывесил такой флаг. Перрина удивляло одно — почему Ранд не поднял Драконов стяг? Он по-прежнему чувствовал исходившее от Ранда тяготение: могучий та верен притягивал к себе менее сильного. Но эта тяга была не того рода, чтобы указала ему, в каком направлении двигаться. Покинув Двуречье, он поначалу собирался направиться в Тир или Свет ведает куда, а сюда, в Кэймлин, его привели ходившие по всему Андору слухи. Порой весьма тревожные. Так или иначе, он ощущал потребность быть рядом с Рандом, да и Ранд, наверное, чувствовал нечто подобное. Это походило на зуд между лопаток — и терпеть трудно, и почесать не дотянешься. А сейчас, в конце долгого пути, Перрин едва ли не желал, чтобы ничего этого не было. Однажды ему приснился сон — узнай о нем Фэйли, она бы очень смеялась. Приснилось, будто он живет с ней в маленьком деревянном домике. Где-то в глуши, вдалеке от городов и раздоров. Вокруг Ранда всегда были раздоры. Но Ранд нуждался в нем, и он, Перрин, собирался исполнить свой долг до конца.

Оказавшись на большом, окаймленном колоннадой дворе, на который выходили мраморные балконы, Перрин расстегнул пояс с топором и повесил его на седло. Он был рад отделаться от топора, хотя бы и ненадолго. Одетые во все белое мужчина и женщина увели на конюшню Ходока и Ласточку, а Фэйли и Перрина Барада передал на попечение айильцев с холодными глазами, многие из которых носили алые головные повязки, отмеченные черно-белыми дисками. Те провели их внутрь и передали Девам, столь же холодным и отстраненным. Знакомых по Тирской Твердыне среди них не оказалось, а на попытки Перрина завести беседу они отвечали ледяными взглядами. После короткого разговора на языке жестов Девы выбрали для него и Фэйли провожатую, худощавую женщину примерно тех же лет, что и Фэйли, с волосами цвета песка. Она представилась

— звали ее Лериан — и предупредила, чтобы они не отставали. Перрин жалел, что здесь нет Байн или Чиад — приятней было бы увидеть знакомые лица. Фэйли шествовала по коридорам с видом важной дамы, каковой она безусловно являлась, но при этом у каждого перекрестья бросала быстрые взгляды в обе стороны. Очевидно, боялась, как бы отец не застал ее врасплох.

Наконец они подошли к дверям, украшенным резными изображениями львов. Охранявшие их две Девы поднялись с корточек, молниеносно обменялись несколькими знаками с Лериан, и та без стука ступила внутрь.

Интересно, подумал Перрин, что за порядки тут завел Ранд? Кругом айильцы, и никто даже слова не вымолвит…

Дверь распахнулась, и перед ними предстал Ранд. В одной рубахе.

— Перрин! Фэйли! Да осияет Свет вашу свадьбу, — рассмеялся он, легонько целуя Фэйли в щеку. — Жаль, что меня там не было.

Фэйли, кажется, смутилась, да и сам Перрин тоже.

— Откуда ты знаешь? — воскликнул он, и Ранд рассмеялся снова, хлопая его по плечу:

— Так ведь Боде здесь, в Кэймлине. И Дженеси, и много других девчонок. Верин с Аланной довезли их досюда, прежде чем узнали о расколе в Башне. — Выглядел Ранд усталым, взгляд его казался опустошенным, но смех звучал искренне. — О Свет, Перрин, мне тут понарассказывали о твоих подвигах. Лорд Перрин Двуреченский. А что говорит на это госпожа Лухан?

— Зовет меня лордом, вот что, — с кислым видом пробормотал Перрин. В детстве ему доводилось получать шлепки от Элсбет Лухан чаще, чем от родной матери. — Зовет лордом, да еще и в реверансе приседает. Честное слово. Ранд, приседает.

Фэйли искоса посмотрела на мужа. Она утверждала, будто он только смущает людей, пытаясь убедить их обходиться без всех этих поклонов и реверансов, а до того, как его смущают подобные церемонии, ей и дела не было. Послушать ее, так выходило, что это та цена — только часть цены, — которую он должен платить. Хотелось бы знать за что.

Дева, вошедшая в покои с докладом, протиснулась к выходу мимо Ранда, и он вздрогнул.

