Москва.
Типография Ф. Иогансон, у красных ворот, дом Иогансон.
OCR, web-публикация – военно-исторический проект «Адъютант!» https://adjudant.ru
Император Павел, производя Суворова в Генералиссимусы, сказал: э того много для другого, а Суворову мало. Ему быть ангелом.
Письмо Ростопчина к Суворову.
Оглавление
ПРЕДИСЛОВИЕ. 5
Глава первая. 7
Девиз Суворова: virtute et veritаte, т. е. «доблесть и верность», коими сделался он славен в ряду исторических героев, и изображение его характера, сделанное современным ему историком Антингом. 7
Глава вторая. 11
Дом А. В. Суворова в Москве в 1784—85 годах. — Его домоводство и заботы о разных хозяйственных продуктах — Состав вотчин его в это время в разных губерниях. — Прикупка крестьян к наличному составу вотчин. - — Общие его распоряжения по вотчинам, относительно рекрутской повинности, браков дворовых и крестьян. — Уничтожение поборов с вотчин холстами, птицей ж пр. — Заботы о здоровье новорожденных — О бедных крестьянах. — О способах довольства их лесами и солью. — Челобитные крестьян и правила, им данные о том, как должно излагать эти малопонятные ему челобитные. 11
Глава третья. 22
Газеты и книги, выписываемые на 1785 год, А. В. Суворовым, для его чтения в деревне. — Его дела по покупкам имений; его поэт-адвокат, называвшийся по тогдашнему стряпчий. — Пресловутый статский советник Терентий Иванович Тереньтьев, его характеристика, сделанная заочно ему самим А. В. Суворовым. 22
Глава четвертая. 31
Жизнь Суворова в с. Ундоле; его забавы и занятия; его обращение с гостями; заботы о разведении садов и огородов, о постройке зданий и церквей; правила и приказы о рубке леса, чистке прудов, разведении цветников, посадке деревьев; резолюции по разным челобитным и заботы об улучшении крестьянского хозяйства. 31
Рассказы Локтева о Суворове2 31
I. 35
«Приказ пензенской вотчине. 35
II. 35
«Приказ по рождественской вотчине Московской губернии. 35
III. 36
«Приказ по Суздальской вотчине с. Кистоши с деревнями. 36
IV. 36
«Приказ об исправлении пруда в с. Кистоши. 36
V. 36
«Приказ 1785 г. о погребе, саде и колодце в с. Кистоши. 36
VI. 37
«Приказ в с. Ундол 1785 г. 37
«Причины упадка крестьянского хозяйства. 38
Глава пятая. 44
Новгородские вотчины А. В. Суворова и именно село Кончанское с деревнями, Боровичского уезда. Ложные показания историков о малолетстве Суворова, будто бы здесь проведенном. Истории с. Кончанского. Первый приезд А. В. Суворова в Кончанское, в декабре 1784 года, на 55-м году его жизни. Второй приезд в 1786 году, и третий в 1797 году. 44
Глава шестая. 53
Дальнейшие распоряжения по Новгородской вотчине А. В. Суворова, названные указаниями и промемориями. Заботы его о народном лечении. Его симпатия к военным людям вообще и к войскам, квартировавшим в его время по Боровичскому уезду (1786 год). Переписка Боровичского помещика Балка с Суворовым о делах хозяйственных. Цены на жизненные продукты в 1786 и 1787 годах, заимствованные из отчетов вотчиной конторы Суворова, и сравнение их с нынешними. 53
Глава седьмая. 60
Памятники, сохранившиеся о генералиссимусе Суворове в его вотчинах, и признательная в нему память нашего XIX века. — Заключение. 60
Глава восьмая. 64
Письма Суворова и лиц к нему близких за 1784 и 1785 годы. 64
Приложение. 76
Сведения об отце Суворова, Генерал-Аншефе Иване Васильевиче Суворове. 76
ПОЧЕРК РУКИ СУВОРОВА.. 81
ПРЕДИСЛОВИЕ.
[1] В наше время народ охотно слушает популярные лекции в столицах, и заводит повсюду школы даже в самых глухих местностях. Поэтому теперь будет не лишним всякое историческое исследование, хотя бы и самое краткое, о таких соотечественниках, которые во всю жизнь свою были друзьями народными. Таким именно был в минувшем веке великий Суворов. История подробно поведала нам о всех его славных подвигах, но ничего почти не говорила о жизни его в своих вотчинах, об его управлении своими крестьянами и хозяйстве.
Всякий знает, что ни один из полководцев наших не свершил столько подвигов и не прославился таким необычайным рядом побед, как Суворов. Даже военные люди и те изумлялись постоянному хладнокровию Суворова во всех опасностях войны и всегда верному его расчету, с которым он выигрывал, говоря его словами, все баталии. Из всего этого давно сделан тот вывод, что Суворов создан был единственно для войны, что кроме геройских подвигов, сознания неумолимого долга, победы, или смерти, душа его ничего не хотела ведать. С такими задатками явился этот человек в царствование Екатерины Великой, как нельзя более кстати. И поляки, и турки, и французы со всех окраин грозили нашему отечеству в [2] ее время. Войны Екатерининские почти не прекращались. Не было тогда ни железных, ни шоссейных дорог, ни нынешних орудий и телеграфов, Недостаточно было и войск. При таком положении и оборонительную войну было вести весьма трудно. Но великая нация во время родила и великого вождя с новыми приемами стратегии и особой тактикой. Этот человек хорошо знал цену русскому солдату, еще лучше видел все недостатки и армий неприятельских, и с этим-то запасом знания более 30 лет водил наши армии от победы к победе. Этот же воин, сам сознававший за собою грубость в поступках и незнание, как выражался он, светских наружностей, но считавший себя однако же повелителем счастия1, когда было нужно, являлся и политиком и человеком государственным, управлявшим судьбами целого королевства, как напр., в Польше. Наконец, попав в свои вотчины и сделавшись мирным селянином, Суворов оказывается и тут знатоком своего дела и во всем оригинальным. Он входит подробнейшим образом в положение каждой крестьянской: семьи, облегчает вотчинам из своего кармана рекрутскую и другие повинности, заботится о здоровье крестьян, помогает деньгами женихам, которые сами у него искали себе невест, поднимает на ноги бедняков и укрощает сильных, так называемых мироедов, входит [3] в способы обработки полей и лугов, бережет для мужичков своих леса и отучает их от пьянства и лени. Словом, везде показывает себя добрым делателем, разумным отцом-попечителем и другом своего крепостного народа. Затем он умел быть в деревне и барином. Как другие помещики, так и он жил в свое время открыто и в деревне окружал себя всеми удобствами жизни барской. Он содержал домашний театр и музыкантов, ездил с большою свитою в больших каретах, задавал пиры, отправлялся на охоту, и пр. Но впрочем и здесь он отличался нередко особенностями, ему одному свойственными. Так, напр., рассматривая экстракты разных судебных дел по вотчинам, тут же занимался и камер-обскурой. Читая серьезные философские сочинения и все русские и иностранные журналы, не пренебрегал и гадательною книжкою, которую выписал он, как сам признавался, для резвости. Разводя в деревенском доме своем целые десятки певчих птиц, или потешаясь с гостями катаньем на коньках в масленицу, тут же беспокоился о том, что делается, напр., на Кубани или в Петербурге. Такова жизнь Суворова в роли помещика. В ней он более всего явил себя хозяином и серьезным человеком, хотя не избегал и деревенских забав… Из распоряжений Суворова по вотчинам, читатель увидит сам, что Суворов в свой кулачно-грубый век был истинным отцом своих крестьян, знал и любил хозяйство деревенское и, несмотря на блеск своей славы, хвалился титлом пахаря. Я пахарь в Кобрине, писал он из Гродненской вотчины в 1797 г., «лучше, нежели инспектор, каковым был еще в подполковниках. Спешу к сохе, писал он из Италии, собираясь переходить Альпы. В Новгородском вотчинном архиве, кроме хозяйственных [4] распоряжений, сохранились еще и письма Суворова к разным лицам по разным частным его делам и ответы на них. Здесь мы видим, чем этот человек иногда интересовался, о чем скорбел и заботился, и как современники, родные и знакомые относились к нему в письмах. Переписка эта помещена в приложении, в главе VIII-й.
Примечания
1 10 Декабря 1784 г. из Ундольской вотчины Суворов писал к Потемкину следующее: Служу более 40 лет. Одно мое желание, чтобы кончить Высочайшую службу с оружием в руках. Долговременное мое бытие в нижних чинах приобрело мне грубость в поступках при чистейшем сердце и удалило от познания светских наружностей. Препроводя мою жизнь в поле, поздно мне к ним привыкать. Не разумея изгибов мести, моим сверстникам часто неугоден... Был счастлив, потому что повелеваю счастием.
Краткий очерк
жизни в вотчинах и хозяйственной деятельности генералиссимуса Александра Васильевича Суворова-Рымникского» по вновь открытым источникам за 1784 и 1786 годы и местным преданиям его вотчин1.
Глава первая.
Девиз Суворова: virtute et veritаte, т. е. «доблесть и верность», коими сделался он славен в ряду исторических героев, и изображение его характера, сделанное современным ему историком Антингом.
[5] Мне представился счастливый случай по вновь открытым источникам в вотчинном архиве села Кончанского2 с дозволения его владельца, изучить деревенскую жизнь и хозяйственную деятельность мужа чудес, удивившего в прошлом [6] веке весь мир своими геройскими подвигами — и покрывшего вечною славою оружие русское. Этот человек и смолоду, и в старости, по показанию историков, не взирая ни на какие силы противников, дрался всегда как лев. То, что в Италии досталось Наполеону I-му в три года, генералиссимус отбил у его войск в три месяца, и тем доказал, что все тогдашние славные генералы и маршалы Франции для него были не более, как капралы.
Безграничный приверженец империи, бесконечно преданный интересам своей великой государыни, более полвека он служил в войсках ее и ее наследника. Вся эта длинная служба его была ни более, ни менее, как торжественною песнью славе и могуществу нашей великой империи.
Везде, где только был Суворов, падали вековые твердыни, бежали тысячи неприятелей, и даже мертвые, неприступные горы Швейцарии покорно допустили этому человеку наступить на гордое свое темя (где от века не бывала нога человеческая) и дали дорогу отцу с юным сыном и всей непобедимою его армадой3.
Историки уверяют, что в последнее десятилетие ХVIII века, когда Суворов являлся бить турок и ходил в Польшу за Прагою, то и в Турции и в Польше было строжайше запрещено говорить войскам и народу, что это тот самый Суворов, который бил конфедератов и был в 1772 году в Турции. Напротив, было приказано распускать молву и в Турции, и в Польше, что это только однофамилец, а прежний Суворов давно уже погиб от ран в прежних войнах.
Такова была слава гениального самородка русской армии, который, несмотря на значительные вотчины, девять лет терпеливо служил в нижних чинах до офицера, а потом [7] создал и свою особенную тактику войны, с которою он по всюду выигрывал битвы наверняка.
Простота и ласка в обращении, любовь к солдатам и неустанные об них заботы, краткая, но искрометная сила гениальной его речи, труженический и причудный образ его жизни, страсть к государственной службе и дивная в ней исполнительность — все это делало Суворова могучим властелином над вверенными ему силами. Он, например, приказывает полкам пройти более тысячи верст в месяц или перейти болото и, не отдыхая, отправиться на крепостную стену, — и все это делается живо и без возражений. Десятки тысяч людей и характеров в руках его были, как будто какой-то простою вещью. Так все покорствовало гению и безропотно повиновалось громовой его команде. Во всю его жизнь, только однажды не послушались его солдаты. Это было в Швейцарии, когда он приказывал заколоть себя и зарыть в могилу на неприступных горах.
Таков был герой Кинбурна, Фокшан, Рымника, Измаила, Праги, Требии, Нови, Брешии, Сен-Готарда, Мутена и других мест, доставивших ему беспрерывное тридцатилетнее торжество и славу, и вечную, признательную к нему память всех грядущих поколений!
70 лет прошло со времени его смерти, но военные историки все еще не перестают трудиться над изучением необъятных дел Суворова. Так оно и должно быть, потому что гении в один век не разгадываются. Их понимают уже по истечении целого ряда веков.
Эти великие дела Суворова питают нашу национальную гордость, возбуждают в нас энтузиазм и непоколебимую веру в могущество нашей империи и народа, и ны не боимся упрека в пристрастии к вождю, оставившему нам в наследство Кутузовых, Багратионов, Сакенов, Милорадовичей и других, по выражению Пушкина, екатерининских орлов, которые в 1812 г. прорепетировали все лекции Суворова смелому Бонапарте. [8]
Но пристрастия у нас, русских, к герою Рымникскому настолько, чтобы преувеличивать дела его, далеко нет и теперь. А если и замечается энтузиазм к великому и популярнейшему лицу нашей истории, то он был и в жителях венской столицы и у целых городов Италии, забранных Суворовым в несколько недель. Затем, в наше время трудятся над великой историей Суворова передовые и образованнейшие из наших соотечественников.
Замечательнейшая о Суворове история г. Милютина, употребившего на нее лучшие годы своей молодости, известна всем. Равно исторические очерки и других ученых лиц на русском и иных языках доказывают только, что увлечение делами героя и изучение его истории есть и было уде лом людей с высшей интеллигенцией. Стало быть, и здесь не было места пристрастию, свойственному темной среде.
Наконец, что понятие наше о величии дел Суворова возникает не из пристрастия, а из действительной их грандиозности — -это доказывают, не наши только, но и иноземные ученые. Роон — нынешний военный министр Пруссии, удивляющей нас доселе, со времени битвы под Савой, быв молодым офицером4, со всем тщанием изучил военную жизнь Суворова. Поход в Италию произвел на него до того сильное впечатление, что он не удовольствовался одними книгами об этом человеке, а решился пройти пешком всю Италию и Швейцарию и хотел понять эти сверхъестественные подвиги, не одним умом, но и глазами и всеми мускулами, и таким образом, он проделал весь этот бессмертный путь без экипажа, и то, что говорила мертвая книга, он проверил своими внешними чувствами, посетил, как святыню, все местечки и дороги, где вел Суворов свое смелое войско.
Тот факт, что поклонникам военной науки мало одной безжизненной книги, и что их увлекает не пристрастие к великому стратегику, а самое величие его деяний, говорит здесь сам за себя. Очевидно, что для таких образованных [9] воинов мало знать только дела своих предшественников, им требуется как бы осязать их. Здесь. уже не простая прогулка, не потеря праздного времени. Нет! здесь великая школа со всеми ее натуральными декорациями, с живой ее топографической физиономией, — школа, постигаемая не одною силою умственною, но и напряжением всех физических сил.
Этого героя Рымникского подарило Русскому царству московское дворянство, но в то же время он был наследственный дворянин и вотчин новгородских.
Он родился в Москве, по одним сказаниям в 1729-году, а по другим в 1730 году.
Современный генералиссимусу историк Антинг, представлявший первую часть своей истории на просмотр самому-герою в 1793 году, рассказывает о нем следующее5.
«Я, говорит Антинг, жил несколько месяцев в Херсоне, в доме самого графа Суворова, был известен (знаком близко) ему, и здесь собрал все сведения о жизни и делах его. Отец Суворова был крестником Петра Великого и происходил от шведских дворян, заслуживших у наших царей, в XVI и ХVII веках, вотчины и чины. Александр Васильевич родился в 1730 году и 12-ти лет был записан в гвардию, на 17-м вступил в действительную службу. Юлий Цезарь и Карл XII были в детстве предметом его удивления. Смолоду еще Суворов отлично знал историю Ролленя и Гибнера и философию Вольфа и Лейбница. Знал впоследствии языки французский, немецкий, турецкий, польский, молдаванский и итальянский6. Несмотря на раны, имеет бодрый вид и моложав. По суровости жизни, болезни ему неизвестны. Телосложения крепкого. Внутренних лекарств никогда не принимает». [10]
Этот очерк относится к тому времени, когда Александру Васильевичу было около 62 лет.
«Зимою и летом Суворов встает в два часа. Спит на том, на чем отдыхает утружденный земледелец, т.е. на свежем сене, покрытом простыней, и одевается плащом. Все лето живет и спит в саду, в палатке; одевается в несколько минут, обливается по нескольку раз, холодной водой, когда это возможно, носить всегда мундир и никогда шлафрока, сюртука, перчаток. Шубу употребляет только в дороге. По утру пьет чай и занимается полчаса гимнастикой, а потом садится за бумаги до обеда. Слог его короток и мужественен; в выборе выражений столь верен, что никогда написанного не поправляет. Обедает и в 7, и в 9, и в 12 часов. За столом весел и разговорчив. Стол его состоит от 20 до 24 приборов. В пище умерен, после обеда отдыхает несколько часов.
Главнейшее его упражнение состоит в военном искусстве. С солдатами на ученьи делает невероятные переходы, иногда до 70 верст в сутки. Но все солдаты его любят и с ним чувствуют себя непобедимыми.
В свободное время заставляет себе что-нибудь читать. В сем случае следует вкусу своего времени. Журналы и ведомости занимают его много. К большим собраниям имеет мало склонности. Но, попав туда случайно, бывает весел; иногда и танцует, и играет в карты, но это только из одного угождения.
От отца получил он знатное имение, приумноженное ныне монаршими щедротами. Прежде отказывался от жалованных деревень и денег, но ныне принимает оные единственно для своих детей.
Уже около 20 лет, как не смотрится в зеркало, не носит при себе часов и денег. По характеру известен, как человек честный, ласковый, учтивый, твердый в предприятиях, сохраняющий свои обещания даже и против самого неприятеля. [11]
Сего героя ничем подкупить не можно. Всячески старается умерять свою вспыльчивость. Пылкость его и быстрота столь велики, что подчиненные ничего не могут так скоро сделать, как бы ему желалось. Любовь к отечеству и ревность сражаться за его славу, служат сильнейшими побуждениями неутомимой его деятельности, и, подобно древним римлянам, он жертвует оному всеми прочими чувствами, не щадя ни своего здоровья, ни жизни».
Это описание относится к 1793 году, когда Суворов, по окончании турецкой войны, жил в Херсоне и укреплял там границу от турок. Следовательно, еще за семь лет до его смерти.
Из истории известно, что ордена и деревни Суворову давались щедро, и червонцы от Великой Екатерины на него сыпались тысячами. Внимание Государыни к нему было таково, что она многие рескрипты писала ему собственноручно, заботилась об его шубе и каретах, тогда как он мчался по делам своей службы всегда на фельдъегерской телеге, удобнее которой как будто бы он ничего и не знал. Человеку, промывавшему свои раны морской водою и русской водкой, ездившему пред войском сотни верст верхом, перевязывавшему простреленные члены под ядрами и пулями неприятеля, почтовая телега не казалась тряскою, а усердие к службе своей государыне действительно заменяло ему самый лучший экипаж7.
Неудивительно поэтому, что Суворов не понимал, как могла австрийская пехота промочить ноги при переходе от [12] Минчио к Адде, когда она это делала на службе государю. По его понятиям, тут простуды быть не должно. За хорошей погодой, говорил он, гоняются женщины, да щеголи.
Император Павел Петрович, в рескрипте, по случаю взятия Брешии, писал генералиссимусу истинную правду, когда говорил, что «Суворов умеет обходиться с победой и на царской службе ее из рук не выпустить, потому что давнишняя личная, привязанность победы к герою помогает ему успевать во всем».
Все это приводится к тому, чтобы показать рельефнее, насколько справедлив современный Суворову историк, насколько лжи в словах других историков, упрекавших его в жестокосердии, дикости и варварстве, уверявших, что он может драться только с медведями и хладнокровно проливать человеческую кровь.
Вместе с тем, я намерен показать и то, что в 1784 и 1786 годах, когда он жил и хозяйствовал в своих вотчинах, т. е. в тот период, к которому относится этот очерк, Суворов был уже славный генерал русский, по огромным своим заслугам. Он был уже видимо намечен промыслом к высшему призванию и осыпан щедротами государыни, как немногие из его сослуживцев.
В 1784 г., когда он прибыл в свои вотчины, то уже был генерал-поручиком, кавалером Георгия второй степени, имел золотую бриллиантовую шпагу, был героем Гирсова, Кослуджи, Туртукая; доставил, куда следует, [13] Пугачева, переселил греков из Крыма, где сделал известные укрепления, равно как и за Кубанью, принял в подданство государыни крымских и ногайских татар — cловом, отличий и заслуг его было очень много. Из переписки его с разными лицами за то время8 видно, что комета эта была уже большой величины, и многие отцы даже в вотчине преследовали Суворова: — ходатайствами за своих деток, чтобы он дал им движение по службе, сильнейшим образом льстили ему (чего, как известно, он не терпел) и всячески ублажали его, чтобы только он удостоил вниманием искателей. В 1784 году ему назначена в ведение владимирская дивизия, что и давало ему возможность жить в деревне. В этом году и следующем он разъезжал по всем своим вотчинам, которыми управляли у него все прапорщики, да младшие и старшие адъютанты. Из переписки Суворова с этими управляющими видно, что они были искренно преданы своему командиру, но, к несчастию, весьма недалеки и малограмотны и, вдобавок, писали к Суворову самыми дурными водянистыми чернилами и самым неряшливым почерком. Дело излагали растянуто и нетолково под час, а он всегда отвечал им непременно по пунктам.
Примечания
1 Читано в общем собрании В. Э. Общества, 15 августа.
2 Село Кончанское — вотчина князей Суворовых в Боровичском уезде Новгородской губернии, и кроме того, в селе Шереховичах есть несколько деревень Суворова. Кончанское замечательно тем, что здесь уединялся Фельдмаршал в 1797—98 годах; здесь принимал царских послов; здесь по летам в павильоне на соседней горе Дубихе, он следил, по русским и иностранным газетам, за успехами Наполеона I и говорил не однажды: «помилуй Бог, широко мальчик шагает… пора, пора унять его»… Его посещали соседи Лупандины, Румянцевы и другие помещики. Отсюда писал он: «я провожу здесь время непорочно, в дружеских утехах».
3 Известно, что сын генералиссимуса, Аркадий Александрович, отправлен был в Италию самим императором Павлом Петровичем учиться у отца победам. Милютина том III-й.
4 «С.-Петербугские Ведомости» 1870 года, № 287-й.
5 «Жизнь и деяния генералиссимуса Суворова в 1793 году» на немецком языке, но в 1799 г. изданы Пампурою на русском и посвящены Императору Павлу Петровичу.
6 Есть местное предание, что Суворов говорил и на корельском языке очень хорошо.
7 Вот некоторые выдержки из рескрипта, от 8 сентября 1774 года: «Узнала я», пишет собственноручно Императрица, «что вы, господин генерал-поручик, приехали к графу Панину так скоро и на легке, что кроме испытанного вашего усердия к службе, иного экипажа при себе не имеете. За таковую хвалы достойную проворную езду весьма вас благодарю и ни малейшего сумнения не полагаю, что вы преуспеете истребить злодеев славы отечества судя по природной вашей храбрости и предприимчивости. Дабы же скорее вы нужным экипажем снабдиться могли, посылаю вам две тысячи червонных» и проч…
За год пред сим в 1773 г. Государыня прислала ему Георгия 2-и степени за Туртукай. «Произведенное вами храброе дело», писала она, «учиняет вас достойным к получению отличной чести и нашей монаршей милости» и проч.
В 1771 г. он получил Александра Невского, за разбитие Огинского, и Георгия 3-и степени. В 1770 г. Орден св. Анны. Словом, его награждали каждый год — и притом иногда не по одному, а по несколько раз, и наконец, пришло уже и такое время, когда стали затрудняться в выборе ему наград. Он имел все, и все-таки продолжал до смерти своей удивлять заслугами.
8 В описи бумаг Фельдмаршала Суворова за 1795 год значится следующее, под 37 статьею: подлинных писем от разный господ к его высокографскому сиятельству А. В. Суворову, о разных содержаниях за 784 и 785 годы, всего сто тридцать семь листов. Эта куча писем только сохранилась до 795 года; но, без сомнения, в дни получения этой почты целые сотни таких писем, за негодностию, истреблены.
Глава вторая.
Дом А. В. Суворова в Москве в 1784—85 годах. — Его домоводство и заботы о разных хозяйственных продуктах — Состав вотчин его в это время в разных губерниях. — Прикупка крестьян к наличному составу вотчин. - — Общие его распоряжения по вотчинам, относительно рекрутской повинности, браков дворовых и крестьян. — Уничтожение поборов с вотчин холстами, птицей ж пр. — Заботы о здоровье новорожденных — О бедных крестьянах. — О способах довольства их лесами и солью. — Челобитные крестьян и правила, им данные о том, как должно излагать эти малопонятные ему челобитные.
[14] Заведующий военною канцеляриею в Москве, московским домом и подмосковною вотчиною при селе Рождествене был у Суворова некто младший адъютант Степан Матвеевич Кузнецов. Дом генералиссимуса в Москве был у Никитских ворот, в приходе Вознесения. Из писем видно, что он был каменный, очень большой, так что потребовалось отдать его половину под квартиру какому-то военному человеку, слишком за 400 руб. на ассигнации в год.
Домоправителя и адъютанта своего, г. Кузнецова, Суворов звал в письмах просто Матвеичем, и однажды даже поблагодарил его за потушение пожара в этом доме. Сам генералиссимус жил в тот год в ундольском своем имении, в 40 верстах от г. Владимира и в 140 вер. от Москвы. Письма его писались на толстой [15] бумаге, иногда на небольших клочках, самым мельчайшим почерком; запечатывались они отличным сургучом и огромной печатью с знаменами, пушками и саблями, с надписью, до ныне сохранившеюся: Virtute et viritаte.
По почте ли, с нарочным ли посылались эти письма, адрес на них означался очень часто рукою Александра Васильевича так: «Государю моему, моему младшему адъютанту его благородию Степану Матвеичу Кузнецову, в доме моем близ церкви Вознесения, у Никитских ворот.
При доме этом имелись хорошие службы и разъездные лошади. Но почему-то слуги «Матвеича» ездили постоянно на извощиках, и вели дело так, что даже не заглядывали и на почту, а дожидались, когда им принесут письмо от Суворова сами почтальоны. Но Александр Васильевич скоро заметил, по отчетам, этот беспорядок в излишних расходах. В июльском письме 784 года из Ундола он, между прочим, пишет Матвеичу так: «Яснее и своею рукою пиши и кратко и мелко, чтобы на почту не много денег тратить; за принос писем не давать денег, а самим на почте брать. Особливо Михаилу — человека молодова к посылкам приучать и от злоупотребления и лихоимства остерегать. Я приметил, как в Москве дворовые нашив доверенных им покупках лошадей цену прибавляли».
В этом московском доме было очень много дворовых людей. Даже певчие и музыканты там жили целыми партиями. Как оказывается, артисты держались здесь для того, чтобы совершенствоваться в музыке и пении, о чем владелец заботился постоянно. Для того, чтобы практиковаться у известных там в то время артистов голицынских, певчим Суворова не запрещалось иметь и доходы за игру и пение — по Москве, но с 1784 года все эти артисты перевезены в Ундол по случаю пребывания там Александра Васильевича. Владелец не переставал напоминать Матвеичу, чтобы он доносил ему обо всем из Москвы, и притом еженедельно. «Пиши, Матвеич, [16] кратко, да подробно и ясно, да и без дальних комплиментов».
В этот дом крестьяне подмосковной вотчины обязаны были возить зимой дрова, сено, равно и хлеб и экономии. В письме от 30 июля, 1784 года, Суворова к Матвеичу значится, между прочим, следующее: «По настоящим обстоятельствам к удобрению моей экономии московские и рождественские продукты продать, и притом интересною для меня ценою, и сие основательное правило твердо хранить ныне и впредь текущее время». То же подтверждается и спустя две недели: «Все рождественские мои продукты подтверждаю в дорогое время в Москве продать по моему учреждению и прочие мои правила наблюдать».
В сентябре того же года из суздальского имения Суворов, в длинном письме к Матвеичу, распоряжается таким образом:
«Вспомни, Матвеич, о рождественских дровах; все ли они срублены, сохнут ли. Половина в Москву на продажу, половина сохнет всегда на будущий год».
«Вырученные деньги от продажи сена и лишних дров шли в это время на постройку церкви в с. Рождествене, вместе с половиной оброка с этой вотчины».
«В Рождествене, помнится мне, в доме был вторичный сенокос в саду и по иным местам, так то соблюдай, колико можно. Доставляй в Ундол рождественских сухих и соленых грибов, также и ягод. Исправляй крепко рождественские мои дома, к внезапному моему приезду; закажи пива сварить, русского, в Рождествено и Ундол. Но сие, впрочем, удобнее около марта, чтобы в московском доме зарубить в лед и в свое время его привезти рождестенским крестьянам при приезде их подвод с господским сеном и иными тамошними продуктами, чтобы токмо им было без отягощения».