«Начальство наверху... Это как карта ляжет. Могут очередной раз продать. Хотя наверное продают не в таком положении страны. Продают перестройщики – на волне подготовленного недовольства людей. Но не тогда, когда впрямую нападают».
Немцы.
W.A. Mozart. «Don Giovanni».
Тревожный полуречитатив на немецком языке.
Думаешь о том, как немцев в 1933-45 годы угораздило сделать с собой и с Европой такое! Навсегда все испортили. В этой жизни, на этой планете, в этой истории.
И то, что Моцарт был австрийцем, ничего не меняет. Это немецкий мир. Немецкая Европа.
Да просто Европа.
Да просто человечество.
Цивилизованное. Слушающее Баха, Бетховена, Моцарта...
Бах, Бетховен, Шуберт, Брамс... - немцы. А Малер - еще один австриец. А среди Штраусов Рихард числится немцем, а еще два Штрауса – австрийцами.
Ни австриец Моцарт, ни немец Бетховен не могут уже помочь.
Не помочь уже ничем.
Не уговорить, не замолить этой немецкой скороговоркой.
Это как с одноразовой судьбой Каина. Или Иуды... С одноразовой судьбой одноразового человечества.
Будто жизнь переломилась надвое.
Как-то надо жить дальше. Теперь с этим.
«Партнеры».
«Сначала раз за разом разоряют дотла, не дают головы поднять, не дают вздохнуть, а потом говорят про историческую, пожизненную, генетическую отсталость России».
Министры.
- Мутко? Это был такой непопулярный министр.
- Реальная вещь – «непопулярный министр». Как понятие. «Популярный» министр, не «популярный»... Раньше это казалось чем-то архаичным. Из дореволюционных времен. Из времен буржуазной демократии.
- У нас сейчас она и есть – буржуазная демократия. Популярные министры – Шойгу, Лавров... Непопулярных больше.
- Но вот же говорят «популярный артист», а «непопулярный артист» не говорят!
- Или «популярный курорт».
- Но есть «непопулярные меры», «непопулярные решения»... Такие обтекаемые фразы для самооправдания чиновников.
- Не народные, короче.
Украина.
*
Подогревали в них все 25 лет «незалежности» антироссийские настроения. Подкармливали русофобскую интеллигенцию, заражали молодежь...
То, что в результате получилось, было для России неожиданностью. Эта ненависть, эти несправедливые обвинения... Озлобленность, доходящая до озверения, совершенно непонятная. На пустом месте. Дикая! И до сих пор непонятная. Ничего подобного Россия, ее люди в ответ не имеют. Одно не проходящее недоумение.
Конечно, это не относится к тем, кто побывал на фронте или под обстрелом там на Донбассе. У них выковалось отношение, более соответствующее текущей реальности.
*
«Они как расшалившиеся до крови и смертоубийства дети. И косят под детей. И прикрываются детьми. И калечат идеологией человеконенавистничества детей».
Разговоры о коммунизме.
*
Полусерьезные разговоры студентов о готовности жить при коммунизме. Полусерьезные - так как в семидесятых серьезно об этом никто уже не говорил. Ни в высоких собраниях, ни на кухнях. Будто стеснялись.
Лет через десять это стеснение закончилось предательством идеи бесклассового общества и развалом СССР.
Но до этого было пока еще далеко. Про коммунизм вспомнили, когда разговор зашел о нравственных качествах современных людей.
Самый молодой и простодушный в компании студент Петров пытался доказать, что многие качества человека коммунистического завтра вполне могут быть у людей и в этой текущей жизни. Честность, доброта, бескорыстие, трудолюбие, отсутствие расовых предрассудков... Что такого!
«Религиозные предрассудки» даже не упоминались – настолько религиозный вопрос казался решенным с помощью научного атеизма.
Еще какие-то нужные качества… И все это принималось Петровым без запинки. А его оппоненты скептически относились к возможности перековки человека. Для них эти разговоры даже не были полусерьезными, они были просто смешными.
«Посмотрим, - говорили они, - как ты запоешь лет через десять. Когда появятся семья, дети…»
Вспомнились эти глупые разговоры за «Кругом чтения».
27.01. Речь шла о необходимости всех любить… Вопреки всему и несмотря ни на что.
Может быть, это главный «пункт» человека коммунистического завтра. Ну, или христианского завтра. Которое может никогда не наступить.
Так готово или не готово человечество к коммунистическо-христианскому завтра?
А может быть, коммунизму это нематериальное без надобности? Нельзя же планировать любовь. Тем боле ко всем на свете.
*
О готовности к коммунизму. Это уже в совсем новые времена!
Это как готовность к полету в космос. После курса подготовки в космонавтском центре. Подготовили, и не полетел. Состарился на старте. В изучении матчасти, в тренировках и ожиданиях.
И космос отменили. Как утопию.
*
«Круг чтения», 22.12.
«Анархия не значит отсутствие учреждений, а только отсутствие таких учреждений, которым заставляют людей подчиняться насильно. Казалось бы, что иначе как без насилия и не могло и не должно бы быть устроено общество существ, одаренных разумом ».
Это та же тема, что и разговоры про готовность жить при коммунизме.
Кажется нет никаких затруднений для того, чтобы жить в таком утопическом толстовском обществе, для управления которым не требуется насилие. Ну, что, в самом деле, такого! Ведь совсем нет никакого желания и потребности нарушать законы – уголовные и все остальные.
В сдвинутом в бытовую повседневность от чего-то сугубо серьезного виде это можно выразить так:
«Я могу подбирать окурки и рекламные бумажки в лифте и в парадной. Могу, если надо, сутками безропотно работать. И даже бесплатно или за кормежку. Могу радостно под патриотическое пение ходить на субботники. Могу не ломать веток деревьев, не убивать животных и птиц. Могу и тараканов и мух только отгонять или сдувать. Могу не мусорить в лесу. Могу всегда «стоять справа на эскалаторе и не мешать проходу пассажиров», могу «равномерно распределяться по платформе» и не заходить за ограничительную линию у края платформы». Могу «не скапливаться в тамбуре». Могу не сорить, не курить в общественных местах, могу вообще не курить и не сорить. Могу уважать труд уборщиц. Могу беречь народное добро. Могу плотно закрывать за собой двери, чтобы беречь тепло или, если я на овощебазе, беречь холод. Могу хранить вклады в сберкассе и выключать электроприборы, уходя из дома. Могу помогать бедным и подавать милостыню. Могу переводить старушек через дорогу и уступать место в транспорте. Могу экономить электроэнергию и воду. Могу не рвать цветы на клумбах и не ходить по газонам. Могу соблюдать порядок и спокойствие при пожаре. Могу тихо ходить по коммунальной квартире, когда соседи легли отдыхать. Могу не «просиживать на работе». Могу быть вежливым и предупредительным...»
*
Холодно относится к тем, кто не готов жить при коммунизме и строить его. При том, что его давно перестали строить. Заморозили стройку. Теперь это объект незавершенного строительства.
Но списывать затраты не спешат. Надеются, что включат объект в адресную инвестиционную программу, возобновится финансирование, проведут конкурс, найдут хорошего подрядчика и что-то из этого долгостроя попытаются сделать полезное людям.
Может, не коммунизм, так социализм или, на худой конец, социально ориентированное государство.
Новые времена.
- Мороженое и колбаса по ГОСТам, вкусный лимонад, натуральные соки... Простодушная страна, в которой запрещались вредные вещи. Теперь эту страну пожрала мерзкая «выгода». Меньше затраты – больше прибыль. И это никакими законами не перекрыть. Это в сути новых порядков. Мерзость пустила корни в самые основы жизни.
- Во-первых, не идеализируй!
- А во-вторых?
- А во-вторых не драматизируй!