— О Свет, что же я держу вас в дверях! Заходите, располагайтесь. Лериан, скажи Сулин, что мне нужно побольше пуншу. Дынного. И попроси ее не мешкать.

Три Девы залились смехом, будто бы услышали какую-то шутку. Шагнув в глубь гостиной, Перрин ощутил запах цветочных духов и догадался о присутствии женщины, прежде чем ее увидел. А когда увидел, вытаращил глаза.

— Мин? — Лицо вроде бы ее, но на голове кудряшки, а кафтанчик и штаны голубые, да еще и с шитьем. — Мин, ты ли это? — Рассмеявшись, Перрин заключил ее в объятия. — Опять мы собираемся вместе, вот здорово. Фэйли, это Мин. Я тебе о ней рассказывал.

Он спохватился — что подумает о нем жена? — и поставил Мин на пол. Та улыбалась. Неожиданно Перрин осознал, что облегающие штаны подчеркивают красоту ног. Недостатков у Фэйли почти не было, но имелась некоторая склонность к ревности. Предполагалось, что он не знает, как она добрых полмили гналась за Калле Коплин с палкой. Как будто ему могло прийти в голову посмотреть дважды на другую женщину, когда у него есть она.

— Фэйли, — Мин протянула ей руки, — любая женщина, способная выносить этого волосатого увальня настолько, чтобы выйти за него замуж, заслуживает всяческого восхищения. Думаю, если его обломать, из него выйдет неплохой муж.

Приветливо улыбаясь, Фэйли взяла Мин за руки, но запах от нее исходил довольно колючий.

— Обломать? Я еще не преуспела в этом искусстве, Мин, но надеюсь, он не сбежит от меня прежде, чем я научусь.

— Госпожа Лухан приседает в реверансах? — недоверчиво покачал головой Ранд. — Ну и дела, Ни за что не поверю, пока сам не увижу. А где Лойал? Он с вами? Надеюсь, ты не оставил его за воротами?

— Он был с нами, — отвечал Перрин, стараясь незаметно поглядывать на Фэйли, — но здесь его пока нет. Он говорил, что устал и должен побывать в стеддинге. Вот я и рассказал ему об одном заброшенном стеддинге, к северу от дороги на Беломостье. Лойал отправился туда пешком. Он сказал, что почувствует стеддинг, как только окажется милях в десяти от него.

— Ты, наверное, очень хорошо знаешь Ранда и Перрина? — спросила Фэйли, и Мин глянула на Ранда.

— Я бы не сказала. Мы познакомились вскоре после того, как они впервые покинули свое Двуречье. Тогда Байрлон казался им большим городом.

— Пешком? — переспросил Ранд

— Да, — промолвил Перрин. Кажется, Фэйли перестала ревновать, запах от нее исходил почему-то уже не столь острый и ревнивый. — Почему пешком? Ну ты же знаешь, так ему больше нравится. Он побился со мной об заклад на золотую крону, что доберется до Кэймлина не позднее десяти дней после нашего прибытия.

Женщины смотрели одна на другую — Фэйли улыбалась, Мин слегка краснела. Если судить по запахам, Мин была несколько смущена, тогда как Фэйли — довольна. И чем-то удивлена, хотя на лице это никак не отражалось.

— Я не хотел спорить, — продолжал Перрин, — ему ведь надо сделать крюк миль в пятьдесят, а то и поболее, но Лойал настоял. Да еще говорил, что мог бы обернуться и за пять дней.

— Лойал всегда утверждал, будто может обогнать лошадь. — Ранд рассмеялся, но смех быстро истаял. — Надеюсь, он доберется благополучно.

Ранд действительно устал, устал и изменился. Насколько помнил Перрин, Ранд еще в Тире не отличался мягкотелостью, но по сравнению с нынешним тот Ранд казался простоватым деревенским пареньком. Глаза его напомнили Перрину об обороне Эмондова Луга — такие глаза были у мужчин, знавших, что помощи против троллоков ждать неоткуда, но твердо решивших сражаться до конца

— Милорд Дракон, — промолвила Фэйли, изрядно удивив этим Перрина, ибо до сих пор она всегда говорила о Ранде только как о Ранде, безо всяких титулов. — Прошу прощения, но перед тем как оставлю вас наедине, я хотела бы сказать словечко мужу.

Почти не дожидаясь согласия Ранда — тот тоже был несколько удивлен, — она подступила вплотную к Перрину.

