Нас отпустили где‑то через полчаса. Без каких‑то объяснений или рассуждений. Командир смены, правый глаз у которого дергался в нервном тике, выделил нам троих сопровождающих и попросил ближайшие дни не покидать выбранного нами постоялого места.
– Возможно, нам потребуется кое‑что у вас уточнить.
Не знаю, что они хотели еще «уточнить». Как именно Буран убил двух воинов Цитадели, которые так легко отправили в божественные чертоги семерых служителей Барроухельма? Или почему ликвидаторы братства несли вахту одновременно со стражей?
– Сабля рассказал? – спросил я у Трех Гвоздей.
Мы шли следом за солдатами Барроухельма, одетыми в серебристую униформу. Под ногами хлюпала маслянистая вода, собиравшаяся в местах, где время продавило металлическую мостовую узких улиц. Пахло тут, скажу я вам, совсем дурно. Смесь нечистот, затхлости, гниения. Редкие потоки воздуха из гудящих вентиляционных отворотов лишь перемешивали эту вонь, но каждый раз мне хотелось остановиться у лопастей и дышать‑дышать‑дышать. Полной грудью, с наслаждением, радостью.
Пустыня разрывает гортань холодом, но в темноте города‑ледохода мне так не хватало ее свежести.
По обе стороны улочки к черному потолку (далекому, как Кассин‑Онг) уходили стены домов‑коробок. На длинных тросах между ними горели шаманские фонари, ярким светом скрывая то, что находится выше. А ниже сверкали вывески припортовых заведений, занимающих первый и второй этажи огромных жилых блоков.
Удивительно, но здесь совершенно не чувствовалось «корабельности» кварталов. Я сначала думал, что увижу ряды кают, громоздящихся друг над другом. На деле же мы брели по настоящей улице, у которой вместо неба был пол следующего уровня.
– Что? – не понял Тройка.
– Я говорю – Сабля тебе все рассказал, да?
– Конечно, он. Но было бы наивно полагать, мой добрый друг, что у нас с Саблей есть друг от друга секреты.
«И правда…»
Над головой что‑то прогудело, будто где‑то там, за фонарями, раскинулись железные мостки между кварталами. Позади хлюпал по грязи замыкающий из барроухельмской стражи. На соседних улочках что‑то лязгало, слышался далекий смех. В темных отворотах с сиротливыми шаманскими фонарями гуляли странные тени. Мне совсем не хотелось сворачивать туда. Аура ненависти и злобы настолько сгущалась в таких местах, что мне казалось, будто это именно она вытекает на темные улицы города‑ледохода. Если бы не стражники сопровождения – эта черная субстанция выкатилась бы перед нами, явив чудовищное лицо зловещих подворотен.
– А Бурану небось Мертвец рассказал, – предположил Фарри.
– Больше некому, – сказал я с ненужным раздражением. Из‑за луж мои унты отсырели, и больше всего на свете хотелось добраться до тепла, сбросить их и вытереть насухо скорчившиеся от гнилой воды ступни.
– Получилось очень любопытственно, друг мой. Забавно, прямо скажу, – улыбнулся Три Гвоздя. – Царство притворства. Парад обманщиков. Но все хорошо, что хорошо, да?
Как тут могут жить люди?! Немыслимо. Но в этих странных ячейках, натыканных в теле корабля, познавали мир такие же Эды, как я. Годами на одном месте, запертые в тесные каморки, являющиеся крохотной частью гигантских домов. Как, наверное, ужасно провести всю свою жизнь на каком‑нибудь шестом этаже, в пятом коридоре, в третьей комнатушке одного здания. Родиться, повзрослеть и встретить старость.
Барроухельм мне нравился все меньше.
Странно, но я почти не чувствовал движения корабля. Шум гигантских двигателей, конечно, был неразделим с местной вселенной, но вот дрожи Пустыни, следов титанических траков, бороздящих плоть ледовых равнин, – словно не существовало, если не считать ряби на лужицах под нашими ногами. Человеческой натуре не дано понять, что чувствует металл.
