Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.
Спасибо.
Ава Харрисон
«Трансфер»
Серия: вне серии
Автор: Ава Харрисон
Название на русском: Трансфер
Серия: вне серии
Перевод: Алёна Самылкина
Редактор: Екатерина Лигус
Вычитка: Eva_Ber
Обложка: Таня Медведева
Оформление:
Eva_Ber
Аннотация
Кошмары неизменно настигают меня.
Они заставляют меня задерживать дыхание, постепенно лишая возможности дышать.
Я напугана.
Я отчаянно желаю, чтобы это прекратилось.
Предполагалось, что он должен был помочь мне.
Вместо этого... он пробуждает во мне что-то запретное.
Я знаю, мне нужно бежать от него.
Но я не могу...
Я сделала свой выбор.
Я хочу его.
Есть только одна проблема на пути желаний...
Он — мой психотерапевт.
Для тех, кто хочет найти в себе силы преодолеть свои страхи.
Перенос (или трансфер от англ. transference) — этот термин в психотерапии и психоанализе обозначает чувства пациента к терапевту. Термин может быть использован для понимания первоисточника эмоциональных и психологических проблем пациента.
ПРОЛОГ
Внутри меня пустота.
Моя боль — открытая незаживающая рана.
Это невыносимо.
Я слышу произнесенные слова, но они уже не имеют никакого значения.
Это всего лишь слова. Они никогда не вернут его.
Скорбь.
Утрата.
Смерть.
Боль внутри меня заглушает безмолвный крик.
Как будто лед распространяется по моим венам, сковывает, заставляет цепенеть и отключает от реального мира.
Это затягивает меня, пока совсем не поглотит.
Я вытираю руками залитое слезами лицо
Дыхание становится прерывистым.
Покрываюсь холодным потом. Безумно колотится сердце.
Отдаленный гул.
Я словно птица в клетке.
Мне нужно уйти.
Я не могу здесь оставаться.
Глава 1
Бип.
Бип.
Бип.
Сквозь мои тяжелые веки появляются вспышки белого света. Это как жить в мире одиночества. Всегда одна, ни связей, ни ожиданий, ни боли, ни воспоминаний, а потом вдруг все возвращается обратно.
Меня переполняют звуки.
Свист.
Свист.
Свист.
Хмммммм.
Очень осторожно пытаюсь открыть глаза и сразу обескуражена, когда мир вокруг меня оживает. Звуки, ранее приглушенные, сейчас словно нападают на меня, как проходящий мимо грузовой поезд. Они настырно проникают в каждую пору моего тела. Неизвестность пугает меня.
Слышится голос:
— Я думаю, она приходит в себя.
Бип.
Бип.
— Правильно, милая, открой глаза, — голос мягкий, успокаивающий.
Мое нечеткое зрение фокусируется, и я вижу двух женщин, одетых в фиолетовые медицинские костюмы. Где я? Простая комната без лишних украшений, лишенная уюта. Стерильно. Стены грязно-белые, а не кремовые, а запах дезинфицирующего средства пронизывает воздух. Открываю рот, чтобы сказать, попросить у них какие-то объяснения, но он слишком сухой. Я пытаюсь глотать, однако отсутствие слюны делает это действие практически невозможным. Осторожным движением я прикладываю пальцы к своим губам, но даже этот небольшой жест дается мне слишком тяжело, и боль моментально отдается во всем теле.
— Тебе нужно что-нибудь выпить. Подожди, я принесу воды.
— Где…
Это звучит так, будто я говорю с полным ртом песка, поэтому я стараюсь снова, но мои слова словно смешиваются и не имеют никакого смысла. Звук льющейся из крана воды усиливает жажду. Томимая ожиданием, я наблюдаю, как женщина медленно наполняет водой кувшин, а затем берет стакан и соломинку.
— Ты хотела спросить, где находишься? Ты в больнице Синай-Грейс. Ты попала в аварию.
Мое сердце начинает тревожно биться от новой информации. Неудивительно, что все болит. Даже моя кожа пылает.
Наконец, медсестра подходит к кровати и аккуратно наливает воду в стакан, а затем предлагает мне драгоценную жидкость. Спасибо тебе, Боже. Вода чувствуется так блаженно на моем языке.
— Что… Что случилось?
— Автомобильная авария. Ты ударилась головой и была без сознания. У тебя довольно глубокий порез на левом виске и на щеке.
— Несчастный случай?
Мои глаза расширяются, и я чувствую, как тугая повязка на ране стягивает мою кожу. Я морщусь от боли, а медсестра посылает мне небольшую улыбку.
— Можно мне посмотреть? Есть ли у вас зеркало?
Я провожу рукой по своему лицу, и женщина, та, что поменьше ростом, поднимается и выходит из комнаты. Я обращаю свой взгляд обратно к оставшейся медсестре, она продолжает:
— Да, тебя привезли не так давно. Я не могу больше ничего рассказать, но из того, что я слышала, тебе нечего бояться. С тобой все будет в порядке.
Другая медсестра возвращается обратно и подходит к кровати, передав мне в руки зеркало. Все так, как она говорит, повязка покрывает лоб. Глаза сегодня тусклые. Вы едва можете увидеть в них голубое, потому что зрачки расширены. Мои некогда светлые волосы теперь спутаны и прилипли к коже. Я выгляжу худой и бледной.
— Я уведомлю посетителя, что ты пришла в себя, он сможет поговорить с тобой, как только войдет, — говорит она, прежде чем выйти из комнаты.
Мой взгляд застыл на окне, и я вижу, как снег тихо падает, сползает вниз по стеклу и оставляет полосы мутной воды. Знакомая клетка закрывается вокруг меня, отнимая у меня воздух.
Мне страшно…
И я не готова смотреть правде в глаза.
Я не готова принять то, что со мной происходит.
Услышав шаги, я поворачиваюсь к двери и встречаюсь с парой мягких карих глаз, которые я так хорошо знаю.
— О, Боже, — вопит Сидни, когда заходит в комнату.
Ее лицо побледнело, а прямые каштановые локоны благодаря снегу теперь снова вьются.
— Ты очнулась. Слава Богу. Мне было так страшно.
Она берет мою руку, и мне становится так тепло, когда я обнимаю ее. Я с радостью принимаю этот комфорт, наклонившись к ней поближе, чтобы насладится чувством домашнего уюта, которое она дарит.
— Что ты здесь делаешь? Как ты узнала, что я здесь?
Ее брови удивленно поднимаются.
— Как я могла не приехать? Мне позвонили, и я сразу приехала.
Конечно, она здесь. Она относится к тому типу друзей, которые всегда будут рядом. Это одна из вещей, которые я люблю в ней, — ее преданность. Мы подружились не так давно, но с Сидни время не имеет значения. В тот момент, когда мы встретились в офисе, я почувствовала, будто знаю ее всю жизнь.
Когда умер мой отец, его лучший друг Ричард без колебаний вмешался, заменив мне его. После того, как я сказала ему, что не уверена, кем хочу быть, он вызвался обсудить доступные мне варианты. Ричарду принадлежала одна из ведущих маркетинговых фирм в городе. Вместе мы решили, что образование в области маркетинга подойдет для меня идеально, и когда я закончу обучение, для меня найдется место в его фирме.
Я была на своей новой работе всего одну минуту и уже любила ее. Энергия, звуки и возбужденные голоса, проносившиеся по коридорам были именно такими, как я и представляла. Когда я прошла дальше по помещению, Ричард поднял голову. На его губах появилась гигантская улыбка, и он подошел ко мне. Поприветствовав отеческими объятиями, он проводил меня к стоящим в ряд столам, что расположились напротив гигантского окна с видом на Парк-авеню.
— Это будет твой стол, — Ричард указал на стол, рядом с которым работала красивая брюнетка. — И это Сидни Уайт. Она в вашей команде.
Взгляд Синди переместился на Ричарда, когда тот заговорил, и на ее губах расплылась широкая улыбка, демонстрирующая рот, полный совершенно белых зубов.
— Устраивайся и приходи в мой офис, нам нужно кое-что обсудить, — он положил руку мне на плечо и ободряюще сжал. — Это хорошо, что ты здесь.
Он подарил мне последнюю улыбку, потом повернулся спиной и пошел по коридору.
Сидни вздохнула.
— Черт, это было близко.
Ее брови нахмурились.
— Ты в порядке? Ты выглядишь немного бледной, — спросила я ее, в то время как она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, нет ли кого-нибудь позади. — Ты про Ричарда? Он тебе не нравится?
— О, нет, ничего подобного. Это действительно не важно. В последнее время я трачу слишком много сил на поиски новой соседки, позабыв про клиентов, и подумала, что меня поймали с поличным.
— Соседки по квартире?
— Да, моя прежняя меня кинула. Она встретила какого-то парня и сбежала. Даже не заплатив за этот месяц аренду. Пытаюсь найти новую, но пока полный отстой, — она раздраженно вскинула руки в воздух.
— Я не знаю. Я живу с мамой.
— Замолчи! — крикнула она, заставляя меня смеяться. У этой девушки определенно была склонность все драматизировать. — Сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Тебе двадцать два, и у тебя никогда не было соседки по комнате. Даже в колледже?
Я покачала головой, и ее глаза расширились.
— Мой колледж был недалеко от дома. Мне не нужно было жить в общежитии. Это довольно скучно, на самом деле, — робко ответила я.
