- Кто командир дивизии?
Островский кивнул на меня.
- Вас приглашает командующий фронтом! - отчеканил полковник.
То, что к себе вызывал командующий фронтом Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, меня озадачило. Дивизия была на марше, требовалось постоянно принимать решения, но приказ есть приказ. В назначенное время я прибыл в штаб.
Порученец сказал:
- Раздевайтесь, а я сейчас доложу маршалу.
Оставшись один, я вспомнил невольно годы перед войной.
После войны с Финляндией вышел приказ за подписью Наркома обороны маршала Тимошенко. Это был приказ об укреплении воинской дисциплины и порядка в Красной Армии. Все командиры встретили его с одобрением. Он стал нам хорошей опорой при работе по усилению дисциплины в подразделениях и частях.
От многих товарищей я слышал, что маршал Тимошенко был сильный, волевой человек, требовательный и суровый, умеющий приказать и добиться безоговорочного выполнения приказа. За короткий срок он сумел сделать многое в перестройке системы боевой подготовки, в переоснащении армии новейшими видами вооружения.
Вышел порученец полковник:
- Заходите!
Я открыл дверь, спустился по ступенькам, вошел в блиндаж. За письменным столом сидел маршал. Сразу бросилась в глаза его гладко выбритая голова, сдвинутые брови, пасмурный взгляд.
- Садитесь! - спокойно предложил Тимошенко, протянув открытую пачку папирос "Казбек". - Курите! - Лицо маршала было сосредоточенно-сумрачным.
- Я не курю, товарищ маршал. Тимошенко устало посмотрел на меня:
- Вы не выполнили приказа...
- Так точно! - В горле у меня сразу пересохло.
Теперь я понял, зачем меня вызвали к командующему: от дивизии потребовали для формирования механизированного полка 48 автомашин, но я их не отправил.
- Почему? - Голос маршала был строг.
- Товарищ маршал! В дивизии сэкономлено около трех боекомплектов. Мне не хватает машин перебросить их на новую позицию. Как только боеприпасы вывезем, машины немедленно будут отправлены, - на одном дыхании выпалил я.
Тимошенко внимательно выслушал, подумал и вдруг очень просто сказал:
- С колокольни комдива - ты прав. - Он встал, подошел к разложенной на столе карте: - Тем более что готовится наступление.
У меня отлегло от души. Даже захотелось взять душистую папироску и блаженно затянуться, тем более что в то время я довольно часто курил, а здесь отказался от этого потому, что было неловко дымить перед маршалом.
- Вот что, Шатилов. Машины пока не отправляйте, до особого распоряжения, приказал маршал Тимошенко.
В это время вошел порученец командующего и доложил о прибытии полковника Батицкого, командира 254-й стрелковой дивизии, сформированной в ноябре 1941 года из металлургов, оружейников и рабочих других специальностей города Тулы.
Как только вошел Батицкий, меня сразу поразило его поведение. Он не отказался от папиросы, предложенной ему маршалом Тимошенко, взял ее из коробки, тут же задымил. Очень свободно и просто отвечал на заданные ему командующим вопросы.
- А вот комдив 182-й Шатилов, - представил меня маршал Тимошенко.
- А мы с ним друзья, - весело доложил Батицкий. - Для меня он просто Вася, а я для него - Паша. Верно?- Павел Федорович улыбаясь взглянул на меня.
Я в ответ кивнул.
- Это очень хорошо, - сказал маршал и пригласил нас к оперативной карте.
Очень детально и четко нам была поставлена боевая задача. От командующего фронтом мы уехали с отличным настроением.
Заканчивая марш, части дивизии втягивались в лес. Тихо, только ветер шумит в кронах деревьев.
Сразу же приступили к постройке шалашей. Бойцы расчищали снег до самой земли, стелили лапник, мастерили железные печки. К вечеру все было готово для фронтового житья-бытья. Загремели котелки, запахло горячим супом и кашей, стало сразу как-то теплее и веселее, куда-то пропала усталость.
На следующий день после того, как дивизия начала обживать район сосредоточения, я верхом на коне отправился па командный пункт 34-й армии с докладом генерал-лейтенанту Лопатину о прибытии дивизии в место дислокации.
Над заснеженными деревьями поднималось в малиновом ореоле холодное, январское солнце. Деревья стояли неподвижно - тяжелые, в густом инее. Сверкая в воздухе, летела изморозь. Ехали молча по сугробистой дороге. Вот и штаб армии. Командующий работал в большом деревянном доме.
Стряхнув на крыльце снег, вошел в просторную комнату. Встретил меня адъютант, подтянутый, высокий старший лейтенант, вежливо предложил:
- Раздевайтесь, товарищ полковник, заходите. - И он открыл передо мной дверь.
Я увидел Антона Ивановича, сидящего за столом, обрадовался так, как будто встретил любимого старшего брата. Генерал стремительно встал и пошел мне навстречу. Видимо, и он был тоже рад встрече.
- Вот и свиделись, Василий Митрофанович! Как я и думал, - сказал он, крепко обнимая меня.
- Много мы с вами пережили, поволновались, а? - спрашивал улыбаясь Лопатин.
Действительно, долго нам пришлось отходить по земле Украины, пробиваться через заслоны врага. Тяжело было, очень тяжело, но нас не покидала уверенность, что наступит день, мы отомстим за все. И этот день приближался.
- Ну что ж! Сталинградцы добивают фашистскую группировку, а мы с вами должны разгромить демянскую группировку врага, - сказал Лопатин.
Я слушал генерала, смотрел на него и удивлялся тому, что почти не изменился Антон Иванович за эти месяцы, а ведь они так много вместили в себя трудностей и горя.
- Наша армия готовится к наступлению. Перед тем как ударить по врагу, надо его хорошо узнать. Для этого необходимо достать "языка", провести успешный поиск.
- Постараемся.
Антон Иванович поставил мне предварительную задачу и тепло простился.
И вот мы снова в селе Семеновщина. Командный пункт дивизии расположился в нескольких уцелевших домах. Сняв полушубок и согревшись, я приказал капитану Курбатову пригласить к себе начальника штаба полковника Тарасова, заместителя по политчасти полковника Островского, командующего артиллерией полковника Добылева и начальника разведки майора Зорько. Заместитель полковник Неминущий уже сидел на КП. Когда все собрались, я рассказал о своей встрече с командующим, о поставленной им задаче взять "языка". После короткого совещания майор Зорько ушел в разведроту и стал готовить людей из отделения сержанта Михалева.
Полковник Неминущий доложил, что командир 201-го саперного батальона капитан Гончаров приступил к оборудованию передового наблюдательного пункта на небольшой высоте в районе Белые Боры. Блиндажи строили в виде колодца со ступеньками вниз. Замаскировали так, что если со стороны противника смотреть, то не отличишь от снежного бугра.
Командиры полков докладывали о том, что в обороне противника на нашем участке ничего не изменилось. Не замечено никакого движения, режим огня прежний, строительство дополнительных сооружений не ведется.
Через три дня я вместе с Яковом Петровичем Островским на санках приехал на передовой НП. Мороз, метель снова принялись за свое. На НП собрались Добылев, Зорько, командир разведывательной роты капитан Дираженко со своей разведгруппой. Было еще светло. Я смотрел через стереотрубу на передний край противника. С большим трудом просматривалось проволочное заграждение, дзоты еле-еле различимы на фоне снега. Редкий ружейно-пулеметный огонь с обеих сторон, да иногда шелест над головой снарядов дальнобойных орудий гитлеровцев. По-видимому, они не хотят раскрывать местоположение огневых позиций своей среднекалиберной артиллерии.
Зорько в последний раз уточнил задачу разведчикам.
- На кургане два дзота, - говорил он, показывая на каждому на местности через стереотрубу. - Группа прикрытия, не доходя до дзотов, должна залечь в кустарнике, не обнаруживая себя, а захватывающая и обеспечивающая продолжают движение прямо на первый дзот. Не доходя 20-30 метров, обеспечивающая группа остается на мосте. Захватывающая вместе с саперами продолжают ползти к дзоту. А как вплотную приблизитесь к нему, действуйте по обстановке.
Разведчики слушали с вниманием. Каждый из них понимал, какие большие надежды возлагаются на этот поиск.
Я очень волновался, так как знал по докладам с передовой о том, что за последнее время противник насторожился, внимательно ведет наблюдение.
Разведчики вышли из блиндажа и растворились в густой, пронизанной крупными хлопьями снега темноте.
К этому времени саперы успели проделать проходы в проволочных заграждениях и минных полях. Время от времени гитлеровцы освещали ракетами передний край. Как только ракета поднималась вверх, разведчики ложились и сливались с поверхностью слега.
Часа через два наблюдатель доложил, что разведчики возвращаются. Навстречу им вышел майор Зорько. И в это время противник открыл ураганный огонь из всех видов оружия, но было уже поздно. Разведчики спрыгнули в траншею, опасность миновала. Задание удалось выполнить без потерь.
После выполнения задания сержант Михалев рассказывал:
- Мы благополучно прошли нейтралку, бесшумно подползли к немецкой траншее. Спрыгнули в нее - вокруг никого. Осмотрелись внимательно - рядом блиндаж, сквозь снег видна светящаяся лампочка, из трубы искры летят. Приказал приготовиться, но тут из блиндажа вышел немец по естественной надобности и вскоре скрылся. Захватывающая группа ворвалась в блиндаж. Немцы увидели нас, разинули рты и ничего не могут понять. Я командую: "Бросить оружие! Идти за нами..."
Пленные гитлеровцы замерзли и были ошеломлены. Прежде чем приступить к допросу старшего из них - обер-лейтенанта, майор Зорько предложил всем по 100 граммов водки и большую банку с тушенкой. Обер-лейтенант посмотрел на своих жующих подчиненных, а затем выпил сам, закусил тушенкой и сказал:
- Вот и согрелся.
Лейтенант Бейлин приступил к допросу. Мне впервые пришлось слушать немецкого офицера, который давал показания без наводящих вопросов. Он охотно рассказал о расположении и устройстве оборонительных сооружений, о построении системы огня и перечислил части, занимающие оборону на нашем направлении. В конце допроса сказал:
- Ходят слухи, что демянская группировка собирается на днях уходить.
Я поинтересовался:
- Ваше командование боится Сталинградского котла? Офицер нахмурился и кивнул.
Допросив пленного, я по телефону доложил генералу Лопатину:
- Ваш приказ выполнили! "Язык" взят!
Командарм попросил поблагодарить разведчиков и приказал представить их всех к государственным наградам.
Мы не смогли вернуться ночью на командный пункт - бушевала метель, замело дороги. Выехали только с рассветом. Я впереди на своем рысаке, за мной Островский, Добылев - тоже на конях. Разведчики на санях за нами. Укутались в тулупы. Ветер пронзительно визжал в ветвях деревьев, хлестал в лицо, свистел свои дикие песни. Лошади так и просились на полную рысь. Мой конь был проворен и легок на скаку. Без понуканий шел в гору по глубокому снегу. Этот конь темно-гнедой масти был передан Красной Армии еще в сорок первом году работниками конного завода Псковской области.
Вскоре въехали в лес. Стало тише. Лошади пошли шагом. Заснеженный лес уходил назад вместе с узкой сугробной дорогой, затем проселок сошелся с большаком, а здесь уже трудились фронтовые дорожные батальоны, двигались колонны машин. Северо-Западный фронт готовился к ликвидации демянской группировки.
"Да, а что, если действительно демянская группировка собирается уходить, если верны слова гитлеровского офицера? Тогда что же будет? - думал я. - Не лучше ли, пока не поздно, ударить в одном направлении и перерезать рамушевский коридор, а потом разгромить окруженных фашистов по частям?" Но этими соображениями я тогда ни с кем не делился, уж больно было много высказано различных мыслей и предложений, а решал все командующий фронтом.
Показались крыши домов села Семеновщина. Утро после внезапно прекратившейся метели было ослепительно солнечным, морозным. Но дымы не поднимались из труб вертикально в сияющее ледяное небо, а стлались, синие тени их ползли по белизне крыш, по свежим сугробам. В чистом морозном воздухе разносился звонкий топот копыт.
Островский, спрыгнув с коня, сказал:
- Вот и доехали.
- За разговором незаметно, - пошутил я.
Ведь за всю дорогу никто ни единого слова не вымолвил. Каждый был занят своими мыслями.
К этому времени штаб армии отработал все необходимые документы, в том числе и боевой приказ, на проведение наступления для ликвидации демянской группировки. Все необходимые распоряжения были доведены до командиров соединений, а те в свою очередь довели их до командиров частей. Подготовка к операции была в полном разгаре, строились новые НП, оборудовались огневые позиции, прокладывались колонные пути, улучшались исходные рубежи для атаки, тщательно изучали местность и противника.
На следующий день после разведывательного поиска приехал к нам на КП генерал-лейтенант Лопатин. На плечах у командарма погоны. Я увидел их в первый раз. Мы уже знали о том, что Президиум Верховного Совета СССР 6 января 1943 года принял Указ "О введении новых знаков различия для личного состава Красной Армии". Этими новыми знаками различия были погоны. Как-то странно, думалось мне, прикреплять их к гимнастерке, кителю и шинели. С детства в плоть и кровь въелось ругательное слово "золотопогонник", которым называли не только белогвардейских офицеров, но и всех, кто имел отношение к старому режиму. Да и петлицы я считал более удобными.
Антон Иванович привез и мне две пары погон с двумя просветами и тремя звездочками. Вручил торжественно, а мне было как-то неловко, неудобно. Вскоре погонами обеспечили всех офицеров, сержантов и красноармейцев. Вот тогда-то я и почувствовал, что и погоны другие, и введены они не случайно. Когда мимо проходил старший по званию, то невольно рука младшего по званию вскидывалась, поднимались к головному убору, отдавая честь. Повысилась дисциплина и исполнительность.
Генерал Лопатин согласился позавтракать у нас. Вспомнили 1941 год.
- Как вам удалось выйти из окружения? Я подробно об этом рассказал.
- Я имел информацию, что вы вышли из кольца, и предупредил на передовой, что со дня на день должна пробиться 198-я стрелковая дивизия. - Лопатин улыбнулся.
Так вот почему нас ждали и так все предусмотрели на переправе через реку Псел!
Генерал отметил наши умелые действия при прорыве фашистского кольца в поселке Оржица. Много интересного он рассказал про Харьковскую и Сталинградскую операции.
- А теперь будем вместе бить и гнать врага, - закончил командующий, но ни слова не произнес о планах ликвидации демянской группировки.
Уже много позднее я узнал, что противник, понимая бесперспективность дальнейшей борьбы за удержание демянского плацдарма и опасаясь оказаться в таком же котле, как под Сталинградом, вынужден был начать 17 февраля поспешный вывод 16-й армии из демянского мешка через рамушевский коридор, оборона которого была значительно усилена. План же командующего Северо-Западным фронтом маршала С. К. Тимошенко предусматривал сходящимися ударами 27-й и 1-й ударной армий перерезать рамушевский коридор, а затем во взаимодействии с 11-й, 34-й, 53-й армиями уничтожить окруженные фашистские войска. Сосредоточенная к 16 января южнее Залучья группа войск под командованием генерал-полковника М. С. Хозина должна была войти в прорыв в полосе 1-й ударной армии с целью развития наступления на Сольцы и далее на Лугу.
Утром 9 февраля 182-я дивизия получила приказ сосредоточиться в лесу, южнее поселка Парфино, и поступить в распоряжение командующего 27-й армией.
На главном направлении
Снова шел обильный пушистый снег, которым бы впору только любоваться, но сейчас он был так некстати. Дороги снова завалило, движение колонн нашей дивизии замедлилось.
Я ехал па лошади, которая местами утопала по самое брюхо в сугробах. Время от времени останавливался, ординарец красноармеец Широков брал поводья, а я шел рядом с бойцами, беседовал. По всему чувствовалось, настроение у всех бодрое. Это радовало.
Все понимали, что готовилось большое наступление. Войска сосредоточивались под Старой Руссой. Передислоцировалась туда и наша 182-я стрелковая дивизия. Выступив из района Семеновщины, части шли днем и ночью, лишь изредка делая небольшие привалы. Идти было нелегко, вместо снегопада поднялась пурга, дорогу замело еще сильнее.
На марше нам стало известно, что в 27-й армии произошла смена командующего. Вместо генерала Ф. П. Озерова назначили генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко. Никто в дивизии его не знал. Не стану скрывать, что я не понимал: почему надо делать замену перед большим наступлением? Конечно, мы привыкли к Озерову, он был строгий, требовательный командарм, но справедливый, в обиду никого не давал. Но не в этом дело. Озеров знал оборону противника до полка, а на некоторых участках и до батальона, поэтому ему легче организовать наступление. Такие мысли лезли мне тогда в голову.
До места сосредоточения осталось километров 40. В это время меня и командующего артиллерией дивизии полковника Добылева по рации вызвали в штаб армии.
Вот и блиндаж командующего. Здесь уже собрались командиры дивизий. Через несколько минут к нам вышел генерал Трофименко, крепко пожал всем руки.
На заседании Военного совета армии план операции доложил начальник штаба генерал Лукьянченко. В заключение выступил командующий и уточнил задачи дивизиям. Выступление Трофименко показалось мне в военном отношении очень толковым. Из него я понял, что наша 182-я дивизия будет наступать на главном направлении.
Затем мы заслушали устный боевой приказ. Отпуская нас, командующий дал указание всем участникам совещания быть на НП в девять часов утра для уточнения задачи на местности.
Совещание у командующего закончилось далеко за полночь. Мы попрощались со знакомыми командирами и поехали на окраину поселка Шпалозавод, где должны были ожидать нас радисты и помощник начальника оперативного отделения капитан Рождественский.
На улице по-прежнему шел снег, дороги в сугробах. Ехали с большим трудом, и попала наша машина не то в воронку, не то в канаву. Передняя ось сломалась, а не доехали всего метров 300-400 до домика, где нас ждали. Я оставил адъютанта и шофера и с Добылевым пошел пешком по заснеженной улице. Ничего не видно. Шли наугад. Наконец видим домишко. Зашли. Темно. Добылев спрашивает:
- Кто-нибудь есть?
Поднимается человек.
Мы к нему:
- Кто вы? Откуда и что тут делаете?
Он докладывает:
- Я автоматчик. Встречаю машины и направляю в автобат, а сюда зашел переночевать до утра.
На наш вопрос, где находится нужный нам дом, он ответить не смог, сам ничего не знал.
Пошли дальше по заснеженной улице. Миновали еще несколько полуразрушенных домиков. Запахло дымом. Впереди слева из трубы деревянного здания поднимается дымок. Свернули туда, проваливаясь по пояс в снег, добрались до дома. Зашли. Чуть-чуть мерцает огонек. Бойцы и офицеры расположились на ночлег. На топчанах раскинули полушубки и спят, кроме дневального и дежурного офицера-радиста. Мы подсели к печке погреться, и я приказал радисту:
- Вызовите начальника штаба дивизии. Через несколько минут полковник С. П. Тарасов был у рации. Коротко рассказываю ему о совещании и говорю:
- Пришли верховых лошадей и как можно скорее. Мне завтра к девяти часам утра нужно быть на НП командующего.
- Вряд ли они успеют, - отвечает Тарасенко. - Ведь почти сорок километров, да и дорога завалена снегом. Но приму все меры.
- Пошли с бойцами опытного офицера, чтобы не сбились с дороги.
- Будет выполнено.
Да я и сам разделял в ту минуту мнение Тарасова. Лошадей физически почти невозможно пригнать в штаб армии. Но что сделаешь? Решил прикорнуть немного. Прилег на топчан, укрылся полушубком. Однако уснуть не мог, мысли одна другой тревожнее лезли в голову.
Думал о том, как подготовить дивизию к большому наступлению. Ведь ей отведена особая роль в армии - наносить удар на главном направлении. Под утро забылся тревожным сном, но, едва забрезжил рассвет, вскочил:
- Пришли лошади?
- Нет, - докладывает Анатолий Курбатов. - Но вот-вот подойдут, - хочет он меня успокоить.
За завтраком разговорился с радистами, с Рождественским. Капитан, как я не раз убеждался, смел до дерзости, очень остроумен, всегда весел. Отлично разбирается в тактической обстановке во время боя.
Позавтракав, вышел на крыльцо, следом за мной - Курбатов. Мороз, да еще с ветром, обжигает лицо. Синее утро, синие снега. Кругом сугробы.
- Вот и лошади! - радостно воскликнул Курбатов. Я посмотрел на часы: стрелка подходила к девяти.
- Уже поздно!
Но ехать на НП все равно было надо.
И мы вскочили в седла и поскакали вдоль улицы мимо мохнатых от инея заборов. Снег хрустел под копытами так, что казалось, слышно было за целый квартал. Выехали из поселка в поле. На заснеженной проселочной дороге лошади начали вязнуть, здесь мы увидели свежие санные следы. Я предположил, что это проехал командующий со своей оперативной группой. Не доезжая до НП, на опушке леса повстречался с генералом Трофименко. Он уже провел рекогносцировку и возвращался в поселок. Я соскочил с коня и доложил о причине опоздания, но он, не дослушав меня, повернулся и крупными шагами пошел к саням.
Расстроенные, добрались мы до наблюдательного пункта командующего. Там находился начальник оперативного отдела и начальники служб армии, которые познакомили меня се всеми необходимыми документами.
Уточнив задачу, мы сразу же отправились на свой бывший наблюдательный пункт - здесь когда-то дивизия держала оборону. Местность вокруг была отлично знакома. Забрались на НП. Все они строились тогда одинаково - от батальонного до армейского.
Выбирали несколько сосен, стоящих рядом, соединяли их жердями, на них настилали бревна. Получалась площадка, которую с трех сторон ограждали броневыми листами, снятыми с подбитых танков или бронемашин противника. НП тщательно маскировался, связисты устанавливали стереотрубу, телефон, а иногда и радиостанцию. На НП дежурили сутками офицеры, а по мере необходимости, например, во время атаки и боя в глубине обороны противника, туда поднимался и командир дивизии.
Там, где находился наш бывший НП, лес был высоким и густым, наблюдать оттуда за противником было более удобно и безопасно, чем с наземных НП, которые обычно подвергались сильному артиллерийско-минометному обстрелу.
По данным штаба армии, у противника особых изменений не произошло. По-прежнему нам противостоял 30-й пехотный полк 18-й моторизованной дивизии.
Наблюдаю в стереотрубу. Перед передним краем вражеской обороны видны проволочные заграждения в два-три ряда кольев и дерево-земляной забор, засыпанный снегом и облитый водой. По сведениям инженерной разведки, перед заграждениями и под проволокой установлены минные поля. Передний край обороны врага прикрывается тщательно организованным артиллерийско-минометным и пулеметным огнем.
Подступы к переднему краю и сам передний край противника ночью освещались ракетами и прожекторами.
Изучение глубины вражеской обороны показало, что в 100-200 метрах за передовой у противника имелась линия блиндажей, дзотов, дотов, связанных ходами сообщения, стены которых обшиты досками. Далее, на удалении 300 - 400 метров, были оборудованы ротные опорные пункты, состоящие из окопов, дзотов, блиндажей. Особенно мощная система обороны проходила по возвышенности вдоль дороги Рамушево - Старая Русса. Противник около двух лет создавал неприступные узлы сопротивления. В полосе наступления дивизии такие узлы сопротивления деревни Чириково, Деревково и село Пенна. По данным разведки, в Пенне немецкий гарнизон состоял из батальона пехоты, одного артиллерийского дивизиона, трех минометных батарей.
С НП я приехал на командный пункт дивизии. Оп расположился в наших старых блиндажах. Здесь меня уже ожидал начальник штаба дивизии полковник Тарасов. Мы сели за длинный стол, сколоченный из сырых, еще пахнущих смолой досок. Блиндаж саперы сделали на совесть. Наверху три-четыре наката, плотно засыпанные землей, можно пробить только при прямом попадании снаряда. Стены обложены досками. Блиндаж состоял из двух помещений: в одном жили адъютант старший лейтенант Курбатов и ординарец красноармеец Горошков, а в другом жил я. Первое помещение было и столовой, и залом для совещаний.
Полковник Тарасов доложил:
- Все части вышли в район сосредоточения и восстанавливают старые землянки для жилья.
Я распорядился вызвать командиров своих и приданных частей к 21 часу для отдачи предварительного боевого приказа. Когда в блиндаже собрались офицеры и развернули свои рабочие карты, я ввел их в обстановку.
182-я дивизия прорывает сильно укрепленную оборону противника на участке Чириково, Пенна и выходит на западный берег реки Парусья, а в дальнейшем наступает к реке Полисть. Боевой порядок дивизии в один эшелон.
В полосе наступления придется прорывать сильно укрепленную оборону гитлеровцев. И хотя нам известно, где построены доты, дзоты, блиндажи, где проходят траншеи, необходимо перед наступлением уточнить данные об обороне противника.
Нужно было провести поиск, чтобы захватить пленного... Решено было, что группу разведчиков возглавит политрук разведроты старший лейтенант Иван Михайлович Виноградов.
Виноградов не однажды ходил в разведку. Совсем недавно за захват "языка", давшего ценные показаний, был награжден орденом Красной Звезды.
Пять дней готовились разведчики к выполнению боевой задачи. Начальник разведки майор Зорько разработал план, предусмотрев в нем несколько вариантов действия разведчиков и двух стрелковых рот, на которые возлагалась задача оказать помощь разведчикам. Артиллеристы полковника Добылева должны были прикрыть группу огнем.
Действовать решили в одиннадцать часов вечера, когда у фашистов меняют караулы и разносят кофе. Большими хлопьями падал липкий снег. Кругом тяжелая сырая темнота. Первыми из "траншеи выползли саперы. За ними - цепочкой разведчики. Пока саперы делали проход в минных полях и проволочном заграждении, Виноградов, находясь впереди с саперами, определил, откуда фашисты пускают ракеты.
В 23.00 проход был сделан, и разведчики скрылись в ночной темноте.
В намокших маскхалатах медленно ползли они к намеченному дзоту. Останавливались, замирали, сливаясь с землей, когда в небо взвивалась ракета.
Вот и дзот. Внутри громко смеялись, кто-то пиликал па губной гармошке...
Одновременно вся группа порвалась в дзот. Захватили пленного, забрали нужные документы. Гитлеровцы настолько были ошеломлены, что ни один из них не выстрелил. И только при отходе разведчиков из соседнего дзота застрочил пулемет. Поднялась беспорядочная стрельба.
Артиллеристы полковника Добылева прикрыли разведчиков огнем. Противник в свою очередь открыл бешеный огонь.
Были тяжело ранены рядовые Барабаш и Николаев, но от своей группы они не отстали.
Врач-хирург потом удивлялся:
- Не понимаю: как они могли ползти? Им даже шевелиться было нельзя!
Поставленная задача была выполнена...
На четвертый день командующий армией вызвал командиров дивизий и командующих артиллерией дивизий, чтобы заслушать их решения и согласовать взаимодействие. Должен сказать, что в ходе подготовки к наступлению командующий, генералы и офицеры штаба армии побывали на передовой в дивизиях. Трофименко хорошо знал положение дел. В нашей дивизии побывал начальник штаба армии генерал Григорий Сергеевич Лукьянченко.
На совещании первым докладывал командир 171-й стрелковой дивизии В. И. Зобин. Во время доклада командующий задавал вопросы и вносил в решение поправки, так как он лично побывал в этом соединении. В конечном счете решение командира дивизии он не утвердил и приказал его подработать.
Вторым докладывал я. Генерал Трофименко вопросы не задавал. Видимо, он был хорошо проинформирован начальником штаба армии.
- Утверждаю, - только и сказал командарм.
Один за другим командиры дивизий докладывали свои решения на наступление. Затем выступил командующий. Сделал ряд замечаний по планам и решениям, уточнил задачи.
Совещание окончилось в полночь. После этого командующий пригласил нас на ужин.
В столовой Военного совета уже были накрыты столы. Когда собрались все, командующий зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении воинов, отличившихся в прошедших боях. Среди тех, кто был награжден орденом Красной Звезды, была и моя фамилия. Это был мой первый орден.
На другой день рано утром на КП дивизии собрались командиры частей и начальники служб. Я кратко изложил дополнительные указания командующего. Долго офицеров задерживать не стал. У них было много дел, да и побольше времени хотелось выкроить для работы командиров батальонов и рот. Тем более времени начала наступления я пока не знал.
Когда командиры разошлись и в блиндаже я остался один, сразу же сел за рабочую карту, еще и еще раз, взвешивая, все ли нами учтено.
Тревожные мысли не оставляли меня: готовы ли части к большому наступлению, к изнурительным боям в лесах, болотах, хватит ли офицерам умения действовать в такой ситуации? Дивизия долгое время находилась в обороне, для многих это было первое наступление. В то же время нельзя недооценивать своих командиров.
Вот подполковник Михаил Иванович Кротов, командир 140-го стрелкового полка, человек спокойный и уверенный в себе. Он кадровый военный, полком командует давно, хорошо проявил себя в обороне. Комбаты у него испытанные. В первый эшелон, думается, поставит Кротов батальоны умных и храбрых капитанов Анатолия Андреевича Казакова и Василия Иосифовича Лейпунова.