– Ну-уу! – недовольно гундосит студия.
– А о чём же мы тогда будем говорить? – не понимает ДжаОк, – Если ты на все вопросы будешь отвечать – «без комментариев»?
– Давайте, – предлагаю я, – поговорим, как было запланировано изначально, о проблемах подростков и образования в Корее. Мне видится это более важным вопросом, чем выяснение – кто, когда и где с кем познакомился.
ДжаОк, кивает, но с таким выражением на лице, что сразу становится понятно, что делает она это вынуждено. Проблемы у школьников действительно есть и заявить, что их нет, перед телекамерами будет «не комильфо».
– Давайте, – соглашается со мною ведущий, – только, как мы будем это делать? Наверное, нужно было к этому – подготовиться? Dragon, ты чувствуешь себя готовым к такому разговору?
Вся студия поворачиваются к парню в розовых штанах.
– Это сложный вопрос, – подумав несколько секунд отвечает тот, – я готовился, но, не чувствую себя уверенно. Мне кажется, лучше всех здесь подготовилась ЮнМи. Может, она просто тогда расскажет, в чём причина проблемы? А мы, потом, когда проблема станет понятной, обсудим, как её решить…
ДжаОк одобрительно кивает на этот откровенный «спихон» на меня. Студия тоже, одобрительно гудит, поддерживая такое мудрое решение, в котором ей не придётся напрягаться, а только критиковать.
– ЮнМи, – поворачивается ко мне ведущий, – ты можешь это сделать?
Смотрю на него, потом перевожу взгляд на гостей. Чувствую, что это начинает меня злить. Что за легкомысленный подход к такому серьёзному вопросу?
– ЮнМи? – вновь обращается ко мне ведущий, видя, что я молчу.
Перевожу взгляд на него.
– Если вы хотите, то, да, я могу рассказать, – холодно говорю я, – но… господин ведущий, предупреждаю. Правда может оказаться для многих болезненной. Как для присутствующих в зале, так и для зрителей шоу.
– Хмм, – говорит тот, как бы сомневаясь, – ты же не будешь нецензурно выражаться?
– Не буду, – обещаю я, отрицательно мотая головой.
– Тогда, всё в порядке! – как–бы облегчённо выдыхает СынГи, – Шоу «Сильное сердце» как раз известно тем, что в нём нет придуманных историй! Правда – это основа, на которой держится мир и наше шоу. Рассказывай. Не думаю, что ты произнесёшь какие-то ужасные вещи, не известные взрослым…
Студия сдержанно хихикает, оказывая ему поддержку.
– Хорошо, – киваю я, – тогда я начну. Прошу выслушать до конца, не перебивая…
– Спасибо, – благодарю я гостей, молчанием отреагировавших на мои слова, – Я считаю, что дело в скорости и в отставании. Современный мир отличается огромной скоростью изменений. Все помнят, когда у вас появился первый личный компьютер? А первый мобильный телефон? Простите, есть кто-то, кто уже ездил на электромобиле? Прошу, поднимите руку, кто уже ездил… Два человека. Уверена, что если я задам этот вопрос года через два, то руки поднимут здесь уже все. По прогнозам специалистов, за ближайшие десять лет исчезнет от 12 до 15% ныне существующих профессией. Дети, которые в этом году пошли в школу, еще не вырастут, еще её не закончат, а уже не будет 12–15% профессией, которые сейчас есть. Мы с трудом можем представить, что будет через 20 лет, когда уже точно эти дети вырастут…
Зал молча слушает, не перебивает.
– … Есть такое выражение: генералы всегда готовятся к прошлой войне. По сравнению с генералами, родители и тем более педагоги – это еще большие тормоза!
– Ээээ…? – с вопросительной интонацией подаёт голос студия.
– Да! – утверждаю я, – Сегодняшние родители воспитывают детей в сегодняшнем дне. Когда они думают о том, чтобы было хорошо их детям, то они смотрят вокруг, анализируют окружающую действительность и из этого делают выводы о том, чему их учить, чему не учить, куда направлять. Но при этом редко кто из них думает, что к тому времени, когда их дети вырастут, сегодняшний день будет для них уже днём вчерашним!
– Хмм… – задумываются присутствующие.
– Но, даже родителям, – продолжаю я свою речь, – даст очень много очков вперед школа, которая уже сегодня готовит детей даже не к вчерашнему, а к позавчерашнему дню! Уже сегодня семьдесят процентов того, что учат дети в школе, неактуально, не говоря уже про будущее!
– Постой! – возмущённо восклицает Dragon, подавшись вперёд, – Что ты за ерунду тут говоришь?! Школа – не нужна? Так тебя понимать?
– Я говорю про парадокс воспитания детей, – отвечаю ему я, – он заключается в том, что в каких-то других сферах взрослые думают наперед, занимаются стратегическим планированием, пытаются представить, что будет дальше. А когда дело касается воспитания их же собственных детей, то они, словно напрочь забывают про этот временной люфт, который всегда существует!
– Пффф! – выдыхает на это Dragon, оседая на кресле.
– Почему так происходит? – продолжаю я, – Причина проста. Из-за быстрых изменений в мире, непредсказуемости, такой большой разности возможных вариантов, взрослые нервничают, поскольку сами не знают, что будет дальше. При этом, они хотят дать своему ребёнку самое лучшее, защитить его от возможных потерь. Но дело-то в том, что они не знают будущего! А как можно переживать за то, чего не знаешь? Поэтому, они переживают из-за того, что им понятно сейчас. И они переживают, как их ребёнок сдаст сунын, усваивает ли те 70% ненужного материала школьной программы, выучил ли он это, запомнил ли другое?
Смотрю в зал. Похоже, он испытывает когнитивный диссонанс, слушая, что им школьница «вещает».
– Дальше, – продолжаю я, – Когда родители нервничают, они начинают давить на детей, требуя от них соответствия будущему, о котором, опять же повторюсь, они не знают. И вот тут-то возникает проблема, которая стала всё чаще заканчиваться полной катастрофой для них и их детей. Проблема современных родителей в том, что относятся к борьбе со своим беспокойством с неимоверным усердием. Они так прессуют детей, чтобы подготовить их к миру – я напоминаю, к тому миру, который в момент взрослости детей станет вчерашним и позавчерашним, – что превращают их в зомби. Они настолько не могут смириться с тем, что их ребенок не будет знать английского в семь лет, не будет читать в пять, не будет еще что-то, что превращают сунын в идола, не сдать который с достойным результатом, равнозначно смерти!
Обвожу взглядом студию. Все молчат и смотрят на меня во все глаза. Одна женщина даже рот приоткрыла. Интересно, это вырежут? Наверняка, да. Только странно, что ведущий не кричит – «стоп, сьёмка!». Ладно, почти всё сказал, нужно подытожить.
– В подростковых самоубийствах, в первую очередь, виноваты родители, – говорю я, – вторая вина – у школы!
– Я всё сказала, – говорю я после паузы, видя, что гости молчат и вроде, как бы ожидают продолжения.
– Возмутительно! – в полной тишине произносит ДжаОк, – Обвинять родителей, потерявших своих детей! Это – бесчеловечно!
– Госпож ДжаОк, – спокойно отвечаю я, – если у человека плохо со здоровьем, то он идёт к врачу. Врач делает анализы и ставит диагноз. И если у человека всё очень плохо, то врач не скрывает от него правды. Он не говорит ему – «это у вас не рак, а просто насморк. Идите, продолжайте веселиться!». Врач не врёт, потому, что знает, что болезнь – нужно лечить. Если лечить даже самое безнадёжное, появляется, пусть мизерный, но шанс на жизнь. Если не лечить и бегать от реальности – шансов нет никаких. В нашем обществе есть болезнь, требующая незамедлительного лечения. А мы тут, с вами, на глазах всей нации – выступаем врачами. Поэтому, не нужно двусмысленности и стыдливого умалчивания. Мы, как врачи, должны сказать – вот проблема, а вот оно, лечение. Пусть оно неприятное и от него у вас вылезут все волосы и будет рвать по пять раз на день, но с ним у нас есть шанс, соотечественники! А если мы не будем лечиться, тогда доставайте ручки, бумагу и пишите завещания!
– Оооо–ОО! – восклицает ДжаОк, расширив глаза, и откидываюсь назад, – Оооо!
– ЮнМи, – обращается ко мне до этого долго молчавший ведущий, – ты не преувеличиваешь проблему, говоря о жизни и смерти? Мне кажется, ты видишь ситуацию в излишне тёмных тонах.
– Господин ведущий, – отвечаю я ему, – а вы знаете, что в Корее, показатель рождаемости составляет 1,2 ребёнка на одну женщину? А для поддержания численности населения хотя бы на одном уровне нужно иметь этот показатель хотя бы в 2,1?
– О боже, – отвечает ведущий, уходя от ответа, – откуда у тебя всё это в голове?
– Я рассматривала различные варианты, чем я буду заниматься через двадцать лет, – пожав плечом отвечаю я, – для этого я собирала информацию, чтобы на основании неё строить прогноз. И узнала, что Корея – вымирает. У нас нет ни одного лишнего ребёнка! А мы их, каждый год, пачками, скармливаем суныну и благодушествуем, ничего не делая.
После моих слов в студии устанавливается почти абсолютная тишина. Слышно, как наверху, чуть слышно гудит лампа в каком-то из осветителей. Все смотрят на ведущего, ожидая сигнала к остановке сьёмки шоу. СынГи же, наклонив вперёд голову, смотрит в пол и о чём-то думает.
– Ты - айдол? – поднимает он голову, обращаясь ко мне с вопросом.
– Авансом, считаюсь, да, – кивнув, отвечаю я.
– Ты знаешь, что после того, как это шоу покажут по телевизору, у тебя будет много проблем?
– Подозреваю, СынГи-сии, – киваю в ответ я.
– Но, всё равно, ты говоришь то, что не принято говорить. Почему? Ты глупая? Или? Или, что?
– Я собираюсь жить в этой стране, – снова удивлённо пожимаю я в ответ плечами, – хочу, чтобы здесь жилось хорошо не только мне. Это ведь нормально, обсуждать проблемы с теми, кто хочет того же?
– То есть, хочешь сказать, что ты – патриотка?
– Не знаю, – говорю я, – наверное.
– Но, разве тебя не беспокоят возможные потери в популярности? Ведь поклонники могут решить, что ты ведёшь себя неподобающим образом и уйти от тебя со своими деньгами. Тебя это не пугает?
– Видите ли, СынГи–сии, – отвечаю ему я, обдумав перед этим ответ, – дело в том, что армии фанатов у меня нет. И, уходить, поэтому, собственно, некому. А деньги я собираюсь зарабатывать не в этой стране. Корея – небольшая, по мировым меркам, страна, с населением где-то в сорок миллионов человек. Из них, по моим оценкам, только около тринадцати миллионов готовы платить за музыку. При существующем количестве к-поп групп, претендующих на этот, достаточно скромный финансовый пирог, заработать какие-то приличные деньги выглядит вопросом достаточно проблематичным. Я считаю, что для меня целесообразнее ориентироваться на зарубежный рынок. При том же вложении сил и средств, отдача ожидается гораздо существеннее.
Гости, похоже, удивлённые моей наглостью, недоумённо переглядываются, и становится слышен гул их голосов, обсуждающих меня.
– Чтобы это стало реальностью, для этого нужно сначала кем-то стать, достичь каких-то результатов в этой стране, а потом уже мечтать о мировых турне!
С удивлением смотрю на возмущённо вопящего Dragonа, вскочившего со своего кресла. Интересно, он каким местом слушал, когда ведущий перечислял мои заслуги?
– У меня уже произведения, попавшие в Hot100 «Billboard», – напоминаю ему я, – и меня, по правилам Американской академии звукозаписи, автоматически номинируют на премию Грэмми, как композитора, когда наступит время номинации.
Dragon замирает с открытым ртом, похоже, вспомнив начало передачи. Сзади него раздаются смешки.
– А, ну тогда, ладно, – говорит он, взмахнув рукой и возвращается на своё место под ухмылки соседей.
– А как же твоя группа? – спрашивает меня ведущий, – Ты ведь теперь участница «Короны»? Твои слова не отразятся на её популярности?
– Не думаю, что я наговорила что-то такое, что может нанести вред группе, – говорю я, – это мои слова и моё личное мнение, высказанное в частном порядке. Я не говорю от имени группы.
– Угу, – многозначительно угукает ведущий в свой микрофон и задаёт следующий вопрос, – а ты собираешься зарабатывать соло, или, вместе с группой?
– Пока я в группе, я буду зарабатывать вместе с группой, – отвечаю я и делаю небольшую саморекламу, – у меня в голове крутятся несколько идей относительно нового репертуара. Если президент агентства одобрит, попробую на прочность «Billboard» ещё раз.
Жизнерадостно улыбаясь, отмечаю, что смотрят на меня все как–то… угрюмовато…
– То есть, уточняет ведущий, – ты рассчитываешь написать ещё один хит, который попадёт в «Billboard», но, только уже для «Короны»?
– Рассчитываю, – киваю я.
Ведущий, качает головой из стороны в сторону. Похоже, осуждающе. Со стороны гостей, но неодобрительное корейское – аджжжж….!
– Ну, что же, – говорит ведущий, – мы выяснили, что ты – патриотка и намереваешься прославить Корею на международной музыкальной арене. С этим мы разобрались, теперь, давай, вместе с гостями в студии обсудим всё, что ты наговорила про образование. Думаю, у них к тебе будет много вопросов. Кстати, сразу первый вопрос от меня. Какие предметы школьной программы ты считаешь лишними?
– Литературу можно выкидывать всю и сразу, без всякого сожаления, – мгновенно отвечаю я.
– Ааа–ааа! – возвопляет со своего места ДжаОк и трясёт над своей головой поднятыми руками, – Кощунство! Как можно считать себя патриотом и при этом, отказываться от литературы, которую веками, поколениями, создавали твои предки?
– Госпожа, – отвечаю я, – литература никуда не денется от того, что её не станут принудительно учить в школе. Книги написаны, а, как известно – рукописи не горят. Всё лежит в сети, откуда в любой момент можно взять и прочитать, всё, что тебе хочется.
– Что значит твоё – рукописи не горят? – удивлённо спрашивает меня ДжаОк.
Чёрт! Тут же Булгакова не было! Прокол… Задумчиво смотрю на недоумевающую аджуму.
– Это значит, госпожа, – выдержав паузу, отвечаю я, – что гениальные произведения невозможно уничтожить материально. Шедевры всегда оставляют след в душах людей, поэтому, они – бессмертны.
– Аджжжж! – отзывается студия на мои слова.
– Бред! – говорит ДжаОк.
– Что ещё? – спрашивает меня ведущий, видя, что литературу мы – «проехали».
– Математика. Можно сильно урезать программу. В жизни обычного человека, не занятого наукой, максимум могут пригодиться: арифметика, простейшая геометрия, плюс тригонометрия, уравнения без систем. Все логарифмы, интегралы и остальное – просто потеря времени. Кому они нужны – пусть учат их в университете. То же самое можно сказать относительно физики. Я заметила, что в задачах по физике, самой физики очень мало. Вы основном, это рисунки и условия задачи. Дальше начинается опять математика. А про неё я уже сказала. Уверена, что физику легко может понять человек, не разбирающийся в математике, если сократить в учебнике физики число задач и научить этого человека наблюдать физические явления. Химия – то же самое. Зачем столько специализированного материала в школе? Кто хочет быть химиком, пусть учит химию отдельно, в высшем учебном заведении.
– Корейский язык? – деловито интересуется ведущий.
– Раньше, в корейском языке существовало два, порою не пересекающихся образования, – говорю я, – письменная и устная речь. Сейчас, это разделение преодолено, но всё равно, многовековые традиции использования определенных языковых средств только в устной речи, а в других только в письменном языке, остались достаточно сильными, и устная форма сохранила существенные отличия от письменной. Одни только функциональные стили чего стоят! Стиль художественной литературы, стиль публицистики, стиль языка средств массовой информации, научно–технический стиль и официально деловой стиль… Это же поседеешь, пока выучишь!
– Что ты предлагаешь? – интересуется ведущий.
– В век скоростей, дорого иметь такую сложную конструкцию языка. Нужно упрощать. Китай уже пошёл по этому пути, переходит на английский в деловой и научной сфере. Английский – простой язык и как результат, им пользуются во всём мире.
– Английский – простой язык? – переспрашивается ведущий, суя мне под нос микрофон.
– Простой, – подтверждаю я, вызвав смех в студии, – корейский в сравнении с ним, гораздо сложнее.
Гости в студии реагируют смешками и озадаченными почёсываниями в затылках.
– Хорошо, я тебя понял, – говорит ведущий, – ты предлагаешь разрушить всё, что было до этого создано в образовании.
– Я не предлагаю – разрушить, – говорю я, – я предлагаю сократить, чтобы выделить время на действительно важное, что потребуется в жизни подростку.
– И что это? – задаёт вопрос СынГи.
– Концепция четырёх «Ка», – отвечаю я, – коммуникация, кооперация, креативность и критическое мышление. Качества, нужные детям в будущем. То, чему должны, но не учат в школе.
– Почему ты думаешь, что это нужно?
– Это не я думаю, СынГи–сии, это говорят учёные. Я просто повторяю их слова.
– Угу, и этому, в школе не учат …
– Ну, если с коммуникацией ещё туда-сюда, то с остальным, просто никак.
– Что не так с коммуникацией? В школе не учат общаться?
– У нас не принято спрашивать у учителей, если ты не понял, – напоминаю я местную традицию, – считается, что ты глуп, раз не понимаешь. У учителей – много материала, который нужно дать за урок. Если общаться с учениками – времени на это не хватит. Поэтому – «ЮнМи сядь и закрой рот!» Какая тут – коммуникация?
– И где тебе так говорили? – заинтересовывается ведущий.
– А вам такое не говорили? – удивляюсь я.
– Не припоминаю, – уклончиво бурчит он в ответ и задаёт вопрос, – А что с кооперацией? Во всём мире известно, что корейцы – очень коллективные люди.
– Да, это так, но только есть одна проблема. Представьте, что команде людей дали задание – идите и сделайте то-то, так-то, так-то. Они идут и начинают работать. Один из них «генерит» идеи, второй критикует, третий всех утешает и мотивирует, рассказывая, что все они молодцы. Четвёртый записывает прозвучавшие предложения, чтобы не повторяться, пятый – бегает за кофе, создавая рабочую атмосферу, это тоже нужно. Это называется – работа в команде. Так работают взрослые, потому, что они работают за деньги, а так работать – эффективно. Но в школе же этому не учат! Если сказать учителю – мы пойдём группой, поработаем над заданием, то он скажет: «откуда я узнаю, что вы каждый его сделали, а не списали у самого умного?». Нет, он узнает, конечно, потом, когда будут тесты. Но, это его не устроит. У учителя поставлена задача – чтобы каждый получил в итоге индивидуальную оценку. Обучение совместной работе, навык которой потребуется выпускнику сразу после выхода из университета, в задачу учителя не входит. Поэтому, с кооперацией у нас так же примерно плохо, как и с коммуникацией…
– А я и не знал, что в нашей школе так всё плохо, – говорит ведущий.
– Нет, в нашей школе не всё так плохо, – говорю я, – у нас хорошие преподаватели и корейское образование по праву считается одним из лучших в мире. Проблема в том, что мир «убегает» вперёд, а мы, довольные достигнутым результатом, не спешим его догонять. И у нас, от этого, появляются проблемы. Мир перестраивается, делая упор на искреннюю вовлеченность и искреннюю увлечённость. Именно это сейчас даёт наибольшую отдачу. Что именно я думаю про обучение креативности и критическому мышлению в нашей школе, вам рассказать, господин ведущий? И почему наши корпорации приглашают на должности креативных директоров – иностранцев?
– Ннн... – на мгновение задумывается тот и отказывается, – нет, пожалуй, не нужно. Обсуди это с гостями, если они захотят. Я и так много отнял времени, пользуясь своим правом ведущего.
– Кто хочет сказать? – обращается он к студии, – У нас сегодня потрясающе интересный разговор с молодым поколением. Уверен, что многие открыли для себя много неожиданного. Узнать, что действительно думают подростки о школе и о взрослых, это… Это многого стоит. Итак, госпожа ДжаОк, начнём с вас. Вы хотите что-то сказать?
– Да, хочу, – кивает та, – хочу сказать, что я в шоке. Когда я шла на шоу, я никак не ожидала, что на моих глазах будут разрушены те прекрасные представления о мире, которые у меня были. И то, что это сделала девочка, это ещё более ужасно. Мальчики, ладно, они всегда что-то ломают. Но девочка, будущая мать, будущая хранительница очага, которой самой природой назначено хранить и беречь… Я плачу, господа. Внутри себя я горько безутешно плачу…
– ЮнМи, – обращается ко мне ведущий, – почему ты не бережёшь, а ломаешь?
– Я ничего ещё не сломала, господин ведущий, – отвечаю я на этот «наезд», – я только критически осмыслила текущую ситуацию и сделала выводы. И всё. Уверена, что если вы спросите школьников, то многие, думают, так же, как и я. Просто их не спрашивают и они молчат. А меня – спросили.
– Могу ещё ответить уважаемой аджуме, – говорю я, – что женщинам на роду прописано заботится о детях. И им не нравится, когда с их детьми происходит всякие нехорошие вещи, заставляющие их страдать. А школа сейчас, вот-вот, окончательно превратиться в одно большое страдание…
В студии раздаётся гул недовольных голосов гостей.
– Школа – это лучшие годы! – громко заявляет ДжаОк.
– А я слышала, что пережившие сунын называют Корею – «Ад Чосон»! – так же громко отвечаю я.
Студия, после моих слов замирает, смотря на ведущего.
– И все это знают, – говорю я, поняв, что так оно и есть.
– Кто тебе такое говорил? – обращается ко мне с вопросом ведущий.
– От многих слышала, – ухожу я от прямого ответа.
– Школа, это храм знаний! – восклицает ДжаОк, – Она создаёт кругозор, умение копить знания и во всём разбираться. Без этого сейчас – никуда!
– Простите, аджума, но вот то, что вы сейчас сказали, я считаю одной из устаревших идей, которые по инерции вдалбливают в головы своим детям родители. Сейчас объём информации уже такой, что запомнить его весь физически невозможно. А быстрота и лёгкость доступа к информации такова, что запоминание теряет всякий смысл. Да, пятьдесят лет назад, широкая образованность и эрудиция давали конкурентное преимущество, а сейчас единственное, где вы можете это применить – играть в игру в телевизоре, отвечая на вопросы. В современном мире – гораздо более ценно умение ориентироваться в море информации, уметь ее добывать, уметь структурировать, уметь определять достоверную информацию. Где этому учат? Нигде этому не учат: в школе не учат, родители не учат. Человек сам учится в интернете. Кто-то научится, а кто-то нет. А нужно это – всем.
Смотрю на аджуму. Аджума смотрит на меня.
– Похоже, – говорит ведущий, обращаясь ко мне, – у тебя есть на всё ответы, не совпадающие с общепринятыми. Ты – такая школьница-революционерка, да?
– Я не революционерка, – отвечаю я, – просто я пытаюсь использовать мозг по его назначению – думать им, а не набивать его кучей непонятно зачем нужных знаний, в которых он тонет и тупеет.
– Хех! – восклицает ведущий, – Знаний лишних не бывает! А что это за устаревшие идеи, которые насильно вбивают в головы подрастающему поколению?
– Существует ряд идей, которые были правильны в прошлом и которые уже устарели, аджосии. Однако, родители заставляют детей следовать им, вместо того, чтобы выработать новые, соответствующие нынешнему времени.
– Мне даже страшно спрашивать, что это такое, – признаётся ведущий, – «крутая» ДжаОк права. Своими словами ты уже сломала всё, что воспринималось как правильное.
Гости в студии сдержано смеются.
– Однако, одним из моих пороков, – продолжает ведущий, – является любопытство. Я всё же рискну и спрошу. ЮнМи, что это за идеи?
– Их много, СынГи-сии, – вздохнув, говорю я, – например, что нужно копить деньги, что нужно копить знания в школе, что нужно всё делать качественно, что нужно стараться, чтобы старанием добиться успеха…
– И что? – с подозрением смотря на меня, вопрошает СынГи-сии, – это всё – не так?!
– Всё - устарело, – отвечаю я, – всё теперь не так.
Картинно распахнув глаза и замерев, ведущий смотрит на меня. Гости – смеются.
– Ладно, со школой, ты объяснила, – «отмерев», говорит ведущий, – деньги, тоже, пропустим. С появлением отрицательных ставок в банках, это уже не откровение. Но вот – делать всё качественно? Почему - это-то устарело? Когда успело?
Ведущий, опять «картинно» смотрит на меня, изображая последнюю стадию недоумения.
– Да, – говорю я, – моя мама всегда меня учила – «Нужно все делать хорошо, не спустя рукава, не тяп-ляп, качественно. Нельзя ничего делать тяп–ляп!». И всех так учили. Но! Если в современном мире вы попытаетесь ВСЁ делать хорошо, то вы долго не протянете. Задача в современном мире, наоборот, сейчас стоит прямо противоположная – уметь ловко и быстро определять, что мы можем делать максимально хорошо, что мы делаем приемлемо, а что мы делаем тяп-ляп. Вот этому как раз школа учит хорошо, потому, что задаёт так много, что сделать все невозможно. Это учит школьников как раз делать выбор, что для них важно, что им нужно делать качественно. Но, тут важна позиция родителей: стоят ли они, нависают и выносят своему ребенку мозг, что все нужно делать хорошо, и он 5-6 часов сидит за уроками, с неврозом, с истерикой, с чем угодно. Или, они говорят ему, что в этой ситуации все сделать невозможно, давай, ориентируйся, разбирайся, что можно сократить, а что нужно сделать качественно, давай я тебе помогу. Необходимая компетенция в современном мире – уметь строить иерархию приоритетов: что нужно делать на совесть, что нужно делать на уровне «сойдет», что нужно делать, лишь бы отвязались. Так же будет потом и на работе. Если требовать от ребенка все делать качественно, у него не будет шанса стать в чём-то лучшим.
Ведущий, сильно наклонив голову к плечу и держа перед собою микрофон, делает полукруг вдоль самой широкой, последней ступеньки лестницы, ведущей к моему месту. Изображает усиленный мыслительный процесс.
– Однако, – остановившись, говорит он и, подводя итог работы своей мысли, – сказанное тобой выглядит, как абсолютная ерунда, но, если задуматься, то что-такое, в нём есть. Чему, сразу, вот так вот и не возразишь… Ладно. Теперь, давай, добей меня выводом, что ради успеха стараться не нужно. Буду сегодня всю ночь не спать, думать над контраргументами. Я слушаю.
– Стараться, чтобы усердием добиться успеха, – начинаю объяснять я своё виденье этого вопроса, – важная истина, которую считали незыблемой наши бабушки и дедушки. Все хорошее – дается только тяжелым трудом, ты должен стараться и этим добиться результата. Но, а что мы видим вокруг? Если посмотреть по сторонам, то мы видим людей, которые очень много работают. Однако, можно ли полученные ими результаты объяснить исключительно словами «усердие», «трудом добиваются»?
–… Да, некоторые из них действительно добились результатов потому, что работают, как сумасшедшие. Но, при этом вокруг есть и те, кто добился успеха случайно, явно не в соответствии приложенным усилием. И ещё есть такие кто, наоборот, вкладывает очень много труда, но добивается совсем крошечного. Дети же не дураки, мы же видим, что в современном мире усердность вовсе не равна успеху, а от нас требуют бесконечной усидчивости и прилежания.
–…Сейчас, в современном мире, карьера перестаёт носить исключительно вертикальный характер. Совсем недавно было аксиомой – усердно, шаг за шагом, ступенька за ступенькой: побыл рабочим, потом бригадиром, потом начальником цеха и так далее. Чтобы сделать карьеру, ты должен попасть в крупную корпорацию, в какую-то крупную структуру, и там, ступенечка за ступенечкой, карабкаться выше. И если ты не попадаешь в эту иерархию, то у тебя особых шансов нет.
–…Однако, что происходит сейчас? В мире снова появилась горизонтальная карьера. Когда в последний раз она была? Представьте, средневековье, город мастеров, где вы просто лучше всех делаете горшки, про вас идет слава, что так, как вы, не делает никто.
–…И вот с этого момента вы делаете свою горизонтальную карьеру. Вы не становитесь начальником всех горшечников, вы просто делаете самые крутые горшки, и к вам приезжают со всех окрестных городов, ваши горшки растут в цене, и вы берёте людей в подмастерье, они делают что-то похожее, но все равно не такое, как вы. Вот это и есть горизонтальная карьера. Сейчас это становится возможным. Концепция карьеры в современном мире не про то, что вы обязательно принадлежите к чему-то большому и внутри этого большого карабкаетесь вверх, а в том, что вы знаете и умеете что-то особое и уникальное. Если вы уникальны хоть в чём-то, то вы можете этим зарабатывать. К вам будут приезжать за вашей уникальностью и платить за неё деньги. И вы будете популярными без высокого бала сунын…
– Это я сейчас для школьников говорю, если кто не понял, – поясняю я гостям.
– Ты – уникальная, – резюмирует ведущий, смотря на меня.
– Да, я нашла свою уникальность, поэтому, математика, физика, а также диплом университета мне не нужен, чтобы зарабатывать деньги. И то, что меня взяли в агентство без документа об образовании, доказывает правоту моего анализа жизни.
– Хех! – восклицает ведущий, – А что делать тем, кто не настолько талантлив как ты?
– Учёные провели исследования и выяснили, что все люди – талантливы. Только, каждый, уникален по-своему. Просто многие, не задумываясь, следуют общепринятым стандартам. Их мозг перегружен непрерывно поступающей в него информацией так, что не в состоянии провести анализ текущей ситуации и построить прогноз дальнейшего развития событий. Это, в последствии, приводит к жизненным разочарованиям и трагедиям. В каждом из нас спит гений. И с каждым днём – всё крепче!
– ЮнМи, скажи, – насмешливо хекнув на мою шутку спрашивает ведущий, – почему, когда я разговариваю с тобой, у меня такое ощущение, что ты давно закончила университет? Что ты – совсем не школьница?