— Переезжай ко мне.
У меня открылся рот.
— Я вовсе не шучу. Ты не представляешь, какие уроды попадаются на этом сайте. Я имею в виду, ты вроде классная девчонка… пожалуй. Если только ты не серийный убийца или что-то типа этого, тогда я отменяю приглашение.
— Я… Я…
— Давай… Ты же не собираешься постоянно жить со своей мамой. Пришло время, чтобы вылететь из гнезда.
В ее словах определенно был смысл.
— Ну…
— Скажи, что ты подумаешь об этом. Пожалуйста-а-а, — заскулила она, и я не смогла не кивнуть в ответ, подавив смех.
Я поняла это, прямо тогда и там, что не только буду жить с этой сумасшедшей девушкой, но и что это было бы самым лучшим решением в моей жизни.
Неделю спустя мы стали соседками.
Встряхнув головой, прогоняю из памяти воспоминания двухлетней давности, сосредотачиваюсь на Сидни и пытаюсь вспомнить, почему я здесь.
— Что случилось?
Мои мысли путаются. Будто что-то мешает, нужная информация лежит выше на поверхности, но я просто не могу дотянуться.
— Мы были на похоронах. Ты ведь помнишь похороны, верно? — она закрывает глаза, потом открывает, и в них стоят слезы.
Мышцы груди напрягаются, сжимая сердце до боли. Как я могла забыть? Ричард мертв. Мой наставник, мой босс, мой отец. Единственный отец, которого я знаю — знала. Закрыв глаза, я вспоминаю его. Он был одним из тех, кто был рядом со мной на протяжении многих лет.
Мое маленькое четырнадцатилетнее тело сотрясалось от рыданий, когда я прижимала голову к подушке. Слезы лились из моих глаз, намочив мои длинные спутанные волосы. Дверь еле слышно скрипнула, и на деревянных полах раздались шаги.
— Где твоя мама? — спросил Ричард, когда вошел в мою комнату.
Он часто посещал нас в нашей квартире, чтобы проверить меня и мою маму, лишний раз убедиться, что с нами все в порядке. Я посмотрела на него, отодвинув волосы от глаз.
— Она больна, — мой голос дрогнул, а подбородок задрожал от рыданий.
— Почему ты плачешь, дорогая?
— Она всегда больна. Она ничего не делает, кроме того, что лежит в постели, — я заикалась, и он кивнул с пониманием.
Такой была моя мама. Она говорила, что ей плохо, и не выходила из своей комнаты. Просто плакала весь день и всю ночь. Ни один врач не мог найти причину, и это заставляло ее плакать еще больше.
— Что случилось? Что она пропустила?
— Она ничего не пропустила, но ты знаешь, какая она. Всегда есть что-то. Что, если она снова заболела? Что, если она больше не выйдет из своей комнаты?
Ричард сел на край кровати. Я переместилась ближе, пока его рука не оказалась у меня на плече, и я издала приглушенный всхлип.
— Знаю, что я не твой отец, но я думаю о тебе, как о своей дочери. Скажи только, чем я могу тебе помочь, и я никогда тебя не подведу. Обещаю.
Жизнь с моей мамой не была легкой, но Ричард сделал ее терпимой. Он никогда не забывал своего обещания. Он всегда был рядом.
Я открываю глаза и встречаюсь взглядом с Сидни.
— Когда они вытащили тебя из машины, ты была без сознания, потом кто-то вызвал скорую, и тебя привезли сюда, — Сидни закусывает губу, она так делает только когда нервничает.
— Что? Что ты скрываешь от меня? — мои глаза сужаются.
— Они пытались дозвониться твоей маме, как твоему ближайшему родственнику, но она отказалась приехать в больницу, тогда они связались со мной. Хорошо, что мы добавили друг друга в качестве контактов для экстренной связи, когда ты попала сюда, им пришлось наложить тебе швы, — она улыбается, но это не успокаивает боль, растущую внутри меня.
Независимо от того, как часто я говорю себе не ожидать многого от мамы, что она «больна» и не может помочь себе, это не уменьшает боль в моем сердце. В конце концов, она ничем не болеет, она просто ипохондрик (прим. ипохондрией в обычном, разговорном понимании этого слова считается уныние и тоскливое отношение к жизни). Просто за последние восемнадцать лет после смерти моего отца она была слишком напугана, чтобы жить. Она даже не пошла на похороны Ричарда, и это было похоже на пощечину, учитывая все, что он сделал для нас.
Качая головой, я перевожу взгляд обратно к Сидни.
— Они знают, что стало причиной аварии?
Сидни морщит нос и губы, пока оглядывает комнату. Медсестра в углу, но она роется в шкафу, что-то ищет, не обращая на нас внимания. Удовлетворенная этим, Сидни наклоняется ближе.
