Рычаг заело. Опять. В прошлый раз, когда мы выбирались на верхнюю палубу дряхлого «Девятикристального», механизм пришлось сначала простучать найденной тут же в коридоре железкой: то ли промерзло что‑то внутри, то ли от общей дряхлости заклинило. Фарри собирался его потом разобрать и смазать, но, видимо, забыл.
«Мог бы и сам это сделать, а не кивать на друга».
– Дай‑ка мне! – Фарри аккуратно протиснулся к штурвалу, стянул варежки и принялся пальцами выковыривать запирающий штырь.
– Драный корабль, – буркнул я.
По заверениям Сэмуля, в любой день мы могли увидеть бродячие города – ведь уже полнедели посудина капитана Стиперсона ползла по землям Содружества. Удивительно серым краям, на мой взгляд. Ровная пустыня, срезанная человеком. От края до края ни единого айсберга или же расщелины. Все гладкое и белое, как запотевшее стекло. Скучное зрелище, скажу я вам, но мы стремились на верхнюю палубу словно одержимые.
Там, напялив сетчатые очки, мы до боли в глазах, до онемения в головах вглядывались в горизонт, высматривая знаменитые города Содружества. Пару раз я отчетливо видел, как сквозь снежную круговерть проступают прямые линии гигантского ледохода. Сердце замирало от радости, я звал Фарри и указывал ему в нужную сторону, но проходило несколько мгновений – и все оборачивалось мороком.
Так что мы довольствовались малым, разглядывая встречающиеся корабли. То здоровые, едва ползущие по телу Пустыни баржи и экспедиционники, то бодрые, стремительные скруты. Пару раз нам попадались каперские суда, с орудийными портами. Все они куда‑то спешили по каким‑то неведомым, но невероятно важным для капитанов делам. Кто‑то пересекал наш путь, кто‑то полз параллельным курсом, и даже неповоротливые гиганты обгоняли наш чихающий двигателями и содрогающийся всем телом «Девятикристальный». Правда, была странная посудина, следующая за нами уже дня три, если не ошибаюсь. Видимо, там состояние двигателей было еще хуже, чем у нас, так как однопалубный малыш едва поспевал за развалиной Стиперсона.
Вообще если бы не жуткий ветер, воющий над ледяными равнинами и едва ли не сбивающий нас с палубы, мы бы и не спускались вниз. Однако под ударами озверевшей от раздолья стихии приходилось прятаться под защиту корабельной брони, пережидать, когда воспоминания о морозе уйдут, и лезть обратно, наверх.
А теперь драный механизм заклинило. Фарри с сопением возился с ним, а я уже было собирался спуститься вниз, чтобы раздобыть смазки для запоров. Как вдруг мой друг довольно хмыкнул и заскрипел штурвалом.
– Молодец! – похвалил я его и пропустил Фарри вперед. Затем вбил стальной каблук между дверью и проемом, чтобы не возиться после, и прошел в тамбур. Здесь штурвал крутился без заеданий.
Три ступени наверх, откинуть люк с насыпавшимся за ночь снегом, почувствовать, как снежное крошево летит в лицо, просачивается в щели под одежду, как мороз охотно облизывает открытые участки кожи, словно влюбленный в хозяина пес.
– А‑а‑а‑а‑а! – закричал Фарри.
Сердце остановилось, я вскинул голову, готовясь к худшему.
– Смотри, Эд! Смотри! – Он чуть ли не подпрыгивал, указывая на что‑то справа от нас. Я выбрался, прикрыл люк и увидел…
– Светлый бог! – вырвалось у меня.
– Я тебе говорил! – Фарри восторженно улыбался, наслаждаясь моей реакцией. – Я тебе говорил!
Обычно ветер гонит снежную крошку вдоль льда, отчего кажется, будто никакой тверди поблизости и вовсе нет, а под траками бурлит море сверкающих на солнце кристалликов. Такая поземка может скрыть от взгляда и ледоход. Но то, что появилось в Пустыне, в лиге от нас, невозможно было бы спрятать.
Я моргнул, стряхивая намерзшие на ресницы снежинки. Мороз отступил прочь, и, честно говоря, захотелось стянуть шарф. Мне стало жарко от увиденного.
– Он двигается, представь!
Слов для ответа не нашлось. Светлый бог, то, что открылось взору, невозможно описать словами. Блуждающие города не могли придумать люди. Такие гигантские машины не могла бы удержать Пустыня. И все же я видел этого левиафана своими глазами.
Темный бог рядом со странствующим Барроухельмом показался бы мягкой игрушкой для детей. Из белоснежного небытия на нас надвигался целый мир, совершенно чуждый для снежных просторов.
Такое чувство, будто какой‑то могущественный колдун увеличил стократно какой‑нибудь экспедиционный корабль, и над Пустыней вырос вот такой вот ледоход длиной как минимум в пол‑лиги и высотой ярдов в двести.
Гусеницы корабля скрывало облако поднятого снега, в котором угадывались очертания посудин поменьше. Проклятье, да наш трехпалубный шапп легко бы оказался перемолот траками гиганта, и вряд ли бы кто‑то заметил такую помеху.
– Говорят, Пустыня дрожит, когда по ней проходят города Содружества. Сейчас мы этого не почувствуем, но вот увидишь – это незабываемое ощущение, – сказал Фарри.
Я увидел с десяток тягачей, вооруженных диковинными приспособлениями, выравнивающими неровный лед перед Барроухельмом. Крошечные шаркуны, выгрызающие тропу для величественного бродуна. Пустыня скрежетала, гудела могучими двигателями. Десятки судов поменьше держали скорость на уровне едва ползущего Барроухельма, и чем ближе мы подходили к титану, тем больше судов открывалось моему взору.
Жизнь вокруг города бурлила. Множество ледоходов то подъезжало к старшему собрату, то удалялось прочь. Гудки, звон, тарахтение, грохот жутких траков, хруст проседающего под монстром льда, предупреждающие сирены и скрежет чудовищных полозьев, облегчающих путь двигателям города.
Когда мы приблизились к городу на расстояние ярдов в двести, пришлось задрать голову, чтобы увидеть верхнюю палубу Барроухельма. Броня корабля‑гиганта была испещрена надстройками, различными башенками, крытыми площадками, на которых виднелись крошечные фигурки людей. Горели вереницы шаманских фонарей, по техническим ходам спешили куда‑то жители блуждающего города. Поднимались по трапам наверх, спускались вниз, исчезали в тамбурах.
Слева, справа от нас сквозь поднятое городом облако ползли корабли.
– Драный демон, Фарри… Я не верю…
– Это еще ничего, Эд. Вот когда мы окажемся внутри – ты поймешь, почему многие любят Содружество. – Он затянул завязки капюшона, скрываясь от секущей крошки. – Идем вниз! Сейчас мы, наверное, заедем в порт.
– В порт? – не понял я.
– Да, внутрь вот этой вот махины, Эд. – Фарри со знающим видом покачал головой. – Ты все увидишь. Но мы добрались, Эд! Мы в Барроухельме!
Я посмотрел на счастливое лицо друга и сам расплылся в улыбке:
– Да, добрались.
– Эх! – Он хлопнул меня по плечу. – Я не верю! Пошли вниз, мне не терпится сойти в порту и найти этого инструментария Лунара. А‑а‑а‑а! Барроухельм, Эд! Ты понимаешь?!
Он взял меня за плечи, заглядывая под капюшон.
– Это Барроухельм, Эд!
Сверху что‑то трубно взревело, отчего у меня заложило уши. Я тепло похлопал Фарри по руке и высвободился, вновь посмотрел на вздымающиеся к небу борта Барроухельма и кивнул:
– Мы добрались…
Почти час капитан Стиперсон заводил свою разваливающуюся посудину в нутро города. Мы не видели всех манипуляций, но мастерство толстяка возненавидели – настолько долго и неторопливо «Девятикристальный» забирался в порт, расположенный в корме Барроухельма. Все это время нам пришлось слушать комментарии Трех Гвоздей и шум стыковки.
– Вот он подбирается к поднимающему трапу, – говорил бывший дознаватель, вслушиваясь в ход двигателей и скрежет траков. – Сейчас его зацепят и потащат на лебедках к затяжной дорожке.
Несколько ударов по обшивке, страшный лязг как снаружи, так и откуда‑то снизу.
– Поехали! – с авторитетным видом сообщил он. – Первым делом я поднимусь на самую дорогую палубу, в самый дорогой квартал и найду там самое уютное жилище. После чего отправлюсь в какое‑нибудь заведение для богатых и…
– Кто тебя туда пустит, а? – осклабился Сабля мечтам приятеля.
– Ты прав. Тогда сначала в лавку, прикупить одежки. Хорошо быть богачом, да?
– Точно! – поддержал его друг. – И хорошо быть таким там, где никто не знает, откуда твое богатство. Никаких проблем, один, мать его, гребаный отдых.
– Сначала нужно войти в город, – прервал мечтания пирата Мертвец. Он сидел на своем лежаке и массировал виски. – Сначала нужно без проблем войти в город.
Когда ледоход встал и его двигатели замолчали, мы спустились на вторую палубу, где нас встретил первый помощник Сэмуль. Он радушно проводил нас до тамбура наружу, пожелал удачного пути и закрыл за нами шлюз, едва мы вышли на технический ход.
Я оказался в мире без неба. В мире стали. Над головой нависла паутина из железных мостиков. Отовсюду что‑то сверкало, горело. Позади мерк свет – то огромный лист стали поднимался наверх, отрезая порт от Пустыни. Наш корабль стоял у причала, а и с того места, где мы находились, можно было разглядеть еще пять или шесть посудин. Всего в порту Барроухельма я насчитал три пристани.
Нам повезло. Остальным ледоходам, скорее всего, пришлось бы держать параллельный с городом курс, без возможности расслабиться и заглушить двигатели. Сказались связи капитана Стиперсона с Добрыми?
– Как же тут воняет, – поделился я с товарищами.
– И при этом как тепло, – отметил Три Гвоздя. Он лучился радостью. – Здесь всегда тепло, понимаешь? Я знал человечка одного, допрашивал. Тот промышлял не самыми добропорядочными делишками на нижних уровнях Риверайса, но имел очень неплохой доход. Так вот этот мерзавец шесть лет прожил, ни разу не увидев снега. Можешь себе это представить, юнга?
Я не мог. Искренне не мог.
– Полагаю, нам туда. – Мертвец указал направление. Три пристани заканчивались лестницами с движущимися ступенями. Гудящий механизм доставлял людей вверх на железный балкон, оттуда можно было попасть в город.
Мы пошли по причалу, озираясь по сторонам, впитывая диковинный, грязный порт Барроухельма, с черными тушами сонных кораблей, с сотнями моряков, техников и одетых в блестящую форму стражей. Споры, ругань, смех.
Мне стало неуютно в таком оживленном месте. Захотелось увидеть небо над головой, пусть даже холодное, но взгляд вновь уперся в паутину нависающих над кораблями мостков и ребристый потолок, в котором медленно крутились гигантские лопасти вентиляторов. Барроухельм вдруг превратился в чудовище, которое попросту сожрало нас. Сердце забилось чаще, горло словно стиснула чья‑то рука.
«Спокойно! Вдох, выдох, Эд!»
Движущаяся лестница со скрежетом донесла нас наверх, подняв над портом. Я обернулся посмотреть на сверкающий огнями и все равно остающийся темным корабельный рай. Отсюда суда казались совсем небольшими.
У схода с лестницы стояли два воина в блестящих одеждах и с дальнобоями в руках. Один из них поманил нас рукой и ткнул куда‑то в сторону ближайших ворот. Я обратил внимание, что люди, поднимающиеся с причалов на балкон, затем исчезают в плохо освещенных проходах, между которыми также стоят вооруженные охранники.
– В Содружестве много разумных законов, – сказал Три Гвоздя. – Оружие сразу после того, как пройдем коридор, нужно будет отдать мастерам на досмотр. Они так отлавливают артефактное. Ведите себя спокойно: у них обычно дежурят эмпаты, и если те почувствуют неладное – сами понимаете.
– Это ты вовремя сказал, Тройка. Очень, мать, вовремя! – раздраженно фыркнул Сабля. – Вот теперь я начинаю нервничать.
– Всегда пожалуйста, друг мой!
Мы вышли из узкого коридора в просторную комнату с зарешеченным потолком, за которым с низким гулом вращались лопасти вентиляторов. Бирюзовый свет красил помещение в призрачные цвета, обращая молчаливых охранников Барроухельма в темные статуи. Я разглядел за широкими спинами воинов скучающего офицера. Низкорослый чернявый мужчина со смешным пробором и бесцветными глазами сидел за массивным столом и с интересом смотрел на нас.
Справа и слева от входа расположились стойки для досмотра оружия.
– Кто главный? – спросил офицер.
– Я, – сказал Мертвец.
– Хорошо, «я», прошу ответить на несколько вопросов, пока проходит досмотр, – чуть улыбнулся чернявый. – Прошу также сдать оружие мастерам. Они справа от вас.
Один из техников, бородатый, улыбающийся, с живым взглядом, махнул рукой, приглашая к себе.
Охранники тут же сдвинулись с места. Они не говорили ни слова, общаясь лишь знаками, которые, на удивление, я понимал с лету.
– Корабль? – приступил к опросу чернявый офицер.
Ленивый взмах рукой – «вам сюда», тычок в мешок и быстрое движение пальцами – «снимай и показывай», небрежный поворот ладони – «развернись».
– «Девятикристальный», – ответил Мертвец.
– Да? – удивился офицер. – Клаус, слышал?
– Слушаюсь. – Один из охранников исчез в двери позади чернявого.
– Эй, осторожнее, – возмутился Сабля, которого бесцеремонно обыскивал один из стражей Барроухельма.
– Простите, – просипел тот.
В углу комнаты, сложив руки на груди, прятался от света фонарей эмпат и с интересом «ощупывал» нас, а я, в свою очередь, неотрывно следил за ним самим. Его, разумеется, заинтересовал Мертвец. Прислушиваясь к нашему командиру, он лишь скользнул по мне взглядом и понимающе улыбнулся, распознав в смущенном подростке собрата по таланту.
Меня обыскивал равнодушный человек‑голем, с тоской считающий время до конца смены. Знаете, я даже не успел испугаться, когда он нашарил под паркой компас и сделал требовательный знак «доставай».
А вот в следующий миг я вспотел. Эмпат в своем углу тут же уставился на меня, прищурился, чувствуя неладное.
«Забыл, Эд?»
Во рту пересохло. Меня ожег испуганный взгляд Фарри, которого обыскивали рядом.
– Простите? – сипло спросил я.
– Достаньте, пожалуйста, – терпеливо уточнил страж.
Из двери, где исчез Клаус, показались два здоровенных воина. Несмотря на то что здесь было весьма тепло (а под паркой и вовсе жарко), на плечах у них красовались черные меховые плащи.
Лица гостей скрывали диковинные маски братства Ледяной Цитадели. Железные, ребристые, с крутящимися и жужжащими элементами. Вместо глаз два темных иллюминатора. Я услышал, как странно они дышат. Словно пар выходит из кипящего котла.
Они вошли, когда я достал компас.
– Это она, – сказал один из них голосом, будто сделанным из металла. – Эта реликвия принадлежит нам.
Повисла напряженная тишина. Я увидел, как Буран со скучающим видом отступил прочь от отвлекшегося охранника. Сабля, чье оружие осматривал техник, занервничал и почему‑то не мог оторвать взгляда от рукояти клинка. Кулак Мертвеца сжался.
– Я ничего никому не отдам, – севшим голосом ответил я.
– Попрошу помолчать, – оборвал меня чернявый. Он поднялся из‑за стола, неторопливо повернулся к воинам братства и раздраженно произнес: – Извините, я немного не понял вашего заявления.
– Первая директива. Реликвия принадлежит нам. При отказе реализация допустима любая.
– Покиньте досмотровую, пожалуйста, – осадил фанатика Цитадели офицер стражи. – Я сам разберусь, какая у вас будет реализация. Меня не касаются ваши…
– Это невозможно.
Я не понял, что случилось в следующий момент. Два воителя братства без слов разошлись в стороны, синхронно вскинув руки. В массивных наручах фанатиков щелкнул механизм, выпустив наружу небольшие стволики. Тот страж, что просил вытащить компас, резко выдохнул и как подкошенный рухнул мне под ноги.
– Ложись! – одновременно заорали эмпат и стоящий где‑то позади Торос.
Меня кто‑то дернул назад, сбив с ног, и досмотровая комната опрокинулась под какой‑то странный стрекочущий звук, непонятное чавканье и предсмертные возгласы. Компас отлетел в сторону, звонко грохнувшись о металлический настил.
– Какого драного собачьего бога вы делаете? – сдавленно воскликнул Три Гвоздя. – Что происходит?
Торос, спасший мне жизнь, бросился в сторону в поисках укрытия. Я же перекатился за труп обыскивавшего меня охранника. Один из воинов братства развернулся, выпустив в эмпата несколько зарядов. Мужчину отбросило на стену, кровавые брызги заляпали серую краску за его спиной. Фанатик корпусом повернулся к Мертвецу, вновь вскинул смертоносный механизм на руке.
Седовласый Добрый рванулся чуть вперед, зацепившись за столешницу, а затем опрокинул стол на себя и нырнул под его защиту. Очередь с визгом срикошетила о преграду в пол, в потолок и в спину опешившему офицеру охраны. Чернявый молча упал на колени, с недоумением прохрипел что‑то и грохнулся лицом в пол. Второй фанатик тем временем попытался встретить красную молнию, в которую превратился Буран. Неприкасаемый словно взлетел, в прыжке оттолкнувшись от стены и почти коснувшись потолка, а затем обрушился на посланника Цитадели будто ледяная глыба. Тот вскинул было руку, защищаясь, но Буран уже оказался за его спиной. Хрустнула свернутая шея фанатика, а Неприкасаемый, будто в танце, уже перехватил руку умирающего с удивительным оружием, и разрядил скорострел в грудь первого убийцы.
Мимолетная схватка оставила на полу несколько трупов. Почти всех охранников Барроухельма, чернявого офицера, эмпата и двоих воинов братства Ледяной Цитадели. Я потянулся к упавшему на пол компасу, провожаемый взглядом Тройки. Мало того, бывший дознаватель постарался загородить меня от взглядов Неприкасаемых. Такая милая попытка прикрыть мою оплошность.
– Помогите раненым! – сказал Мертвец. – Одному совсем плохо.
Охранник, обыскивавший Фарри, лежал, поджав ноги к животу, и стонал. В своем углу зашевелились техники, испуганно глядящие то на нас, то на мертвых братьев Цитадели.
– Светлый бог! Это такой незабываемый момент, такая великолепная встреча, что мне хочется повторить ее еще раз. Давайте‑ка все встанем, разойдемся по позициям и попробуем заново. Хорошо, да? Эй, поднимайтесь! – Буран пнул убитого фанатика. – Ну что же вы. Играть! Играть!
Он, дурачась, захлопал в ладоши.
– Хватит, Буран. – Мертвец встретил взгляд Тройки. – Ты что, в курсе?
Тот опустил глаза. Нет сомнений – Три Гвоздя знал о компасе. Но откуда? Я же не говорил никому, кроме…
«Ну конечно же!»
Сабля нервно облизывал губы, поигрывая клинком. Моего возмущения он словно не замечал.
– Это забавно, – равнодушно отметил Мертвец и обратился к уцелевшим техникам: – Я не представляю, что нужно делать дальше и как нам не стать виновниками погрома. Давайте будем считать, что мои люди спасли ваши шкуры, а вы теперь сделаете все возможное, чтобы не подставить наши?
Тот бородач, так радушно улыбавшийся нам в начале осмотра, торопливо закивал и поспешил прочь из досмотровой.
– Я не уверен, но боюсь, что выражу всеобщую заинтересованность, и, надо сказать, категорически живую. Что же это за дрянная дрянь всплыла у нашего любимого юнги. – Буран подошел к Мертвецу. Тот покосился сначала на него, потом на Три Гвоздя, а затем холодно отметил:
– Не старайся. Они, видимо, тоже знают.
У меня не нашлось ни единого слова. Фарри тоже смотрел на моряков с изумлением, совсем забыв о происшедшей здесь резне.
– Что значит «тоже»? – вырвалось у меня.
– Позже.
– А мне так хотелось немного театра в серой и скучной жизни, – хищно улыбнулся мне Буран. – Чтобы интрига раскрылась чуточку попозже.
Техник привел в досмотровую несколько солдат и бледного от испуга медика. Некоторое время нас продержали в тесной комнатушке под надзором угрюмого часового. Он смотрел на нас как на видавший виды сброд и даже не сдерживал брезгливости на молодом, безусом лице. Впрочем, его чувства меня не трогали. Поводов забить голову хватало и без этого. Например, как давно моя тайна перестала быть таковой? Конечно, я сам виноват, ведь первым же ее и выдал Сабле. Но все же – как так вышло, что о компасе знали и остальные?!
Хотя больше всего меня заботило, что в истории проклятого артефакта оказалась замешана Ледяная Цитадель! Да, очень кстати вспомнился тот странный соглядатай в Приюте, тот подозрительный взгляд невидимки в порту Руддергтона. Даже кораблик, ползущий за нами последние дни, вдруг оказался частью головоломки. Два ликвидатора братства ждали именно нас, пассажиров с «Девятикристального». Ждали, чтобы забрать компас.
«При отказе реализация допустима любая» – так сказал один из фанатиков братства.
Светлый бог, да в чем еще мы оказались замешаны?!
Глава девятая