Проснулся Оливер, когда Город Призрак среди белого дня повис над старой деревушкой неподалеку от Лондона. Ее окольцовывало лесом высоких деревьев, которые обрывались у реки неподалеку. От сожженных дотла домов еще поднимался смог, правда, уже не такой плотности, как сутки назад. Где-то Оли увидел обугленную ванну для младенцев, черный скелет стола, и многое другое, от чего парень хотел бы отвести глаза – но не имел права. Среди догорающих развалин его группа искала сущность, которая возможно сможет им помочь. Поэтому каждый призрак должен смотреть в оба, чтобы не упустить драгоценный шанс.
- Когда я умер, - задумчиво говорил фокусник Шейле, - ко мне никто не пришел. Связано ли это с грехами, Шелли?
Во время поисков темнокожая девочка предпочитала находиться рядом с Оливером. Он дышал спокойствием, которым Шейла не могла похвастаться. К тому же парень всегда думал о чем-то, а ей не хотелось прерывать буйный поток чужих мыслей. Разговаривать Шейле тоже особо не улыбалось. Следовательно, они идеально подходили друг другу: не были одинокими, но любили слушать тишину.
- Странно, - пробубнила девочка в ответ, - наверное, ты быстро ушел, и тебя не догнали. Когда я умерла, то поспешила уйти из дома. В нем лежало столько больных, умирающих. Меня охватил шок при виде своего тела, и я убежала. А когда мне стало совсем худо, меня нашли вы – призраки.
Оли страшился поведать историю своей смерти, поэтому девочка не знала всей правды, а если бы знала, то обязательно все поняла. Оливеру нравилась в девочке эта черта: наивная, полная любви и силы. Шейла во всем находила объяснение, пусть ошибочное. Оли умилялся этой девчонке, она осталась единственной, кто поддерживает в нем силы ради чего-то жить. Ради нее. Ради той, на кого эта девочка была похожа…
|
|
- Наверное.
С тех пор, как друг Шейлы вернулся в мир живых, фокусник не находил себе покоя. Он ясно чувствовал опасность грозящую мальчику, но не мог объяснить предчувствий не то, что Шейле, но даже себе.
- Шейла, - решил попытаться парень, наблюдая с выдуманного мостика над деревушкой.
- Да, Оли?
- Твой друг, Питер. Меня волнует его будущее. Оно словно окутано темнотой.
- Что ты такое говоришь, Оливер? – взволновалась девочка, широко раскрыв большие глаза.
- Мне кажется, он в опасности. Только не могу понять в какой. Смерть рядом. Она будто знает, что он переступит черту.
- Пит не поступит так со мной, – уверенно заключила Шейла, хотя знала, что ошибается.
- С тобой? – усмехнулся фокусник. – Ты мертва, забыла? Тебя…
- Не существует, помню. – Устало выговорила девочка, в который раз убеждая себя, что она в мире людей бессильна, и не может больше влиять на их поступки.
Оли продолжил.
- Ему нужна помощь. Я думаю, он хочет остаться у нас. – Фокуснику не хотелось это произносить вслух, уж лучше бы Шейла сама догадалась к чему он ведет. У них, у призраков, много времени, протяженностью в вечность, а вот у живого мальчика часы потихоньку тикают в обратном направлении.
- Я не хочет смерти, - уверенно заявила та.
- А я не об этом. Он хочет быть живым, и жить среди нас. Такое невозможно, ты знаешь это не хуже меня.
Девочка проигнорировала новую попытку друга, промолчав. Мысль о смерти Пита приводили ее в ступор. Она решила обдумать догадки Оливера позже, когда будет морально готова.
|
|
- Оливер… - застенчиво прошептала Шейла. Она искала успокоения.
- М?
- Расскажи историю. – Ей ничего не оставалось, как сменить тему, потому что в ее силах остается только наблюдать и ждать.
Он мог бы сопротивляться, отказать, но Оли хотел, чтобы девочка просила рассказать ей сказку. И он рассказывал каждый раз, когда она просила, а делала это Шейла только во время поисков. Каждый раз он собирался с силами, чтобы закончить рассказ, поведать всем эту страшную тайну, но не мог.
Оливер знал, да, в общем-то, никто и не скрывал, что его слушают все, кому не лень. Призраки порой настолько сильно вслушивались, что совершенно забывали о маскировке и становились видимыми.
Продолжая раскапывать остатки деревни глазами, парень начал рассказ.
«Его звали Бак. Не успев продрать сонные глаза мужчину поглотили тяжелые воспоминания: сначала моменты детства, затем юности, зрелости… Таким образом начиналось каждое утро, и неважно: было оно солнечным, или дождливым. Оно всегда было одним и тем же – мрачным.
Подсознательно Бакли догадывался о нелепости его образа жизни, но мужчина вырос слишком слабым человеком, чтобы перестать оглядываться в прошлое. Утренняя головная боль перешла в традицию, которая въелась в мозг подобно опухоли. Изо дня в день мужчина заново переживал неудачи прошлого, правда, корректируя и прибавляя красок к реальности. Мысленно он переворачивал воспоминания с ног на голову, наивно веря, что живет в своем идеальном мире – где все сложилось бы иначе. В голове он проворачивал жизнь снова, снова, и снова. Вернувшись в истекающую гнилью реальность, Бакли удобно располагался в объятиях старухи депрессии: его обуздывало чувство ненависти к миру, ко всему, что свободно передвигается по земле и летает по воздуху; ему было отвратительно даже то, что невидимо и не осязаемо.
|
|
Бакли пять лет.
Он тихонько наблюдал за мамой, которая чудесным образом закрашивала проступающую седину в корнях волос.
«- Ты волшебница, а мам? – восхищался сын приготовленной смесью.»
«- Маленький фокус, Бак, - отвечала мать, сверкнув глазами.»
«- Тогда я хочу быть, как ты – фокусником.»
Мама любовалась отражением в зеркале. После покраски ей казалось, что она помолодела, определенно похорошела, и вообще неплохо сохранилась для своего возраста. Наверное… Она вспомнила молодость. Время, когда ее лицо было подтянутым, каштановые волосы сияли, а глаза так улыбались, как уже никогда не будут улыбаться. В отражении стояла какая-то незнакомка, в душе властно царила всепоглощающая грусть, приводившая женщину в отчаяние. Мама корила бога за то, что молодость дается лишь на мгновение, и только для того, чтобы в будущем придаваться тоске, и чтобы ностальгия приносила не тихую радость, а душевную боль. Она сушила кожу, превращало мышцы в вяленое мясо, ломало кости и сворачивало суставы.
«- Мы люди, почти как звезды, - говорила с досадой мама Бакли, - угасаем в мгновение. Но если жизнь – момент, мальчик мой, то, что такое молодость?»
«- То есть как это невозможно?! – срываясь на крик, выплюнула женщина в лицо хозяина цирка.»
«- Мест нет, дамочка. – отвечал мужчина бесцветным голосом.»
«- Мой сын хочет быть фокусником! Вы не имеете права лишать его мечты, - мужчина не ответил, - У вас позвонки что ли сломаются, поставив лишний стул в группе?»
«- Стульев нет – мест нет. – Холодно ответил мужчина, продолжая игнорировать глаза сумасшедшей.»
«- Кого прикажете прибить, чтобы место освободилось?»
«- Прибейте себя. Давно на тот свет пора.»
Женщина остолбенела. Всего одно оружие могло причинить ей такую острую боль, и этот мужчина воспользовался им, ударив прямо в сердце! Она потупилась в сторону, чтобы сдержать злость. Больше всего ей хотелось вцепиться в урода ногтями, изодрать до кости кожу, и тогда он бы понял какого ей живется в облике, который она давно не узнает.
Бакли чувствовал, как рушится его мечта. Прямо на глазах она теряла опору, кренилась, ломалась у самого основания.
«- Прости, Бак, - больно извинялась мама, - сегодня не повезло. Жизнь вообще создана, чтобы вновь и вновь переживать унижения.»
Таким образом, в еще совсем юном возрасте, в мальчике зарождалось отчаяние. Чем больше его мать упивалась сладкой ненавистью к себе, тем глубже впитывалось в парня ощущение ничтожества.
Мальчик был губкой, впитывающий материнский яд.
Бакли девять лет.
Доживая последние дни, его мама настоятельно просила сына прислушаться к последним словам.
«- Я прожила долгую жизнь, полную горьких слез разочарований. – Хрипела женщина на смертном ложе. – Вскоре моя дорога выйдет к обрыву, а значит, настало время открыть тайну. Единственно, ради чего я жила – ты, мальчик мой. Пусть годы, проведенные со мной, принесут тебе не только бесценный опыт, но и веру в лучшее. Итак, знай: твоя жизнь будет тяжка, но есть одно место, где всегда будет так, как ты захочешь – в твоем воображении. В собственном идеальном мире. Не верь, - слышишь? – не верь, что можно добиться всего. Ложь! Вранье, сплетенное хитрыми воронами. Их задача вдохновить тебя, а когда потерпишь провал, надавить еще больнее. Я – мудрая мать, повидала многое на своем веку. Не верь никому, и живи в собственном идеальном мире.»
Поступив в интернат, Бак первым делом обосновался в самой дальней комнате, у самой дальней кровати.
Его поприветствовала сестра Мэри – воспитанница приюта.
Бакли редко видел это странное выражение на лице, которым кривилась тогда девушка. Ее губы неестественно вытянулись в полоску, а зубы оголились. Мальчик попытался скопировать гримасу, но получилось какое-то жалкое подобие. Он сравнил себя с собакой. Он как пес был способен только строить глазки, двигать бровями, и высовывать язык.
«- Глубоко ты забрался, Бакли. – проговорила Мэри, вкладывая в слова столько любви, чтобы мальчик смог ее почувствовать. И у нее получилось: от журчания нежного голоса, в Бакли родилось то, что в народе называлось любовью. Но тут он вспомнил высеченные гвоздем в памяти материнские наставления.»
«- Любовь рано или поздно потянет на дно, - говорила та, - Бросай все и беги, что есть сил, пока не сойдет десять потов. Не поддавайся уловкам судьбы!»
«- Я вас не люблю. – Выпалил Бак.»
Девочка озадаченно опустила глаза на свои руки. Она думала, что все дело в смерти его матери. Он боялся изменить ее памяти. И тогда она спросила:
«- А что ты любишь?»
Бакли снова вспомнилась мать. Ее волшебные снадобья делали ее прекрасней. Жаль, что мама не знала, как сильно любит ее сын, и как воспевает в ней богиню.
В памяти всплыло не первое жизненное разочарование.
«- Фокусы.»
Его глаза заблестели, точно звезды, и Мэри узнала этот блеск.
Будучи совсем маленькой, Мэри мечтала быть похожей на маму – целыми днями играть с детьми. Однажды ее желание сбылось, и мама взяла ее вместе с другими детьми, и тоже нянчила. Девочка представляла, что помогает маме следить за детишками, а та однажды подозвала к себе дочь и сказала: «твои глаза никогда еще так не блестели.»
«- Хочешь быть фокусником?»
Вопрос, скорее звучал, как предложение. Мальчик присел на кровать, не веря ушам. Мэри – ангел, исполняющий желания, только живая. В тот момент мальчик понял, что надо бежать, уносить ноги. Но Бакли остался, понадеявшись на чудо, о котором мама никогда не рассказывала.
Спустя неделю Бак учился в группе среди таких же, как он, и одновременно не похожих на него. Он мечтал творить чудеса, чтобы сделать мир лучше.
«- Мистер Твит? – обратился мальчик после занятий. Он, как фанат проникся навязчивой идеей последних уроков.»
«- Слушаю, Бак. – Учитель в хорошем расположении духа кормил маленькую желтую птичку через клетку.»
«- Научите оживлять мертвых? Как с той птичкой?»
«- Кого же ты хочешь воскресить? – улыбнулся мистер Твит, представляя себе кролика, хомяка, бабочку…»
«- Маму.»
Бакли исполнилось пятнадцать.
Его день рождение совпало с прибавлением в коллектив нового юного фокусника. Его звали Оли. Бак почувствовал угрозу в тот же день. Мальчик все года стоял по успеваемости выше всех, занимал первые места на международных конкурсах, учитель им гордился, точно сыном, о котором он всегда мечтал, но не имел возможности растить.
В разгар праздника, Бак решил сразу показать кто главный в цирке – не в группе – и затеял спор. Он только учился осваивать метание огня через рот, но все же решил попробовать обойти Оливера, ведь тот наверняка еще не дошел до его вершин.
В тот день Бак нанес себе первую рану, оставленную на память гордыней. Его губы обгорели так, словно сосиску держали ровно столько, чтобы она раздулась. Этот след Бак оставил себе до конца жизни. Он упустил возможность заниматься в жизни тем, в чем души не чаял – кто захочет смотреть на фокусника-урода? Конечно, это был всего лишь вопрос образа.
Поэтому в возрасте двадцати лет Бак уже носил мешковатую маску с лицом, напоминающим клоунское.
Бак уже не был лучшим в группе, статус лучшего и востребованного фокусника имел Оливер. Парень всегда улыбался, смеялся, делал поистине захватывающие фокусы, а Бак только и думал: как этому парню удается столь долго играть на публику?
Но Оли не играл. Он жил публикой и был предан своему делу. Делу, которым жил его отец, мать, дедушка. Все, кого Оли помнил, жили его мечтой.
Время шло, Бакли взрослел внешне, но внутри оставался ребенком. Обиженным ребенком с опущенным достоинством, который всегда оставался позади неподражаемого Оливера, чья фигура освещала темные улицы, но не его алчное черное сердце.
В тридцать лет Бакли сходил с ума. Он измучил свой разум, отрастил на спине горб.
Он возненавидел людей, смеющихся над фокусами Оли, он царапал до крови свое тело, в надежде избавиться от боли… Но однажды ему пришла мысль, что избавляться надо не от боли, а от вредителя. И тогда он решил убить Оливера. Но, к сожалению, все пошло немного по-другому. Он несомненно добился своей цели, и после, даже не жалел, ведь мать говорила: «Если есть способ хоть минуту побыть в центре внимания, стоит это воспринять, как возможность засветиться на людях.»»
- Как же он добился своего? – спросила Шейла после долгой паузы.
- Я не хочу рассказывать дальше. Я всегда останавливаюсь на этом моменте. – Пояснил Оливер, устремляя озадаченный взгляд в сторону.
- Эй! – выкрикнуло привидение где-то неподалеку. – Я его заметил! Убегает к реке.
- Что же ты, готова? – вдохновлено спросил фокусник, прыгнув на образовавшийся помост.
- Только медленней, хотя… - оборвалась та на полу слове, - Мчись быстрее ветра! – закричала та во все горло. Будь у нее сердце, то - человеческое, оно бы отбивало сейчас такую дробь, какую способен отбивать только дятел. У Шейлы было сердце, как и у всех призраков – оно находилось глубоко в сознании.
Они вместе прыгнули в пустоту, но исходивший от бревен дым поднялся в воздух раньше, чем призраки успели упасть. Дымная завеса поглотила их в объятия, и через секунду выплюнула их на большом сером коне-призраке. Полупрозрачное животное было чуть темнее привидений, оно неслось галопом перепрыгивая препятствия (хотя даже при всем желании не смогло бы спотыкнуться). Их влекло через всю деревню, сквозь лес сосен, к самому берегу, где в замешательстве переминался с ноги на ногу призрак мужчины с длинными волосами.
Конь растворился на подходе к новичку, мягко опустив двух пассажиров на землю.
- Спокойно, не бойтесь, - успокаивал Оливер незнакомца. Он вытянул руки перед собой, давая понять, что не желает никому зла.
Незнакомец задергался на месте, точно пружина.
- Сэр, вы напуганы, но скоро шок пройдет. Все будет хорошо.
Остальная группа Оливера держалась совсем близко, однако подходить всей толпой всегда вызывает у новичках бурные эмоции, поэтому они оставались позади. Фокуснику не в первой вести переговоры, да и при виде маленькой девочки умершим не приходит мысль обороняться. Все шло по плану.
- Кто вы? – выпалил мужчина, захлебываясь отчаянием. Он очень волновался: морщины вокруг глаз сплелись в густую сетку, подбородок вздернут, губы тряслись, будто от холода. Перекошенное от страха лицо вызывало сострадание, ведь он только что умер, и теперь остался один. По причине, которую и надо было выяснить Оли и Шейле. – Я что труп?
- Вы призрак, - выложил Оливер. - Моя задача объяснить вам некоторые правила, господин. Но взамен вы должны будете рассказать то, что нам интересно узнать.
Мужчина растерялся еще больше.
- Какие еще правила?! – он в панике оглянулся, будто опасался подстерегающих бесов за спиной.
- Правила выживания. Прошу выслушайте, информация крайне важна!
Призрак кивнул, но сам ни черта не понял.
- У него шок еще не прошел, – шепнула девочка.
Она вдруг вспомнила первый день жизни среди себе подобных. Как только душа отделилась от тела, девочка поспешила убежать из палаты. Она ужаснулась при виде умирающих людей, от которых медленно отслаивалась материя, похожая на ту, из которой состояла ее новая оболочка. Шейла выбежала на улицу среди ночи: испуганная, неподготовленная, слабая. Ее халат не развивался на ветру во время бега, что пугало еще больше. Она ощущала ничтожество, мертвую пустоту вокруг. Истерика рождала панику, мысли путались. Но вскоре она почувствовала, как человеческий страх уходит, волнение сменяется спокойствием, а истерика оборачивается свободой. Она перестала быть человеком…
- Знаю. Итак… ммм. – Этот разговор всегда приводил фокусника в некий ступор. Он был похож на преподавателя-дилетанта, который вошел в шумную аудиторию с полным ртом воды. – Судя по вашему виду, вы находитесь в состоянии призрака более пяти часов. Ммм… Вам необходимо покинуть мир живых как можно скорее, так как оболочка привидения растворяется под воздействием внешнего мира. Ммм… Находится на земле призраком можно не более чем восемь часов, после этого вы окончательно растворитесь и вероятно умрете.
- Умру? – озадаченно спросил мужчина. – Это шутка такая – «умру»?
- Нет, сэр. Никто не знает, что происходит, когда… растворяешься.
- А что если так и задумано?
Оливер никогда не задумывался, что будет после растворения. И тем более он не мог подумать, что это и есть дальнейший путь.
- Все возможно. Однако я сомневаюсь. Сэр, вы можете уйти с нами в мир призраков, где присоединитесь в группе поисковиков.
- Что вы ищете?
- Дом.
- И как продвигаются успехи? Вижу не очень.
- Мы считаем, что подобрались к истине очень близко, но, не смотря на это, продолжаем спасать заблудившихся новичков.
Призрак переварил услышанное.
- Какие вопросы ты хочешь задать? Задавай сейчас, потому что я никуда с тобой не пойду. – Отрезал тот.
- Ммм… Хорошо. Тогда… Когда вы умерли, к вам кто-нибудь приходил?
- Дьявол приходил! – прошипел мертвец, а затем рассмеялся.
- Вы точно никого не видели?
- Ни души! А теперь, прошу, уйдите туда, откуда пришли. Я хочу наконец-таки раствориться.
- Но это расточительство, - взмолился Оливер.
- Уйдите, Сэр! – закричал обозленный призрак. В глазах играло отчаяние и боль. – Я заслужил найти свой рай. И, если вам интересно знать, думаю, что призраку дается восемь часов, чтобы проститься с Землей. Осмотреть ее, побывать там, где не был. А потом уйти.
- Что же, прошу прощения. До свидания.
- И вам не болеть, - проворчал мужчина, по привычке откашлявшись.
Сгусток инея под ногами собрался в образ лошади и увлек двоих призраков обратно в их призрачную сферу. В Город Призраков.
ГЛАВА 4
По человеческим меркам прошло три дня с прихода живого мальчика. Оливер все размышлял, как ему помочь, но ничего не приходило в голову. Фокусник являлся мальчику во снах, рассказывал о своих опасениях, но проснувшись поутру, Питер как на зло все забывал. Оли чувствовал, что ни смотря на то, что контракт с земной жизнью давно закончился, ему есть кому помочь. Возможно, помоги он мальчику обойти темноту, он простит себя за то, что совершил при жизни.
Холм, на котором по-хозяйски развалился Оливер, принадлежал здешнему пастырю по имени Джек. Будучи живым, Джек работал пастухом и выводил овец на зеленые холмы каждое утро с восходом солнца. Пастух обожал снимать на холме обувь, бродить босиком по траве, собирая ногами холодную целительную росу. Его убила молния, ударившая в дерево во время дождя, когда пастырь захотел спрятаться от ненастной погоды. Глупая смерть, породившая истерический смех близких. Конечно, смех был вызван шоком, и все-таки каждый должен знать, что стоять под деревом во время грозы – верная смерть.
Джек попрощался с миром живых созданий, но от увлечений отказываться вовсе не собирался. По привычке и ради удовлетворения духовных потребностей Джек сотворил из инея поле, овец из облаков. Он накручивал облака на руку, затем лепил из них ноги, голову, и в конечном итоге вытаскивал руку изо рта. Овцы оживали, будто только что пробудившись ото сна, глупо моргали глазами-пуговицами, в точности, как любил старина Джек, бегали по холмам, и жевали серо-зеленую траву-облако. Животные выполняли все прихоти хозяина, ведь он являлся кукловодом, а те в свою очередь бессознательными марионетками в его руках.
К Оли украдкой подобралась Шейла. Она расположилась прямо на кусте рядышком и ждала разрешения говорить. На удивление девочку так и распирало говорить, но излить эмоции до последней капли не позволяла учтивая скромность.
- Ну что? – подал друг голос, поставив точку в размышлениях.
Шейла сосредоточилась на главном, но разговор начала между строк.
- Я не могла не услышать, что ты говорил о Питере. Он мне очень дорог, - молвила девочка, собираясь сказать фразу, в правду которой с трудом верила или отчаянно не желала верить. - Но я не готова видеть его рядом - мертвым.
- Что ты предлагаешь? – бесцветно ответил фокусник. Подобное состояние, когда чувствуешь бессилие, Оли испытывал часто, а сейчас, мысленно взяв ответственность за чью-то жизнь, у него вовсе опустились руки. - Выйти в деревню мы не имеем права. Но даже, если удастся поговорить с Питом – сомневаюсь, будет ли в словах толк. Он не знает, чего бояться, чего обходить стороной. Мы тоже не знаем.
У каждой группы (а подобных групп на земле очень много), похожих и совершенно не похожих на жителей Города Призраков, обязательно существуют правила. Одни – обязательные для всех, другие – по желанию. Например, не показываться людям на глаза, желательно обходить их на большом расстоянии… У призраков под предводительством Бобби Тодда тоже были правила, и они поголовно их чтили, потому что главарь дал им дом, многих спас от рассеивания, но об этом позже. Те, кто собирался нарушить устои больше не мог вернуться обратно. Это клятва, нарушение которой карается изгнанием. «Наше главное правило, - сказал однажды главарь Оливеру, - если хочешь выйти, пожертвуй самым сокровенным, что у тебя осталось. Таким образом мы защищаем неприкосновенность двух миров. Поверь, это очень важно, потому что мы совершенно другие. Я чувствую это. Человек – старая оболочка, позволяющая насладится восхитительным миром, которым ты, к сожалению, не можешь проникнуться. Пока что.»
- Без приглашения – да, - намекнула подруга.
- Ты в своем уме, Шейла? – завелся друг от негодования. - Где я достану Цветок Лотоса?
- Сходи за ним, – спокойно проронила она. - Твое дерево ждет давно.
Девочка просто потешалась при виде подобной физиономии у Оливера.
- Нет! Шейла, нет!
Оли плавно спорхнул с куста и направился прочь с холма, но девочка не собиралась уступать. Ее друг был в опасности.
- Почему? Чего ты так боишься там увидеть?
- Я просто не могу!
- Тогда найди того, кто сможет!
- Ты думаешь, кто-то отдаст мне свой лотос? Да ни за что на свете!
- Найди призрака, которому Лотос не нужен.
Как заговоренные, они одновременно обернулись.
- У него нет живых родственников, значит, цветок считай, не нужен.
- Если только он не собирался прогуляться или верит, что лотос является билетом в рай.
Старый Джек украдкой заметил слежку, но решил проигнорировать больно пристальный взгляд, кусающий спину. Больше того, он уже собрался уйти, почуяв неладное. Забраться в самый дальний уголок призрачного города и отсидеться, когда буря стихнет, но в следующий момент Шейла и Оливер уже стояли у него за спиной.
- Джек. Помоги.
- Ладно, - вдруг согласился Джек. Призраки-заговорщики озадаченно переглянулись.
- Но мы еще… - хотел было упрекнуть Оливер, снова потеряв надежду.
- Я слышал о чем вы там шушукались. В мире духов неважно на сколько лет выглядишь: видишь и слышишь не хуже младенца.
Оливер опустил со стыдом глаза.
- Вы не боитесь, того, что ждет вас там, Джек?
- Мне нечего бояться, Оливер. За всю жизнь я согрешил только в одном: стриг с овец драгоценный мех. Если в моем дереве испытаний ждут голые овцы, я непременно попрошу прощения.
Оливер подумал, какой удивительный был человек Джек. Но надо же так глупо умереть, под деревом.
К пастуху подбежала овца, вынудив хозяина запустить руку в ее шкуру.
- Я сделаю, что ты просишь, но при условии, Оливер.
- Говори, не тяни.
- Перед тем, как закончить путь привидения, ты должен рассказать, что случилось с тем жизнерадостным Оливером, которого любили люди.
Фокусник замешкался.
- Оли, пожалуйста, - просила, жалобно скуля Шейла.
Ее удивительные глаза снова напомнили девочку, в смерти которой он виноват.
- Договорились.
- И ты пойдешь со мной в лес. Один я туда не сунусь, хоть убей.
- Поздно убивать, Джек, - улыбнулся парень.
- Привычки, - отмахнулся старик. – Идем сейчас.
Мистическим образом лес всегда окутывала серо-золотистая туманность, от того он выглядел гораздо страшнее. Был бы Оли человеком, он бы покрылся гусиной кожей от ветра, который даже ветви заставляет хрустеть. Джек тоже помнил это странное покалывающее чувство в сочетании с щекоткой. Они проходили сквозь тощие деревья все дальше и дальше. Туда, где столбы становились шире и могущественнее, а верхушки терялись в небесах.
Джек и Оливер оба слышали призывающий шепот своего дерева. Фокусник с облегчением и тихой радостью отдалялся от своего дерева испытаний, но постепенно приближался к дереву знакомого.
- Мы пришли, - сказал призрак обыденным тоном, словно вернулся домой.
- Удачи, Джек.
- Ерунда, - отмахнулся старик и прошел сквозь столб. Он так торопился, будто не мог стерпеть ожидания.
Спустя минуту, мужчина вышел, а ствол за ним скукожился, точно деревья в самом начале леса. В руке старик держал Цветок Лотоса. Он красиво лежал в слабом мерцании бледной руки, дышал жизненной силой, и это было прекрасно.
- Что ты видел? – поинтересовался Оливер. Каких только он не наслушался жутиков от «просвещенных»: многие видели чью-то смерть, кто-то дорогу раскаленных до бела углей, ведущих прямиком в жерло ада, другие видели себя утопающими в деньгах, еде и питье, даже в комплиментах. Но были и те, кто рассказывал о солнце, вечно цветущих полях, молодых девушках, бескрайних океанов, полных цветов. Оли догадывался, что ему предстоит однажды увидеть…
- Овцу. И девочку.
- Девочку… - задумчиво повторил фокусник. – Как она выглядела?
- Как яркое солнышко.
- Нет, это не та…
- Пропуск? – объявил главарь Боб, хотя прекрасно знал, что Лотос находится в протянутой руке. – Помни, у тебя есть время только, чтобы доставить символ, и тут же вернуться.
- Зачем мне это говорить? Я же состою в поисковой группе, – гадал Оливер.
- Проходи уже.
«- Ну и нрав! – подумал про себя фокусник и вышел в мир людей.»
Оли шел по интуиции. Он совершенно не знал, где живет Питер, но догадаться было не сложно. Дом мальчика наверняка окутан темным знамением.
Дом был виден издалека, поэтому Оливер сменил шаг на более медленный, чтобы подышать чудесным местом, от подобных он отвык, так как приходится чаще всего наблюдать не самые приятную глазу местность. Здесь пахло сеном, паханой землей и чистым воздухом, что уже отрывал маленькие частички от тела призрака. Частички не заметит человек, потому что его зрение не сравнится с обострившимся зрением привидения.
Оливер взглянул последний раз на Цветок Лотоса и вложил его в почтовое отделение.
Он все же не удержался и подошел мягкой поступью к дому, заглянул в окно. Мальчик лежал на маленькой кушетке, свесив ноги, и с кем-то разговаривал. Ему это показалось странным, ведь мальчик находился в доме один.
- Возвращаются доделать начатое, - довольно проворчала старуха в толпе. – Нечего нам тут героев да избранных заводить. Герои, видит бог, долго не живут.
Кто-то толкнул бабку в бок.
- Он слепой, а не глухой! – говорил ей в полголоса юноша.
Жители призрачной деревни собрались одной большой толпой, стиснутой во дворе Питера, как картошка в мешке. На их памяти подобных случаев – чтобы человек получил второй символ призраков – не случалось. Мало того, что мальчик остался жив в первый раз, так теперь к нему наведываются повторно. В их умах формировались подозрения, что, Питер избранный, или говорящий с призраками…
Вдруг, сосед по имени Фред вытиснулся из толпы и бросился мальчику прямо в ноги. В руках Фред держал кастрюлю с только что сварившейся картошкой.
- Слепой Пит, прими мой дар, и умоляю, задобри за меня словечко в мире привидений, - взмолился мужчина на коленях. Он явно чувствовал всю нелепость своего положения.
Тут народ словил идею всего происходящего и ринулся по домам в поисках чего-нибудь съестного, или полезного по дому.
Бабушка Бердж принесла Питеру грибную похлебку, от которой пахло так замечательно, что мальчик не смог отказаться.
- Передай им, что бабушка Бердж желает жить долго, - парировала та, и, не дав Питу сказать ни слова, быстро удалилась. Она подпрыгивала на бегу, представляя свою жизнь бесконечно долгой.
Ее сменил юркий мальчик, таскающий по утрам воду мимо его дома. Он жил в трех домах от «избранного», поэтому пришел вторым, тем самым избежав пугающей очереди.
- Привет, Питер. Мама просила передать тебе булочек с яйцом и зеленью. И сказала, что просит моего выздоровления. – Писклявым голоском пояснил маленький сосед.
- А чем ты болен? – ради любопытства спросил Пит.
- Пока ничем, но мама говорит лучше обезопасить себя заранее. Поэтому я всегда ем лук, и перец. Он повышает иммунитет.
Жители деревни гуськом подходили к дому мальчика, а тот не смел отказывать в просьбах, в которые люди так сильно верили.
«Может и вправду получится поговорить с привидениями? – думал про себя Питер, терзаемый совестью.»
Мальчика до глубины души поражали просьбы людей. Они просили здоровья себе и родным, благополучия в новом году, пышного урожая, были те, кто наивно просил, чтобы после смерти им отвели благоприятное место на облаке рядом с солнцем и всякое прочее.
Пит считал их поведение полезным. Ведь они поверят в свои желания, и большинство наверняка сбудется. Горожане сами того не подозревая притягивали в свою жизнь чистые, светлые эмоции. Вернувшись по домам, они умиротворенно вздыхали, думая: «Теперь все станет еще лучше» или «Все будут довольны». Это был потрясающий день, наполненный волшебными желаниями людей, которые тянуться к добру.
Когда еду уже некуда было ставить, мальчик просил относить ее в дома для нуждающихся, тем самым он мог осчастливить еще больше людей, накормив их досыта, принся в их кровати ощутимое тепло, любовь и драгоценную надежду. Этот день, четверг, стал почти вторым рождеством. Ведь люди загадывали желания, и ели до отвала, и радовались новым переменам, которые не так часто случались в забытой всеми деревеньке.
Не поверите, но даже хулиган Стен отстоял в большой очереди несколько часов. Он пришел с пустыми руками, но упорство, с которым он простоял в толпе полдня, удивляло Питера.
- О, Стен. Уж тебя-то я не ожидал увидеть, - сказал с учтивой улыбкой Питер.
- Я просто хотел сказать, что не верю тебе! Ты обманщик и воруешь еду.
- А-а, - протянул мальчик в ответ, - Понятно. Удачи. – Попрощался Слепой Пит, протягивая из последних сил руки к женщине позади.
- Что это значит? – ответил Стен. На самом деле он надеялся задеть чувства новой звезды деревни, поэтому получив совершенно другую реакцию, не сразу получилось ее в мозгу обработать.
- Что тебе пора домой, - все так же улыбаясь, пробубнил Питер.
Любуясь на трещащие дрова в печи, Питер гадал, кто явится ему на этот раз. Шейла вряд ли придет, ведь она уже пожертвовала свой Цветок Лотоса, значит, придет кто-то другой.
В дверь постучали.
Мальчик, собравшись с духом, слез с кровати и пошел открывать. Звук сердца отбивал в ушах дробь, но тому веной был не страх, а волнение.
- Стен?! Гром среди ясного неба, что ты здесь забыл?
- Я буду следить за домом на улице, - бессмысленным тоном буркнул хулиган. – За тобой и твоим призраком.
- За кустами плохо видно, однако тебе ли не знать? – И закрыл дверь.
А после в дверь снова постучали.
Знакомый свет, исходивший с улицы, подтвердил догадки Пита.
Он повторно отворил дверь и, увидев гостя, изумился. Как он сразу не догадался?
- Оливер. Рад видеть. То есть, привет, – исправился Пит.
- Угу, - пробуя на вкус приветствие, шепнул фокусник. – Разрешишь зайти?
- Конечно. Мой дом – твой дом. Располагайся. У меня здесь тепло, - хвастался тот, подходя к печи.
Каким наивным созданием выглядел Питер…
- Призракам не бывает холодно. И тепло тоже не чувствуем. Отчасти я тебе завидую.
- Брось. Было бы чему завидовать.
- Человеческому теплу, – закончил Оли и постарался сменить тему. - Я смотрю, ты разжился провизией. Прошелся дождь из еды? Или на деревню напала картошка?
- О, да. Люди просят у призраков здоровья, благополучия, место в раю и всякое такое. Это можно устроить? – спросил мальчик, присаживаясь за стол.
- Ваша деревня живет гораздо лучше некоторых, поверь. У вас есть все необходимое. – Оли обошел по-человечески стол и сел напротив. – Стремление развиваться, помогать друг другу, заботиться.
Мальчик кивнул, прослушав последние слова. Он догадывался, что разговор пойдет совершенно не про огород.
- Оливер, зачем ты пришел? – поинтересовался Пит. Ему взгрустнулось. Силуэт призрака он видел расплывчато, как все вокруг. Мальчик вспомнил момент, когда Шейла их познакомила. Фокусник появился из стаи рыб-призраков. У мужчины широкие скулы, выразительные глаза.
- Я пришел, потому что меня терзают подозрения.
- М?
- Ты хочешь остаться в нашем мире, признайся.
- Скажешь плохо? Я не должен? Да ради чего мне тут оставаться? Ради глупых людей, просящих помощи у слепого?
- Ты не слепой, Пит. Видишь больше, чем зрячие.
- Успокоил. Я лишний в мире людей! Только среди вас мне приятно находиться.
- Послушай, - успокаивал Оливер, - Я не хочу твоей смерти.
- А кто сказал, что я хочу умереть? Я просто хочу общаться с вами.
- Понимаю. Я продолжаю жить ради Шейлы. И тебе советую поступить так же. Она желает тебе лучшей участи, а ты, как мне кажется, пренебрегаешь ее вполне правильными желаниями. Она многое упустила, покинув землю в двенадцать лет. Шейла уже никогда не вырастит, не познает материнскую любовь и жизнь. У нее будет только один юбилей: сколько лет она проведет в поисках дома.
- Я не хочу умирать. Но я хочу быть с вами. С тобой, с Эрой.
Оливер протянул руку и засунул ее в печь.
- Мы ничего не чувствуем. Со временем это становится обыденностью, и привидения забывают о прежней жизни. О жизни, когда они были людьми, когда плакали от горя и счастья, когда наслаждались запахами и прикосновениями, когда мы были живыми.
- Ты скучаешь по эмоциям, - догадался мальчик. Он принялся искать варианты. – Ты давно сидишь на одном месте. Может тебе нужно отвлечься? Отправиться в путешествие. Или быть ближе с людьми.
- А тебе не скучно? Шейла сказала, у тебя не осталось друзей.
Питер посмотрел в сторону маленького узкого шкафа с двумя дверцами.
- Один есть. Но я пока что ему не доверяю.
ГЛАВА ПЯТАЯ. ХЭЛЛОУИН.