— Они не совсем уверены, — шепчет она. — Но… но они сказали, что ты не тормозила.
— Я не понимаю? — моя рука поднимается ко рту, заглушая хрип. — Боже мой, они думают, что я сделала это нарочно?
— Знаю, милая, я знаю. Но ты помнишь, что произошло? Ты помнишь момент аварии?
— Я, честно говоря, понятия не имею.
Ее рука поглаживает мою руку, когда я продолжаю рыдать:
— Уверена, ты все вспомнишь. Ты была очень расстроена, когда сбежала с похорон.
Я качаю головой.
— Я ничего не помню с момента похорон. Это нормально?
— Я не знаю, но они сказали, что у тебя сотрясение мозга.
Медсестра выбирает этот момент, чтобы подойти к моей кровати с набором для измерения кровяного давления.
— Извините, мне стало интересно, нормально ли, что Ева не помнит ничего, что произошло до аварии? — спрашивает Сидни.
— На самом деле, это вполне нормально, дорогая. После сотрясения иногда бывают провалы в памяти. Все должно вернуться, когда пройдет воспаление, — она улыбается мне, когда кладет манжету на мою руку.
— О, слава Богу…
Я слышу облегчение в голосе Сидни и слабо улыбаюсь ей.
— Сид, я что-то говорила, перед тем как сбежать?
— Нет, не совсем…
В палату входит мужчина, прежде чем Сидни успевает продолжить.
— Здравствуйте... — он смотрит на мою карточку. — Мисс Гамильтон, я доктор Левин. Рад видеть, что вы пришли в себя. Я задам несколько вопросов, если вы не против?
— Да, — неохотно соглашаюсь, и все в моем животе сжимается от мысли, что придется рассказать о себе.
— Это ваша подруга? — он подходит к Сидни, которая сейчас сидит в ногах моей кровати.
— Все в порядке. Вы можете говорить в ее присутствии. У меня нет секретов от Сидни. Мы принимаем друг друга со всеми недостатки.
Он смотрит на планшет в своей руке.
— Были ли у вас сотрясения?
— Нет.
Его пальцы слегка поправляют очки.
— И как вы себя чувствуете? Голова кружится? В глазах не двоится?
Я отрицательно качаю головой.
— Как вы себя чувствовали до аварии?
Он убирает бумаги в сторону и стягивает стетоскоп со своей шеи.
— Я действительно не помню, но в последнее время было учащенное сердцебиение и, похоже, головокружение на фоне того, что мне трудно было дышать.
— Как долго у вас были эти симптомы?
Наклонившись вперед, он кладет холодный металл на мою кожу. Я делаю глубокий вдох и выдох.
— Наверное, это началось, когда умер Ричард.
— И вы никогда не испытывали каких-либо симптомов до его смерти? — он отстраняется от меня и поправляет мою одежду.
— Мне трудно вспомнить.
Мои воспоминания размыты как угасающий сон. Я ищу их, цепляясь за все, что будет иметь смысл, что поможет вспомнить. Появляются странные образы, когда я начинаю вспоминать ощущение холодного пота, скованность, которая образуется в моих мышцах и многое другое.
— Я вообще-то помню...
— Что ты помнишь? — Сидни вмешивается, ее голос удивленно поднимается.
Фрагменты аварии начинают всплывать в моем сознании. И каждый образ болью отзывается во мне.
Мне нужно пространство.
Мне нужно сбежать от этой реальности, окружавшей меня.
Мои мышцы сжимались, заставляя меня бежать. Мое сердце готово было взорваться, если бы я осталась.
— Куда ты собралась? — прошептала Сидни, когда потянулась, чтобы остановить меня. Я не позволю ей остановить мой побег.
Мне нужно было выбраться отсюда.
С трясущимися руками я толкнула дверь, и резкий порыв ветра обрушился на мое хрупкое тело. Маленькие капли воды ударили по мне, когда я вышла на холодный зимний воздух. Предо мной растянулась дорожка до автомобиля. Ледяные капли воды цеплялись за каждый дюйм моей кожи. Дождь и слезы слились воедино.
Я откинула голову назад и посмотрела в небо. Если бы только дождь мог смыть этот момент. Вернуть меня обратно в то время, когда все было хорошо.
Но это невозможно.
Этому не бывать.
Ничто не могло смыть эту боль. Сегодня был день грусти.
Неуверенные шаги вели меня к авто, которое я арендовала, чтобы поехать на кладбище. Я распахнула дверь и проскользнула на сиденье водителя. Мое тело продрогло до костей от дождя, который пропитал мою кожу во время прогулки, но я не сделала ничего, чтобы уменьшить боль. Я приветствовала боль. Она напоминала мне, что я потеряла.