— Сердце мое, я не отойду далеко. Мы с Мин хотим посудачить о своих делах, которые вам наверняка неинтересны. — Взяв мужа за отвороты, она перешла на быстрый шепот, столь тихий, что любому, кроме Перрина, бесполезно было бы и прислушиваться. Выходит, иногда она помнит о его остром слухе. — Помни, Перрин, что он не просто друг твоего детства. Он Возрожденный Дракон. Лорд Дракон. Но и ты — лорд Двуречья. Уверена, ты не посрамишь ни себя, ни Двуречья.

Фэйли одарила Перрина такой полной любви и веры улыбкой, что тот едва сдержался, чтобы не расцеловать ее прямо сейчас. От запаха ревности не осталось и следа.

Присев перед Рандом в изысканном реверансе и промурлыкав «милорд Дракон», она протянула руку Мин:

— Пойдем поболтаем.

Мин тоже присела, но куда менее ловко, и Ранд уставился на нее с удивлением.

Не успели они выйти из комнаты, как одна створка дверей со стуком распахнулась и высокая женщина в дворцовой ливрее внесла серебряный поднос с кубками и кувшином, от которого исходил аромат вина и сока медовой дыни.

На нее с удивлением уставился Перрин. Несмотря на красно-белое платье, ее можно было принять за мать или бабушку Чиад. Хмуро покосившись на уходивших женщин, служанка подошла к ближайшему столу и поставила на него поднос. На лице ее застыла маска покорности.

— Мне было велено принести четыре кубка, милорд Дракон, — промолвила она каким-то странным тоном. Перрину казалось, что она вроде бы старается выказывать почтение, но дается это ей нелегко — при каждом слове словно ком в горле встает. — Велено было четыре, я четыре и принесла.

В сравнении с ее реверансом сделанный Мин показался бы верхом совершенства, а дверь за собой она захлопнула со стуком.

Перрин недоуменно посмотрел на Ранда:

— Тебе никогда не казалось, что женщины, они… чудные?

— Нашел кого спрашивать. Кто из нас женатый человек? — Наполнив пуншем кубок с серебряной насечкой, Ранд протянул его Перрину. — А коли и ты не знаешь, надобно поспрошать Мэта. Я с каждым днем понимаю их все хуже и хуже.

— Я тоже, — вздохнул Перрин. Пунш оказался освежающим, а Ранд, тот, похоже, и вовсе не потел. — А кстати, где он, Мэт? Небось сидит в ближайшей таверне или с костями в руках, или с девчонкой на коленях.

— Лучше бы ему до поры обойтись и без игры и без девчонок, — угрюмо промолвил Ранд, поставив на стол нетронутый кубок, — Вообще-то он должен сейчас везти сюда Илэйн. Короноваться. А с нею, хочется верить, и Найнив с Эгвейн. О Свет, сколько всего надо сделать, чтобы подготовиться к ее прибытию. — Голова его качнулась, как у загнанного в угол медведя, и он впился взглядом в Перрина: — Послушай, не съездишь ли ты в Тир? Мне очень нужно.

— В Тир? Ранд, я провел в дороге два месяца! У меня уже задница приняла форму седла.

— Я мог бы доставить тебя туда сегодня же вечером. Сегодня. А там ты сможешь спать в шатре полководца и не садиться в седло, сколько тебе вздумается.

Перрин поднял брови — Ранд говорил вроде бы серьезно. Долго ли ему удастся сохранять рассудок? — подкралась незваная мысль. О Свет, он же должен дотянуть до Тармон Гай'дон. Перрин отхлебнул сладкого пунша, желая отогнать горькую мысль. Ну и ну, разве можно так думать о друге.

— Ранд, даже имей ты возможность отправить меня туда сию секунду, я бы сказал «нет». Мне нужно поговорить кое с кем здесь, в Кэймлине. Да и Боде с девочками не мешало бы повидать.

Но Ранд, похоже, его не слышал. Он упал в одно из позолоченных кресел и устремил на Перрина суровый взгляд.

— Помнишь, как Том жонглировал шариками? Со стороны казалось, будто это легко. Так вот, я сейчас тоже жонглирую чем могу, и приходится мне ох как непросто. Саммаэль в Иллиане, а где попрятались остальные Отрекшиеся, ведомо одному Свету. Но мне порой кажется, что они еще не самое страшное. Мятежники считают меня Лжедраконом, а Принявшие Дракона считают возможным сжигать деревни от моего имени. Ты слышал о Пророке, Перрин?

— Нет.

— Неважно, он не хуже прочих. Мои союзники ненавидят друг друга, а лучший полководец, способный противостоять Иллиану, хочет одного — оставить должность и умереть. Илэйн, если повезет, доберется досюда месяца через полтора, но я не уверен, что до тех пор здесь не поднимут мятеж. О Свет, а ведь я хочу передать ей страну в целости и сохранности! Я уж подумывал, не доставить ли ее самому, но это, пожалуй, худшее, что я мог бы сделать. — Ранд потер лицо руками и, не отнимая ладоней, повторил: — Самое худшее.

— А что говорит Морейн? Ранд опустил руки:

— Морейн погибла, Перрин. Убила Ланфир и погибла сама. Вот так.

Перрин сел. Морейн?.. Не может быть.

— Если здесь Аланна и Верин… — Он покатал кубок между ладонями. По правде говоря, ни та ни другая доверия у него не вызывала.

— Ты с ними советовался?

— Нет! — Ранд рубанул воздух ладонью. — Я велел им держаться от меня подальше. Ясно дал понять, чтобы сюда не совались.

Перрин решил, что лучше будет попросить Фэйли поговорить с Аланной и Верин да выяснить, что к чему. Ему Айз Седай внушали смутное беспокойство, но Фэйли вроде бы ладила с ними обеими.

— Ранд, ты ведь знаешь, каково ссориться с Айз Седай. Взять хотя бы Морейн. Она ведь приехала в Двуречье за нами, в первую очередь за тобой, но порой, по-моему, готова была убить всех троих — и меня, и тебя, и Мэта.

Ранд промолчал, хотя сейчас он, кажется, слушал, склонив набок голову.

— Даже если лишь десятая часть слухов, доходивших до меня в последнее время, правда, — продолжал Перрин, — сейчас не лучшее время, чтобы восстанавливать против себя Айз Седай. Я, конечно, не знаю, что нынче делается в Башне, но…

Ранд встрепенулся и подался вперед:

— Башня раскололась, Перрин, ровно на две половинки Одна половинка думает, что меня можно купить, как свинью на рынке, а другая… Что думает другая, я точно не знаю. Три дня кряду я встречаюсь с их посланницами — сегодня пополудни встречусь снова — и никак не могу припереть их к стенке. Они предпочитают спрашивать, а не отвечать на вопросы, и не слишком радуются, получая от меня не больше ответов, чем дают сами. Во всяком случае, посланницы Элайды — она новая Амерлин, если ты не слышал, — малость поразговорчивее, хотя и считают, что мне можно задурить голову льстивыми словами да реверансами.

— О Свет, — выдохнул Перрин. — Свет! Ты хочешь сказать, что часть Айз Седай восстала, а ты оказался как раз между Башней и мятежницами? Умно, ничего не скажешь. Два медведя собрались подраться, а ты — между ними морошки набрать. Неужто не понимаешь, что неприятностей от Айз Седай у тебя и без того хватит? Я серьезно, Ранд. У меня от Суан Санчей душа в пятки уходила, хотя от нее-то хоть знаешь, чего ожидать. Она смотрела на меня так, словно я — лошадь, а она прикидывает, сгожусь ли я для долгой трудной скачки. Но она, по крайней мере, ясно давала понять, что не станет самолично тебя седлать.

Ранд рассмеялся — хрипло и совсем не весело.

— Ты и вправду считаешь, что если я оставлю Айз Седай в покое, то и они от меня отцепятся? Да этот раскол в Башне словно специально для меня устроен. Только благодаря ему они могут заняться мною вплотную. Иначе, куда я ни сунься, меня поджидало бы двадцать Айз Седай. Пятьдесят! Сейчас у меня в тылу Тир, Кайриэн, да и здесь есть зацепка. А не случись раскола, я и рта бы раскрыть не мог, не услышав: «Такто оно так, но Айз Седай говорят…» Перрин, Морейн изо всех сил пыталась привязать мне веревочки к рукам и ногам, пока я не вынудил ее бросить эти попытки. Хоть и не уверен, что она действительно их бросила. Когда Айз Седай уверяет, что будет только советовать, а решать предстоит тебе самому, это означает следующее: она лучше знает, что хорошо и что плохо, и сделает все, чтобы заставить тебя поступить' так, как считает нужным она. — Подняв кубок, он отпил большой глоток и продолжал уже спокойнее: — Будь Башня цела, они этими веревочками опутали бы меня с ног до головы, чтобы я и ступить не мог, не испросив разрешения у шести Айз Седай.

