Самостоятельная работа № 1. «Московский кейс»




ПОЛИТОЛОГИЯ

© Аксеновский Д.И., 2019

© Финансовый университет, 2019

 

ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ

 

Самостоятельная работа № 1. «Московский кейс»

Цель – развить навык анализа политических явлений.

Задание: ознакомьтесь с ситуационным примером и предложите обоснованные ответы на следующие учебные вопросы:

1. В ситуационном примере власть объясняется с позиции секционной или несекционной концепции?

2. Какие ресурсы власти, как это ожидалось субъектами, должны гарантировать подчинение объектов?

3. Какие в примере есть аргументы «за» и «против» того, что текущая ситуация соответствует концепции второго лица власти и/или концепции третьего лица власти в объяснении источников подчинения?

4. Каким типом легитимности (по М. Веберу) обладает мэр Москвы?

5. По каким критериям можно классифицировать действующий политический режим?

6. Как можно классифицировать тот политический режим, что соответствует запросу москвичей, вышедших на митинг?

7. Чем объясняется популярность Либертарианской партии и скептицизм по отношению к государству у радикальной части молодежи Москвы?

8. Предложите критерии для характеристики состояния партии «Единая Россия»?

9. Что из примера можно отнести к практике электоральной инженерии?

10. Какие особенности политической культуры России представлены в примере?

 

Ситуационный пример:

Внезапная политизация и поляризация настигла москвичей в разгар этого прохладного дождливого лета. Буквально на пустом месте родился протест, который сравнивают ни много ни мало с событиями 2011–2012 годов. Пятьдесят тысяч человек на проспекте Сахарова ассоциируют со стотысячной Болотной. Нельзя проигнорировать резкое масштабирование акции с 10–15-тысячного ядра до 40–50 тысяч человек. Две трети москвичей, которые о протесте знают. Более трети его поддерживают. Это очень много для августовской столицы.

Сорок-пятьдесят тысяч москвичей под зонтиками, вышедшие на Сахарова, сильно контрастировали с протестом восьмилетней давности. Тема незарегистрированных кандидатов в Мосгордуму мало кого волновала, а на Болотной именно фальсификации были главным лозунгом. Немного было молодежи до 20–25 лет. Горожане часто присоединялись к митингу на 20–30 минут, постоять, заявить о себе, что позволяет выявить мотивацию сопричастности. В качестве аргумента использовалась сила присутствия: «Мы есть, и мы требуем диалога». Нормальный демократический запрос.

Обычного москвича отталкивает ставка на революционный хаос, шумливость и управляемость лидеров несистемной оппозиции, а еще идеологически чуждая повестка. В последнее время у молодежи набирает популярность Либертарианская партия, идущая в среде подросткового радикализма на смену анархизму или левачеству. Радикальный уличный протест движется в сторону отказа от государства в любых форматах его участия в жизни страны. А украинский пример Владимира Зеленского становится едва ли не маяком. Неудивительно, что такой оппозиции сложно аргументировать претензии к правительству, которое следует в фарватере неолиберальной политики, недалеко ушедшей от либертарианства, Отсюда простоватая риторика уличных лидеров о коррупции и политических репрессиях — в экономических же, да и в социальных вопросах претензии к власти либертарианцы сформулировать не могут. Но глубинная Россия сегодня демонстрирует совершенно иной запрос. Это не патернализм — его уровень действительно снижается, правда не потому, что люди становятся самостоятельными, а потому, что государство выступает ненадежным контрагентом. Тем не менее люди требуют от государства эффективности: в экономике — такой же, как во внешней политике, в управленческой сфере — такой же, как в налоговой.

Более того, люди созрели для партнерства с властью в управленческом контуре. Отчасти это следствие эволюции гражданского общества. Рост низового активизма в гуманитарном секторе не мог ограничиться благотворительностью и волонтерством, социальная мобилизация неравнодушных граждан рождает политический активизм, ответственный, но требовательный. Есть и еще один фактор: тщательно выпестованный предыдущей эпохой патриотизм перестал быть монополией бюджетного и «провластного» электората. Появилась категория молодых людей, которые могут, но не хотят уезжать из страны, связывают с ней свое будущее, при этом они не аполитичны и требуют участия в вопросах развития.

Надо заметить, что варианты партнерства с государством сильно эволюционировали от функций контроля и мониторинга, присущих, скажем, «Общероссийскому народному фронту». Люди хотят более сложного устройства всей управленческой системы государства, которая непосредственно учитывала бы мнение людей, выплачивающих этой системе все более высокие налоги и требующих адекватной отдачи. Локальный пример столицы с огромным, самостоятельно контролируемым бюджетом идеально ложится в эту логику. Именно поэтому Москва стала застрельщиком этого типа запроса.

Можно хорошо представить возмущение Сергея Собянина: десятки новых станций метро, дорожных развязок, тотальное благоустройство, парки и скверы, «шашлычные» и «медовые» праздники — чего еще надо для счастья? А все дело в управленческой модели, которая подразумевает примат девелоперского подхода к модернизации мегаполиса при отсутствии любых политических и профессиональных контуров включения интересов и мнений горожан в этот процесс модернизации. Людям отдана функция потребления создаваемых в огромных количествах благ с едва пульсирующей обратной связью в виде виртуального «активного гражданина» и социологических замеров. Таким образом мэрия, во-первых, транслирует: «Мы лучше знаем, что вам нужно». Во-вторых, естественным образом происходит монополизация строительного и хозяйственного рынков столицы.

Это очень сложная задача включения горожан, которые не имеют профессиональной подготовки, в вопросы развития такого большого городского хозяйства. Но здесь есть политические решения: для этого существуют муниципальные и парламентские органы представительства. Благодаря оппозиции выборные процессы в них сильно политизированы, но ведь мэрия и ее представители и не стремятся включить городскую повестку в избирательные кампании, а просто рьяно регулируют избирательное поле. Есть еще и общественный контур, в виде всевозможных общественных палат. А еще в любой сложной управленческой системе присутствуют профессиональные объединения и советы, скажем, в вопросах архитектурного, дорожного, социального развития города, которые обладают квалификацией и компетенциями для разработки сбалансированных предложений и проектов не от имени девелоперов, а от имени горожан. Все эти усложнения, безусловно, потребуют дополнительных согласований, затронут кучу интересов деловых элит и наверняка затормозят часть решений по градостроительной политике. Но есть ощущение, что в Москве такое усложнение принятия решений по развитию города уже назрело.

Если транслировать запрос на участие человека с проспекта Сахарова на федеральный уровень, мы увидим задачу модернизации партийно-политической системы. Рейтинг «Единой России» упал с 39 до 28% — сторонники «партии власти» при этом не переходят на сторону конкурентов, а растворяются в неопределенности. 41% россиян вообще не знают, за кого голосовать, либо не намерены участвовать в выборах.

Требуется обновить и некоторые положения избирательного законодательства. Ведь положение о сборе подписей независимыми кандидатами, крайне забюрократизированное и трудноисполнимое, отсылает нас в далекий 2012-й, когда таким образом было решено поддержать партийную доминанту. С тех пор многое изменилось — в частности, кандидаты повсеместно стали отказываться от единороссовской шапки, потерявшей авторитет. Им пришлось собирать подписи административно-командным методом. В итоге в 2019 году в Москве сложилась коллизия: провластных ставленников на улицах не видели, но они зарегистрированы, а оппозиция активно работала, пусть и не всегда добирала подписи честным образом, и отсеяна. Отсюда взрыв недовольства и повод для манипуляций улицей.

Политтехнологи замечают, что их рынок давно стагнирует, поскольку отсутствует конкуренция как политическая, так и экономическая, — бюджеты на кампании есть лишь у власти. Отсюда потеря политтехнологических компетенций. Здесь и ответ на вопрос, как в Москве с огромными деньгами и сильной вертикалью можно было на ровном месте организовать скандал федерального масштаба.

Ведь запрос людей обращен вовсе не к формальной перегруппировке партийных брендов, а подразумевает вовлечение реальной повестки населения в открытую политическую дискуссию. И здесь опять возникает вопрос о «партнерстве с государством» с помощью демократических институтов. Кто в Госдуме качественно поднимет тему Шиеса? Кто представит интересы дальнобойщиков? Кто вызовет экономический блок правительства на разговор о низких темпах роста? Государственная дума уже пережила этап «бешеного принтера», когда от нее требовалась консолидированная поддержка исполнительной власти.

Кажется, что сегодня в условиях и так чрезмерного усиления исполнительной вертикали и явного запроса населения на квалифицированный политический контакт нижняя палата парламента должна вернуть функцию представительства интересов народа, жесткого оппонирования неэффективным решениям, не несущим пользы стране. Такой хотелось бы увидеть Государственную думу в 2021 году. Для этого туда должна вернуться большая политика и самостоятельные политики. Рискованно в преддверии транзита? Но 30% поддержки митинговой активности в Москве дают сигнал, что политическая система не в состоянии прожить в прежнем «сонном» формате еще пять лет.

 

Источник: Скоробогатый, П. Столичный рефлекс демократии [Электронный ресурс] // Эксперт. 2019. № 34. – Режим доступа: https://expert.ru/expert/2019/34/stolichnyij-refleks-demokratii/

Форма представления результата: аналитическая записка.

Рейтинг: 10 баллов.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-12-18 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: