Человек, изощренный в диалектике и всех риторических тонкостях, кое-что здесь поймет. Но толпы крестьян, надо полагать, должны были прийти от этой реляции в полнейшее исступление.
Не видно, было ли у них после этого поползновение к челобитным вновь.
К каждому разряду людей великий человек выходил с особым орудием. Этим только и можно объяснить некоторые его, забавные подчас и остроумные приемы во всей его деятельности, не исключая и его хозяйственной администрации.
Здесь является уже не воин непобедимый, а тонкий дипломат, который даже и шутит очень серьезно и добивается своей цели так, как обыкновенному человеку не придет никогда и в голову.
Примечания
1 Свечи эти употреблялись для освещения комнат по неимению в то время стеариновых заводов.
2 Нужно полагать, что множество всех крестьян в 1784 году у Александра Васильевича было несколько менее душ на 300 или 400, потону что эти сведения добыты уже из рекрутской ведомости за 1795 год, притом в 1795 году Ундол уже отделен был дочери Александра Васильевича, княгине Наталье Александровне.
3 В Новгородской вотчине два дома при с. Кончанском и в деревне Каменке оба дома доселе уцелел к с мебелью его времени, из елового дерева.
4 Письмо от 7 сентября 1784 г. к Матвеичу следующего содержания: «Матвеич! Чай из Москвы с Борщовым ты прислал столь дурен, что весь желудок мой им перепорчен. Купи мне и пришли чаю наилучшего, какой только обретаться может… черного купи, как бы тебе дорог ни показался… выбери его чрез знатоков, да перешли его ко мне очень сохранно, чтобы постороннего духа он отнюдь не набрался, а соблюдал бы свой дух весьма чистый. От нюхательного табаку, тобой присланного, у меня голова болит… чрез знатоков купи табак; смотри исправно внутрь, а не на обертку, чтобы не была позолоченая ослиная голова… вино тоже твое дурно; но уж быть так…» (к вину, как видно, Суворов холоден; но к чаю и табаку — нет).
5 Известно, что уже много спустя после 1784 и 85 годов, именно в 1808 году, при Александре I-м, вышел указ, коим запрещалось дворовых женщин, девиц и парней возить по сельским базарам и ярмаркам для вящих выгод их владельцев, торговавших этим народом открыто на площадях.
6 Судьба бездомного юноши интересует героя более, чем вся вотчина. Эта картина напоминает подобный случай с Наполеоном I-м, который приказал везшему его чрез Альпы (на поход за войском) молодому ямщику из пастухов прикупить земли на свои деньги. Рассказ простодушно-наивного парня почти так же тронул Бонапарте, как кляуза на бобыля. За молодого возчика Наполеона на Альпах потому только не отдавали любимую невесту, что у него в горах, при его домишке, было очень мало пахотной земли…
7 Отъезжая в с. Кистош, суздальское имение, Александр Васильевич приказал, в осень 1784 года, на оставленные им 150 р. купить в Москве три девицы в замужество за его дворовых людей. На это один из адъютантов его (не Матвеич только) доносит следующее: на оженитьбѵ троих холостых дворовых ваших людей на назначенные вами деньги трех девок купить неможно, а из вотчин оных взять по вашему мнению для крестьян будет отяготительно. Где спрашивали мы девок, там оне умеют шить порядочно, мыть белье и трухмалить, и стоит каждая не меньше, как восемьдесят рублей, если в продажу; а за 50 рублей девку можно купить только такую, нечево не знающую, в Москве…
8 Заметить надобно, что у двух этих вотчин на 900 душ было всех угодьев более, чем 30 тысяч десятин, по преимуществу лесов, покосов, и до 25 озер с рыбными ловлями.
9 Почти во всех приказах и письмах проглядывает забота А. Вас. Суворова о том, чтобы не обременились и не отяготились его крестьяне. Один управляющий его из помещиков предложил было А. В. завести в имении завод конный, в видах того, что сена в имении очень много, и что познания его в этом выгодном деле он с пользою мог бы предложить генералиссимусу, тогда генерал-поручику. Но Суворов понял, что вотчину нужно будет обременять запасами и возкой сена и отдать потом в полное порабощение заводчику, и в этих мыслях он ответил на дельное представление досужему коннозаводчику, между прочим, следующее:
«Простите меня, что я из сурьезности вдруг засмеялся; я по вотчинам ни рубля, ни козы, нетокмо кобылы, не нажил, так и за заводом неколи мне ходить и лучше я останусь на «моих простых, незнатных оброках…»
Письмо это писано в Ундоле, 12 октября 1784 года.
