На охоту отправились нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан. Аца
приходился им племянником, так как мать его была урожденная
Ахсартаггата, и они взяли его с собой загонщиком. Охотники
прятались в засаде и на выступах скалы, и Аца гнал на них зверей.
С утра до вечера шла охота. Совсем уже вечерело, когда Аца выгнал
на них лисицу. Урызмаг, Хамыц и Сослан одновременно послали свои
стрелы. Лисица метнулась в сторону и, свернувшись клубком,
свалилась замертво.
– Я убил ее,– говорит один.
– Нет, я,– говорит другой. Сослан сказал:
– Теперь вы говорите, что убили ее, а вы даже в нее не
стреляли.
Тогда Урызмаг и Хамыц возразили:
– Как бы не так! Разве по нашим стрелам нельзя узнать, кто их
выпустил?
– Ну так скажите, у кого из вас какая стрела. Моя отлита по
образцу стрел наших предков,–- сказал Сослан.
– Я собственными руками сделал мою стрелу,– сказал Урызмаг,– и
отпечаток моих пальцев есть на ней.
– А мне посчастливилось однажды быть возле небожителя Сафа,
когда он резал железо, и я попросил его из обрезков сделать мне
стрелу.
Поднялись они на гору, к месту, где лежала лисица. Содрали с
нее шкуру и нашли свои стрелы: стрела Урызмага пробила ей шею,
стрела Хамыца сломала ребро, а стрела Сослана раздробила спинные
позвонки.
И сказал тут Хамыц:
– Я Хамыц, дела которого у нартов всегда на языке. И из этой
лисьей шкуры, конечно, мне полагается сделать шубу.
– Как бы не так! – сказал Сослан.– А нарту Сослану, значит,
ничего не полагается? А я ведь из вас самый молодой. Мне как раз
нужно сделать сыну шапку.
Урызмаг же сказал:
– Лисица должна быть моя: я старший. Мне как раз нужны отвороты
для шубы.
Спор разгорался, и стали уже сердиться друг на друга братья
|
|
Ахсартаггата. И тут подумал Аца: «Погубил меня Бог, братья моей
матери этак могут дойти до беды». И, боясь за них, набрался он
смелости и сказал им:
– Я ваш младший, но все же осмеливаюсь обратиться к вам.
Давайте спросим Шатану, и как она скажет, так и сделаете.
Сгорбившись, опустив головы, пришли они к Шатане. Вышла к ним
Шатана из своей половины дома, спросила:
– Что с вами, наши свойственники? Из-за чего пришли вы
сгорбившись, с опущенными головами? И друг на друга вы не
смотрите. Что с вами случилось?
– Случилось с ними нехорошее дело,– сказал Аца.– Убили они
черную лисицу и не могут разделить ее шкурку. Посоветуйте им что-
нибудь.
– Давайте передадим это дело нартским судьям,– сказала Шатана.
Согласились с решением Шатаны Урызмаг, Хамыц и Сослан. Взяли с
собой Аца, как справедливого человека. Разобрали дело судьи и
сказали:
– Одному дать шкуру – значит, обидеть других. Разделить на три
части – шкура пропадет. Давайте сделаем так: пусть каждый из вас
расскажет какую-нибудь быль. И чья быль окажется лучше, пусть тому
и достанется шкура лисицы.
Согласились на это братья и спрашивают:
– А с младшего начнем или со старшего? Судьи сказали:
– Пусть сперва расскажет средний, затем младший, после старший.
И вот что тогда рассказал Хамыц:
– Много разных диковин, много чудес видел я на своем веку, но
не стану рассказывать всего. Расскажу лишь о том, что случилось со
мной, когда я вместе с моим воспитанником, безусым юношей, купил
сушеную рыбу в Ахар-Калаке и возвращался домой.
Мы остановились на привале у родника. Я и сказал моему
|
|
младшему: «Хочу немного поспать, а ты возьми с повозки одну
сушеную рыбу, помочи ее в воде и, когда она размокнет, разбуди
меня. Мы поедим и отправимся дальше». Я тут же уснул, но спал
недолго, младший мой быстро разбудил меня. «Хамыц! – сказал он
испуганно.– Я взял рыбу, положил ее в воду родника, она вильнула
хвостом и уплыла».– «Ты съел ее, ну и на здоровье. Но где же это
видано, чтобы сушеная рыба могла уплыть?» – сказал я ему. Но юноша
клялся небом и клялся землей, будто сушеная рыба воистину уплыла.
Рассердило меня его упрямство. «Как смеешь ты, молокосос,
издеваться надо мной?»–крикнул я, ударил его мечом и рассек
надвое. Тут же умер юноша. Сижу я над ним, плачу, сам себя
проклинаю: «Младшего своего убил из-за своего брюха! С каким лицом
вернусь я к нартам? Как взгляну я в глаза народу?»
Долго так причитал я, а потом вдруг подумал: «А что, если
испытать, правду ли говорил мой младший?» Опустил я тело его в
воду родника, и вдруг он ожил и таким здоровым выскочил из воды,
каким матерью был рожден.
И воскликнул я: «Отныне никогда не буду просить у Бога еще чего-
либо. То, что случилось,– это на всю жизнь мне благодеяние!»
Вернулись мы домой и всю дорогу пели веселые песни, шутили и
смеялись.
Чудеснее этого ничего я не видел,– так кончил Хамыц.
– Ну, Сослан, теперь твой черед,– обратились судьи к Сослану.
– Что и говорить,– начал Сослан,– много дивного, много
чудесного случалось со мной, но обо всем я не стану рассказывать.
Однажды охотился я на равнине Зилахар, и меня тоже сопровождал мой
|
|
младший. Убили мы косулю и устроили привал у подножия кургана.
Развели огонь, нарезали мясо на шашлык, надели его на вертел, и
сказал я юноше:
«Посплю я немного, а ты, когда шашлык будет готов, разбуди
меня. Поедим и будем продолжать охоту». Но только уснул я, юноша
будит меня. «Едва я сунул шашлык в огонь,– сказал юноша,– ожила
наша косуля, и убежала она».– «Эй, юноша! Шашлык ты, конечно,
съел, а все остальное мясо кому-нибудь отдал,– немало путников
проходит здесь по дорогам. Ну и пусть будет так. Но зачем ты
обманываешь меня?»– сказал я ему. «Небо и землю беру я в
свидетели, ни кусочка я не съел, никого я не видел и никому ничего
не отдал. Убежала она», – клялся юноша.
Рассердила меня эта дерзкая речь, выхватил я меч и сам не успел
опомниться, как разрубил его надвое. «Вот тебе, чтобы не
насмехался над старшим!»–крикнул я.
Но когда юноша умер, мне стало его жалко. Стал я плакать и
каяться в том, что из-за брюха своего убил младшего. «А что, если
испытать, правду ли он говорил?» Разжег я огонь посильнее, насадил
юношу на вертел, сунул его в огонь, и вдруг он ожил и невредимый и
здоровый явился передо мной. Да еще говорит мне с досадой: «Зачем
ты оживил меня? Побывал я в Стране мертвых и плясал там симд со
своей покойной женой, а ты, вернув меня сюда, помешал нашей
веселой пляске».
Узнав об этом, я тут же вонзил себе меч в грудь, выше сердца, и
умер. Очнулся я в Стране мертвых. Вижу, пляшут там симд, и жена
моя покойная между ними. Тут же я взял ее за руку и пошел с ней в
симде, и сам Барастыр смотрел на нашу пляску. А те, что сидят
возле Барастыра, спрашивают его: «Ведь это нарт Сослан, как он
попал сюда?»
«Он убил себя, чтобы повидаться с женой,– так попал он к нам»,–
ответил им Барастыр.
Захватил я жену и вместе с ней вернулся домой из Страны
мертвых. Вскоре у меня родился сын, и из шкуры этой лисицы, что мы
сейчас убили, намерен я сделать шапку для сына моего. Вот какие
чудеса случались со мной, дорогой наш племянник Аца,– так кончил
рассказ свой Сослан.
– Ну, а теперь рассказывай ты, Урызмаг, за тобой черед,–
сказали судьи.
И вот что сказал Урызмаг:
– Я тоже нартский муж, не хуже других. Много совершил я дивных
дел, много я видел чудес, но обо всем, конечно, не стану
рассказывать. А вот послушайте-ка, что случилось со мной поздней
осенью, когда я охотился на равнине Зилахар. Ничего не припас я в
дорогу и не добыл ничего на охоте. К вечеру пал вдруг туман, и
настала такая черная ночь, что я сразу заблудился. От голода и от
жажды на тонком волоске держалась душа моя в теле. Но Бог привел
меня в заросли бурьяна – видно, здесь была когда-то стоянка
пастухов. «О, если бы здесь сохранился плетнем огороженный загон,
в котором я мог бы прилечь и отдохнуть в безопасности!» Только
выговорил я эти слова, смотрю – плетень передо мной, а за плетнем
показалась дверь. «Войду-ка я внутрь, там мне будет безопаснее»,–
так подумал я, открыл дверь и вошел. Попал я в чудесно убранное
жилище, и тут сердце мое окрепло. «Вот теперь поесть бы чего-
нибудь»,– вслух сказал я. И только сказал, гляжу – передо мной
стоит фынг, заставленный напитками и яствами. Насытился я, и
беззаботному сердцу сороки подобно стало мое сердце. «Вот теперь
ничего мне не нужно», – подумал я. Сытый, во хмелю, веселый, задул
я огонь и прилег. Вдруг в полночь все кругом озарилось светом. «Уж
не дом ли загорелся?»–тревожно подумал я, но тут же услышал
женский голос: «Не тревожься, нартский муж, то сползло одеяло с
ноги моей».– «Что это за диво? – подумал я.– Что за создание живет
здесь, у которого так светится кожа?» Не могу больше заснуть. А в
комнате стало еще светлее. Поднялся я с ложа. «Право же, чей-то
дом горит неподалеку»,– подумал я опять. И опять слышу совсем
близко женский голос: «Не пугайся, нартский муж, это рука моя
светит».
«Это человеческий голос,– подумал я.– Так какова же должна быть
та, от которой исходит такой свет!»
Третий раз вспыхнул свет и стал еще ярче. Тут встал я с
постели, стою, удивляюсь. А из соседней комнаты сказала она мне:
«Не пугайся, нартский муж, это от косы моей свет исходит».– «Эх,
умереть бы тебе, Урызмаг! – подумал я и шагнул к двери.– Должен я
узнать, что это за диво».
И тут женщина сказала мне: «Что ты хочешь делать, Урызмаг? Ведь
все, в чем ты нуждался – вкусные яства и хмельные напитки,– все
прошло через твое горло. Почему ты не лежишь спокойно? Зачем ищешь
лишнего?» – «А ведь она подманивает меня к себе»,– так подумал я,
направляясь на ее голос. «Прошу тебя, не подходи ко мне близко,
иначе плохо тебе будет,– сказала мне женщина.
Да погибнет пьяница! Много я съел и еще больше выпил, и все это
съеденное и выпитое заставило меня все-таки пойти к ней. Но только
переступил я через порог, как ударила она меня войлочной плетью, и
превратился я в осла. После этого отдала она меня одному человеку,
и несколько лет работал я на него. Сединами покрылась спина моя, и
бока мои ввалились – так сильно я отощал. Но мой разум человека
оставался при мне. Когда вернули меня моей хозяйке, она снова
ударила меня войлочной плетью, и я обернулся лошадью и несколько
лет ходил в упряжке.
Потом опять ударила она меня, и стал я собакой. Не было лучше
меня собаки, и повсюду пошла обо мне хорошая слава. В то время
хищные звери повадились резать скот одного алдара. Приехал алдар к
моей хозяйке:
«Прошу тебя, дай мне твою собаку, слава о которой везде прошла.
Может быть, она убережет мое стадо».– «Не дам я тебе мою собаку.
Надо держать в холе эту собаку. Боюсь, не угостишь ты ее как
следует! Нет, не дам я ее тебе».– «Да разве ей нужно больше того,
что волк истребляет в моем стаде за одну ночь?»– сказал алдар. И
тогда хозяйка отдала меня.
Вот привел он меня к своим пастухам. Но он недавно женился, не
хотелось ему оставаться на ночь возле стад, и велел он своим
пастухам: «Вы как следует накормите эту собаку, а я еду домой». И,
вскочив на своего выхоленного коня, умчался алдар.
«Еще недоставало, чтобы мы стали прислужниками у твоей собаки!
– сказали пастухи, как только он уехал.–Да если волки и нападут на
стадо, ведь не наш скот задерут они».
Не накормили они меня и легли спать. Настала полночь,
двенадцать волков подошли к стадам и завыли:
«О Урызмаг, Урызмаг! Вот мы идем к тебе...» И тогда я завыл им
в ответ: «Вольны вы делать все, что хотите, я даже головы не
подыму сегодня».
Напали двенадцать волков на стадо, и до самого рассвета они
пировали и столько овец истребили, сколько им захотелось. И я в
этом деле стал им товарищем. Истребил я в два раза больше того,
что истребили они.
Утром прискакал алдар на своем выхоленном коне. «Ну, как вы тут
живете? Хорошо ли охраняла отары моя собака?»– «Вот посмотри, как
она охраняла,– половину стада задрали волки»,–сказали ему пастухи.
Тут поймали меня и стали избивать, и всякий старался ударить
меня побольнее. Потом алдар забрал меня. Он ехал на коне, а я на
привязи бежал рядом с конем, и, пока не приехали мы домой, он все
время бил меня.
«Ну что, плохо она сторожила?»–спросила алдара моя хозяйка.
«Пусть бы пропала твоя собака,– половину стада задрали у меня
вчера волки».– «Не простит тебе этого бог,– ответила ему женщина.–
Хорошо знаю я, как сильна моя собака, но ты плохо кормил ее».
Прошло немного времени, и другой алдар приехал с просьбой к
моей хозяйке: «Одолжи мне свою собаку. Хитрые звери повадились
ходить в мои стада».– «Не дам я тебе мою собаку. Недавно один
алдар брал ее у меня, и привел обратно жестоко избитую, и
жаловался, что она не уберегла его овец».– «Он из одного рода, а я
из другого. Он тот алдар, а я этот. Ты меня за него не принимай».
Ничего не ответила ему на это моя хозяйка. Алдар достал из
кармана шелковую веревку, надел ее мне на шею и привел к своему
стаду. Собрались пастухи, и сказал он им:
«Приведите-ка сюда скорее самого большого барана».
Жирного бурого барана притащили пастухи. «Зарежьте-ка его
поскорее и сварите». Исполнили пастухи его приказание.
Алдар велел пастухам покормить меня, и они стали, отбирая самые
мягкие куски, кормить меня теплым, жирным мясом. «Подоите коз и
подбелите его суп молоком»,– приказал алдар.
Пастухи так и сделали. Подлили мне в суп молока, и до отвала
наелся я и мясом, и супом.
Позади седла алдара был привязан ковер. Он сам разостлал его
около загона, в котором стояли овцы, и показал мне на этот ковер.
Прилег я на мягком ковре, одну на другую положил передние свои
лапы, а на лапы положил голову.
Сам алдар остался ночевать при стаде. Вот уснул он, уснули
пастухи, настала полночь, и снова услышал я голоса тех же
двенадцати хитрых волков. «О Урызмаг, Урызмаг, сейчас мы придем к
тебе!»–завыли они. «Напрасно вы это задумали,– ответил я им.– Не
найдете вы здесь поживы».
Подошли они ближе и еще громче завыли: «Мы идем к тебе,
Урызмаг!» – «Напрасно идете, не будет вам здесь поживы»,– ответил
я им.
Еще ближе подошли они, еще громче завыли: «Пусть падет на нас
твоя немилость, Урызмаг. Ты ведь один, а нас двенадцать».– «Что ж,
попробуйте, идите!» – ответил я им.
Тут со всех сторон напали они на стадо, но ни одного волка не
подпустил я ни к одной из овец. В кучу валил их друг на друга и к
рассвету убил всех двенадцать. Проснулись к этому времени алдар и
пастухи.
«Бог погибель наслал на нас,– сказали они,– мало уцелело наших
овец». А сказали они так потому, что во время нападения волков
овцы, испугавшись, сбились в кучу. А когда стали пастухи считать-
пересчитывать, все овцы оказались в целости. Даже ухо не было
оторвано ни у одного ягненка. Подошли они ко мне, глядят:
двенадцать волков сложены друг на друга.
И тут алдар обнял меня. «Ведь не для одного меня были бедой эти
волки. Как смогу я отблагодарить такую собаку? Идите,– сказал он
пастухам,– да притащите-ка сюда барана побольше».
Взял алдар шелковую веревку, за один конец привязал меня, за
другой барана, и привели нас к моей хозяйке. «Ну вот, женщина.
Добра, которое ты мне сделала, я не забуду до тех пор, пока свет
светит. А этого барана прими в подарок».
А после этого уехал алдар домой,– все было так, как должно было
быть.
Опять прошло недолгое время, пришли к моей хозяйке охотники.
«Одолжи нам свою собаку, которая прославилась на весь мир. Пришел
в наш лес белый медведь. Никак не можем мы выгнать его оттуда, и
убить его нам не удается. Не поможет ли нам твоя собака?» –
«Хорошенько заботиться надо о моей собаке. Если не позаботитесь вы
о ней, не будет вам от нее пользы»,– сказала моя хозяйка. «Неужели
мы не сможем позаботиться о собаке? Ведь пока мы будем в лесу
искать медведя, не пропустим мы и другой дичи. Сами будем сыты и
ее накормим, иначе какие же мы охотники?»
Отдала меня хозяйка, и они увели меня.
Вот приблизились мы к тому месту, где ходил медведь. И тут они
пустили меня по его следу. Скоро увидел я белого медведя, и
бросился он от меня бежать. Я за ним. Устремился медведь к высокой
горе, я не отстаю. Добежал он до горы и сел по-человечьи. Когда я
подбежал к нему, он сказал мне:
«Садись-ка рядом со мной. Не медведь я, я Афсати. Узнав о твоих
горестных делах, принял я облик медведя, чтобы помочь тебе. Я знаю
о тех бедствиях, которые ты испытывал, когда превратили тебя в
осла и в лошадь. Но тогда я был занят и не мог тебе помочь. А
теперь мы сделаем так: пусть охотники занимаются охотой, а ты беги
к своей хозяйке и притворись, будто ты болен. Обильной едой будет
кормить тебя эта женщина, но ты куска в рот не бери и притворись
умирающим. И скажет она: «Ну что ж, подыхай. Для меня ты всего-
навсего собака, сын собаки». Она перешагнет через тебя и уйдет,
оставив тебя подыхать. Но как только выйдет она за дверь, ты
достань из-под изголовья ее войлочную плеть и, взяв ее в лапу,
хлестни себя ею. Ты был Урызмаг – снова станешь Урызмагом. Сядь на
ее ложе, держа в руках войлочную плеть, и дождись прихода
хозяйки».
Сделал я так, как научил меня Афсати, и вот снова стал я
Урызмагом, и с войлочной плетью в руке сел на ложе женщины, и
дождался ее возвращения.
«Ну, горе пришло твоей голове,– сказал я, увидев ее.– Прежде
чем уйдешь ты в Страну мертвых, ты вознаградишь меня за мои
мучения».
Целую ночь провел я с ней, а утром ударил ее войлочной плетью и
сказал: «Стань ослицей».
И превратилась она в ослицу. Пригнал я ее в нартское селение, и
каждый из вас знает ее: это серая ослица, которая принадлежит
Бората. Вот и весь мой сказ.
Ничего более чудесного пока я еще не видел в своей жизни,– так
закончил свой рассказ Урызмаг.
Стали тут судьи судить-рассуждать:
– Что и говорить! Удивительна та быль, которая случилась с
Хамыцем. Удивительнее то, что рассказал Сослан. Но чудеснее всего
дела Урызмага, которому столько времени пришлось пробыть в шкуре
осла, лошади и собаки. Пото-му эта лисья шкура присуждается
Урызмагу.
Урызмаг взял шкуру и велел сшить себе из нее отвороты для шубы.
Молва об этой шубе жива еще и доселе.