Джинджер позвонила мне через три дня.
– У меня для вас кое‑что есть, – сообщила она, – фамилия и адрес. Пишите.
Я взял записную книжку:
– Давайте.
– Брэдли – это фамилия, адрес – Бирмингем, Мьюнисипал‑сквер‑Билдингз, 78.
– Черт меня побери, что это?
– Одному богу известно. Мне – нет. И сомневаюсь, известно ли ей самой, то есть Вьюнку.
– Так это...
– Ну да. Я основательно поработала над этой красоткой. Я же вам говорила: из нее можно кое‑что вытянуть, если постараться. Разжалобила ее, а там все пошло как по маслу.
– Каким образом? – с интересом спросил я.
Джинджер засмеялась:
– Девушки друг друга должны выручать, и все такое. В общем, когда одна все подряд выбалтывает другой, это в порядке вещей. Этому не придают значения. Вы не поймете.
– Нечто вроде профсоюза?
– Пожалуй. Одним словом, мы вместе пообедали, и я малость поскулила насчет своей любви и разных препятствий: женатый, жена ужасная, католичка, развода не дает, терзает его. И еще – она тяжело больна, мучается, но может протянуть сто лет. Для нее лучше всего было бы отправиться на тот свет. Хочу, говорю, воспользоваться услугами «Белого коня», но не знаю, как до него добраться, и, наверное, они ужасно много заломят. Вьюнок говорит: наверняка, она слышала, что там просто обдираловка. А я говорю: «Но у меня скоро будут средства!» И тут я приплела своего дядюшку преклонных лет (кстати, очаровательный старичок, и я вовсе не желаю ему смерти), намекнула на солидное наследство. При таком положении дел вывод ясен: я вот‑вот разбогатею. Вполне убедительно, и на Вьюнка произвело должное впечатление. И тогда я спрашиваю: «А как же с ними связаться?» – и она без утайки выложила мне эту фамилию и адрес. Надо сперва повидаться с ним, уладить деловую сторону.
|
|
– Невероятно! – воскликнул я.
– Согласна.
Мы помолчали. Потом я спросил недоверчиво:
– Она так прямо все и рассказала? Не побоялась?
Джинджер ответила сердито:
– Опять вы не понимаете. Девушки друг другу что хочешь скажут. Просто так, из симпатии. И кроме того, Марк, если там дело поставлено по‑настоящему, нужна же им какая‑то реклама. То есть им все время требуются новые клиенты.
– Мы с ума сошли, если верим в такое.
– Пожалуй. Вы поедете в Бирмингем к мистеру Брэдли?
– Да. Я с ним повидаюсь. Если только он существует.
Я не очень‑то верил, что есть такой человек. Но я ошибся. Мистер Брэдли действительно существовал.
Мьюнисипал‑сквер‑Билдингз представлял собой гигантский улей – конторы, конторы. Офис за номером 78 находился на третьем этаже. На двери матового стекла было аккуратно выведено: «К.Р. Брэдли, комиссионер». А пониже, мелкими буквами: «Входите».
Я вошел.
Небольшая приемная была пуста, дверь в кабинет полуоткрыта. Из‑за двери послышался голос:
– Входите, прошу вас.
Кабинет был попросторнее. В нем стоял письменный стол, на столе телефон. Удобные кресла, этажерка с отделениями для папок. За столом сидел мистер Брэдли.
Это был невысокий темноволосый человек с хитрыми черными глазками. Одетый в солидный темный костюм, он являл собой образец респектабельности.
– Закройте, пожалуйста, дверь, если вам не трудно, – попросил он. – И присаживайтесь. В этом кресле вам будет удобно. Сигарету? Не хотите? Итак, чем могу быть полезен?
|
|
Я посмотрел на него, не зная, как начать. Я не представлял себе, что говорить. И наверное, просто от отчаяния, а быть может, под действием взгляда маленьких блестящих глаз я вдруг выпалил:
– Сколько?
Это его слегка озадачило (что я и отметил про себя с удовлетворением), но не слишком. Он вовсе не подумал, как, скажем, я бы на его месте, что посетитель не в своем уме, он лишь слегка поднял брови.
– Ну и ну, – сказал он. – Времени вы не теряете.
Я гнул свое:
– Каков будет ваш ответ?
Он укоризненно покачал головой:
– Так дела не делают. Надо соблюдать проформу.
Я пожал плечами:
– Как вам угодно. Что вы считаете должной проформой?
– Мы ведь еще не представились друг другу. Я даже не знаю вашей фамилии.
– Пока что, – заявил я, – мне не хотелось бы называть себя.
– Осторожность?
– Осторожность.
– Примерное качество, хотя не всегда себя оправдывает. Кто прислал вас ко мне? Кто у нас общий знакомый?
– И опять‑таки я не могу сказать. У одного моего друга есть друг, он знает вашего друга.
Мистер Брэдли кивнул.
– Да, так ко мне находят путь многие из моих клиентов, – подтвердил он. – Некоторые обращаются по очень деликатным вопросам. Вы, конечно, знаете, чем я занимаюсь? – Он не стал ждать моего ответа, а поторопился сообщить: – Я комиссионер на скачках. Букмекер. Быть может, вас интересуют лошади?
Перед последним словом он сделал еле заметную паузу.
– Я не бываю на скачках, – ответил я безразлично.
– Лошади нужны не только на скачках. Скачки, охота, верховая езда. Ну а меня привлекает конный спорт. Я заключаю пари. – Он помолчал с минуту и спокойно, пожалуй даже чересчур, осведомился: – Вы хотели бы поставить на какую‑нибудь лошадь?
|
|
Я пожал плечами и сжег за собой мосты:
– На белого коня...
– Прекрасно, чудно. А сами‑то вы, с позволения сказать, кажется, темная лошадка, ха‑ха! Спокойно. Не надо волноваться.
– Вам легко говорить, – возразил я грубовато.
Мистер Брэдли зажурчал еще ласковее, вкрадчивее:
– Я все прекрасно понимаю. Но, уверяю вас, волноваться нет причин. Я сам юрист – правда, меня дисквалифицировали, иначе бы я здесь не сидел. Но смею вас заверить: я соблюдаю законы. Просто мы заключаем пари. Каждый волен заключать любые пари: будет ли завтра дождь, пошлют ли русские человека на Луну, родится у вашей жены один ребенок или близнецы. Вы можете поспорить о том, умрет ли мистер Б. до Рождества и доживет ли миссис К. да ста лет. Вы исходите из соображений здравого смысла, или прислушиваетесь к своей интуиции, или как там это еще называется. Все очень просто.
Я чувствовал себя так, словно хирург пытается меня приободрить перед операцией. Мистер Брэдли походил сейчас на врача. Я медленно проговорил:
– Мне непонятно, что происходит на вилле «Белый конь».
– И это вас смущает? Да, это смущает многих. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» и так далее и тому подобное. Откровенно говоря, я и сам толком в этом не разбираюсь. Но результаты говорят сами за себя. Результаты поразительные.
– А вы не можете мне подробнее рассказать об этом?
Я уже по‑настоящему вошел в роль: этакий осторожный, нетерпеливый и изрядно трусоватый простачок. Видимо, мистер Брэдли в основном имел дело с подобными клиентами.
– Вы знаете эту виллу?
Я быстро сообразил, что врать ни к чему.
– Я... да... ну, я там был с друзьями. Они меня туда водили...
– Прелестная старая таверна. Представляет исторический интерес. И ее восстановили с таким вкусом, просто чудеса. Значит, вы с ней знакомы? С моей приятельницей, мисс Грей?
– Да‑да, конечно. Необыкновенная женщина.
– Вы это очень верно подметили. Необыкновенная женщина. Редкостный дар.
– Она утверждает, будто ей дано совершать нечто сверхъестественное. Но... ведь это... ведь это невозможно?
– В том‑то и дело. Просто невообразимо. Все так говорят. В суде, к примеру... – Мистер Брэдли, сверля меня черными буравчиками глаз, повторил свои слова с подчеркнутой выразительностью: – В суде, к примеру, такое бы попросту высмеяли. Если бы эта женщина предстала перед судом и созналась в убийстве на расстоянии с помощью «силы воли» или еще какой‑нибудь чепухи подобного рода, такое признание все равно не могло бы послужить причиной для судебного разбирательства! Даже если бы ее признание было правдой, во что разумные люди, как вы и я, ни на минуту не поверят, и тогда бы его нельзя было определить как нарушение законов. Убийство на расстоянии в глазах закона – не убийство, а чистый вздор. В этом‑то вся соль, и вы сами можете это оценить.
Я понимал: меня успокаивают. Убийство, совершенное мистической силой, не рассматривается как убийство в английском суде. Найми я гангстера, чтобы тот прикончил кого‑то по моей просьбе ножом или топором, меня привлекут к ответственности вместе с ним – я склонял к убийству, я соучастник. Но если я обращусь к Тирзе Грей, к ее черным силам – черные силы не накажешь. Вот в чем, по мнению мистера Брэдли, заключалась вся соль.
Тут мой разум взбунтовался. Я не выдержал.
– Но черт возьми, это же немыслимо! – закричал я. – Я не верю. Фантастика какая‑то! Этого не может быть!
– Я с вами согласен. Согласен полностью. Тирза Грей – необычная женщина, у нее удивительный дар, но представить себе такое невозможно. Как вы правильно заметили, это фантастично. В наши дни никто не поверит, что можно послать волны мысли, или как их там, самому или через медиума, сидя в деревенском доме в Англии, и вызвать таким образом смерть от естественных причин на Капри или где‑то еще.
– Но она приписывает себе такие возможности?
– Да. Конечно, она наделена особой силой. Она из Шотландии, а среди шотландцев много ясновидящих. В одно я верю: Тирза Грей знает заранее, что кому‑то вскоре суждено умереть. Поразительный дар. И ей он свойствен.
Он откинулся в кресле, разглядывая меня. Я молчал.
– Предположим на минуту: кто‑то, вы или другой человек, хотел бы знать, когда умрет, ну, скажем, двоюродная бабушка Элиза. Иногда это нужно знать. Ничего дурного, ничего подлого – просто деловой подход. Как строить планы? Будут ли у вас деньги, положим, к ноябрю? Если вы знаете это наверняка, вы можете заключить выгодную сделку. На смерть рассчитывать нельзя. Ненадежно. Добрая старая Элиза с помощью докторов может протянуть еще десяток лет. Вы этому только порадуетесь, вы привязаны к старушке, но знать точно не мешает. – Он помолчал, потом наклонился ко мне поближе: – И тут на помощь прихожу я. Я заключаю пари. Какие угодно – условия мои, конечно. Вы обращаетесь ко мне. Естественно, вы не будете ставить на то, что старушка умрет. Жестоко, и вам не по душе. И мы оговариваем это так: вы спорите на определенную сумму, что старушка Элиза будет жива и здорова, когда наступит Рождество, а я спорю, что нет. – Блестящие черные глазки уставились на меня. – Очень просто. Мы составляем договор и подписываем его. Я назначаю число. Я утверждаю: к этому числу, может, неделей раньше или позже, по старушке Элизе отслужат панихиду. Вы не согласны со мной. Если правы окажетесь вы – я плачу вам, если я – вы платите мне!
Хриплым голосом, снова входя в роль, я спросил:
– Каковы ваши условия?
Мистер Брэдли мгновенно переменился. Он заговорил весело, почти шутливо:
– С этого мы с вами и начали. Вернее, с этого начали вы, ха‑ха! «Сколько?» – говорите. Испугали меня не на шутку. Ни разу не видел, чтобы люди вот так с ходу брали быка за рога.
– Каковы ваши условия?
– Это зависит от многого. В основном от суммы пари. Иногда от возможностей клиента. Если речь идет о надоевшем муже или шантажистке, сумма пари устанавливается с учетом возможностей клиента. И я не имею дела – вношу здесь полную ясность – с людьми бедными, за исключением случаев, когда речь идет о наследстве. Тогда мы исходим из размеров состояния бабушки Элизы. Условия – по обоюдному согласию. Обычно из расчета пятьсот к одному.
– Пятьсот к одному? Круто берете.
– Но если бабушка Элиза очень скоро должна умереть, вы бы ко мне не пришли.
– А если вы проиграете?
Мистер Брэдли пожал плечами:
– Что поделать. Уплачу.
– А если я проиграю, уплачу я. Но вдруг я не стану платить?
Мистер Брэдли откинулся в кресле и прикрыл глаза.
– Не советую вам этого, – сказал он тихо. – Не советую.
Несмотря на тихий голос, каким были произнесены эти слова, меня пробрала дрожь. Ни слова угрозы, но угроза чувствовалась ясно.
Я поднялся и сказал:
– Мне нужно все обдумать.
Мистер Брэдли опять стал сама любезность и обходительность:
– Конечно, обдумайте. Никогда не следует пороть горячку. Если вы решите заключить со мной сделку, приезжайте, и мы все обсудим. Время терпит. Торопиться некуда. Время терпит.
Я вышел, и мне все слышалось: «Время терпит».
Глава 13