Выезжая со стоянки, я направилась обратно в город. Чем дальше я удалялась, тем больше воздуха поступало в мои легкие. Мое тело было не способно нормально функционировать в той комнате. Увидев тело…
Это было тяжело.
Мое зрение стало размытым, когда подступили слезы, угрожая пролиться. Отблеск от встречных фар ослеплял и бил по глазам. Огни кружились перед глазами, когда дождь хлыстал по лобовому стеклу.
Я должна была сказать «прощай».
Я была в долгу перед ним.
Нет…
Мне пришлось уйти.
Я не могла оставаться там.
Я не могла видеть это.
Сверкнула новая вспышка.
Визг шин эхом зазвучал в моих ушах.
Затем все звуки исчезли.
— Я помню, как у меня онемела рука. Я помню вспышку света. Я помню, как подумала, что у меня сердечный приступ. Боже мой, вы думаете, у меня был сердечный приступ?
Аппарат рядом со мной подает звуковой сигнал все быстрее, когда у меня начинается паника, и частота сердечных сокращений значительно ускоряется. Окружающие меня лица расплываются…
— Что происходит? Что со мной не так?
— Мисс Гамильтон, мне нужно, чтобы вы глубоко вдохнули. Пожалуйста, сделайте глубокий вдох.
Мой мозг сдавливает, как будто он застрял в тисках. Грудную клетку зажало. Это слишком много. Черные пятна танцуют перед глазами.
Смятение...
Удушье...
Глухой стук, бух...
Глухой стук, бух...
Я хватаю ртом воздух, когда мир сжимается вокруг меня. Появляется белый шум. Он обволакивает меня. Погружает в шторм.
И это успокаивает меня...
— Открой глаза. Все нормально.
Голос гудит в фоновом режиме.
— Ты можешь сделать это, — повторяет голос.
Мои веки вздрагивают от волнения.
— Ч-что? — мямлю я, пытаясь сориентироваться. — Я… Что со мной происходит?
— Ты в порядке. Вдох... теперь выдох.
Черты лица красивого незнакомца смягчаются, пока он изучает меня.
У него самые завораживающие бледно-голубые глаза, которые я когда-либо видела. Гипнотические глаза. Они напоминают мне безоблачное небо в летний день. Я продолжаю изучать его, продвигаясь к губам, а затем на его челюсть. Она покрыта идеальной лёгкой щетиной.
Поднимаю свой подбородок, чтобы лучше рассмотреть его голубые глаза, которые сокращают расстояние между нами, и понимаю, что я откровенно пялюсь на этого незнакомца. Тепло распространяется по моему телу и закручивается глубоко внутри моего живота.
— Кто… кто вы?
— Я доктор Престон Монтгомери. Я один из психологов больницы.
— Психотерапевт?
— Да. Прежде чем выписать, они хотели, чтобы я поговорил с тобой. Ты сможешь сейчас говорить? Нет...
Я склоняю голову в знак согласия.
— Ладно, ты когда-нибудь беседовала с психологом раньше?
— Нет, — шепчу я, жалея, что мы должны говорить об этом.
— Ты часто страдаешь от панических атак или это что-то новое?
Его пронзительный взгляд меня настораживает, и я чувствую себя неспокойно от такого пристального внимания. Его красивые пронзительные голубые глаза отслеживают каждое мое движение. Они заставляют мое сердце бешено биться в груди.
— Новое.
Мы сидим в тишине. Единственный звук исходит от каталки, которую толкают в коридоре. Мои глаза блуждают по комнате, пока я снова вынуждено не встречаюсь с его взором.
— В меру своих знаний, можешь ли ты описать симптомы, которые, возможно, были раньше, но ты не обращала на них внимания?
— Я не знаю. Имею в виду, мне всегда было немного тревожно, но раньше я никогда не чувствовала ничего подобного. И, честно говоря, думала, что умираю. Что происходит со мной?
У меня открывается рот, когда я чувствую резкую боль в сердце. Оно яростно, будто молотками, стучит в груди. На этот раз я точно умру.
— Шшш. Дыши… Дыши. Один. Два. Три. Через нос, выдох через рот.
Зажмуриваю глаза, слушая его голос. Стараюсь следовать его подсказкам. Вдох... Один. Два. Три.
Выдох.
— Почему это про-происходит со мной?
Слезы катятся по моим щекам. Я не двигаюсь, чтобы вытереть их. Мои руки словно свинцовые и тянут меня вниз. Дышать.
Я наконец-то реагирую на голос врача, когда он отвечает мне.
— Ты пережила болезненную утрату, а иногда это слишком много для нашего разума и тела, чтобы справиться.
Я не знаю, что сказать. Чувствую себя глупо и переживаю по этому. Я хочу, чтобы это все закончилось.
