Развитие естествознания и псевдонаучные тенденции

Темп развития науки. С течением времени и особенно в конце пе­реднего столетия наблюдается изменение функций науки и в первую очередь — естествознания. Если раньше основная функция науки заклю­чалась в описании, систематизации и объяснении исследуемых объектов, сейчас наука становится неотъемлемой частью производственной деятельности человека, в результате которой современное производство - будь то выпуск сложнейшей космической техники, современных ер- и персональных компьютеров или высококачественной аудио- и

видеоаппаратуры — приобретает наукоемкий характер. Происходит сра­щивание научной и производственно-технической деятельности. Появля­ются крупные научно-производственные объединения—межотрасле­вые научно-технические комплексы «наука—техника—производст­во», в которых науке принадлежит ведущая роль. Именно в таких ком­плексах были созданы первые космические системы, первые атомные электростанции и многое другое, что принято считать наивысшими дос­тижениями науки и техники.

В недалеком прошлом естествознание считалось производительной силой. Хотя оно и не производит непосредственно материальную продук­цию, но очевидно, что в основе производства любой продукции лежат ес­тественно-научные разработки. В последнее время естественно-научные знания принято считать базовым ресурсом экономики, по своей значимо­сти превосходящим традиционные капитал, рабочую силу и материаль­ные ресурсы. При такой оценке принимают во внимание не столько ко­нечную продукцию того или иного производства, сколько естествен­но-научную информацию, на базе которой организуется и реализуется производство материальных ценностей.

Учитывая такой важнейший показатель, как объем научной информа­ции, можно сделать не только качественную, но и количественную оцен­ку временного изменения данного показателя и, таким образом, опреде­лить закономерность развития науки.

'Результаты количественного анализа показывают, что темп развития науки как в целом, так и для таких отраслей естествознания, как физика, биология и т.п., а также для математики, характеризуется приростом на­учной продукции на 5—7 % в год на протяжении последних 300 лет. При анализе учитывалось число научных статей, изобретений и т.п. Такой темп развития науки можно охарактеризовать и по-другому. За каждые 15 лет (половина средней разницы в возрасте между родителями и деть­ми) объем научной продукции возрастает в е раз (е = 2,72 — основание натурального логарифма). Это утверждение составляет сущность законо­мерности экспоненциального развития науки.

Из этой закономерности вытекают следующие выводы. За каждые 60 лет научная продукция увеличивается примерно в 50 раз. За последние 30 лет такой продукции создано приблизительно в 6,4 раза больше, чем за всю историю человечества. В этой связи к многочисленным характери­стикам XX века вполне оправданно можно добавить еще две — век зна­ний и век науки. '' ' ^:

Что касается развития отечественной науки, то представляют интерес следующие цифры. В 1913 г-в России было не более 12 тыс. научных ра­ботников. К 1976 г. в СССР их было около 1,2 млн., т.е. за 63 года числен­ность научных работников выросла в 100 раз. Совершенно очевидно, что в пределах рассмотренных показателей (их, конечно, нельзя считать исчерпывающими для характеристики слож­ной проблемы развития науки) экспоненциальное развитие науки не мо­жет продолжаться сравнительно долго, иначе в ближайшем будущем все население земного шара превратилось бы в научных работников. При этом следует иметь в виду, что не каждый исследователь вносит сущест­венный вклад в подлинную науку и даже в большом числе научных пуб­ликаций содержится сравнительно небольшое количество по-настояще­му ценной научной информации. Дальнейшее развитие науки будет про­должаться и в будущем, но не за счет экстенсивного роста числа научных работников и числа производимых ими научных публикаций, а за счет привлечения прогрессивных методов и технологий исследования, а также повышения качества научной работы.

Псевдонаучные тенденции. С тех пор как человечество обрело спо­собность излагать мысли и передавать опыт познания окружающего мира, между знанием и незнанием образовалась промежуточная область, в которой всегда находилось место для описания загадочных действий колдунов, предсказаний астрологов, неопознанных летающих объектов (НЛО) и многого другого, что составляет предмет «альтернативной нау­ки». В наше время, когда Россия и страны бывшего Советского Союза пе­реживают глубокий экономический кризис, захлестнувший науку, когда существенно сократилось финансирование научных исследований, резко уменьшились тиражи научных, учебных и научно-популярных изданий, когда нет средств на приобретение научных журналов и книг, наблюдает­ся небывалый рост публикаций (не только в газетах, но нередко и в науч­ных изданиях) о колдунах, астрологах, парапсихологах, НЛО и т.п., т.е. появился мощный поток псевдонаучной информации. Значительно воз­рос интерес к сверхъестественному, к отрицанию завоеваний разума и ко множеству негативных проявлений иррациональности и мистицизма. Та­кие симптомы — характерные признаки общества с нездоровой экономи­кой — указывают на весьма опасные устремления в обществе, которое до недавнего времени считало себя приверженным науке, рациональным и ^как бы основанном на «научных» принципах.

На пути естественно-научного познания законов и явлений природы возможны два ошибочных подхода. В первом из них отрицается все ранее известное и предлагаются новые теории, которые, по мнению их авторов, способны наиболее полно и правильно описать исследуемый объект. С таким подходом вряд ли можно полностью согласиться: в процессе развития науки, как правило, отвергается и заменяется чем-то новым далеко е все. Обычную систему научных понятий расширяют, выдвигают более общие теории. При этом подразумевается: все то, что мы знали раньше; -только часть того, что мы знаем теперь. Например, классическая механика Ньютона верна, но только для скоростей, значительно меньших скорости света в вакууме. Таким образом, ее место уточнено, но она не отвергнута, не выброшена, не забыта и не объявлена шарлатанством.

Во втором ошибочном подходе к познанию законов окружающего мира нет полного отрицания того, что известно, однако предлагаемые идеи рассматриваются в совершенно другой плоскости. Преимуществен­но такой подход и приводит к псевдонаучным тенденциям, которые акти­визируются в последнее время и являются одним из многих следствий чувства безысходности и разочарованности людей во всем происходя­щем.

Наука и псевдонаучные тенденции сосуществуют с древних времен, Наука с тех пор неузнаваемо изменилась: открыты новые законы, появи­лось множество методов и теорий, подтверждающихся практикой, а псев­донаучные представления остались на прежнем уровне.

Благодатная почва для псевдонауки возникает и в том случае, когда гипотеза принимается за истинную теорию, которая якобы легко доказы­вается экспериментом, пока еще никем не проведенным. Причем нередко наблюдается пренебрежение экспериментальным доказательством либо предполагается, что его должен провести кто-то другой. И здесь нельзя не согласиться с немецким писателем и философом И. Гёте (1749—1832):

«Гипотеза нужна, как нужны леса для постройки зданий, но плохо, если леса принимаются за построенное здание».

Псевдонауку можно определить как область деятельности, которая при поверхностном взгляде имеет сходство с наукой, но принципиально отличается от нее внутренним содержанием и сферой приложения. В ча­стности, она не является средством естественно-научного познания и не создает базы для развития технологий. Псевдонаука стремится быть по­хожей на науку, она маскируется под нее, но решает в обществе другую, психологическую задачу.

В псевдонауке можно выделить несколько направлений. Одно из них рассчитано на получение денег и почета от государства и связано чаще всего с разработкой «сверхоружия». Предлагаются заманчивые идеи: на­пример, поражение ракет противника «плазменными сгустками», созда­ние «окон в атмосфере, через которые прямое космическое излучение вы­жигает все живое на поверхности» (это не шутка, а точная цитата) и т.п. Подобные идеи успешно использовались для выкачивания денег из бюд­жета, особенно в советское время. Что-то подобное было и в других стра­нах. Правда, система независимой экспертизы и меньшая коррумпиро­ванность в западных странах мешали развиваться данному направлению псевдонауки.

Другое псевдонаучное направление ориентированно в основном на удовлетворение собственных амбиций и охватывает решение наиболее

сложных, фундаментальных и глобальных проблем: выяснение природы гравитации, доказательство теоремы Ферма, трисекция угла, квадратура круга и вечный двигатель, выяснение строения Вселенной и т.д. В отли­чие от предыдущих подобные идеи не стоят почти ничего, разве что де­нег на их публикацию. В этом случае в качестве поставленной задачи вы­ступают а реально существующая нерешенная задача, и уже решенная (можно искать простое, «понятное» решение), и задача, невозможность решения которой уже доказана, и наконец, задача, сформулированная так нечетко, что она не может быть названа корректной задачей.

Есть в псевдонауке и направление, рассчитанное на коммерческий ус­пех и связанное со здоровьем человека, многочисленными совершенно новыми и весьма эффективными способами быстрого и абсолютно безо­пасного лечения. Предлагаются медицинские услуги по лечению тяже­лых болезней (рак, наркомания и др.), по избавлению от лишнего веса, по предотвращению облысения и т.д., при которых человек недоволен сво­им внешним видом. Подобная псевдонаучная деятельность паразитирует на естественном для каждого человека желании быть здоровым и в его понимании привлекательным. Для придания убедительности обычно привлекается физическая терминология—например, магнитное поле, силовые линии и т.п. Ведутся рассуждения о том, в каких местах из дома выходят силовые линии. Убеждающие используют для наукообразия на­учные термины, справедливо полагая, что школьный учебник физики уже забыт не последует возражений о той, что силовая линия не может «быть» в одном месте комнаты и «не быть» рядом. Обычный при­ем—сознательное смешивание бытового и научного языков.

Важная часть этой сферы псевдонаучной деятельности —издание множества книг о способах стать здоровее, моложе, красивее, решить сразу все проблемы, о третьем глазе, о том, как мгновенно совершить пу­тешествие во Вселенную, о том, как — по меридианам или параллелям надо располагать кровати и т. п. Издание подобной литературы приносит немалые доходы. Развитию такой деятельности, особенно в нашей стране, способствуют необоснованные утверждения: все кругом отравлено и воздух, и вода, и все продукты. Распространение псевдомедицины странах Запада ограничивается отработанной системой сертифика-медицинских услуг — государство защищает граждан. Но такая системе-результат Длительного развития демократического общества и общего понимания последствий псевдонаучных услуг.

В некоторых случаях знания заменяются чем-то другим, что по форме напоминает, и тем самым потребители (общество, потенциальный заказчик журналисты, читатели газет и др.) вводятся в заблуждение. Обыч-

но что-то другое — это наукообразные рассуждения с применением на­учной терминологии и многочисленных ссылок на мнение академиков, экспертов, секретные доклады ЦРУ, КГБ и т.д. При этом проявляется ак­тивное желание выступать со своими идеями в газетах и журналах, не связанных с наукой, предлагается создавать новые институты и центры, принимать новые стандарты.

Несколько другая ситуация, когда человек готов работать, например строить модели вечного двигателя, а не учиться. Обычно у него нет жела­ния и способностей получать новое знание в области естественных наук. Поэтому, как и в предыдущем случае, он занимается наукообразными рассуждениями с использованием научной терминология. Такой «ученый -самоучка» реже выступает в прессе, однако охотящиеся за сенсация­ми журналисты сами его разыскивают, и в прессе появляется сообщение:

в каком-то самом заброшенном сарае не признанный высокомерной офи­циальной наукой «гениальный изобретатель» создал свой вечный двига­тель, о котором и рассказал корреспонденту. Впрочем, иногда такие за­метки сочиняются не выходя из редакции.

В симбиоз с псевдонаукой вступают газеты и журналы, издатели и ав­торы книг, рассказывающие о левитирующих лягушках и о том, как жить обнаженным в тайге и что нужно сделать, чтобы пищу приносили белоч­ки. Иногда в подобном содружестве оказываются некоторые чиновники, распределяющие бюджетные средства и прямо или косвенно находящие­ся «в доле» с получателями денег. Бывают случаи, когда сторонниками псевдонауки становятся политики. Как известно из отечественной исто­рии, в некоторых научных дискуссиях принимало участие государство (борьба с генетикой, спекуляции в области языкознания и истории и т.п.). Государство пользовалось при этом своими специфическими аргумента­ми — лагерями и тюрьмами. Остается надеяться, что все это осталось в прошлом, однако следует помнить об опасном признаке приближения по­добной ситуации — когда «образованные» политики начинают активно вмешиваться в сугубо научные дела

Главные потребители продукции псевдонауки—государство (для проектов чудо-оружия) и граждане (для волшебных лекарств и литерату­ры на псевдонаучные темы). Что толкает человека в объятия колдунов в третьем поколении, специалистов по отвороту и привороту, гарантирую­щих успех в 500% случаев (это не шутка, так в одной газете и было напи­сано)? Это прежде всего личные и общественные неудачи. Человек в та­кой ситуации чаще всего обращается к псевдонауке, к мистике. Как пока­зывают социологические исследования, сегодня по степени интереса к псевдонауке Россия занимает одно из первых мест в мире, далеко обогнав страны Запада.

Во все времена псевдонаука имела своих сторонников и защитников. Один из аргументов защитников псевдонауки: некоторые теории, кото­рые сейчас считаются псевдонаучными, в свое время относились к науке. Обычные примеры — теории теплорода и эпициклов, позволившие полу­чать проверяемые следствия. Однако следует уточнить, что теории, от­вергнутые наукой, не были в свое время псевдонаучными — они не вхо­дили в противоречие с достигнутым на тот момент уровнем знаний, не ис­пользовали «ученые слова» без понимания их смысла, не выдвигались дилетантами. То, что со временем были построены другие теории, объяс­нившие большее количество фактов, — нормальный научный процесс.

Другой аргумент противоположный — любая новая теория принима­лась не сразу, сначала ее считали псевдонаукой, а наиболее революцион­ные — например теория относительности — завоевали признание очень не скоро. Такой аргумент тоже неверен. Новые теории, выдвинутые в рамках науки, не имеют признаков псевдонауки и не считаются ею. Ко­нечно, если положение новых теорий выглядит непривычно, то для их широкого признания нужны достаточно весомые основания — предска­занные результаты экспериментов и их объяснение.

Есть ли вред от псевдонауки? Прямого вреда, впрочем, непосредст­венного от веры в НЛО и растения, чувствующие на расстоянии, что их собрались сорвать, нет. Хуже другое — человек, приучившийся все вос­принимать некритически, отучившись думать, становится легкой добы­чей всяческих жуликов, т.е. тех, которые обещают сделать несметные Деньги прямо из воздуха, построить завтра рай на земле и решить все про­блемы, и тех, которые берутся за тридцать часов научить всему — хоть иностранному языку, хоть каратэ.

Непосредственный вред приносит псевдомедицина. Тех, кого лечили знахари, «сильнейшие колдуны», «магистры и апостолы черной и белой "магии» и «потомственные ворожеи», обычно врачи спасти уже не могут. Иногда говорят, что знахари и колдуны излечивают путем внушения, гипноза и т.д. Разумеется, это возможно, но лишь если болезни связаны с психикой либо имеют одновременно психическую и соматическую при­чины. Поэтому внушением достигается чаще всего кратковременное улучшение, а болезнь идет своим чередом.

В естествознании иногда бывает так, что полученные результаты измерений не вписываются в рамки старой теории. Вопрос в том, в рамки старой теории они не вписываются. Если речь идет, например, о необычных магнитных свойствах или необычно низком сопротивлении керамического образца, изготовленного из оксидов меди и лантана, то это стран-(мы привыкли, что керамика — это диэлектрик) и надо бы разобраться, тщательно и перемерить семь раз. Но зато тот, кто разобрался (а не прошел мимо), открыл высокотемпературную сверхпроводимость. Не­ожиданности в науке бывают. Более того, в неожиданных результатах есть особая прелесть—к их достижению всегда стремятся.

1.7. ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ И НРАВСТВЕННОС ТЬ

Развитие естествознания, науки вообще и сама жизнь общества нуж­даются в урегулировании поведения и действий людей посредством не только правовых, но и нравственных норм. Существуют многочисленные и многогранные взаимосвязи естествознания и нравственности как систе­мы социальных норм, регулирующих поведение людей и направленных на сохранение и развитие общества- Ученый-естествоиспытатель, как и любой человек, испытывает двойной контроль: внешний — со стороны государства, социальной группы, общества и внутренний — основанный на развитом чувстве ответственности, совести и нравственном идеале. Человечество выдвигало разные нравственные идеалы; гармоническое единство многообразных интересов людей, единство личного и общест­венного, царство справедливости, добра, правды и красоты. Они изменя­лись, обогащались опытом жизни. Наряду с правом в любом обществе действуют так называемые «неписаные законы», которые лежат в основе правил нравственности—морали.

Естествознание, как и вся наука в целом, оказывает сильное влияние на мораль, испытывая на себе обратное воздействие. Общество не может не ограничивать научный поиск, если сам поиск или его результаты про­тиворечат нормам нравственности или сложившимся представлениям о гуманности. Вопрос, можно ли запретить постижение истины во имя спа­сения морали, ответа не имеет. Приоритет истины перед моралью иногда основывается на простом сравнении: мораль относительна и изменчива, а истина абсолютна и вечна. Однако справедливость такого довода весьма сомнительна. Во-первых, любая истина, в том числе и естественно-науч­ная, всегда относительна в силу объективных и субъективных причин. Во-вторых, не всякая истина нужна людям, о чем хорошо сказал немец­кий философ Шопенгауэр: «Вы превозносите достоверность и точность математики, но зачем мне с достоверностью знать то, что мне знать не нужно?»

До сих пор так или иначе ставятся под сомнение или ограничиваются • некоторые этнографические исследования, эксперименты над человече­скими зародышами и многое другое. Продолжают бунтовать противники вивисекции — операций на живом животном с целью изучения функции организма, действия на него различных препаратов, разработки новых методов лечения и т.п. До сих пор спорят, нравственна ли пересадка орга­нов. Остается спорной правомерность евгеники — учения о наследствен­ном здоровье человека и путях его улучшения. Прогрессивные ученые ставили перед евгеникой вполне гуманные цели. Их намерения были бла­гими, Однако идеи евгеники использовались и для оправдания расизма. Некоторые проблемы евгеники, в частности лечение наследственных за­болеваний, в последнее время ученые пытаются решить с применением генных технологий и методов медицинской генетики. В связи с этим и особенно с проведенными экспериментами по клонированию млекопи­тающих интерес к евгенике возрос.

Создатели евгеники исходили из того, что все люди несовершенны. Уже в раннем возрасте можно заметить — одни дети одарены здоровьем, но природа «отдохнула» на интеллекте, другие не могут похвастаться фи­зической красотой и крепостью, но опережают сверстников в умственном развитии, третьи — хорошо успевают и в школе, и в спортивной секции, но вот характер не сахар... И таким комбинациям нет числа. Эта законо­мерность нашла отражение даже в пословицах и поговорках («Сила есть — ума не надо» и т.п.). А сказок о глупых красавицах не умных дур­нушках просто не счесть. Поэтому человек, сочетающий в себе и красоту, и силу, и интеллект, и нравственность, кажется каким-то чудом природы. У окружающих такие люди вызывают разные чувства — у кого восхище­ние, а у кого и зависть. А вот ученые уже много лет назад стали задумы­ваться над тем, как и в силу каких причин появляются на свет такие ред­кие, всесторонне одаренные люди, И нельзя ли сделать так, чтобы их в че­ловеческом обществе становилось все больше и больше? Как изменилась бы жизнь вокруг....,.-,...,1..,...

Первый, кто поставил перед собой этот вопрос, был английский пси­холог и антрополог Фрэнсис Гальтон (1822—1911), двоюродный брат Чарлза Дарвина (1809—1882). Аристократ по происхождению, Гальтон занялся изучением родословных прославленных аристократических се­мейств Англии. Его задача была ничуть не проще поисков философского камня — он пытался установить закономерности наследования таланта, интеллектуальной одаренности, физического совершенства. Гальтон считал, что если для получения новой породы необходим отбор лучших животных-производителей, то тех же результатов можно добиться и це­ленаправленным отбором семейных пар. Лучшие должны выбирать лучших, чтобы в результате рождались здоровые, красивые, одаренные Дети. Гальтон предлагал создавать особые условия для «размножения генов» выдающихся людей из аристократических семей. Таково начало евгеники.

Однако любой селекционер знает: чтобы создать новую породу с улучшенными свойствами, нужно выбраковать примерно 95% животных. Худшие не должны участвовать в размножении —таков принцип любо-

го отбора. И вот тут евгеника напрямую сталкивается с неразрешимыми проблемами, лежащими в области человеческой этики и морали.

Как бы ни были гуманны побудительные мотивы евгеники — сделать человечество более здоровым, красивым, одаренным и, в конечном счете, более счастливым, — в самой ее сути есть какой-то изъян. Она не вписы­вается в сложную структуру человеческого общества, сотканного из про­тиворечий не только биологических, но и юридических, социальных, психологических, религиозных. Ведь всякое усовершенствование так или иначе начинается с разделения на плохое и хорошее, жизнеспособ­ное и слабое, талантливое и бездарное. Разделение — а потом отбор, вы­браковка не отвечающих тем или иным требованиям вариантов. На уровне человеческого общества такой отбор неизбежно означает дис­криминацию.

С точки зрения чистой науки евгеника в своих посылках тоже содер­жит изъяны. Например, ее основная задача — изменение соотношения вредных и полезных признаков в сторону полезных. В самом деле, в неко­торых случаях можно сказать, что есть «вредные» разновидности генов и «полезные». Однако по самым оптимистическим подсчетам генетиков за 200—300 лет можно было бы увеличить число «полезных» генов в чело­веческой популяции всего лишь на сотые доли процента. Бесполезность отбраковки «вредных» генов показали и эксперименты нацистов: в свое время в фашистской Германии были уничтожены многие психически больные, и сначала действительно рождалось меньше детей с отклоне­ниями. Но спустя 40—50 лет, и сейчас процент психически больных в Германии приблизительно такой же, как и раньше.

Другой камень преткновения — евгеника пытается контролировать сложные поведенческие признаки людей, интеллект и одаренность, кото­рые определяются большим числом генов. Характер их наследования очень сложен. К тому же в развитии таланта и интеллекта большую роль играют культура, язык, условия воспитания. Все это передается ребенку не через гены, а с помощью общения с близкими людьми и учителями.

Вне всякого сомнения, задачи евгеники остаются благородными- Ос­новная дискуссия идет вокруг способов их решения. Возможно, что с раз­витием генных технологий сложнейшая задача улучшения наследствен­ного здоровья человека будет решена приемлемыми и вполне цивилизо­ванными методами.

. ' В обществе, в котором преобладают люди с рациональным, практиче­ским складом ума, наука развивается иначе, чем в обществе, где больше идеалистов и романтиков и где запрещающие барьеры носят националь­ный, этнический или сословный характер.

Влияние естествознания на мораль в обществе всегда было огромно, однако в нем никогда не было единого мнения в вопросе об оценке такоговлияния. С одной стороны, расширение горизонтов знания, разрушение унизительных предрассудков, обеспечение доступа к естественно-науч­ным и культурным ценностям — все это имеет положительный нравст­венный оттенок. С другой — главный полигон испытания материализо­ванных идей естествознания с древних времен до наших дней — поле во­енных действий, что побуждает видеть в науке воплощение зла и безнрав­ственности.Еще в недалеком прошлом многие сторонники науки надеялись, что она способна решить и нравственные проблемы. Но теперь, кажется по­нятно, что из науки и особенно из естествознания трудно извлечь правила о том, как надо и не надо поступать. Известно, что во многих странах большинство передовых естественно-научных достижений используется Для создания новой военной техники, в том числе и средств массового по­ражения, рассчитанных на безнравственные действия—уничтожение людей. При этом считается, что ученые и инженеры-разработчики созда­ют новый вид оружия для оборонительных целей. Но применение оружия в любом случае приводит к гибели людей, часто безвинных. Виноваты ли и несут ли моральную ответственность ученые, научные разработки ко­торых служат базой для создания оружия? Или основную ответствен­ность несут те, кто применял оружие и давал команду на его применение ради наживы либо удовлетворения своих эгоистических потребностей обладать еще большей властью? Эти вопросы, волновавшие людей еще с Древних времен, включают целый комплекс правовых и нравственных Проблем, решение которых зависит от политических, социальных и дру­гих факторов, а также в большей степени от того, для каких целей приме­нялось оружие. Перед учеными чаще всего ставится вполне благородная задача — создавать эффективное оружие для защиты государства. Ученые-естествоиспытатели всегда выступали с гуманной мирной инициати­вой. В качестве примера можно назвать Пагуошское движение ученых за мир, разоружение, международную безопасность и научное сотрудничество. Такое общественное движение сформировалось в 1955 г. по инициа­тиве крупных ученых: физиков А, Эйнштейна, Ф. Жолио-Кюри и филосо­фа Б. Рассела.Взаимосвязь и сочетание естествознания как науки о природе и морали как правил нравственности, безусловно, сложны, и для их научного анализа по-прежнему остается огромное поле деятельности. Очевидно Дно: естествознание вряд ли может претендовать на замещение морали. Другое: настоящим ученым всегда руководит высокий нравственный идеал, ради которого он трудится, не покладая рук, ради которого он дает чрезвычайно трудную, но благородную задачу расширения гори-та естественно-научного познания загадочного и постоянно изме-^{1цегося} "окружающего мира. О таком нравственном идеале написал А. Пуанкаре в своей книге «Последние мысли»: «Наука ставит нас в по­стоянное соприкосновение с чем-либо, что превышает нас; она постоянно дает нам зрелище, обновляемое и всегда более глубокое, позади того ве­ликого, что она нам показывает; она заставляет предполагать еще более великое; это зрелище приводит нас в восторг, тот восторг, который за­ставляет нас забывать даже самих себя, и этим-то он высоко морален. Тот, кто его вкусил, кто увидел хотя бы издали роскошную гармонию законов природы, будет более расположен пренебрегать своими маленькими эгоистическими интересами, чем любой другой. Он получит идеал, кото­рый будет любить больше самого себя, и это единственная почва, на кото­рой можно строить мораль. Ради этого идеала он станет работать, не тор­гуя своим трудом и не ожидая никаких из тех грубых вознаграждений, ко­торые являются всем для некоторых людей. И когда бескорыстие станет его привычкой, эта привычка станет следовать за ним всюду; вся жизнь его станет красочной. Тем более, что страсть, вдохновляющая его, есть любовь к истине, а такая любовь не является ли самой моралью?»