9 Вот, напр., в каком тоне он пишет новгород. управляющему Семену Трофимовичу Румянцеву приказ о невестах, от 15-го марта 1785 г.
Семен Трофимович.
«Многие дворовые ребята у меня так подросли, что их женить пора. Девок здесь нет, и купить их гораздо дороже, нежели в вашей стороне. — Чего ради прошу вас, для них купить четыре девицы, от 14 до 18 лет, и как случится из крестьянок или из дворовых. На что употребите оброчные мои деньги от 150 и хотя до 200 р. Лица не очень разбирая, лишь 6ы были здоровы. О чем уже со мною более не переписываться.
Да не можно ль, государь мой, выбрать еще из моих крестьянских тако-ж дворовым людям в невесты девочку — другую, только чтоб то мужчинам было безобидно…
Сих девиц извольте отправлять в Ундол на крестьянских подводах без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно… Остаюсь с моим должным почтением.
А. Суворов.
10 Теперь можно читать такие приказы даже с улыбкой, когда против оспы у нас есть верное и всем доступное средство. Но тогда, когда взрослые умирали от оспы сотнями, а дети тысячами, когда сама государыня прибегла к оспопрививанию и издала о том манифест, оспа была страшной бедой, и предупреждению которой нужны были энергические меры.
11 Запасные магазины пред этим проектировались в Экономическом Обществе. В следующем году, 1785, был устроен такой магазин и А. В. Суворов, с пожертвованием из его оброков 150 р. ас. Сумма значительная по цене муки, бывшей в то время по 35 и 40 к. ас. за пуд.
12 Теперь эти пива варятся на улицах, без всяких предосторожностей от огня. Чиновники полиции уверяют, что им дано право выливать котлы с пивом и тушить дрова на улицах. Но об этом пока нигде не слышно.
13 За 18 дет до пребывания А. В. Суворова в вотчинах некто г. Сумароков публично рассуждал о крепостных крестьянах в экономическом обществе таким образом: Потребна ли ради общего благоденствия крепостным людям свобода? На это я скажу: потребна ли канарейке, забавляющей меня, вольность или потребна клетка и потребна ли стерегущей мой дом собаке цепь? Канарейке лучше без клетки, а собаке без цепи. Однако одна улетит, а другая будет грызть людей.
Заметить нужно, что подобные диссертации писались по поводу задачи Великой Екатерины: нужна ли крестьянину свобода и поземельная собственность, в видах общественной пользы?
История И. В. Э. Общества с 1765 по 1865 год А. И. Ходнева. Санктпетербург 1865 г.
14 Одному, напр., старосте резолюция на просьбе такая: «беседу не беседуй». Другому: «материя от материи не отличена». Целой вотчине на просьбе пишет: «крестьяне меня не вразумили, и я их не уразумел». Вообще у А.В. все выходило коротко и ясно, и лаконизм не оставлялся нигде. Резолюции длинные были редки.
15 Правда — построение слова и выражения здесь далеко не нашего времени: Речь сложна и тяжела и не везде понятна. Но в этом и есть та прелесть славной старины — тот букет давнишнего прекрасного вина, которые свидетельствуют достоверность рукописи — достоверность, заключающую в себе все те признаки, за которые любителям истории уважаются подобные хартии.
Глава третья
Газеты и книги, выписываемые на 1785 год, А. В. Суворовым, для его чтения в деревне. — Его дела по покупкам имений; его поэт-адвокат, называвшийся по тогдашнему стряпчий. — Пресловутый статский советник Терентий Иванович Тереньтьев, его характеристика, сделанная заочно ему самим А. В. Суворовым.
Материалы для этой главы заимствованы из трех рукописей Кончанского архива: 1-я, под № 21, заключает в себе перечень журналов и газет, в то время существовавших, из которых некоторые были выписываемы для А. В. Суворова его стряпчим Тереньтьевым; 2-я рукопись, под № 45, заключает в себе реляции и донесения А. В. Суворову от г. Тереньтьева, большею частью прозой, а частию даже и стихами, во вкусе профессора элоквенции Тредьяковского. В 3-й рукописи, под № 17, заключается переписка генералиссимуса с разными лицами, в том числе и с адъютантом Матвеичем, где есть поручения ему держаться от Тереньтья Ив. подальше и дела приказные вести ему, Матвеичу, по возможности, самому, отбирая их с учтивством и скромностию постепенно от стряпчего, дабы он не мог, по словам генералиссимуса, вредить в отмщение и делать подвоху, в чем его он уже начал заподозревать.
Тому же адъютанту Матвеичу постоянно предписывались [38] вежливость, учтивость и деликатность в поступках и словах и со всеми прочими особами, наприм., с теткой Суворова Анной Васильевной, с митрополитом Платоном, близким благоприятелем Суворова, с Анной Аркадьевной Бутурлиной и другими, к которым имел Ундольский владелец разные отношения.
Будучи человеком самой утонченной любезности и строгого приличия, которыми удивлял он польских магнатов и французов и их дамское общество, напр., в Варшаве, Милане и других местах, А. В. Суворов в то же время мало надеялся на утонченность нравов своих воинственных адъютантов и поэтому беспрестанно напоминал им в письмах о вежливости в их мирной деятельности среди городов и деревень. В переписке его с некоторыми дамами, напр., с княгинями Горчаковой, Бутурлиной, Ладыженской видна на каждом шагу любезность просвещенного француза и тонкая деликатность.
По рукописи, за № 21, видно, что в 1784 г. чрез московский почтамт, на реляциях которого подписывался некто Борис Пестель, можно было выписать русских и заграничных газет на 253 р.
А какие это были газеты и в какую цену, это видно из копии с отношения московского почтамта во владимирский почтамт. Там назначены газеты следующие:
на российском языке:
1) Московские ведомости с объявлениями, на год. 12 р.
При них Экономический Магазейн 7 р.
2) Петербур. ведомости с прибавлениями 15 р.
на немецком:
3) Петербур. ведомости без прибавлений 7 р.
4) Альтоновские 16 р.
5) Гамбургские 16 р.
6) Эрлангенские 16 р.
7) Кэнигсбергские 14 р.
8) Берлинские 16 р. [39]
на французском:
9) Утрехтские 22 р.
Лейденские 22 р.
Келенские 22 р.
Курье дю-Барейн 22 р.
Журнал Энциклопедия 24 р.
Журнал дэ-Сован 22 р.
А всего в объявлении том предлагалось на сумму 253 р.1
Из переписки видно, что на 1785 год А. В. Суворовым выписаны были в деревню:
1) Московские ведомости, с Экономическим Магазейном на сумму 19 р.
2) На немецком: Петерб. Ведомости без прибавлений 7 р.
3) На французском: журнал Энциклопедия, который в особенности занимал, как самого Суворова, так и родственную ему семью князя Ив. Ром. Горчакова 24 р.
А всего выписывал журналов обыватель Ундола на 50 р.
Кроме того, им были выписаны в этом же году и некоторые книги, наприм. «О лучшем наблюдении человеческой жизни», для себя и для управляющих вотчинами. Потом книга на французском языке «о множестве миров» Фонтеля, и некоторые другие, разобрать которые в рукописях теперь невозможно. Но полагать надобно, что в год этих выписок было рублей на 10, если считать и псалтири, купленные для крестьянских мальчиков его села Ундола.
Таким образом генерал-поручик, заведующий владимирскою дивизией и живущий для этого в своей деревне, тратил на выписку книг и газет в год до 60 р., что, [40] судя по его экономии, запрещавшей почтальонам давать без нужды мелкие деньги и ездить своей прислуге по Москве на извощиках, составляет по тому времени большую щедрость и даже роскошь, тем более, что в этот год он имел долги и значительные постройки домов и церквей.
Если взять во внимание то, что чтение у нас не уважали и спустя 40 лет после 785 года, и вспомнить еще отзыв полковника Скалозуба о чтении и книгах вообще, то 60 р., израсходованные в 785 году помещиком с. Ундола, будут цифрой очень почтенной. Расход этот, как оказывается, делался на самые дельные по тогдашнему издания.
Упрекающие фельдмаршала в односторонности его гения по стратегии и на военной службе здесь заметят, что хозяин Ундола, Рождествена, Кистоши, Кончанского и прочих мест уважал и хозяйственную науку, платя деньги и за Экономический магазейн и Энциклопедии, и что ему нужна была не одна политика и стратегия, с которою он в эту пору, на 54 году жизни, давно сроднился.
Дальше будет видно, что чтение Экономического Магазейна и других книг у героя Рымника отразилось и на его распоряжениях хозяйственных. Правда, что приходится представлять только одни отрывки научных его хозяйственных взглядов на разные предметы, и что честь полнейшего обследования деревенской жизни этого дивного человека будет принадлежать позднейшему историку, тем не менее, однакож, драгоценные рукописи XVIII века, до нас в с. Кончанске сохраненные, свидетельствуют-, что этот непобедимый воин был знаком и с научными хозяйственными принципами и их изучал по иностранным источникам, тем более, что на русском языке в тр время почти нечего было и читать о хозяйстве.
В «Трудах» Вольн. Экон. Общества, в ту пору еще только возникшего, были, правда, по тогдашнему времени, очень хорошие статьи. Так, за 1783, 85, 89 годы печатывались там трактаты о лучшем корме и присмотре коров, о хмелеводстве, ращении солода, о скашивании для [41] питания рогатого скота зеленого овса, о шестидневном ращении в 6 корзинах мышиного гороха для дачи по корзине каждодневно молочным животным, о прививании тому же скоту моровой заразы, об осушении болот, о землепашестве в Камчатке и Охотске, об экономических опытах, изведанных примечаниях о различных вещах, а делании пашенной земли плодородною посредством огня и пр. т. п.2
Как известно все эти книжки в то время были именно доставлением только одних членов В. Э. Общества3 и ундольский хозяин, как не живший в Петербурге, о содержании их совершенно не знал. Это можно думать, между прочим, и потому, что он писал в это время несколько писем в Москву об отыскании ему мастера для ращения ячменного и ржаного солода на пиво, что он особенно экономил корм и старался скот более кормить не сеном, а соломой и пр. т. п.
Выписывавший все эти книги и журналы для А. Васильевича его адвокат Тереньтьев, заведовал в то же время, служа в какой-то коллегии в Москве, и всеми делами по прикупке имений для Суворова, по тяжбам и искам, которые он тянул обыкновенно, чтобы долее получать на 500 р. жалованья с генералиссимуса.
Но как он был в чине статского советника и именовался высокородием даже от самого А. Васильевича, то и отношения к нему доверителя были изысканно вежливые, что доказывает и вся с ним переписка владельца Ундола. [42]
Тереньтьев же, когда замечал нетерпение доверителя по проволочке дел, называемых приказными, кидался в красноречие и напоминал в своих пресловутых эпистолиях А. В. Суворову о величии его героического духа.
Кроме проволочки, доверитель замечал еще, что г. Тереньтьев делает и много затрат якобы на приказных людей и судей, и наконец заводит даже любовь и дружбу и с стороной противной по делам. Подобное предательство возмущало огневую душу генералиссимуса; но как улик еще было недостаточно, а дел на его руках было много, то дело разрыва и тянулось до времени, которое шло в переписках по разным предметам. Тон этих писем хотя был и весьма вежлив, но в то же время довольно холоден.
Известно, что Александр Васильевич сам любил говорить и писать стихами. Юриспрудент знал это и воображал попасть во вкус своему доверителю, когда излагал в донесениях свои чувства в убийственно тяжелых и бессмысленных стихах.
Но А. В. Суворов в своих стихах все-таки имел всегда мысль, хотя писал иногда их и нестройно. У Тереньтьева же, кроме хитросплетения в его виршах, подчас прилаживаемых в донесении некстати, и кроме лести и пресмыкательства не было положительно ничего. Подобные поэмы, укрывавшие от хозяина суть дела и составлявшие одни увертки от деловых запросов его, были Суворову ненавистны и выводили его иногда из терпения. «Терентий», писал он однажды к Матвеичу, «вместо дела, упражняется только в поэзии. За что ж я 500 р. в год плачу? Ни одного дела, как надо не сделал, да еще интригует и спекулирует. На что он нам? Приучайся ты ходить не приказным делам, и по частям с достаточным учтивством отбирай у него дела, чтобы он не вредил нам вяще, во отмщение».
В тогдашний век при общей полуграмотности так называемых приказных, служащих по разным коллегиям, типы, подобные Тереньтьеву, были в большом почете. Они [43] уважались, как дельцы и знатоки юстиции и как авторитеты во всех тогдашних коллегиях. Попав в милость к большим господам чрез пресмыкательство и лесть, они быстро производились милостивцами в разные и знатные чины. За все же это они и до и после только и делали, что крючкотворствовали, укладывали беззаконие в законную форму, интриговали, комиссионерствовали и, числясь по коллегиям и архивам, жили на счет своих благодетелей за один только титул великих дельцов и всеобщих стряпчих.
Из писем видно, что г. Тереньтьев по Москве был принимаем в дома весьма знатных особ. Так он обедывал там, напр., у князя Голицына, был хорошо принят у Горчаковых и у некоторых особ управлял даже вотчинами с своего, впрочем, только кабинетного московского кресла.
Попав таким образом по Москве в моду, этот Тереньтьев с 777 года втерся и к А. В. Суворову. Ему, как вечно занятому службой, такой делец был находкой, и, как видно, он еще до прибытия в Ундол, в 784 г. вел с Тереньтьевым давнюю корреспонденцию.
В описываемое нами время, на этого дельца уже поступали из вотчин А. В. Суворову жалобы, напр., такого рода: «а взял-де он — Тереньтьев,. государь наш, у нас деньги и росписки, государь, не дал; а дошли ли те оброчные к тебе, государь, мы того не ведаем. А у Евстигнея взял, государь, 50 р., да так и поднесь за ним стоят».
Кроме плутней, было в Тереньтьеве и полное невнимание к вотчинам, напр., к новогородскому именью, где местные власти делали в вотчине то, что им только нравилось и чего они желали.
Так, в августе 784 года жалуются Суворову его новгородцы Кривинской волости:
«3а пустошь Каменку, государь наш, и Колоколушу, где стоит дом вашего высокопревосходительства, исправник Василий Иваныч Меньшой доправил с нашего миру 47 р.; [44] считая оные пустоши казенными, да и впредь похваляется, что мы каждый год будем ему за них по сто рублей платить».
Но чтоб лучше понять адвоката и его клиента, мы представляем читателю в подлиннике некоторые выдержки из переписки Тереньтьева с А. В. Суворовым.
«Ваше высокопревосходительство!
1) «К М. Ф. Соймонову ездил я, и спрашивал, за. что он продаст вам деревню. Меньше 180 р. за душу не берет.
2) «По приказным делам к судьям сахару по пуду отнашивано. Каждый пуд по 13 р. и если-б не сам я и чрез подьячих своих тут работал, то-б дело еще больше ста рублей встало, в чем и самые крестьяне известны и всегда оставались довольны с благодарением».
Конечно, генерал-поручику, проливавшему действительно кровь за отечество было не особенно приятно, что его любезные соотечественники, сидя в судейских креслах, теребили с него за суд и правду деньги, в виде сахара, и притом так безжалостно, что сахар к ним шел по цене даже еще и не существовавшей. Он был только 10 р. пуд в то время. Стало быть и здесь Тереньтьев нахально воровал 3 р. от пуда в глазах хозяина, к которому в эти же дни сахар ставился в дом по 10 р. пуд, и притом из одной и той же Москвы.
Затем Тереньтьев брал часто из московской кассы А. В. Суворова столько денег, сколько желалось ему, а, после юлил в своих эпистолиях, как называл он их, и цидулах, и лгал даже, что деньги-де роздал по коллегиям за производство дел.
«В оное число (писал он в сентябре 784 г.), на самую ей-ей нужду, употребил 215 p., яко то двоих детей в Питер отправлял для службы, и в том в волю твою отдаюся; притом и приказным по вашим многим делам 20 р. отдал прежде того. Вы же желаете досконально ведать все дела и расходы. [45]
Самое дворянское есть дело издавна правительствовать своим добром и самому Своим разумом ведать и доходы. Но и помощь всегда тут особе такой благоприятна и генеральное правление мое, пока живы. План тот же и ныне вы возлагаете, то я и исполнить оный чтуся. По новгородскому имению дело тевяшовское в аппеляции в сенате здесь и я потщусь об оном, равно и о прочих делах. А что заблагорассудили, государь мой, несколько дел совсем оставить, то и расходу уменьшится. О прочих всех ваших делах я наивернейше выправлюсь, и подробно, милостивый государь мой, донесу, и во всем к спокойствию твоего благонамерейного духа возрадею».
В это время дела состояли, главным образом, в покупках имений для А. В. Суворова. У помещика Лады женского, напр., покупалось 98 душ; у Соймонова 31 душа, у Вишнякова около 50 душ, и от г. Сатина требовались чрез суд дворовые люди, отмеченные в ревизии мертвыми, а на деле были живы, и поживали в Тульской губ. у прежнего помещика, продавшего давно их Суворову.
Торгуя у всех этих и им подобных лиц в Москве вотчины для Александра Васильевича, Тереньтьев, как заметно, глубоко вникал в это дело, и брал немалые суммы в благодарность себе от продавцов, и показывал двойные пошлины при совершении купчих за своего доверителя.
Когда же обнаруживались эти проделки и Суворов возмущался ими, то Тереньтьев в своих чувствительных эпистолиях начинал представлять из себя пред хозяином жертву вечернюю.
«Кажется, я вины не имею», писал он: «а видно есть от кого нибудь смута; о чем соболезную, и изъясняюсь в особой записке, ожидая от руки вашей благоволения. А я, было, не на одно время рачительствовал, и вошел во все сведение ваших дел, требующих исправы, о коих чистое представил вам свое изъяснение. Но желаю, чтобы навсегда в ваших услугах быть удостоенным, не отягчая своим жалованьем и предаюся вполне в волю вашу». [46]
Далее прилагается записка Тереньтьева о заслугах его А. В. Суворову с надписью: «записка о том, что рачительно мною исполнено».
1) Закладная на Ундол в 40,000 достата и от пошлин минована, как-то и при отказе за вас и от вотчинной коллегии сбережено».
Известно, что в 774 году А. В. Суворов Ундол купил и добрым управлением и попечениями об ундольцах до того стал всюду известен, что все беглые от прежнего владельца начали являться к нему, даже из-под Астрахани и с реки Дона, просили водворения и доказывали свое ундольское происхождение. При дальнейших же прикупках деревень, понадобилось для оборотов заложить Ундол в 783 году или около этого времени.
При всем том заслуга Тереньтьева в словах «достата и минована» решительно одна ложь, потому что залог Ундола вскоре и очищен деньгами хозяина.
2) «Стремительно обращаясь, все по письмам вашим потребное вам исправлял».
3) «О заплате долга все без займу и нарослых процентов, всячески исправился».
Когда денег у хозяина достаточно и обороты свои он ведет по верному расчету, то и это тоже не заслуга, а одно пустословие в роде фраз 1-го и 2-го пунктов: «достата», «миновано», «стремительно обращаясь» и проч.
4) «Новгородские вотчины на великую силу от содержания беглых унял, и дела их привел в порядок».
И здесь ложь: беглые насилием требовали хлеба и приюта, а исправник Меньшой жал, где не сеял, богатые мужики давили бедных, и зараза на скот была в ходу в то же время, а поля во многих местах затопило озерами.
5) «Все по вашим делам, о чем мне говорили в с. Рождествене в роще нужное персонам внушил, за что у больших персон в ненависть, мщение и озлобление пришол». [47]
6) «Несколько человек для отдачи в рекруты за твои вотчины накупить добился и для преду устроил.
7) «От найму московского дома больше тысячи рублей тебе совокупил»4.
Всего же возмутительнее в этой выписи заслуг заключение Тереньтьева. Оно изложено в следующих стихах:
«И когда кто в нуждах облегчал тягость
То во благовремении с ним подобает делить радость».
Таким образом время шло только в одних эпистолиях и упражнениях в поэзии.
Известно, что А. В. Суворов отменил все поборы с вотчин натурою, т.е., грибами, холстами и пр. Из писем видно, что он дворовых людей, при нем служащих, одевал на свои деньги, покупая всегда им сукна и холсты в Москве чрез Матвеича. Между тем, дворовые, жившие по деревням, получали платье от вотчин, чего, конечно, помещик, бывший всегда в отлучке, и не знал, и что, разумеется, было еще выгодно правителям имений, получавшим сукон и холстов на этот предмет всегда тройную пропорцию против надобности.
Когда же владелец приехал на постоянное жительство в Ундол, то уже подобный сбор был рискован. Но Тереньтьев вывернулся и здесь. Он вошел с представлением такого рода:
«Все запасы вы изволили с крестьян отменить, хотя сие у прочих господ везде водится, то осмеливаюсь, ваше превосходительство (чрез 8 или 9 лет) доложиться... все ли запасы уже-ли и холсты и сукна вовсе отменить, или как соблаговолите и не имея на сие изъяснения, вашего точного повеления буду ожидать».
Далее Тереньтьев похваляется тем, что он разными [48] своими приказами в суздальских вотчинах уничтожил раскол и всякое поступание крестьян против заповедей и таким образом привел-де всех их в благочестие. Но только для прочности дела опять просит самого владельца послать от себя еще по этому предмету подтверждение.
Ужели и эту нового рода поэзию мог Суворов вменить адвокату в заслугу?
Хвалясь тем, что он стремительно действует по возвращении дворовых людей от Сатина, давно купленных у него Суворовым, и для этого-де имеет адвоката на свой кошт, который из Тулы в г. Крапивну разъезжает непрестанно два года, и смотрит, как эти дворовые по прежнему живут у Сатина в жестоком заключении (в Крапивенском уезде), Тереньтьев признается в необходимости ходатайствования в деле этом непосредственно самому владельцу. С этою целию он просит Суворова послать ему самому от его фамильной особы челобитную к тульскому наместнику Михайле Никитичу Кречетникову,,дабы он неукоснительно и неослабно настоял и повелел выслать сих несчастных дворовых людей5.
Как известно, А. В. Суворов, кроме Бога и великой Государыни, ни пред кем не преклонялся и терпеть не мог личных ходатайств ни у какого земного начальства, то следовательно такой реляции, кроме расходов, Тереньтьев делал ему и новую неприятность.
Незадолго пред сим, по требованию Матвеича, нужно было отнестись ему простым просительным письмом к московскому губернатору по какому-то неважному делу, но только непосредственно и непременно самому. Суворов обещался это сделать. Но, долго промедлив, ответил наконец Матвеичу: «мне к губернатору писать ниско, так работай уж Матвеич сам, Можешь подарить [49] денег его фавориту, коли хочешь, чтоб он его наклонил». Затем в том же письме А. В. Суворов подробно занимается рассуждением о заготовке ему в прок пива, об отыскании в Москве для Матвеича добрых и знающих, но дешевых приказных, для разных советов, и заботливо напоминает не однажды об угощении их водкой, деньгами и проч., чтобы только достигать в делах успеха и подальше держать Тереньтьева.
Чинопочитание и местничество средних веков жило еще в великих людях и в веке минувшем, и делало свое дело, не щадя у них ни денег, ни времени.
Но обратимся опять к донесениям г. Тереньтьева.
В реляции ундольскому хозяину, от 30 сентября 784 года, он пишет следующее:
«На благопочтительное вашего высокопревосходительства милостивого государя писание, от 14 и 19 чисел, всепочтительнейше донести честь имею: [41]
1) «Счет о приходах и расходах за 1783 год, по прибытии вашем в Москву, мною сочинен и в мае почтеннейшее в руки ваши от меня особе вашей подан, который приняв и оказав удовольствие со знаком героического духа, соблаговолили апробованно мне возвратить и с полным благодарением о том утвердить. О чем я вам потом почтеннейше писал и ни в чем вас не прогневляю; но всячески с положением крайней усердности, всюду распинаясь, стремительно служу и далее усугубленно заслужить почтуся с доказанием. Жалобы же крестьян, как я уповаю, духа благородного не смутят.
2) «Я-ж, по самой чистоте моего усердия, изъясняюсь, что доходы новгородские под руководством собирались и привозимы были не ко мне, а как повелено, в дом князя И. Ром. Горчакова и долги из них тысячами платимы были и я повергался в волю и советы его сиятельства особе и все должное исполнял. От некоторых беспутных новгородских крестьян ему были на меня просьбы, и он их благорассудительно разбирал.
3) «А иные непросвещенные, буи, дерзкие грубияны новгородцы, [50] так и в Суздале (где уже всех ввел в благочестие?) все те, кои за их неистовствы были в сохранение твоих интересов, государь мой, мною и многообразно наказаны, — однакож они не останавливаются вас, моего государя, по напрасну утруждать и вашу свиту глупо и невежливо доселе просить, особливо, что я избавляю от дачи рекрут (больная струна владельца) и особливо от разорительности бедняков соблюдаю.