— Как ты себя чувствуешь сейчас?
Его голубые глаза внимательно меня изучают.
— Болит голова.
Он прикусывает свою нижнюю губу.
— Есть ли у тебя какие-то другие проблемы со здоровьем? — спрашивает он, продолжая внимательно анализировать мои ответы.
— Мне это не известно.
Я опускаю голову, нуждаясь в минутной передышке, но доктор, сев поудобнее, продолжает задавать больше вопросов.
— В настоящее время ты получаешь медицинскую помощь, и это все, что тебе нужно знать, но есть ли какие-нибудь лекарства, которые ты, возможно, принимала до этого?
— Разве это не должно быть записано в моей карте? Другой доктор уже задавал мне кучу вопросов, — в моем ответе больше дерзости, чем я хотела, но я не хочу больше отвечать на вопросы.
— К сожалению, у системы регистрации больничного компьютера в настоящий момент некоторые сложности, поэтому нам придется снова кое-что прояснить. Знаю, что доктор Левин провел уже несколько тестов, — он вытаскивает свой телефон. — Он должен подойти через минуту, чтобы снова поговорить с тобой.
Я закрываю глаза, мечтая, чтобы все это закончилось. Я просто хочу побыстрее с этим покончить.
— Хорошо.
— Что ты помнишь до момента аварии? О чем ты думала?
Мои веки закрываются, и я вспоминаю более детально. Картинки вспыхивают в моем мозгу.
— Я думала о своем… мой… Я даже не знаю как его назвать, — мой подбородок дрожит. — Я плакала, и я отвлеклась от дороги. Когда посмотрела вверх — увидела свет… Но… но тогда это было слишком поздно. Моя нога застряла в коврике. Я пыталась тормозить… — мой голос срывается на всхлип.
Рядом с моей кроватью доктор Монтгомери что-то быстро печатает в своем iPad. Интересно, что он пишет. Неужели он думает, что я сделала это специально? Что это не был несчастный случай. Что со мной что-то не так? Считает ли он меня невменяемой? Зачем они подослали психолога, чтобы поговорить со мной? Как я могу это выяснить?
Доктор Левин входит в комнату, отрывая меня от мыслей.
— Привет, Ева. Доктор Монтгомери, — говорит он, принимая устройство из рук Престона. Его глаза сужаются, когда он читает заметки, которые, должно быть, тот внес в мою карточку, и кивает доктору Монтгомери.
Доктор Монтгомери встает, достает из кармана бумажник и извлекает визитную карточку.
— Ева, я хочу оставить тебе мою визитку. Если я тебе понадоблюсь, пожалуйста, не стесняйся позвонить и записаться на прием. Тревога и приступы паники могут быть серьезными, и, если их не лечить, может произойти ухудшение состояния. Я думаю, что терапия может помочь тебе найти первопричины, которые приводят к такому состоянию, нужно просто найти правильный способ справиться с ними, — его пальцы касаются моих, и мягкие подушечки посылают мурашки по моей коже.
— Я действительно надеюсь, что ты позвонишь, и мы договоримся о встрече.
Я не уверена, что готова к этому. У меня пока нет желания сталкиваться лицом к лицу с тем, что преследует меня.
Прошло ещё несколько часов, я по-прежнему лежу в постели, ворочаясь и ворочаясь в ожидании возвращения доктора. Когда он, наконец, приходит, я испытываю облегчение и тревожное предчувствие одновременно. Все нормально. Только легкое сотрясение мозга и рекомендация проконсультироваться с психотерапевтом. Психотерапевт. Я могу это сделать? Могу ли я поговорить с кем-нибудь?
Мои руки становятся липкими, и вновь начинается покалывание в груди. С каждым мгновением страх растет все сильнее и сильнее. Я не знаю, как мне быть.
Я жду выписку, когда Сидни заходит в комнату и смотрит на меня.
— Что теперь? — спрашивает она, потирая шею.
— Мы ждем, когда меня выпишут, — я пытаюсь улыбнуться, но сомневаюсь, что мои глаза не выдают меня.
— Ты собираешься поговорить с психотерапевтом? Вы договорились о встрече с ним? — ее левая бровь выгибается, когда я качаю головой. — Что? Почему, черт возьми, нет?
— Ты издеваешься, Сидни? Ты его видела? Я должна быть в полном отчаянии, чтобы позволить такому красавчику видеть мое сумасшествие.
— Ну, тогда тебе лучше найти кого-то другого и быстро. Ты не видела себя, Ева. Ты была в ступоре. Я никогда в своей жизни не была так напугана. Ты должна поговорить с кем-то. Если не он, то кто-то другой в любом случае.
— Хорошо, я выбираю второй вариант… кто-то другой.
— Ты уверена? Я была бы не против поговорить с ним, видеть его, быть с ним, быть под ним, — она подмигивает. — Он чертовски великолепно выглядит.
Я не могу не рассмеяться. Сидни заставляет взглянуть на вещи по другому и чувствовать себя при этом лучше, пусть даже временно.
Много позже в тот же день меня выписывают из больницы. Сидни все время рядом, держит меня за руку и успокаивает, говоря, что все будет в порядке.
Когда мы выходим из больницы, она делает шаг вперед на дорогу и ловит такси. Слава Богу, что не приходится долго ждать, потому что я слишком физически и эмоционально истощена, чтобы просто поднять руку. Клянусь, я могу проспать после всего этого несколько дней. Все мое тело слабое и хрупкое. Наша машина ускоряется в потоке движения. Чтобы доехать до нашего дома, требуется всего несколько минут. Сидни платит водителю, и мы обе выходим.
На тротуаре многолюдно, и я вынуждена избегать столкновения с прохожими. Мои шаги медленные и неустойчивые, и преодоление короткого расстояния до двери вестибюля похоже на завершение марафона. Ветер безжалостно ударяет меня, заставляя чувствовать озноб и дрожь.
Наконец, мы входим в высотку и поднимаемся в нашу квартиру. На прикроватном столике я вижу совместную фотографию меня и Ричарда на моем выпускном из колледжа. Внезапно я снова не могу дышать. Стены плывут, поскольку каждый мускул напрягается в моей груди, причиняя невыносимую боль. Каждый звук моего сердца — это оглушительный стук, который грозит стать последним. Мой уровень кислорода уменьшается почти до нуля, так как каждый вздох приходит все быстрее и быстрее. Почему это не прекращается? Воспоминания настолько яркие, все видится так, будто это было только вчера.
День, наконец, закончился.
Мои глаза сканировали толпу, ища ее, ища его. Это был бы маленький подвиг, увидеть сегодня мою маму. Поэтому с волнением я вглядывалась в массы улыбающихся лиц, чтобы найти ее. Я наконец-то сделала это, увидела ее, но не почувствовала теплоты. Ее глаза были лишены эмоций, словно пустой лист. Она взмахнула руками и проверила пульс на своей шее. После чего она снова ушла, симулируя какие-то воображаемые болезни. Глубокая грусть охватила меня. Она не могла найти в себе сил, чтобы притвориться, что все хорошо, даже на один день.
Мои плечи поникли.
Пристальный взгляд Ричарда встретился с моим. Он расправил плечи и поднял подбородок. Я понимала, что он хотел донести до меня этим.
Стоять в полный рост.
Гордиться.
И с этим, я улыбнулась ему и почувствовала удовлетворение наполняющее меня. У меня все получилось.
— Вот, выпей это, — говорит Сидни, толкая стакан передо мной.
Я делаю глоток, пью воду, но комната продолжает вращаться, как и я продолжаю судорожно дышать.
Сидни гладит меня по спине круговыми движениями.
— Все нормально. Ты в порядке.
Мое тело словно каменное, раскачивается на месте, движения все быстрее и быстрее, я жду, когда наступит облегчение, но на это уходит время.
— Шшш, ты в порядке. Ты в порядке.
Я откидываюсь назад и закрываю глаза. Я не знаю, сколько проходит времени, но когда я открываю их, то понимаю, что вернулась к нормальной жизни. Я спокойна. Этот кошмар снова отступает, но фитиль еще тлеет. Я это чувствую в каждом вдохе. Огонек медленно разгорается, и это только вопрос времени, когда я снова взорвусь.
Медленно поворачиваюсь, возвращаю свое внимание к Сидни. Она сидит на краю дивана с бледным лицом, кусает нижнюю губу, наблюдая за мной.
— Ты в порядке? Нужно ли вызывать врача?
— Я в порядке. Клянусь, что в порядке. Я просто устала. Действительно, очень устала.
Я пересаживаюсь обратно в кресло и стараюсь дышать ровнее.
— Это все объяснимо. Ты столько пережила за последние несколько дней. Но клянусь, я никогда не видела ничего подобного тому, что было у тебя сегодня. Ты, должно быть, без сил.
— Так и есть, — мямлю я.
Я заставляю себя отвечать на ее вопрос. Как слова сказаны, перед глазами ещё все плывет, и мне трудно сосредоточиться.
— Может что-нибудь еще болит? Похоже, на то, что тебя стошнит.
— Мне кажется, может.
— Это, наверное, последствия сотрясения. Они сказали, что тошнота и рвота могут быть сопутствующим эффектом. Почему бы тебе не лечь в своей комнате, а я посижу рядом, пока ты отдыхаешь?
Она встает и протягивает свои руки, чтобы помочь мне подняться.
— Ты вовсе не должна этого делать. Я буду в порядке, — я не уверена, что буду, но у меня нет сил, с ней спорить.
— Я не хочу это слышать. Между последствиями сотрясения и твоими паническими атаками я не собираюсь оставлять тебя одну, мне так спокойнее.
Я киваю, потом вхожу в свою комнату и ложусь на кровать. Вскоре кровать провисает под весом Сидни, но я не открываю глаза.
Я открываю глаза спустя несколько часов. Сидни тут же поворачивает голову в мою сторону. Ее глаза красные и опухшие от недосыпа. Она осторожно вытирает их, и я замечаю слезы. Она плакала? Это из-за меня? Или есть еще что-то, что вызывает ее печаль?
— Ты в порядке? — спрашиваю я, и ее спина напрягается.
— Я буду.
— Хочешь поговорить о чем-то?
— Нет, я просто устала.
— Ты выглядишь усталой. Ты вообще не спала, Сид? — мой голос все еще сиплый после сна.
Она дарит мне натянутую улыбку.
— Нет, не совсем. Как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь нужно? Может, «Мотрин» (прим. «Мотрин» — нестероидный противовоспалительный препарат. Оказывает противовоспалительное, анальгетическое и жаропонижающее действие, активное вещество – ибупрофен)?
— Я сама могу его принять, — говорю я перед тем, как зеваю.
— Нет. Все нормально. Я принесу его.
Она поднимается с постели и выходит, чтобы принести для меня немного воды. Когда Сидни возвращается, я замечаю, что выглядит она все также печально. Это заставляет каждый мускул внутри меня напрячься, сжаться до боли, вызывая чувство вины. Мысли снова мучают меня. Этот неутомимый голос в моей голове играет на повторе. Это из-за меня? Или есть что-то ещё?
— Прости меня, Сид. Я ненавижу, что за последние пару дней я столько на тебя взвалила. Ты в порядке?
— Я в порядке. Не беспокойся обо мне. Как ты? Хочешь поговорить о смерти Ричарда? Ты не рассказываешь о своей семье, но, может быть, ты почувствуешь себя легче, поговорив во мной?
Со слезами на глазах, я качаю головой:
— Я не могу.
— Я понимаю, понимаю, но ты не думаешь, что тебе надо выговориться? Ты все еще скорбишь. Может быть, если мы поговорим, тебе станет легче.
— Посмотрим.
— Пожалуйста, подумай об этом.
— Я подумаю, — вру я.
Глава 2
Престон
Каждую неделю я приезжаю в Синай-Грейс, но у меня нет определенного расписания.
Я здесь только в качестве бесплатного волонтера, провожу консультации, помогаю при необходимости сотрудникам клиники.
Но это никогда не проходит легко. Приходится работать с теми, кто в смятении, а иногда со злобой, но самое трудное — это печаль. Печаль может сломать человека. Она может построить дом внутри тебя, медленно возводя стены вокруг твоей души. Вначале моя работа была частью долга, который я себе определил, потом это быстро переросло в то, что я люблю. Помогать людям — это то, что я должен был делать, но все изменилось. То, что было моей страстью, теперь снова становится постоянным напоминанием о том, что я потерял.
Но сегодня все было по-другому. Сегодня она была здесь. В моей больнице. Какова вероятность такой встречи? Когда наши глаза встретились, мне кажется, что мой мир сошел с оси. Неверие, а потом беспокойство. Что, черт возьми, с ней случилось? Эти льдисто-голубые глаза когда-то были такими живыми. Что является причиной такой боли?
Я помню первый раз, когда увидел ее. Она украла дыхание из моих легких.
Она сидела за дальним столом закусочной «Райская трапеза», выходящим на улицу. Она была прекрасна. Безмятежна. Но то, что заставило меня задохнуться, тот факт, что эта девушка выглядела так же, как она.
Я помню, как подумал, что это она…
Слоан.
Но это было невозможно. И я, понимая это, все еще смотрел в пространство, которое нас разделяло. Сходство было поразительным.
Я, шагнув вперед, осознал, что ее знакомые черты начинают исчезать. Как удар импрессиониста по холсту, который крупным планом формирует новый образ.
Новое изображение становится ярким и живым. Понимаю, что это образ не той женщины, которая преследовала меня в моих мыслях, которая дразнила и мучила меня. Нет. Эта девушка является чем-то другим. Часть меня хочет пересечь пространство, которое нас разделяет. Я хочу поговорить с ней. Хочу узнать все об этой девушке, которая так напоминает мне прошлое. Но я не стал. Как я мог? И что мне ей сказать?
А сегодня я чуть не свалился от шока. Собрав все свои силы, чтобы держать себя в руках, я наблюдал за ней.
Она лежал