— Если ты живешь нашей жизнью, если ты не будешь толстокожей, это дерьмо съест тебя живьем. Я думал, что Кимми толстокожая. Она видела нашу жизнь, пыталась выбраться, была упертой с двенадцати лет. По крайней мере, так мне казалось. Я ошибался. Она оказалась уязвимой. Я просто не видел тогда этого, так что я, черт возьми, не защищал ее.
Боже.
Я закрыла глаза, рука Тэка скользнула с моего подбородка, я открыла глаза.
— Да, — прошептал он, — ты поняла, детка.
— Вот почему тебе нравится моя уязвимость, — заключила я ответным шепотом.
— И именно поэтому я буду рвать яйца, чтобы защитить тебя.
Боже.
— Продолжай, — прошептала я.
Он сделал еще один вдох и продолжил:
— Я оставил ее, но, в отличие от брата, не бросил. Она казалась сильной, мы с ней были сильными. Она могла быть смешной, мы держались вместе дома, который напоминал мне лодку, брошенную во время шторма в море, и так было постоянно. Она говорила, чтобы я убрался к чертовой матери оттуда. Но, как только смог, снова соединился с ними обеими, но в основном с Кимми. И вскоре я начал посылать ей деньги в надежде, что она тоже найдет выход из этой дерьмовой жизни. Я перевез ее в Колорадо, когда женился на Наоми. Перевез их обоих, когда родился Раш. Наоми была беременна Тэбби, вот-вот должна была родить, когда позвонила мама. Сказала, что Кимми подсела на дерьмо, полностью облажалась, ворует, лжет, выкидывает фокусы.
Я затаила дыхание, стараясь не выглядеть так, будто затаила дыхание, но Тэк не заметил, он был на своей волне, серьезной, плохой волне.
— Поэтому я вернулся в Калифорнию, чтобы разобраться с ее дерьмом. И то, что я обнаружил, детка, я так разозлился на мать, что она ничего не сказала мне раньше. Кимми не то, что подсела, а сидела уже долго и основательно, бл*дь. Мы разговаривали, я говорил, а она кричала. Тогда я не видел другого способа очистить ее от этого дерьма, если не вмешаюсь и не возьму дело в свои руки. Не следовало мне этого делать. Не следовало. Надо было отвезти ее в больницу. Теперь уже слишком поздно об этом говорить. Я заперся с ней в комнате, пока у нее шла ломка. Было некрасиво. Она кричала, дралась, царапалась, блевала, тряслась, черт возьми, ее так колотило. Как в припадке. Она была полностью измотана. Но ничего не вышло. Я не спал семьдесят два часа, разбираясь с ее дерьмом, поэтому в какой-то момент отключился. У нее был тайник, наркоманы — гребаные гении, когда дело доходит до тайника, я проснулся, она не двигалась, все. Она приняла дозу вместе со мной в комнате. Я был там. Моя младшая сестра покончила с собой, а я спал в пяти футах от нее.
Я закрыла глаза, но скользнула рукой вверх по его груди, чтобы снова обвить пальцами его за шею, и на этот раз обвила крепко.
Тэк говорил, я открыла глаза.
— Я похоронил Кимми в пятницу. Рванул обратно в Колорадо, Тэбби родилась в воскресенье.
Это характеризовало бы человека.
Это определенно характеризует мужчину.
И это характеризовало моего мужчину.
Его глаза сфокусировались на моих, рука скользнула обратно в мои волосы, пальцы запутались в них, его слова были мягкими, когда он сказал:
— Русские схватили тебя, я даже не подумал, когда добрался до вас, просто схватил тебя за горло. Мне нужно было почувствовать твой пульс, детка. Шай рассказал, что произошло вчера с этим мудаком и его битой, я тоже не подумал, положил руку тебе на горло. Это не должно причинять тебе боль или тревожить. Я должен убедиться, что ты жива.
Это имело смысл. Так много в нем было печального и в то же время прекрасного.
— Понятно, — прошептала я.
— Зависимость моей сестры, я держусь подальше от любого этого дерьма, поэтому не курю травку, мой выбор, личный. Другие — курят, я не осуждаю. Ты хочешь попробовать это дерьмо, это тоже твой выбор, и я тоже не буду осуждать тебя. Но если ты хочешь попробовать травку, то делаешь это только в моем присутствии, чтобы я мог позаботиться о тебе.
— Я не хочу пробовать, — заверила я его, и, он кивнул.
Затем заявил:
— Другие наркотики, кроме травки, в «Хаосе» запрещены.
Я облизала губы, прежде чем нерешительно спросила:
— Значит, клуб свернул с той темной дорожки?
— Нет. Я вернулся с огнем в животе, чтобы очистить свой Клуб от этого дерьма, и перестать облегчать дилерам смерть моей сестры, поняв, что я не стану таким человеком, каким был мой отец. Но я был достаточно умен, чтобы предпринять заранее кое-какие шаги. Я выжидал. Я построил гараж и магазины. Я набирал братьев, которые смотрели на эти вещи по-моему, мы планировали. Денежный успех магазинов и гаражей должен был дать доход, при котором образ жизни братьев не слишком бы изменился, когда мы свернем с темного пути. У меня было достаточно поддержки, и я взял на себя ответственность. Было много враждебно настроенных. Мы потеряли нескольких братьев, они отказались от клуба, ушли, начали заниматься своим бизнесом. Но он не так популярен вне клуба. Мы были хороши в том, что делали, и люди, с которыми работали, были совсем не счастливы, что мы отказались предоставлять им эту услугу. Дерьмо стало слишком отвратительным, из-за него мы потеряли одного брата, но мы все поняли. И одним из поставщиков, на которых мы работали и осуществляли перевозки, была русская мафия.
Я ахнула.
— Ты потерял брата?
— Ага.
— То есть, он умер? — Прошептала я.
— Отказаться от перевозки наркотиков — не то же самое, что решить подать в отставку.
Слишком верно.
— Русские?
— Да. Я все еще не пользуюсь у них популярностью. И есть еще одна причина, по которой Арло и Хай проявляют к тебе уважение. Они любят деньги, но они также любят адреналин. Опасность — это наркотик, они подсели на него. Они — последние из братьев, пытающиеся вернуть все как было. У них имеются связи с русскими, удерживая этот путь открытым, если меня не будет. Но они не ожидали, что русские схватят кого-то, связанного с «Хаосом». Русским ты была не нужна, они понятия не имели, кто ты. Тем не менее, подобное дерьмо не проходит с «Хаосом». Сопутствующий ущерб, независимо от того, как он произошел, с «Хаосом» недопустим. Дети, женщины, не только женщины, с которыми байкеры живут ни один год, с тобой управляющей гаражом, русские переступили черту, и эта черта не нарисована на песке, детка. Не с «Хаосом». Эта черта закреплена бетоном.
Это было приятно узнать.
— Хорошо, — тихо сказала я.
— Итак, Арло и Хай на борту, и после того, как все закончится, куда это приведет нас, я понятия не имею. Может то, что русские похитили тебя и Лэни, не отступили после этого дерьма, не признали свою ошибку, не послали своих парней принести нам извинения, смогло послужить для них сигналом к пробуждению, насколько без тормозов русские. Ты наша, и тебе никто не имеет права угрожать. Лэни не имеет никакого отношения к дерьму Белова, ей тоже. Это значит, что у этих ублюдков нет чести, раз они играют в игры с женщинами. Это серьезное дело, у Арло и Хая есть женщины, у Хая дети. После того, как мы уберем этот беспорядок, не знаю, что они выберут. Но знаю одно, что наркотики забрали мою сестру, я впахивал изо всех сил, чтобы вернуть своих братьев туда, где мы сейчас есть, жить свободно, при этом оставаясь свободными, не делая глупого, опасного, чертового дерьма, которое может привести наши задницы в тюрьму или, что еще хуже, в гроб, мой клуб никоим образом не будет связан с наркотой, или я не буду управлять таким клубом.