Перрин тоже едва не рассмеялся. И тоже невесело.

— Стало быть, по-твоему, лучше подыгрывать мятежницам и подливать масло в огонь. Помнишь присловье? Коль станешь дразнить и быка, и медведя, то будешь затоптан, а после и съеден.

— Все не так просто, Перрин, хотя они этого не знают, — заметил Ранд, самодовольно покачивая головой. — Есть еще и третья сила, готовая преклонить передо мной колени. Если они… О Свет, Перрин, ну разве так следует проводить время старым друзьям?! Толкуя об Айз Седай? Давай-ка лучше про Эмондов Луг. — На лице Ранда появилась хитрая ухмылка — теперь он снова стал самим собой. — Я лишь чуток поговорил с Боде, но она успела упомянуть про всякие новшества. Расскажи-ка мне побольше, Перрин. Что у нас изменилось, что осталось по-прежнему.

Довольно долго друзья толковали о беженцах и привнесенных ими нововведениях: невиданных сортах бобов, тыкв, яблок и груш, ткацких станках, позволяющих делать тонкие сукна и даже ковры, черепичных крышах, кирпичной кладке и мебели, до того изукрашенной, что прежде в Двуречье такой и не видывали. Перрин привык к тому, что народ валом валит через Горы Тумана, а вот Ранда это известие ошарашило. Рассказ о том, что некоторые предлагали обнести Эмондов Луг да и прочие деревни стеной, но никак не могли прийти к согласию, каменной или деревянной, распотешил Ранда, а уж услышав, как двуреченские женщины поначалу хором поносили тарабонские и доманийские платья, а потом половина из них пустила старые наряды на тряпки, он и вовсе покатился со смеху. Да, то был прежний Ранд. Его искренне смешили истории про парней, отращивавших тарабонские усищи или заостренные бородки на манер жителей Равнины Алмот. О том, что большинство двуреченцев предпочло носить такие бородки, как у него, Перрин почел за лучшее умолчать.

Но он был потрясен, узнав, что Ранд не собирается даже побывать в двуреченском лагере, хотя там находилось много его знакомых.

— Ни тебя, ни Мэта я защитить не могу, — кратко пояснил он, — но навлекать беду еще и на них не желаю.

После этого разговор как-то сам по себе увял. Почувствовав это. Ранд встал, запустил руки в волосы и со вздохом огляделся по сторонам.

— Ладно, Перрин, ты ведь притомился с дороги, тебе надо умыться и отдохнуть. Не буду мешать. Я распоряжусь, чтобы вам с Фэйли отвели покои.

Уже провожая Перрина к выходу, он неожиданно добавил:

— Ты все-таки подумай о Тире, это очень важно. А опасности никакой нет. Ты станешь четвертым, кто будет посвящен в этот план. — Лицо Ранда стало суровым. — Но это секрет. Его нельзя доверять никому. Даже Фэйли.

— Я умею держать язык за зубами, — ответил Перрин. С грустью, ибо Ранд опять стал нынешним. — А насчет Тира я подумаю.

 

ГЛАВА 46. За воротами

 

Перрин почти не обратил внимания на распоряжения, отданные Рандом одной из Дев.

— Скажи Сулин, чтобы она приготовила покои для Перрина и Фэйли. Да пусть повинуется им так же, как и мне.

Девы, по всей видимости, сочли сказанное превосходной шуткой, они прямо-таки покатились со смеху, но Перрину было не до них. И не до шуток, ибо неподалеку, возле увешанной шпалерами стены, стоял невысокий худощавый мужчина с густыми, тронутыми сединой висячими усами. Даврам Башир. Перрин не сомневался в этом, хотя чертами лица немолодой салдэйец совсем не походил на Фэйли. А ростом был, пожалуй, даже чуть ниже ее, но осанка, посадка головы и взгляд — так ястреб мог бы смотреть на курятник — не оставляли места сомнениям. То был он. И он все знал.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: