Разгром южной ударной группы русских 2 глава




В свете всех этих выводов и предположений поутихли мои недавние восторги по поводу нашего превосходства. Оно представилось мне незначительным в полосе наступления в целом и явно сомнительным на ряде участков. Если подтвердятся, полагал я, мои наблюдения относительно значительного укрепления обороны противника и предназначения 3-й и 23-й танковых дивизий, то, например, в полосе 38-й армии перевес сил мог оказаться не на нашей стороне»[57].

 

 

Командующий войсками 38-й армии К.С. Москаленко в послевоенные годы.

 

11–12 мая. 211-й полк 71-й дивизии и его противник перед боем и в бою. «Если не считать нерегулярной диверсионной деятельности, беспокоящего огня пехоты и артиллерии, а также появления дозорных и боевых групп врага, то можно считать, что противник относительно спокойно вел себя на этом участке фронта до 11 мая, — продолжает летопись 71-й пехотной дивизии. — Заранее предусматривалось, что в ночь с 11 на 12 мая полк будет сменен. 13 мая он должен был находиться уже в расположении своей 71-й дивизии. Однако как раз во время смены началось русское массированное наступление с использованием ужасающих масс пехоты и танков. Немецкий фронт дрогнул. Части полка, которые уже успели смениться, сразу же заняли отсечные позиции к востоку от Перемоги. Хотя первый натиск был выдержан, стало ясно, что удержание позиций с такими немногими силами будет недолгим. Большие массы пехоты и сильные танковые отряды надавили на позиции. В этой борьбе погиб командир 1-го батальона майор Хертель (Hertel).

Все большие вражеские массы пронизывают место вторжения и продвигаются вперед на запад. Возникает большая неразбериха. 3-й батальон, который находится уже на марше к 71-й пехотной дивизии, был остановлен и брошен к месту вторжения. И снова полк своими еще наличествующими силами должен был занимать отсечные и оборонительные позиции, чтобы предотвратить дальнейшее продвижение врага вперед. При этом он нес очень высокие потери.

Пока I.R.211, находящийся при 294.I.D., вел бои, все части 71-й пехотной дивизии прибыли в район Харькова»[58].

А вот как виделось вступление в Харьковское сражение 211-го полка нашими глазами:

«В ночь на 12 мая полки заняли исходное положение для наступления, — сообщает о начале боев 13-й гвардейской стрелковой дивизии И.А. Самчук. — Немецко-фашистское командование, не подозревая о готовящемся ударе на этом направлении, производило в это время смену 295-й пехотной дивизии[59]частями 71-й пехотной дивизии, прибывшей из Франции. Передний край немецкой обороны всю ночь, как обычно, усиленно освещался ракетами.

На рассвете советские войска начали артподготовку. На огневые точки противника обрушился удар авиации, артиллерии и минометов. Под пулеметный обстрел были взяты все траншеи и ходы сообщения немецкой пехоты.

В 7 часов с наблюдательных пунктов дивизии и полков был подан сигнал о выходе в атаку. Гвардейцы стремительно ворвались на передний край врага. Завязалась ожесточенная схватка.

От мощной артиллерийской и авиационной подготовки части 295-й и 71-й немецких пехотных дивизий понесли большие потери.

71-я дивизия противника уже не раз испытала на себе силу ударов гвардейцев. Пройдя победоносным маршем через всю Францию и Польшу, она летом 1941 года появилась под Киевом, где 8 августа впервые столкнулась с частями 3-го воздушно-десантного корпуса. Хваленая дивизия, попав под удар десантников, понесла такие потери, что была отправлена во Францию на переформирование.

Немецко-фашистское командование, воспользовавшись отсутствием второго фронта в Европе весной 1942 года, бросило на советско-германский фронт большую часть своих резервов, в том числе и переформированную 71-ю пехотную дивизию. В апреле последняя прибыла под Харьков и здесь вторично была разгромлена, а ее 211-й полк почти полностью истреблен. В первый же день майского наступления под Харьковом 13-я дивизия нанесла жестокое поражение 513-му пехотному полку 295-й пехотной дивизии[60]и особенно 211-му пехотному полку 71-й пехотной дивизии противника.

Наступление на Перемогу развивалось успешно. К исходу дня фронт обороны противника оказался прорванным и его части были отброшены на рубеж Перемога (северная), Рязановка. Для развития наметившегося успеха на направлении Перемога (южная), Красный был введен в бой 34-й гвардейский стрелковый полк»[61].

Весьма красочно описывает начало наступления сам командир 13-й гвардейской стрелковой дивизии А.И. Родимцев:

«В ночь на 12 мая Барбину[62]перед боем не спалось. В дивизии он новый человек, а от артиллеристов зависело очень многое. Он не успел хорошо изучить личный состав и поэтому беспокоился за исход артиллерийской подготовки. Мне тоже не спалось — беспокоили всяческие заботы. Как полки займут исходное положение для наступления? Не нарушена ли маскировка? Не разгадал ли противник наши планы? Казалось, организационные мероприятия проведены обстоятельно, а на душе было тревожно: не упущено ли что-нибудь?

За 11 месяцев войны мы впервые так тщательно, по-настоящему готовили наступательную операцию. В ее подготовке приняло активное участие командование армии и фронта.

Перед наступлением я созвонился с командирами полков. Все они бодрствовали. Доложили, что личный состав завтракает и дополучает боеприпасы, офицеры-артиллеристы находятся на передовых наблюдательных пунктах в готовности управлять огнем. Командир 90-й танковой бригады Малышев сообщил, что материальная часть в исправности, танкисты горят желанием выполнить приказ с честью.

В пять часов утра связался с командующим армией генералом Рябышевым, доложил о готовности личного состава дивизии к наступлению.

— Очень хорошо, — отозвался Дмитрий Иванович. — Обратите особое внимание на необходимость уничтожения и подавления целей противника нашей артиллерией и на одновременность атаки пехоты и танков.

Затем я позвонил соседу слева — генералу Горбатову. От удачных действий его дивизии зависел и наш успех. Ключевыми позициями на пути к Харькову мы считали два крупных населенных пункта: Перемога и Непокрытая[63]. Оба они расположены на дорожном направлении. Следовательно, основная наша задача заключалась в том, чтобы сломить сопротивление противника в этих двух пунктах, — открыть путь на Харьков.

Как-то особенно медленно тянулись минуты в ожидании начала артиллерийской подготовки. Я успел переговорить со всеми командирами полков и начальниками служб. Дивизионный врач сообщил, что передовые медицинские пункты и медсанбат развернуты и готовы к приему раненых, медсестры с запасом медикаментов и бинтов находятся в траншеях, рядом с бойцами, и тоже ждут сигнала к атаке. Дивизионный инженер Тувский доложил, что саперы проделали проходы в наших минных полях и ждут сигнала, чтобы взяться за минные поля противника.

Нашлось даже время позавтракать в спокойной обстановке, хотя каждый из нас испытывал то высокое нервное и психологическое напряжение, которое человек переживает только в решающие моменты жизни.

Минут за двадцать до начала артиллерийской подготовки Борисов (начштаба 13-й гв. сд. — Авт.) ушел на командный пункт. Я с группой командиров направился на наблюдательный пункт.

Утро было необычно ясное и тихое. Небо на востоке все гуще наливалось золотистой зарей. После дождей, которые прошли недавно, верхний слой земли чуть подсох, и от густой зеленой травы, дружно покрывавшей отлогие склоны балки, веяло свежестью и запахом меда.

Под кустом орешника, в низких зарослях травы, росла фиалка. Я наклонился и осторожно сорвал нежный ясно-голубой цветок, положил на ладонь. Хрупкие, густо окрашенные лепестки цветка были похожи на крылышки мотылька; словно живой, он вздрагивал на ладони, ласковый, безмятежный вестник весны.

Через несколько минут на всю долину раздастся грохот снарядов…

Прерывая мои мысли, комиссар заметил: „Крови литься, а цветам цвести“. С наблюдательного пункта открывался широкий простор: глубокие долины и овраги, леса и рощи, высоты и черные полосы проселочных дорог. Справа простиралась разлогая Балка Яндела, прозванная „долиной смерти“ (она простреливалась огнем обеих сторон), дальше синел курган, юго-западнее большим темным квадратом проступала роща.

По горизонту четко вырисовывалась круглая высота, обозначенная на карте +2,6. Это был ключ всей обороны противника. Сначала мы решили нанести главный удар прямо по этой высоте, однако два дня назад, после проведения тщательной рекогносцировки, от первоначального решения отказались. Удобных подступов к этой высоте не было, борьба за нее могла стать длительной, а это задержало бы продвижение нашего левого фланга.

Поэтому пришлось использовать более выгодное положение дивизии на левом фланге, в юго-восточной части села Драгуновка, и один из полков пошел в направлении села Гордиенко, в обход высоты +2,6 с юга. В шесть часов утра грянула, оглушительно заревела наша реактивная артиллерия. Высота заволоклась черным облаком пыли и дыма. В плотном подвижном облаке замелькали молнии разрывов. Снова рев заполнил долину: полк реактивной артиллерии произвел второй залп.

Еще эхо катилось по яругам и долам, когда в воздухе послышался гул моторов: эскадрильи наших бомбардировщиков и штурмовиков заходили на позиции противника.

— Александр Ильич! — восторженно закричал Барбин. — Смотрите, снаряды нашей артиллерии рвутся точно на высоте. А Купьеваха пылает от реактивной артиллерии!

— Не спешите хвалиться, как бы с ног не свалиться, — сказал я ему. — Вот когда пехота вместе с танками пойдет в атаку и не встретит со стороны противника огневого сопротивления, тогда и скажем „гоп“!

Комиссар Зубков подошел ко мне ближе:

— Гляньте, как работают наши „Пе-2“ и штурмовики! Это они над Перемогой и Непокрытой. Жарко там сейчас врагу!

Истекает последняя минута перед боем. Гул самолетов отдалился, замерла, притихла земля. Ветка клена над нашим НП не шелохнется. По всему фронту в сторону врага взмыла серия красных ракет. Радисты четко передают условный сигнал „777“. Это — начало атаки.

Грохот и скрежет металла доносятся к наблюдательному пункту из разлогой долины. Свежий весенний ветер будто приближает к нам лязг гусениц и рокот моторов. Танкисты Малышева ведут машины на повышенных скоростях. Окутанные синевой дыма, танки стремительно понеслись к позициям противника. За ними, поднявшись во весь рост, с криком „ура“, ускоренным шагом движется пехота. Крик то перекатывается, то глохнет, то снова доносится непрерывным, протяжным „а-а-а“; в нем отчетливо слышатся интонации ярости и гнева.

В эти минуты многие вопросы не давали мне покоя: подавлены ли нашей артиллерией огневые точки противника? Сможет ли пехота с танками сделать бросок в первую траншею и уничтожить там гитлеровцев до того, пока они еще не опомнились от артиллерийского налета? Как справились с задачей саперы, — проделаны ли проходы в минных полях противника?

За действиями наших танков с десантниками я наблюдал особенно внимательно. Вот пять тяжелых машин, сделав крутой разворот, ринулись на огневые позиции артиллерии противника в районе Драгуновки[64]. С ходу завязался бой. Десантники посыпались с танков, растянулись цепью, залегли.

Танки остановились. Почти одновременно грянули их пушки. Залп повторился второй и третий раз. Снова машины на предельной скорости двинулись на огневые позиции врага.

Десантная рота неотрывно следовала за танками. Отдельные бойцы падали, ползли, поднимались. Другие лежали неподвижно. Однако атака продолжалась. Командирский танк первым ворвался на позицию вражеской батареи.

Со стороны гитлеровцев выстрелы слышались все реже. Наконец они совсем притихли. Значит, батарея противника подавлена. Теперь танки с десантом должны двинуться к северу, в тыл высоты.

Несколько позже Малышев рассказал подробности этой атаки. После нашей артиллерийской подготовки и бомбового удара у гитлеровцев на этом участке обороны оставалось четыре орудия. Танки, ведя огонь прямой наводкой, заставили батарею противника замолчать. Ворвавшись на батарею, десантники уничтожили расчеты и захватили орудия исправными.

Воспользовавшись успехом танкистов, командир стрелковой роты 42-го гвардейского стрелкового полка Болотов принял правильное решение: поднял роту в атаку на село Драгуновка в тот момент, когда фашисты начали откатываться. Ведя на бегу огонь из стрелкового оружия, рота ворвалась в село, уничтожила прислугу двух минометов и одной пушки, до взвода пехоты врага.

Наступление дивизии развивалось по строго разработанному плану. Однако законы войны таковы, что успех не приходит без огорчений. Подчас малый недосмотр, неточная договоренность между взаимодействующими подразделениями может привести к ненужным, просто-таки досадным потерям.

Когда наши саперы проделали проходы в минном поле противника и обозначили их клочьями развернутой марли, — для танкистов эти обозначения оказались недостаточно заметными. Они не нашли проходов и двинулись прямо по минному полю. Четыре машины подорвались на минах, три из них сгорели. Остальные танки проскочили и атаковали огневые точки противника.

В масштабах всего сражения на подступах к Харькову это был лишь эпизод, однако его следовало запомнить и сделать выводы.

Противник упорно сопротивлялся на всем протяжении фронта. Позже пленные офицеры говорили, что они не допускали и мысли, что мы сможем прорвать их оборону. Их огневые точки, подавленные нашей артиллерией, оживали и продолжали вести огонь по нашей наступающей пехоте.

Теперь наши солдаты и командиры убеждались, что труд, затраченный при подготовке наступательной операции, не был напрасным. Наши пехотинцы умело взаимодействовали с танковыми экипажами и артиллерийскими расчетами, благодаря чему нам удавалось быстро продвигаться вперед. Танки давили пулеметные точки врага, а пехота, вплотную следуя за машинами, расстреливала отступающих фашистов. Через час после начала атаки полки майора Самчука (39-й гв. сп) и полковника Елина (42-й гв. сп), действуя в первом эшелоне дивизии, сломили сопротивление немецкой обороны. Полковник Елин сообщил, что гвардейцы его полка освободили село Драгуновку и вместе с танками успешно продвигаются вперед, захватив большие трофеи.

Впрочем, с наблюдательного пункта мне была видна вся картина боя, и я знал, что Драгуновка нами взята.

Павел Иванович Елин сообщал также, что командир 4-й стрелковой роты Иван Чекальдин совершил глубокий маневр: обошел Драгуновку с одним взводом и захватил склад боеприпасов. Два его взвода при поддержке пулеметчиков атаковали четырехорудийную батарею противотанковых пушек, уничтожили 18 фашистов и, таким образом, открыли нашим танкистам путь на запад. Во время этих дерзких действий только два бойца его роты были легко ранены.

Отлично действовали и гвардейцы 5-й роты старшего лейтенанта Павла Станислава: они уничтожили расчеты двух противотанковых орудий противника.

Голос Елина звенел от радостного возбуждения:

— Александр Ильич! Я имею теперь десять исправных немецких противотанковых пушек и много боеприпасов к ним.

Я поблагодарил гвардейцев за умелые боевые действия и приказал немедленно использовать против врага трофейное оружие — пушки, минометы, пулеметы, винтовки.

Сражение разгоралось. Все окружие горизонта — балки, долины и овраги — заволок плотный и едкий дым. В этом всклокоченном синем дыму то и дело вздымались вихри снарядных разрывов. Неумолчно трещали пулеметы. Пронзительно и резко били противотанковые пушки. Наши танкисты и пехотинцы уверенно двигались вперед.

Около часа дня майор Самчук доложил, что гвардейцы его полка полностью очистили от фашистов населенный пункт Купьеваха.

Я приказал ему ввести в бой второй эшелон полка и вместе с танкистами наступать в направлении села Перемога.

Не скрою, впервые за долгие одиннадцать месяцев войны я так полно и глубоко испытывал острую, волнующую радость. Все наши воины были захвачены общим радостным порывом.

Комиссар Зубков, стиснув кулаки, шептал чуть слышно:

— Вперед! Только вперед, и как можно быстрее…

…Я позвонил Борисову, приказал готовить к вводу в бой полк Филиппа Алексеевича Трофимова (34-й гв. сп).

Теперь перед нами была единственная задача: идти вперед, не давать врагу опомниться, бить его непрерывно. Быстро наращивая силы из глубины боевого порядка дивизии, мы могли стремительно развивать успех полков первого эшелона и решительно двигаться на Харьков.

Гитлеровцы пытались контратаковать. Поддержанный танками[65]вражеский батальон 515-го пехотного полка (полк 294-й пехотной дивизии. — Авт.) двинулся в „психическую“ атаку. Наши воины успели отрыть глубокие щели, пропустили танки врага и отсекли от них пехоту. Немецкий батальон был почти полностью уничтожен. Большие потери понесли и другие батальоны противника, особенно 1-й батальон 164-го полка.

К вечеру дивизия успешно выполнила поставленную перед ней задачу. Наши потери составляли 90 человек убитыми и ранеными. Большинство танков, подбитых противником, удалось быстро восстановить, и через день-два они снова вступили в строй.

На этом участке фронта гитлеровцы фактически были разгромлены. Мы взяли в плен более 80 солдат и офицеров, захватили 43 орудия, 15 минометов, 8 ручных пулеметов, 7 раций, 40 лошадей, три больших склада с боеприпасами, два вещевых склада и другое.

В этот день были освобождены населенные пункты Купьеваха, Драгуновка, Перемога, Гордиенко, захвачено много важных в тактическом отношении высот.

День догорал, теплый вечер спускался на изрытую снарядами землю. Мы шли с комиссаром по притихшему полю боя, обходя глубокие воронки и еще не убранные трупы…»[66]

А что же происходило в это время в направлении Непокрытой, где находились основные силы 211-го полка 71-й дивизии?

В направлении этого населенного пункта наступал левый (южный) сосед 13-й гв. сд — 226-я стрелковая дивизия 38-й армии Москаленко. С октября 1941 года этой дивизией командовал освобожденный буквально накануне войны из Колымских лагерей комбриг A.B. Горбатов (с декабря — генерал-майор). У его жены были репрессированы отец и брат. А когда в 1937 году (по другим данным — в 1938-м) арестовали и самого Горбатова, то А.И. Еременко[67]не побоялся оказать помощь его жене. Оказать открытую помощь члену семьи «многочисленных изменников Родины», двое из которых уже расстреляны… Тут, пожалуй, относительно поступка Еременко все ясно и без комментариев. К этому следует только добавить, что за отмену приговора Горбатову выступил и С.М. Буденный…

«…Я часто бывал у своего правого соседа, — вспоминал Горбатов, — прекрасного товарища и волевого боевого командира 13-й гвардейской стрелковой дивизии А.И. Родимцева, а он, в свою очередь, бывал у нас. Мы обсуждали создавшееся положение, обменивались мнениями о работе в дивизиях, а иногда отдыхали за шахматами. Я рассказывал о мартовских событиях в 1917 году, о гибели трех наших пехотных дивизий на плацдарме за рекой Стоход. Тогда немцы сначала разрушили все переправы на реке, а потом, применив много артиллерии и газы, после третьей атаки захватили плацдарм.

Тогда немцы не предупреждали листовками о предстоящем наступлении, говорил я Родимцеву, а сейчас предупреждают. Похоже на то, что у них здесь нет сил для наступления. И все-таки нам нельзя сидеть сложа руки: кто знает, не сделают ли они попытку сбросить нас в реку?[68]

И мы проводили большую работу по укреплению нашей обороны, совершенствовали систему огня. Дивизионная артиллерия, отведенная на восточный берег, находилась в самой высокой готовности к открытию огня, полковая была поставлена на прямую наводку для стрельбы по танкам. Пользуясь системой наблюдательных пунктов, поднятых до вершин деревьев, мы старались просматривать глубину обороны противника и видеть то, что он тщательно скрывает от нас: при обороне плацдарма[69]особенно важно, чтобы враг не напал внезапно.

На наблюдательные пункты мы назначили по четыре человека, одного из них старшим. Эти люди не сменялись ежедневно, а закреплялись за определенным сектором на десять суток. Их учили хорошо запоминать местность и каждое утро проверять, не произошло ли за ночь изменений. Службу наблюдатели несли круглосуточно, меняясь через час или два (в том числе и старший). В тетрадь наблюдений записывали виденное и слышанное днем и ночью…

11 мая 1942 года мы готовились к большому наступлению.

После суровой зимы весна на юге началась рано: в конце апреля появилась травка на лугах, затем и лес оделся листвой, а сейчас и черемуха стояла в полном цвету.

Артиллерийская подготовка была назначена на 6 часов, а начало наступления на 7 часов 30 минут. Учитывая, что день будет тяжелый — трудно было сказать, когда и где бойцы получат передышку, — мы дали указание: ужином накормить до 20 часов, в 21 час людей уложить спать и обеспечить всем девятичасовой сон, подъем произвести в 6 утра, с началом артподготовки, а до семи раздать сытный завтрак.

Вечером накормили бойцов ужином и приказали спать.

Как всегда перед боем, я, стараясь справиться с неизбежным волнением, мысленно проверял, все ли предусмотрено. В этих случаях хочется побыть одному. Я ходил взад-вперед по лесу, где расположился 985-й стрелковый полк[70]. Вечер был очень теплый. Проходя по расположению батальонов, я видел, что все лежат, обняв свое оружие, но никто не спит; кое-кто тихонько перешептывался с соседом. Как знакомы мне эти солдатские думы перед наступлением! Одни думают о близких, о родных, другие о том, будут ли живы завтра, третьи ругают себя за то, что не успели или забыли написать нужное письмо…

…С четырех часов я был на ногах и снова прошелся по лесу. Было уже светло, но все спали крепким сном, хоть птицы щебетали на все голоса. В первый раз я был зол на них в это раннее майское утро, особенно на тех, которые пели громко. Я боялся, что они разбудят солдат, которые, вероятно, заснули лишь перед рассветом, — им надо было поспать еще хоть часок.

„Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…“ Не случайно появилась эта прекрасная песня, так верно отвечающая переживаниям фронтовиков.

На НП дивизии мой заместитель подполковник Лихачев доложил, что все готово, часы сверены, осталось пять минут.

Ровно в шесть часов дружно заговорили все стволы артиллерии. Пока шла артподготовка, солдат подняли, накормили сытным завтраком. В семь часов тридцать минут мы пошли в наступление и овладели высотой 199,0 — основным опорным немецким пунктом, прикрывавшим село Непокрытое. К шестнадцати часам Непокрытое было в наших руках»[71].

Боевые действия 71-й пехотной дивизии и ее подразделений в первый и последующие дни майского сражения под Харьковом происходили в квадрате со стороной примерно 20×20 км. Наиболее обобщенную картину событий, происходящих в этом районе, дал нам командующий войсками 38-й армии К.С. Москаленко:

«Наступление северной ударной группировки (т. е. 21, 28 и 38-й армий. — Авт.) началось 12 мая в 6 час. 30 мин. артиллерийской подготовкой. Она продолжалась ровно час. В 7 час. 30 мин. пошла в атаку пехота с танками непосредственной поддержки. В это же время авиация начала длившийся 15–20 минут налет по районам артиллерийских позиций и опорным пунктам противника в его главной полосе обороны.

Значительное число огневых точек подавить не удалось. Кроме того, их оказалось намного больше, чем предполагалось, и это была первая неожиданность для наших войск. В результате стрелковые подразделения и танки первых эшелонов 21, 28 и 38-й армий были встречены плотным огнем. За этим последовали контратаки тактических резервов противника. В первой половине дня атакующие части смогли продвинуться на глубину от 1 до 3 км.

Второй неожиданностью было то, что, вопреки надеждам, меньше всех продвинулась 28-я армия. Она имела, как показано выше, сил и средств больше, чем 21-я (генерал В.Н. Гордов. — Авт.) и 38-я армии. Однако в ходе боев выяснилось, что и враг создал в полосе наступления 28-й армии большую тактическую плотность обороны. Это, в свою очередь, показало, что немецко-фашистское командование знало о нашем наступлении[72]. Внезапность как важнейший элемент всякого боя была потеряна нашими войсками. Предстояло вести тяжелые, кровопролитные бои.

К концу первого дня наступления лучших результатов в бою добились 21-я и 38-я армии. Войска этих армий, имея плотность артиллерии и танков на 1 км фронта меньшую, чем 28-я армия, достигли бóльших успехов[73]…

Лучше всех действовала 226-я стрелковая дивизия генерал-майора A.B. Горбатова, усиленная 36-й танковой бригадой (командир полковник Т.И. Танасчишин). Она в короткий срок прорвала тактическую глубину обороны гитлеровцев и перешла затем к преследованию разбитых подразделений 294-й и 211-го полка 71-й пехотных дивизий. После короткого, стремительного боя 226-я стрелковая дивизия овладела важным узлом сопротивления противника в населенном пункте Непокрытое, продвинувшись за день на 10 км[74]…

К началу советского наступления, как уже отмечалось, на участок против 38-й армии был переброшен один полк 71-й пехотной дивизии. Сюда же в самом начале боя прибыл и полк 297-й пехотной дивизии[75]. Он входил в состав резерва 51-го армейского корпуса, оборонявшего Чугуевский плацдарм[76].

Командование 6-й немецкой армии было встревожено. Оно полагало, что здесь, а не к югу от Харькова, наносился главный удар. Это направление было признано угрожающим, поэтому сюда были переброшены еще два. полка — из 71-й и 44-й пехотных дивизий[77]. Кроме того, к исходу дня в полосе наступления армии начали сосредоточение 3-я и 23-я танковые дивизии, находившиеся в армейском резерве[78]и предназначенные, как мы очень скоро убедились, для выполнения активных задач.

Итоги первого дня наступления в целом не оправдали надежд командования фронта. Я считал необходимым для достижения успеха перенести направление главного удара в полосу нашей армии. То обстоятельство, что 226-я стрелковая дивизия прорвала тактическую глубину обороны противника, должно было значительно облегчить разгром 3-й и 23-й танковых дивизий, а затем окружение и ликвидацию всей харьковской группировки противника.

Эти соображения были доложены командующему фронтом. Однако он не согласился с ними, заявив, что на прежнем направлении успех будет значительнее, так как там оба фланга надежно прикрыты. Опасения же относительно сосредоточения противником крупных сил танков командующий счел недостаточно обоснованными. Эту угрозу, по его мнению, должен был ликвидировать успех войск на направлении главного удара, т. е. на участке нашей 6-й армии.

Военный совет фронта пришел к выводу, что операцию и в дальнейшем необходимо продолжать согласно ранее принятому решению и в прежней группировке. Он считал, что решительным наступлением 28-й армии будет обеспечен разгром противостоящих войск врага к утру следующего дня. Когда же сопротивление противника, таким образом, будет сломлено, полагали в штабе фронта, наши войска устремятся на запад и окружат вражескую группировку. Что касается двух танковых дивизий, сосредоточенных в полосе наступления 38-й армии, то не были предусмотрены меры по их разгрому или хотя бы парированию возможных контрударов. Мне было лишь приказано вывести танковые бригады из боя и сосредоточить их к утру следующего дня для прикрытия старосалтовского направления, что нельзя было считать достаточно эффективной мерой. Тем более что в этом же районе противник заканчивал сосредоточение трех свежих пехотных полков, о которых мы узнали лишь на следующий день»[79].

Начальник штабов ЮЗФ и ЮЗН И.Х. Баграмян так прокомментировал эти слова Москаленко: «Отдавая командующему 38-й армией генералу К.С. Москаленко распоряжение о выводе из боя соединений 22-го танкового корпуса с целью подготовки их к парированию ожидавшегося танкового тарана противника, маршал С.К. Тимошенко надеялся, что командарм сможет умелым применением корпуса, имеющейся артиллерии и инженерных средств успешно отразить ожидавшийся удар. Ведь генерал Москаленко считался у нас большим специалистом по борьбе с танками противника»[80].

Однако мы забежали немного вперед. О том, что на следующий день Харьковской операции, 13 мая, под дых наиболее успешным дивизиям армий Москаленко и Рябышева нанесут удар сразу две танковые дивизии противника, еще никто не знал…

6–20 мая 1942 года. Главные силы 71-й пехотной дивизии в Харьковском сражении. Поскольку в период Харьковской битвы полки 71-й и 44-й немецких пехотных будут перемешаны, то нам нужно будет ненадолго вернуться к той зловещей роли, которую сыграла в двух предыдущих харьковских неудачах советских войск 44-я Infanterie-Division.

В 1942 году харьковских операций было три: январская, мартовская и собственно майская, которой и посвящена эта книга.

Первая наступательная харьковская операция — Барвенково-Лозовская — проводилась в январе 1942 года и потерпела фиаско. Хотя фронт фашистских войск и был прорван, но освободить Харьков не удалось. В результате этой операции советскими войсками был образован опасный (и для немцев, и для нас) Барвенковский плацдарм. Горлом, или устьем, этого плацдарма были: на севере — Балаклея, на юге — Славянск. Расстояние между этими двумя пунктами, находящимися в руках у немцев, составляло около 75 км. Очень опасное для советских войск с точки зрения немецкого танково-авиационного потенциала расстояние.

Вторая наступательная харьковская операция — «малоизвестная» — проводилась в марте 1942 года. 6-я и 38-я армии Юго-Западного фронта должны были уничтожить чугуево-балаклеевскую группировку противника и взять Харьков. Задача выполнена не была. Выбить фашистов из Балаклеи не удалось. «Удавка» Балаклея — Славянск продолжала давить на горло советских войск…



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: