Аннотация
Если вам нужен роман о хорошей, скромной девушке, которую обидел самый близкий человек из желания доказать, как она уязвима, и которая потом находит в себе силы жить дальше, влюбившись в парня, что помогает ей раскрыться, и бла-бла-бла... тогда моя история не для вас.
В ней нет того, что вы привыкли видеть под обложкой очередного мейнстримного романа. Это не сказка в стиле «После встречи с тобой я способна свернуть горы/Меня никогда не понимали, но однажды ты распознаешь во мне родственную душу». Почему? Да потому что, по правде говоря, я законченная стерва. Во мне нет ничего святого. Я — грешница из Лос-Анджелеса, которая использует друзей, употребляет наркотики и одержима сексом. Я — самый страшный кошмар каждой девушки и мечта любого парня.
Меня зовут Софи Прайс... И это история о том, как я превратилась из самой завидной девушки в мире в изгоя и почему ни за что ничего бы не стала менять.
Пролог
Тщеславие — изнурительный недостаток. Ты так поглощен собой, что, сам того не понимая, способен любить только себя, ни для кого другого уже не остается места. И это очень печально. Ты даже не понимаешь, что теряешь. Ты никогда не познаешь настоящую любовь, а твоя жизнь пройдет мимо.
Но однажды ты прозреешь.
Моргнешь, и туман рассеется. Ты увидишь вместо былой красавицы седые волосы и морщинистую кожу. И тогда начнешь отчаянно оглядываться по сторонам в надежде найти тех, кто пред тобой преклонялся, но обнаружишь лишь пустые фоторамки.
Глава 1
После выпускного прошло шесть недель, Джерика нет в живых три из них. Вы подумаете, что из-за этого мы должны взять передышку от дурных привычек, но это не так.
Я склонилась, чтобы втянуть дорожку кокса передо мной.
— Брент сегодня выглядит соблазнительно, не так ли? — спросила я Саванну, или Сав, как я ее называю, когда поднимала голову и вытирала нос.
Саванна оторвала свои стеклянные глаза от кетамина, ее голова моталась из стороны в сторону.
— Да, — она лениво глотала слова, — сегодня он выглядит горячо.
Ее стеклянные глаза на мгновение оживились, но лишь слегка.
— А что?
— Решаю, стоит ли поприветствовать его.
Я гадко улыбаюсь своей псевдо-лучшей подруге, и она отвечает мне блуждающей улыбкой.
— Ты такая сучка, — поддразнила она, покалывая мою загорелую ногу своим идеально наманикюренным ногтем, — Али никогда не простит тебя за это.
— О, она простит, — сказала я, поднимаясь и поправляя свою юбку-карандаш.
Я никогда не носила очень открытых вещей, потому что мой отец просто убил бы меня, но тем не менее это не мешало мне выбирать вещи, от которых у парней текли слюнки. Все, что я выбирала было максимально облегающим, потому что мое тело было создано для этого и потому что это всегда давало мне то, чего я хочу. Мне нравилось, когда парни пялились на меня. Мне нравилось, когда они хотели меня. Я чувствовала себя властной.
— Откуда ты знаешь? — спросила Сав, качая головой назад и вперед на спинке кожаного дивана в кабинете своего отца.
Никому не позволялось входить в эту комнату, независимо от того проходила вечеринка или нет, но нам было все равно. Родители Сав уехали в Италию, поддавшись внезапному порыву, и оставили дом на выходные в качестве нашей «Норы», как мы ее прозвали.
«Нора» была кодовым названием для любого места, где бы мы ни захотели «отсидеться» на выходных. Компания моих друзей, не побоюсь прозвучать пафосно, была богата. И это еще мягко сказано. Мы были отвратительны, когда поддразнивали друг друга в двусмысленном, да и в любом другом значении этого слова.
Чей-то дом был всегда открыт на выходные, потому что наши родители часто путешествовали, особенно мои. Фактически почти каждые вторые выходные вечеринка проходила у меня дома. Но я правила балом отнюдь не поэтому. И даже не потому, что я была самой богатой. Мой отец был только четвертым в этом списке. Нет, я правила, потому что была самой горячей.
Как вы уже заметили, я одна из самых красивых девушек. На самом деле это звучит ужасно эксцентрично, и мне следовало бы вам все объяснить, но тем не менее, — это правда. Я прекрасна, и это никак не связано с моим завышенным чувством собственного достоинства, хотя и это играло значительную роль.
Это просто очевидно, когда я смотрю на себя в зеркало. Но более очевидно это становится, когда я вижу, как другие люди относятся ко мне. Я управляю этим курятником, потому что я самая желанная для всех парней, и именно по этой причине все девчонки хотят быть моими подругами.
— Откуда ты знаешь? — спросила она снова, взволнованная тем, что я до сих пор не ответила.
Это заставило мою кровь вскипеть.
— Перестань, Сав, — потребовала я. Она забыла, кем я являюсь, и мне следовало напомнить ей об этом.
— Прости, — сказала она застенчиво, немного погружаясь в себя.
— Я знаю, потому что они всегда прощают. Кроме того, когда я заканчиваю с их парнями, то возвращаю их назад. Я делаю им одолжение.
— Поверь мне, — сказала она, тихо отвернувшись к стене, — они не рассматривают это как одолжение.
— Это из-за Брока, Сав? — Я раздражалась. — Господи, ты такое плаксивое отродье. Если он так легко изменил тебе, то он того не стоит. Рассматривай это как помощь.
— Да, наверно ты права, — признала она, но не звучала достаточно убежденной. — Ты спасла меня, Соф.
— Не стоит благодарности, Сав, — мило ответила я и похлопала ее по голове. — А сейчас я удаляюсь, чтобы найти Брента.
Я встала напротив зеркала, что висело над столом ее отца, и оглядела себя.
Длинные, шелковистые, прямые каштановые волосы до локтей. У меня были натуральные светлые пряди по всей длине. Недавно я постригла себе челку так, что теперь она падала мне прямо на лоб. Я растрепала ее, чтобы она мягко легла на мои брови. Рассматривая ее, я почувствовала, как кровь начала закипать.
Большинство девушек на похоронах Джерика внезапно оказались с такой же стрижкой, и это меня жутко вывело из себя. Господи! Осознайте уже, тупицы. Вы никогда не будете выглядеть также, как я. Я сморщила губки и нанесла на них немного блеска. Они были достаточно полными и розовыми, чтобы не красить их слишком сильно.
Моя кожа была загорелой, потому что после выпуска я много времени проводила у бассейна, и взяла себе на заметку: побольше времени проводить в помещении. Тебе не нужны морщины, Соф. Мои светлые, золотистые глаза были цвета янтаря, и они были идеальны, однако я все же решила немного подкрасить ресницы. Я делала это только чтобы сделать их темнее, а не из-за того, что они были недостаточно длинными. Как я уже сказала, я была практически безупречна.
— Он не поймет, что в него попало, — сказала я своему отражению. Сав подумала, что я говорю с ней и я закатила глаза, когда она ответила.
— Ты играешь в дурацкие игры, Софи Прайс.
— Знаю, — призналась я, поворачиваясь в ее направлении с дьявольским выражением на безупречном лице.
Я покинула комнату. Когда я проходила через толпы людей, стоящих у стен коридора, который вел из фойе к огромной гостиной, то слышала привычный свист и игнорировала его со всей силой кокетливого шарма, который был моей сильной стороной. Я была королевой утонченности. Я могла играть с парнем, как скрипач на своей скрипке. Я была мастером своего дела.
— Мальчики, могу я предложить вам что-нибудь? — спросила я, появляясь перед элитной группой красавчиков, которая включала в себя Брента Али.
— Все превосходно, детка, — пофлиртовал со мной Грэхем, словно я когда-либо удостою его внимания.
— По тебе видно, Грэхем, — ответила я, подавляя желание закатить глаза.
— Раз уж ты так мило предлагаешь, Соф, — сказал Спенсер, — Думаю, нам всем не помешает новый раунд.
— Конечно, — ответила, делая небольшой реверанс и заманчиво улыбаясь. Я специально повернулась, чтобы пойти к бару. Сделала я это по двум причинам. Во-первых, чтобы они посмотрели на мой зад. Во-вторых, чтобы они поверили, что я только что придумала свой следующий ход. Я быстро повернулась и обнаружила, что они все смотрят, особенно Брент. Бинго. — Мне понадобится помощь, чтобы принести все.
— Я пойду! — закричали они одновременно, галдя как стадо животных друг перед другом.
— Давайте я выберу? — предложила я. И обошла стадо, пробегая рукой по их плечам, пока проходила мимо. Спенсер заметно задрожал. Очко, Соф.
— Раз, два, три, четыре, — сказала я, останавливаясь на Бренте. Я провела пальчиками по линии его горла и заметила, как он тяжело сглотнул.
— Поможешь мне, Брент? — вежливо спросила я, не флиртуя.
— О, конечно, — сказал он, ставя свой стакан.
Я взяла его под руку, когда мы шли к бару.
— Как дела у вас с Али? — спросила я.
— Что? — Он уставился на меня, не поняв ни слова.
Именно.
Через три часа Брент был моим. Мы закончили, распластанные на античном турецком ковре в спальне родителей Сав с языками друг у друга во рту. Он бросил меня под себя и жадно поцеловал мою шею, но внезапно остановился.
— Софи, — сексуально выдохнул он мне в ухо.
— Да, Брент? — спросила я, в экстазе от того, что получила желаемое.
Он сел и уставился на меня, словно никогда раньше не видел. Я сладострастно улыбнулась ему в ответ, проводя языком по левому клыку.
— Господи, — сказал он и провел трясущейся рукой по волосам. — Я такой идиот.
— Что? — спросила я, садясь от удивления.
— Я совершил ужасную ошибку, — ответил он, все еще располагаясь между моих ног.
Нет нужды говорить, как сильно это меня ужалило. — Я слишком много выпил, — сказал Брент, качая головой. — Мне жаль, Софи. То, что ты самая потрясающая девушка, которую я встречал, затуманило мои суждения. Я совершил ужасную ошибку.
В этот самый момент мы услышали, как Али звала Брента в зале, и он напрягся, его глаза расширились. Я могла только улыбнуться внутри тому, что сейчас произойдет. До того, как у него был бы шанс отреагировать на ее зов, она зашла в комнату.
— Брент? — Она видела наше положение и осознание, которое я видела прежде в других, было явно написано на ее лице. Она не собиралась ругаться с ним.
— Извините, — сказала Али вежливо, как будто я не находилась в компрометирующем положении на полу с ее парнем. Она такая жалкая, подумала я. Девушка закрыла дверь.
Мы слышали, как она бежала к лестнице, несомненно, к Сав. Сав придется притвориться, что она понятия не имела.
Он вскочил на ноги, оставляя меня на ковре, и сразу побежал за ней. Ну, это — впервые, подумала я про себя. Обычно они сразу возвращались к делу, но я предполагаю, что мы зашли недостаточно далеко. Да, Соф, именно поэтому он оставил тебя лежащей здесь, полураздетой, догоняя свою девушку.
Я не обратила внимания на собственный идиотизм и встала.
Прошла в ванную родителей Сав и нагнулась над стороной ее мамы у двойной раковины. Я привела в порядок свои вставшие дыбом волосы и провела ноготком по краю нижней губы, убирая пятна от блеска.
Заправила облегающую черно-белую шелковую блузку обратно
в юбку-карандаш и уставилась на себя.
Одинокая слеза побежала по щеке, и я поморщилась. Не сейчас. Я была своим худшим врагом. Это было моей секретной слабостью. Отказ. Отказ любого рода. Я ненавидела это больше всего.
— Ты слишком красива, чтобы быть отвергнутой, — проговорила я отражению перед собой, но слезы не останавливались.
Я включила кран и плеснула немного воды на лицо прежде, чем достать маленький пакетик кокса. Я возилась с небольшим пластмассовым пакетиком, высыпая его на мраморную стойку и проклиная беспорядок, который наделала.
Я старалась чем-то выровнять полоску кокса. Наконец наткнувшись на аптечку отца Сав, я удалила лезвие из старомодной бритвы и сделала линии.
Я вспомнила, что ее мама держала небольшую кучу бумаг для принтера в своем столе в спальне, и пошла прямо туда, скручивая бумагу в маленькую трубку.
Слезы не останавливались, и я знала, что не в состоянии фыркнуть сопливым носом.
Я пошла в туалет родителей Саванны и оторвала немного туалетной бумаги, высморкнулась, затем смыла его. Я сильно ударила по слезам на моих щеках и склонилась над дозой кокса в то же время, когда ворвался полицейский, ловя меня прямо перед актом второй раз за ночь.
— Что Вы делаете? Руки за голову, — услышала низкий голос мужчины. Я вяло оторвалась от своей незаконченной дозы и посмотрела в зеркало. В отражении со мной был молодой, довольно горячий полицейский. Черт. Я уронила скатанную бумагу для принтера, которая пахла лавандой, и лениво поместила руки за голову.
— Повернитесь, — сказал он, теребя манжеты.
Я повернулась к нему лицом, и его глаза расширились при виде меня. Он немного запнулся, подходя ко мне. Парень медленно опустил мою правую руку вниз, потом левую и сглотнул, как Брент ранее. Ясно.
— Как тебя зовут? — прошептала я, его лицо в нескольких дюймах от моего. Beats Antique’s Dope Crunk громко заиграло внизу. Неудивительно, что я не услышала, как они вошли.
— Это не Ваше дело, — сказал он, но колебание в его голосе говорило мне о том, что он хотел бы, чтобы это было моим делом.
— Я — Софи, — сказала я ему, когда он защелкнул наручник на моем запястье.
Прищурившись, он продолжал смотреть на меня, но его взгляд упал на мою грудь, а затем обратно.
— П-приятно познакомиться, Софи.
— Мне тоже приятно познакомиться с Вами... — я остановилась, ожидая его имени.
— Что ты делаешь? — он бросил взгляд через плечо, несомненно обеспокоенный тем, что офицеры могут присоединиться к нам.
— Ничего. Вот тебе крест. — Вынув свою свободную руку из его, я пересекла сердце, которое как оказалось было на грани раскола. Его взгляд упал вниз, и он начал тяжело дышать.
— Кейси, — сказал он мне.
— Кейси, — сказала я хрипло, проверяя его имя. Он боролся с вялой улыбкой, очевидно, ему понравилось то, как я произнесла его, и я улыбнулась.
— Д-дай мне свою руку, — сказал он.
Я сразу дала ему свободную руку. Он взял ее и соединил с другой.
— Теперь я вся связанная, Кейси, — прошептала я, поднимая руки, сжатые в кулаки, когда он закрыл глаза, двигаясь немного вперед.
— Иди со мной, — сказал он, потянув меня из-за стойки. Его глаза мельком взглянули на линии кокса, и он покачал головой. — Почему ты принимаешь это дерьмо?
— Потому что от него хорошо, — сказала я ему, поворачиваясь в его сторону и обольстительно пробегая языком вдоль верхних зубов.
— Совсем нет, — сказал он, — я посажу тебя за это.
— Как хочешь, — сказала я ему, пожав плечами. — Было бы хорошо, — я наклонилась вперед и напела ему на ухо.
— Уверен, — сказал он. Я могла видеть удивление на его лице от своего неожиданного и искреннего ответа и решила уцепиться за это.
— Держу пари, если бы ты приковал меня наручниками к бару, как раз за той дверью, я была бы тихой, как мышь, пока ты не вернешься за мной.
— Стоп, — Он задержал дыхание и только сейчас выдохнул.
— Сколько тебе, Кейси? — поинтересовалась я, наклоняясь к нему.
— Двад-двадцать два, — он заикался.
— Ха, мне как раз недавно исполнилось двадцать два, — я солгала.
Он посмотрел прямо в мои глаза и остановился.
— Неужели? — спросил он, скептичный, все же неосторожно наклонившись ко мне. Гримаса, которая была на его лице прежде, превратилась в небольшую усмешку. Скрепи сделку, Софи.
— Мммм, — Я сильно приблизилась к нему, моя грудь прижалась к его.
Я неуверенно поцеловала его шею, прекрасно понимая, что, если бы он захотел, он мог бы отправить меня за решетку.
Я просто не могла попасть в тюрьму. Снова. Я уже была там однажды, когда умер Джерик, и судья сказала мне, если я снова появлюсь в зале суда, то мне конец. Это стоило того, чтобы рискнуть.
— Господи, — пробормотал он.
Я просунула пальцы в петлю его ремня и притянула парня ближе к себе. Он отчаянно схватил мое лицо и поцеловал так, словно умирал. Какой дилетант, подумала я. Слава Богу, он был неразговорчив. Его руки схватили мое лицо — он был абсолютно лишен изящества. Если бы парень не был настолько сексуален, я не думаю, что смогла бы закончить эту игру.
— Офицер Фрателли! — мы услышали крик, и он прервал поцелуй. — Фрателли!
— Я-я здесь наверху, — сказал Кейси, взволнованный. Он поправился и вытер губы.
— Освободи меня, — попросила я почти в панике.
— Я не могу, — сказал он.
— Конечно, ты можешь, Кейси. Сделай это, и я вознагражу тебя.
Он застонал, но посмотрел на меня виновато.
— Когда выберешься, найди меня, — сказал он тихо, поскольку другой офицер вошел в комнату.
— Я проверил остальные комнаты наверху, — сказал Кейси, как будто он не целовал меня только что. — Здесь только она.
— Прекрасно, — сказал старший офицер. Я думала, что он собирался уходить, но вместо этого зашел и исследовал ванную. — Что, черт возьми, это такое? — спросил он Кейси.
— Что? — спросил парень.
— Это, — сказал старший офицер, показывая на дозу кокса.
— Э-э, да, она пыталась принять дозу, когда я нашел ее, — сказал Кейси своему начальнику.
Черт.
— Я запакую это, — сказал мужчина и махнул Кейси.
— Мне жаль, — сказал Кейси, когда мы вышли из комнаты. — Я должен был сказать ему. Он узнал бы, что я врал.
— Все хорошо, Кейси, — сказала я сладко. Я поцеловала его в губы, потом игриво прикусила его губу. — Это была бы лучшая поездка в твоей жизни, — прошептала я.
Его глаза расширились.
— Подожди, что? Мы все еще сможем увидеть друг друга, — В голосе Кейси слышались нотки отчаяния.
— Конечно сможем, — опять солгала я.
— Я не собирался говорить ему о наркотиках, — сказал он снова, его голос дрожал. — Я планировал предъявить только за вечеринку. Ты бы получила мелкий штраф.
— Я знаю, сладкий, — сказала ему, — но ты все же испортил дело.
Кейси вел меня вниз по вьющейся лестнице, и казалось будто время остановилось. Все мои друзья в наручниках смотрели на меня, пока я спускалась.
Я очаровательно улыбнулась им, и они почти сжались в моем присутствии. Я принесла кокаин, и моя улыбка дала им знать, что, если бы они сдали меня, они бы все пошли ко дну со мной. Если они завизжат как свиньи, я испорчу их жизни. В моем мире есть тонкая грань между другом и врагом.
Кейси посадил меня на заднее сиденье полицейской машины и пристегнул.
— Скажи мне, — тихо сказала я ему в ухо, — в чем именно меня обвиняют?
— Сержант, вероятно, обвинит тебя в употреблении наркотиков, но, если это твое первое нарушение, ты сможешь легко отделаться.
— А если нет?
— Что, нет? — спросил он, оглядываясь через плечо.
— Если это не первое мое нарушение.
— Черт. Если это не так, то я ничего не могу сделать для тебя.
— Ну, тогда я тоже не могу ничего для тебя сделать, — произнесла я холодно, весь пыл моего обольщения испарился, будто опустили в ведро с холодной водой или нажали на выключатель. Рот Кейси расширился, и, возможно, он понял, что им воспользовались. Я отвернулась от него, сделав свой ход.
Кейси сел на переднее сиденье, и я видела через зеркало заднего вида, что его лицо стало красным от унижения и очевидного разочарования в себе из-за того, что он поддался на мою игру. Он вставил ключ в замок зажигания и повез меня в участок.
Меня вызвали, привлекли к суду и обыскали. Я насмехалась над женщинами, которые должны были обыскать меня прежде, чем посадить в камеру. Быть раздетой какой-то женщиной не было тем, что я планировала на вечер. Они смотрели на меня свысока, зная в чем я обвинялась, будто они были чем-то лучше меня.
— Мое белье, вероятно, стоит больше, чем весь Ваш гардероб, — сказала я маленькой коренастой женщине, которая смотрела на меня с презрением.
Она смогла только покачать головой.
— Ну, это прекрасно подойдет к Вашему новому гардеробу, — сказала темноволосая, вручая мне ярко-оранжевый комбинезон.
Это заставило обеих женщин засмеяться. Я залезла в отвратительный комбинезон, и они повели меня в камеру.
В камере меня всю начало трясти. Хотя я привыкла к этой части. Я нюхала кокс только на выходных. В отличие от большинства других моих знакомых, у меня было достаточно самообладания, чтобы заниматься этим только на выходных. Этого было как раз достаточно, чтобы заглушить те паршивые недели, когда мои отец и мать забывали про меня.
Странно, но мои родители были единственными из тех, кого я знала, кто женился и все еще состоял в браке. Конечно, моя мама была на пятнадцать лет моложе отца, я уверена, что именно это и помогло сохраниться их браку, и еще тот факт, что она обладала потрясающей фигурой.
