Павел Лобков: Я не вру про Донбасс, я не вру про Сирию, почему я должен врать про ВИЧ?
Журналист Павел Лобков в эфире программы Hard Day’s Night на телеканале «Дождь» рассказал, что больше десяти лет живет с ВИЧ. Антон Красовский расспросил его о том, зачем он это сделал и как жить с ВИЧ в России
С. Давай с самого начала. Как ты узнал, что у тебя ВИЧ?
В 2003 году, наверное, в мае, по приглашению компании Chanel мы снимали «Растительную жизнь» про то, откуда растут ноги французской парфюмерии. Это были плантации в Грассе, и, делая то, что по-журналистски называется стендап, я упал в огромный розовый куст. Я не заметил, как мне в живот воткнулся маленький шип — видимо, где-то между джинсами и ремнем.
Когда я приехал в Москву дня через три, все это дело распухло, стало таким фурункулом. Меня прооперировали быстро в ОАО «Медицина», без всяких анализов. И через три дня я уехал в Китай. Там меня забеспокоило, что ранка затягивается как-то не очень. Телеканал НТВ тогда обслуживался в поликлинике Управления делами президента в Грохольском переулке. Мне там делали перевязки, что-то еще, какие-то аэро-, баро- и хрена лысого. Я говорю: «Возьмите у меня анализ на ВИЧ и сифилис». — «Зачем?» Я говорю: «Возьмите!» И в конце мне втюхали эту серую бумажку: типа, ну сдай, раз хочешь.
С. Правильно я понимаю, что тебе буквально сделали одолжение?
В общем — да. Но я настаивал на этом анализе, потому что меня беспокоило медленное заживание, я считал, что здесь есть проблема с иммунитетом. Такого никогда не бывало, на мне как на собаке все заживало. И я понял, что нужно проверить иммунный статус. Я все-таки биолог. Я предполагал, что могут быть иные факторы, кроме как шип розы.
|
|
С. Ты предполагал, что может быть ВИЧ?
Нет.
С. Даже мысли такой не было?
Я хотел очистить историю, что называется, clean up.
С. Что называется, исключить.
Да-да. Исключить возможность. Так вот, я сдал тест и про все забыл, потому что это было 10 октября 2003 года, и Виталию Гинзбургу, покойному нынче, к сожалению, присудили Нобелевскую премию. Я поехал к нему на дачу. Мы там довольно сильно напились с Виталием Лазаревичем, причем он меня перепил. Ему 87 лет. Я возвращаюсь домой полупьяный, полумертвый — я не могу отказать, если мне лауреат Нобелевской премии наливает стакан водки, — и следующим утром мне звонят, знаете, таким голосом «Аэрофлота»: «Вам нужно зайти к инфекционисту». Ну, нужно так нужно. Может, там не то анализ что-то показал иммуно-ферментный, может, они покажут что-то.
И вот я прихожу, расступаются эти охранники, я иду по этим красным коврам, поднимаюсь на шестой этаж. Дверь инфекциониста открыта. Инфекционист — не самая популярная специальность в поликлинике Управления делами президента. Там вообще в основном все инсультники, инфарктники, диабетики.
Открытая дверь. Медсестры нет. Сидит баба с халой. И перед ней лежит карточка моя. Знаешь, за три года какие-то мелочи там — терапевт, отоларинголог, голос я терял. Карточка пухлая довольно, крест-накрест перечеркнута красным фломастером, маркером, написано «ВИЧ +» и что-то типа подлежит ликвидации/утилизации. Я не помню. Жуткие слова там были написаны. «Павел Альбертович, — она мне сказала таким советским голосом, — у вас обнаружена ВИЧ-инфекция. В силу этого заместитель главного врача ваш договор на обслуживание в нашей поликлинике расторг, до свидания». А это же октябрь. Распахнутое окно. Будь я девушкой...
|
|
С. То выпрыгнул бы в окно.
Ну, понимаешь, так не сообщают такую новость. Это самая важная для меня новость была в 2003 году. «До свидания. Ваше дело будет передано в Московский комитет здравоохранения, вы будете поставлены на учет в СПИД-центре». А это было часов в 7 вечера. Я как сумасшедший побежал по этим пустым совершенно коридорам, пытаясь найти того самого замглавного врача, который поставил на мне вот этот самый фломастерный крест. Никого, конечно, не нашел. Там везде какие-то вежливые охранники, какие-то секретарши. Вот такая деонтология. Деонтология — это искусство общения с пациентом.
Надо сказать, что я не напился в тот день. А поскольку я работал на НТВ и у нас была база данных телефонов всех, я позвонил Вадиму Покровскому — этот рыжий не подведет.
И на следующий день я был у него. Вадим меня спас.
С. Ты попытался каким-то образом выяснить отношения с этой поликлиникой?
Нет.
С. Почему?
А потому что с Буддой не выясняют отношения. Что, я пойду и скажу Йордану: «Мой договор с поликлиникой расторгнут в одностороннем порядке из-за того, что у меня обнаружена ВИЧ-инфекция»? В 2003 году? Ты с ума сошел? Нет. Я понял, что я не буду никак выяснять отношения.
С. Покровский был просто первым, кто пришел тебе в голову по теме ВИЧ?
Да.
С. И ты сразу ему позвонил.
Сразу.
С. Что ты ему сказал?