— Значит, вы... не делаете ничего противозаконного?
Он не сводил с меня глаз.
— Я этого не говорил, — тихо произнес он.
Тэк снова перекатился, так что я оказалась внизу, а он нависал надо мной.
О боже.
Затем он стал объяснять, более тихо, более мягко, я поняла, что меня ожидает впереди.
— Мы делаем то, что обязаны делать, чтобы защитить свое, то, что принадлежит нам, и то, как мы это защищаем, может быть осуждено законом. Например, двадцатитрехлетний ублюдок теперь дважды подумает, прежде чем подкатить к другой шестнадцатилетней девочке, и определенно больше никогда не поднимет руку на девушку. И дышит он сейчас совсем не легко, с болью, усваивая тот урок, когда ты шлепала его по щекам. И дышит он так и усваивает этот урок потому, что как только ты ушла, мы с ребятами закончили твою работу.
Я так и подумала, что они далеко не ушли от моих уроков, которые я хотела преподать этому ублюдку, но проделали все, скорее всего, более жестко, поэтому молча кивнула.
Тэк продолжал:
— Мы также делаем то, что хотим, наслаждаясь жизнью, и ты видела, это может включать в себя такое дерьмо, как курение травки. У нас имеются проблемы с другими клубами и в мире вообще, тогда мы заключаем сделки, но дерьмо может обернуться не лучшей стороной. Но пять миль по периметру вокруг любого магазина «Прокатись» свободны от наркотиков и проституток. Это закон, если на нашей территории появляется дилер или сука, мы не вызываем полицию, сами принимаем меры, чтобы их убрать с нашей территории.
О боже.
Тэк продолжил.
— Но бухкниги у «Прокатись» чистые, а это значит — имеют репутацию. Мы не перевозим наркоту. Не продаем это дерьмо. Мы не продаем «п*зды». Не продаем оружие. Мы делаем автомобили и продаем автозапчасти.
— Продаем «п*зды»?! — Пискнула я, и Тэк, не отводя взгляда, ответил:
— Ага, я же говорил тебе, что клуб шел по темной дорожке, увязнув во многом.
Срань господня!
— Итак, э-э... теперь вы не перевозчики наркотиков, не сутенеры и не торговцы оружием, а механики, адские байкеры и что-то вроде друганов?
— Ага.
— И ты занимался всем этим, — прошептала я, Тэк продолжал смотреть мне прямо в глаза.
— Да.
— Лично ты, — уточнила я.
— Да, я, — тут же ответил он.
О боже.
— Детка, моя цель был «Прокатись» и «Гараж». Это не значит, что я мог остаться в стороне, не втягиваясь в это дерьмо. Втянулся. И как брат, я внес свою лепту. И это заняло чертовски много времени, но я сделал все, что мог, чтобы вытащить нас всех.
— Хорошо, — тихо произнесла я. — Так вот почему ты мне говорил «позже»? Потому что ты не горел желанием делиться со мной всеми этими вещами?
— Ага, поэтому, — подтвердил он.
Я втянула воздух носом.
Прежде чем успела осознать хоть что-то из того, что он рассказал, не говоря уже о том, чтобы внутренне смириться с этим, Тэк заявил:
— Любовь и искупление
Моя голова откинулась на подушку.
— Что?
— Тот фильм, который ты заставила меня посмотреть у тебя дома, когда я пришел первый раз. Любовь и искупление. Ты сказала: «Самые прекрасные истории труднее всего воспринимать». Ты сама это сказала, Рыжая. Тогда. И я знал, если ты понимаешь этот фильм, то позже, когда я поделюсь с тобой своим дерьмом, ты поймешь меня. Я никогда не считал свою историю жизни красивой. Думал, что кругом одно дерьмо. Но ты произнесла эти слова, и когда ты их сказала, я вдруг понял — моя жизнь еще не закончена, если я смогу сохранить свой клуб и найти милую, дерзкую женщину, которая будет у меня за спиной, поддерживая меня, а не таща вниз, подумал, что в конце концов, найду свой путь к красоте. И найду отпущение грехов, потому что буду знать, что я заслужил любовь такой женщины, женщины, которая так много для меня значит, для которой важна любовь, что мне потребуются годы, чтобы как следует ее узнать и покорить ее сердце, и это будет для меня настоящей наградой.
О боже.
ОМойБог!
ОБожеМой!
Он только что сказал это?
Он. Только. Что. Сказал. Это?
— И ты сказала мне, — продолжал Тэк, приблизив лицо, — что у меня есть, что мне искуплять, когда я впервые встретил тебя.
— Я..
— Ага, я подсел на это дерьмо, я участвовал в нем, я делал то, что делал, был верен своим братьям, как и обещал им, и я вытащил себя и свой клуб из этого ада. Я вытащил, но это не стерло моих грехов, которые мы совершили. Ты — мое отпущение грехов.
О.
Мой.
Бог.
Неужели он только что это сказал?
— Тэк…
— И ни за что бл*дь я не ввяжусь в тупую ссору со своей женщиной после пары часов, когда узнал, что какой-то мудак поднял руку на мою дочь, справедливо потеряв все свое дерьмо, а потом буду наблюдать, как женщина, которую я столько времени ждал, выходит за мою дверь.
Боже.
Он именно это и сказал. Все сказал.
— Тэк, милый, я...
— Я разозлился, детка, пережди или дай мне остыть, — заявил он.
— Но…
— Я говорю глупости, когда злюсь, например, что ты не имеешь права голоса с моими детьми, но ты практически живешь с ними и определенно являешься неотъемлемой частью моей жизни.
— Ну, я…
— Если хочешь что-то сказать, выскажись. Ты злишься, не держи в себе, а скажи. Если ты не согласна со мной, поделись своим мнением. Но ты никогда не должна меня бояться и никогда не должна нас бросать.
Я захлопнула рот.
Тэк ждал.
Я держала рот закрытым.
Тэк спросил, подождав еще пару минут.
— Я ясно выразился?
— В основном, да, — ответила я.
Он тут же прищурился.
— Что тут непонятного?
— Реки крови.
Его голова дернулась, и он спросил:
— Что?
— Русская мафия.
Он тут же отрицательно покачал головой.
— Нет.
Что он имел в виду под словом «нет»?
— Нет?! — Переспросила я.
— Нет, — ответил он.
Я сформулировала свой вопрос.
— Что значит «нет»?
— Я не буду ничего объяснять. Но дело уже сделано. Осторожно и тихо. Как оно сделано, ты не знаешь. И ни черта не узнаешь. Так что, когда все будет окончательно сделано, не будет больше дерьма, ты будешь чувствовать себя свободной. Клуб занимается этим вопросом. Ты работаешь в офисе и делишь со мной постель.
— Я…
Его пальцы поднялись и прижались к моим губам, глаза встретились с моими.
— Просто доверься мне.
— А что, если с тобой что-то случиться? — Спросила я, он пошевелил рукой.
— Не случиться.
— Да, но, что, если все же случиться? Или с Догом? Бриком? Хаундом? Или…
— Не случится ни со мной, ни с ними.
Мой голос повысился, когда спросила:
— Как ты можешь быть так уверен?
— Смысл и заключается в том, чтобы сделать все осторожно и тихо, чтобы русские не сделали ответный ход. Я повиновался своему низменному инстинкту, детка, кровь русских должна была пролиться примерно через пятнадцать минут после того, как мы окружили грузовик Хоука. Но такая месть не принесет ничего, кроме боли, физической боли, которую причинили, если кто-то пострадает или умрет. Нет, планировать дерьмо нужно так, чтобы месть, которую ты хочешь осуществить, осталась на всю гребаную жизнь.
Я увидела преимущества того, что Тэк был «острым», как гвоздь, умным.
Он продолжал.
— Мафия купилась на это дерьмо, когда забрала детей Мары и Лоусона. Мы работаем над этой местью уже целую гребаную вечность. Они забрали тебя, пришло время ускорить этот процесс и покончить с этим. Но ты ничего не узнаешь. Ты должна делать только одно — довериться своему мужчине. А потом, когда все закончится, мы спокойно доживем до какой-нибудь следующей чертовой драмы. И Тэбби не собирается вытаскивать голову из задницы, хотя уже два года периодически, а сейчас все время живет в этом доме, по крайней мере, с ее дерьмом может случиться такое и завтра, такое же, как случилось вчера. И кстати, — добавил он, — я знаю, что вчера вечером высказал свою точку зрения, но все же повторю. Ты не должна изображать коммандос своей задницей с каждым ублюдком Тэбби.
— У меня вчера день не задался, — пробормотала я, и его губы изогнулись.
— Ага, я понял.
— Я не думала, что делаю, — продолжила я.
— Понял, детка.
— Честно говоря, я не совсем понимаю, что на меня нашло, — призналась я.
— Не волнуйся, надеюсь, такого не повторится снова.
Я сделала глубокий вдох.
— Ну, учитывая, что в прошлый раз я не совсем контролировала ситуацию, не могу дать тебе такого обещания.
— Мать твою, — пробормотал он, подняв голову к изголовью кровати.
— Но я постараюсь, — предложила я, он опустил на меня глаза, и когда он это сделал, выражение его глаз изменило, у меня даже перехватило дыхание.
— Ты такая милая, значит, мы покончили с этим текущим дерьмом?
— Если я соглашусь, ты разрешишь мне пойти и выпить кофе?
Его лицо приблизилось.
— Детка, мне нравится, когда ты такая милая, но то, что я говорю очень важно.
Я сделала еще один вдох и задержала его взгляд, прошептав:
— У меня есть выбор и я могу не согласиться с тобой?
— Нет, — мгновенно ответил он.
— Я так и думала, — пробормотала я.
— Рыжая, ты все еще такая милая.
Я вздохнула.
Затем мой голос смягчился, руки сжались вокруг него, и я прошептала:
— Мне очень жаль то, что произошло с твоей сестрой.
Тэк прикрыл глаза и прижался лбом к моему.
Вот оно.
Черт, вот оно. Он рассказал мне все, но я должна была догадаться в тот момент, когда посмотрела в его бодрствующие, настороженные глаза, когда проснулась.
Он беспокоился о моем душевном состоянии, о наших отношениях, он не спал, а я двигалась через драму, принимая все, чем он был сейчас, все, чем он был раньше, и мое принятие значило все.
Как и то, что я ему давала, все, что Кейн «Тэк» Аллен давал мне, означало то же.
Всё.
Я продолжала говорить:
— Твою историю трудно воспринимать сразу.
Он открыл глаза, посмотрел в мои и прошептал:
— Детка…
— Но я не твое отпущение грехов, милый. Ты заслужил отпущение грехов еще до того, как встретил меня.
— Ты моя награда.
Боже.
Мне нравилось, что он так думал. Сильно нравилось.
Поэтому я согласилась:
— Хорошо.
— Ты влюблена в меня, — заявил он, и у меня перехватило дыхание.
Мне пришлось вытеснить свое «я».
— Ну…
Его голова приподнялась на полдюйма, и он повторил:
— Ты влюблена в меня.
Я закрыла глаза.
— Смотри в глаза, детка.
Я открыла глаза.
— Ты влюблена в меня, — повторил он.
— Да, — прошептала я.
— Как только мы познакомились.
— Я знаю, это звучит безумно, Тэк, но...
— Как только мы познакомились.
Я на мгновение замолчала, потом тихо сказала:
— Да.
— Слава богу, что тебе понадобилась эта чертовая работа и ты встретилась со мной лицом к лицу, — пробормотал он.
— Хм… Думаю, что столкнулась с тобой лицом к лицу в основном потому, что ты был придурком. Только отчасти это было из-за работы.
— Тогда, слава богу, что я был придурком.
Кто бы мог подумать, что я соглашусь с ним?
И все же я согласилась.
— Можно мне теперь выпить кофе? — Спросила я.
— Нет.
— Тэк! — Рявкнула я.
— Я тоже люблю тебя, детка.
У меня отвисла челюсть, я уставилась на него.
Хотя тело было неподвижно, разум пуст, в животе стало тепло, сердце замерло еще до того, как на душе просветлело.
Тэк еще не закончил.
— Когда я смотрел этот гребаный фильм, то повернул твою голову за подбородок — лицо к лицу, и увидел, что ты плачешь, вот тогда это и случилось.
О, черт.
Я тут же начала плакать.
— А может, когда я увидел тебя в этой дерьмовой одежде для йоги, — пробормотал он, наблюдая, как слезы наполняют мои глаза.
— Заткнись, — прошептала я.
Он опустил голову и коснулся губами моих.
Потом поднял голову и не заткнулся.
Он продолжал бормотать.
— Еще сильнее влюбился, когда выкладывал свое дерьмо, такое уродливое, а ты стала такой милой в конце моего рассказа.
— Заткнись.
— И командующей.
— Заткнись.
— Командующая и плачущая детка.
— Заткнись! — Я больше не могла ждать, — поцелуй меня, ради бога.
Его губы опустились на мои, он прошептал:
— Детка, ты не должна командовать, это делаю я.
Затем Тэк наклонил голову и поцеловал.
Жестко, влажно, неуправляемо и основательно.
И когда он приподнял голову, я была настолько ошеломлена, настолько счастлива, все встало на свои места — мой мужчина любил меня, у меня теперь было все, что я хотела, Тэк сказал:
— А теперь ты можешь выпить кофе.
26.
Зубная боль
Мы с Тэком сидели на его веранде, греясь колорадским солнцем, положив ноги на перила, потягивая кофе, ожидая, когда проснутся дети, чтобы Тэк пошел готовить завтрак.
И оба молчали.
Я не знала, о чем он думает.
Но перебирала все возможные варианты, отлично зная участников встречи — моих родителей и Тэка, с которыми я должна была его рано или поздно познакомить.
Ничего не приходило в голову, по поводу исхода встречи Тэка с моими родителями, кроме погрома, перестрелки или того, что меня предадут анафеме и отрекутся, несмотря на то, что я была единственным ребенком, но Тэк вдруг задал вопрос:
— Насколько ты привязана к своему дому, детка?
Я повернула голову в его сторону и увидела, как он спокойно потягивает кофе, рассматривая открывающийся фантастический вид перед нами.
— Что?
Он опустил кружку и повернулся ко мне лицом.
— Твоему дому, — заявил он. — Насколько ты к нему привязана?
— В... каком смысле?
— В том смысле, если ты привязана к нему так сильно и убедишь меня бросить все это дерьмо, мы пристроим к нему пару комнат для Тэб и Раша, и могли бы жить все там. Если нет, мы выставим его на продажу.
Семьсот тысяч двести десять слов пронеслись у меня в голове, но ни одно из них не слетело с губ, Тэк продолжил:
— Один плюс, твой дом близко находится к «Хаосу» и «Прокатись». Минус, — он повернул кружку в сторону своего фантастического вида, добавив: — маленький.
— Я... Мы... ты, — я сглотнула и спросила: — Мы будем жить вместе?
Он склонил голову набок, будто мой вопрос был на грани безумия, и ответил:
— Ну да.
— И откуда такое решение?
— Ты любишь меня? — спросил он, и мой живот перевернулся.
— Ага, — прошептала я.
— Вот, — ухмыльнулся он. — И я люблю тебя, твои биологические часы тикают, так что нам лучше начать заниматься этим дерьмом.
Этим... дерьмом?
— Э-э, ты под «дерьмом» подразумеваешь создать семью? — Спросила я, мои брови поднялись, и его улыбка стала еще шире.
— Точно.
— Я знаю тебя всего шесть недель, — напомнила я ему.
— Ты завтра сможешь меня разлюбить? — огрызнулся он.
— Не думаю, — ответила я, и его ухмылка превратилась в улыбку.
— Так чего же мы ждем?
— Может стоит получше узнать друг друга? — Предложила я.
— Ты припрятала в шкафу какие-нибудь скелеты? — спросил он.
— Насколько мне известно, нет, — ответила я.
— Значит, все в порядке, — пробормотал он, снова поворачиваясь в сторону вида.
— А у тебя есть еще что-нибудь, — начала я и закончила, когда он снова посмотрел на меня, — ну, еще секреты?
— Я так широко открыл тебе двери, ты видела все, Рыжая.
Это определенно было правдой.
— Ты прожил со мной только один период, — заметила я, и его брови сошлись на переносице.
— Не понял, повтори.
— Я могу быть адом на колесах, когда у меня ПМС, — поделилась я.
Его взгляд вернулся к виду, он пробормотал:
— Ты можешь быть адом на колесах в любое время. Например, даже сейчас.
— Тэк! — Рявкнула я, и он снова посмотрел на меня и снова улыбнулся.
— Что?
— Дело вот в чем, — начала я объяснять. — Мы должны лучше узнать друг друга. У нас будет грандиозная свадьба. Мы должны проводить время вдвоем и... с Тэб и Рашем, конечно. И только тогда мы начнем с семьи.
— Все расписано, — заметил он.
— Да, — ответила я.
— А что за грандиозная свадьба?
— Не спрашивай об этом, — посоветовала я. — Просто появись на ней.
Его ухмылка стала хитрой и мне это понравилось
То есть мне нравилось, пока он не спросил:
— Ты просишь меня жениться на тебе, Рыжая?
Я не пила в этот момент кофе, но все равно поперхнулась.
Затем выдавила:
— Что?!
— Я согласен.
Я качнула головой, продолжая трясти ей, пытаясь объяснить:
— Ты только что принял мое предложение, хотя я тебя не просила жениться на мне?
— Не просила жениться?!
— Нет, не просила! — Мой голос повысился.
— Значит, ты просто хочешь пожить вот так? — спросил он, не дожидаясь моего ответа. — С этим у меня тоже проблем нет.
Ррррр!
— У нас будет грандиозная свадьба, — заявила я.
— Значит, ты все-таки просишь меня жениться на тебе, — заметил он.
Уффф! Ррррр! Уф!
Чертовый гвоздь.
Кто-нибудь, убейте меня.
— Когда ты вчера вечером появился? — Спросила я.
— Повтори.
— Вчера вечером, когда я была у того парня, когда ты появился там?
— Когда ты дала ему пощечину и спросила: «Хорошо себя чувствуешь?».
Замечательно. Он видел почти все мое шоу.
— Значит, ты видел большую часть, — предположила я.
— Полагаю, да.
— Ты хочешь испытать что-то похожее? — Сладко спросила я, Тэк широко улыбнулся, коварно и сексуально, быстро наклонился ко мне, закинул руку мне за голову и притянул к себе.
— Думаешь, сможешь совладать со мной? — тихо спросил он.
— Только если у меня будет перцовый баллончик, — ответила я.
— Даже с ним, нет, мать твою, — ответил он.
— Тогда нет. Но я бы попробовала, — возразила я, и он притянул меня ближе.
Мое дыхание участилось, когда его лицо приблизилось, особенно приблизились губы. И дыхание участилось еще больше, когда его глаза заскользили по моему лицу, в основном дыхание участилось еще больше из-за сладкого, теплого его взгляда.
Потом его глаза остановились на моих.
— Грандиозная свадьба, — прошептал он.
— Да, — прошептала я в ответ.
— Вот значит, как тебе нравится?
— Я всегда об этом мечтала.
— Ты не соглашалась ни на одного мужчину, пока не нашла того, кого хотела, и не продолжаешь соглашаться ни на что меньшее, детка.
Мое сердце дрогнуло.
Я устрою себе грандиозную свадьбу.
С байкером.
Ура.
— Хорошо, — выдохнула я.
— Видя, что ты жива и дышишь не через трубку и любишь меня, вспоминая, как ты надрала задницу этому ублюдку, должен сказать, это было очень горячо.
Мой живот затрепетал.
— Да? — Тихо спросила я.
— Да. Ты так разозлилась, что моя детка стала еще сексуальнее.
— Это было из-за Тэбби и из-за всех женщин, — поправила я.
— Точно, — пробормотал Тэк, подергивая губами.
— Но в основном это было из-за Тэбби.
Глаза Тэка стали мягче и нежнее, рука накрутила мои волосы.
Потом он тихо спросил:
— Хочешь переехать ко мне?
— Да, — тут же ответила я.
— Ты привязана к своему дому?
— Нет.
— Хорошо, мы раздобудем тебе машину, которая хорошо будет ездить по снегу, и перевезем все сюда.
— Ладно.
— Начинай планировать огромную свадьбу, детка. Нам нужно пожениться. Раш уедет через год. Нам нужен в доме ребенок.
При этих словах мой живот растаял.
— Хорошо, — выдохнула я.
— Я уже обосновался у тебя в сердце? — Спросил Тэк.
— Почти, — прошептала я.
— Кажется сладко, — прошептал он в ответ, и я почувствовала, как мои глаза увлажнились.
— Да, — тихо согласилась я, — это так.
Я наблюдала вблизи, как глаза Тэка вспыхнули, затем его рука на моей голове притянула меня еще ближе, и мы поцеловались.
Именно этим мы и занимались, когда услышали Раша, который громко сказал:
— Круто. Вы вместе. После вашей ссоры вчера вечером, не знал, что мне ожидать.
Рука Тэка отпустила мою голову, мы оба посмотрели назад, поверх спинок наших стульев, Раш в обрезанных спортивных штанах, с обнаженным телом подростка-мужчины, свидетельствующим, что он был так зациклен на свиданиях, пользуясь успехом у противоположного пола, с кофейной кружкой присоединился к нам. Я сделала успокаивающий вдох, подавив унижение, что меня застукали целующейся, Раш придвинул стул с другой стороны от своего отца и плюхнулся на него.
— Мне жаль, что ты это слышал, Раш, — сказала я ему, он повернулся ко мне и ухмыльнулся.
— Ты ругаешься, когда злишься почти так же громко и смачно, как моя мать, — сообщил он мне.
Еще лучше.
— Но ты не швыряешь дерьмо и не хватаешь ножи, — пробормотал он и перевел взгляд на отца. — Держу пари, это большое облегчение.
Тэк усмехнулся.
Усмехнулся!
— Ножи?! — Выдохнула я.
— Долгая история, — ответил Тэк.
— И рассказ, — уточнил Раш.
— Наоми замахнулась на тебя ножом? — Спросила я Тэка.
— Ножами, множественное число, — ответил Раш.
— Срань господня, — прошептала я.
— Ладно, хватит пугать Тайру, — пробормотал Тэк. — Твоя сестра проснулась?
— Проснется, как учует запах жарящегося бекона, поймет, что скоро будут блинчики, — бросил Раш тонко завуалированную просьбу к отцу, чтобы тот начал готовить завтрак.
— Я не уверена, дорогой, — вставила я. — У нее был вчера тяжелый вечер и ночь.
— Э-э, Тайра, ты ела же папины блинчики. Бурная ночь, дикая ночь, адская ночь, ты обязательно встанешь ради папиных блинчиков.
Я подозревала, что это правда.
— Иди проверь ее, — приказал Тэк.