Если бы вы сфотографировали ее до и после, то не смогли бы увидеть разницу, и она действительно подарила бы вам эти невероятные гены. Это было почти единственной вещью, которую моя мать потрудилась передать мне.
Родители были так поглощены собой, что вряд ли они вспоминали обо мне. Я родилась только по одной-единственной причине. Это, как ожидали мои родители, создало впечатление семьи.
Моя мама была «домохозяйкой», и я использую этот термин в самом широком смысле. Отец был основателем и генеральным директором конгломерата электроники, а именно компьютеров и программного обеспечения. Его компания была основана в Силиконовой долине, но когда он женился на моей матери-золотоискательнице, она настояла на Лос-Анджелесе, так что ему пришлось летать туда на самолете компании, когда это было необходимо.
Можно было с уверенностью сказать, что один, если не два или три, продукта, выпускаемых моим отцом, были в каждом американском доме. Каждый месяц я получала пять тысяч долларов в качестве карманных денег, если мои оценки в школе были в порядке, и это примерно приравнивалось к тому, сколько благодарностей я получала от родителей.
Я закончила школу, что означало: в моем распоряжении четыре года, чтобы заработать что-то вроде ученой степени, а потом съехать. Я также, как и раньше, буду получать ежемесячные карманные деньги в размере двадцати тысяч, но сначала мне следовало получить степень. В двух словах, в этом был весь мой отец.
— Соблюдай внешний вид, Софи Прайс, и я тебя щедро вознагражу, — сказал мне мой отец в пятнадцать лет.
Это являлось непрерывной мантрой в моем доме, которая произносилась обычно перед обедом раз в неделю. И я обязана была следовать ей, когда отец приглашал в гости конкурентов, чьи компании он хотел выкупить или политического чиновника, к которому он желал втереться в доверие. Все, что я должна была делать: одеваться сдержанно и говорить только тогда, когда мне будет позволено.
Робость была фарсом. Если я выглядела милой и уступчивой, то отец производил впечатление человека, который знал, как управлять домом и многонациональным, многомиллиардным бизнесом. Если я делала это, то получала бы миленькую премию в размере тысячи долларов. Я была сотрудником, а не ребенком.
— Софи Прайс, — кто-то закричал из-за большой стальной двери моей камеры. Я могла только разглядеть лицо молодого полицейского в маленьком окне. Дверь открылась с оглушительным стуком. — Вас выпустили под залог.
— Наконец-то, — фыркнула я.
Когда меня освободили, я встала у стойки и стала ждать, когда мне вернут вещи, в которых я приехала.
— Одна пара обуви, одна юбка, пара чулок, одни... — начал парень, но посмотрел на одежду с непониманием.
— Подвязки, — пояснила я. — Это подвязки. Господи, просто дай их мне, — сказала я, хватая их из его рук.
Он небрежно толкнул остальную одежду в куче ко мне, и я почти закричала на него, потому что он обращался с вещами за десять тысяч долларов так, словно они были из Уолл-Март.
— Вы можете переодеться там, — сказал он, указывая на маленькую дверь.
Ванная была маленькой и мне пришлось положить вещи на отвратительную раковину.
— По-моему, это место больше похоже на печку, — рассеянно произнесла я.
Я не надела чулки, вернула свой смешной комбинезон и вошла в вестибюль.
Омерзительные, грязные мужчины сидели, ожидая заключенного дурака, которого они потрудились выпустить под залог. Они следили за мной с похабными пристальными взглядами, а я могла только свирепо смотреть на них, слишком усталая, чтобы высказать им свое мнение.
Солнце только что село, и рядом со стеклянной входной дверью я разглядела силуэт единственного человека, который мог прийти и спасти меня.
Более 6 футов высотой, настолько худой, что его кости торчали на лице, но со стильными длинными волосами, напоминающими тысяча девятьсот тридцатые, одетый в подогнанный итальянский костюм, стоял Пэмбрук.
— Привет, Пэмбрук, — приветствовала я его язвительно. — Вижу мой отец был слишком занят, чтобы приехать самому.
— Ах, я тоже рад тебя видеть, Софи.
— Прекрати снисхождение, — я усмехнулась.
— О, нет. Это важнейший момент за всю мою неделю — спасти тебя из Богом забытой ямы с бактериями. — Он оглядел меня с сожалением. — Думаю, мне в любом случае придется почистить свой салон.
— Ты такой умный, Пембрук.
— Я знаю, — сказал он коротко. — Комментируя твое предыдущее замечание, твой отец был слишком занят, чтобы вытащить тебя. Он не хочет, чтобы ты знала, как сильно он разочарован.
Пембрук остановился и стиснул зубы, перед тем как открыл пассажирскую дверь для меня. — Вы, юная леди, катастрофически не осознаете серьезность этого обвинения.
— Вы блестящий адвокат, Пэмбрук, с миллионами в Вашем распоряжении, — сказала я, садясь в его Мерседес.
Он обошел переднюю часть автомобиля и сел на водительское сиденье.
— Софи, — сказал он мягко, перед тем как включить зажигание. — В мире не хватит денег, чтобы помочь тебе, если судья Рейнхольд председательствует на твоем деле.
— Езжай, Пэмбрук, — потребовала я, игнорируя его предупреждение.
Он вытащит меня, подумала я.
Мой дом, или я должна сказать, дом моего отца, был построен за год до моего рождения, но с тех пор был отремонтирован снаружи и внутри, поэтому, хотя я выросла в этом доме, он едва напоминал мне о чем-либо, связанным с детством.
Он был фантастически большим, располагаясь на трех акрах в Беверли-Хилз, в Калифорнии.
Это был впечатляющий французский замок, больше, чем двадцать восемь тысяч квадратных футов. Я располагалась в левом крыле, родители в правом.
Я могла целыми днями не видеть их, только получать сообщения при необходимости, обычно оповещающие меня о том, что мне требовалось прийти на обед и это, как правило, было в записке, доставленной кем-либо из персонала.
У меня была няня до четырнадцати лет, когда я уволила ее за попытки дисциплинировать меня. Мои родители не знали, что со мной делать в течение нескольких месяцев и решили, что я способна самостоятельно заботиться о себе и больше никогда не пытались изменить этого.
Cвобода. Абсолютно никаких ограничений. Я посвятила себя всему тому, чего хотела. Все желания я исполнила. Я ничего не хотела.
За исключением внимания.
И я получила его, признаю, не самыми правильными методами. Не хочу Вам врать, это было приятно... в некотором смысле. Я была довольно несдержанной со своим временем и телом. Я не отличалась от большинства девушек, которых знала.
Хорошо, за исключением того факта, что я выглядела лучше, но зачем обсуждать решенный вопрос? Единственное различие между ними и мной было в том, что я оставляла им желать лучшего. Я использовала много, много, много парней и бросала их, списывая со счетов, как ни странно, так же как они поступали со многими другими девчонками до меня.
Именно это и было для них искушением. Я угощала их лишь проблеском всего моего аромата, и они пробовали меня так, будто пили абсент. Так они попадали на крючок к la fée verte, как меня обычно называли. Я была «зеленой феей». Я прилетала в твою жизнь, показывала тебе, насколько хорошо находиться в экстазе, а потом оставляла, полностью зависимого от меня. Я делала это для веселья, черт бы его побрал, ради внимания. Я хотела быть желанной. И все, что я хочу знать: хотели ли они меня? Хоть когда-нибудь...?
Глава 2
Пэмбрук проехал по дорожке роскошного имения, вымощенной булыжником.
— Высади у служебного входа, — я хотела избежать столкновения с папой, если это возможно.
Он фыркнул.
— Мне нужно увидеть твоего отца.
— Ох, — произнесла я.
У Пэмбрука было свое собственное парковочное место на автостоянке среди двадцати таких же мест для машин, потому что он довольно часто посещал наш дом. Как бы тяжело мне ни было говорить такое, но Пэмбрук был мне вроде дяди.
Всякий раз, когда я заполняла документы для посещения врачей, так как считалось ниже нашего достоинства ходить к ним на прием, под пунктом «с кем мы должны выходить на связь в случае чрезвычайной ситуации», я всегда, всегда, всегда указывала Пэмбрука.
Он был единственным, на кого я могла положиться. Он был юристом моего отца и единственным взрослым, кого интересовало, что я делала в этой жизни. Это был Пэмбрук.
Пэмбрук был англичанином, но жил в Америке почти тридцать лет. Он специализировался в международном праве и вытаскивал меня из законных размолвок. Высотой в шесть футов три дюйма, он был худым и выглядел почти анорексично.