– Я очень рад, что мы больше можем не скрываться, – сказал Три Гвоздя и загадочно улыбнулся. – Мне так много хочется спросить…
Я натянуто улыбнулся, стараясь ступать на согнутых пальцах.
«Ненавижу сырость. Драный демон, как я ненавижу сырость!»
Через два часа блужданий по темным переулкам я возненавидел Барроухельм, Лунара, Добрых и Мертвеца особенно. Потому что каждый шаг в чавкающих унтах приводил меня в бешенство. Я отсчитывал секунды в ожидании момента, когда мокрый путь завершится.
Но наш седовласый командир вел хитрую игру. Сначала нам пришлось избавиться от стражников. Для этого мы как будто выбрали себе гостиный дом, а уже внутри Мертвец договорился с хозяином заведения, и тот вывел нас какими‑то тесными коридорами на другой уровень.
Несколько часов мы бродили по брюху Барроухельма, стащив с себя парки и шубы, мокрые от пота и миазмов города‑ледохода. Мы пересекали улицы по навесным мостам, мы забирались по узким лесенкам на безумную высоту девятых‑десятых этажей, настороженно встречая случайных прохожих, спешащих куда‑то с самым угрюмым видом.
Когда же Мертвец наконец определился с гостиным домом – у меня не осталось никаких эмоций. Я просто перегорел. То местечко называлось «В гостях у Тонки» (если рассматривать со своим фонарем), но из‑за сломанного шаманского светильника оно читалось как «…нки». Исцарапанная ругательствами дверь, достойная какой‑нибудь крепости, отворялась, на удивление, почти бесшумно.
Гостиный дом оказался продолжением Барроухельма. Узкие темные коридоры, ряды комнат по обе стороны от него. Из некоторых слышалась ругань или храп. Мерзкое местечко. Но в тот момент я был готов заночевать даже внизу, прямо посреди какой‑нибудь радужной и вонючей лужи. Или же прямиком под дверью «…нки». Лишь бы можно было выбросить куда‑нибудь мокрые унты и лечь поспать.
Я передумал, как только оказался в светлой столовой гостиного дома.
Впрочем, мои товарищи поступили так же.
Усталые, вымотанные, мы расселись вокруг самого большого из столов, затем сделали заказ улыбчивому служке, и все то время, пока готовилась стряпня, молчали, глядя осоловевшими взглядами в доски стола.
За глазами словно поселился кусок льда, замораживающий мысли.
Первым заговорил Сабля. Это случилось, наверное, через полчаса удивительной и гармоничной тишины. Служка расставил подносы с едой перед нами, бросая заинтересованные взгляды на странных постояльцев, и удалился прочь. Звякнули одни столовые приборы, другие. Мы ели и пили, возвращаясь из мира теней в обитель простых людей.
– Ну и дыра. – Именно этими словами Сабля разрушил нашу идиллию.
– Здесь безопасно, – сказал Мертвец.
– Еще безопаснее было бы на следующем уровне, – проворчал Тройка и с шумом отпил горячее вино со специями из высокой кружки. – Там тише, и должна быть Оранжерея! Пройтись под сводами леса с непокрытой головой, вдыхая влажный воздух, – это же чудесно, Мертвец!
– После теплой встречи в порту мне не хочется привлекать к себе внимания. Чем гаже угол, тем реже туда заглядывают.
– Мудро, – хмыкнул Тройка. – Как давно ты знаешь, Мертвец? Я о компасе?
– Я не думаю, что имеет смысл тратить наше время на вопросы, как же все мы оказались осведомленными, – безразлично сказал Мертвец, с прищуром посмотрев на Три Гвоздя. Тот в ответ поиграл широкими бровями. – Хотя для меня сюрприз, что и вы в курсе нашего мероприятия.
– День, по‑моему, переполнен удивлением, – намекнул я.
– Я подумал, что Неприкасаемые в нашем деле могут быть полезны, – без капли смущения понял намек Мертвец.
– Да‑да, мы полезны, – усмехнулся Буран. Он обгладывал жирную кость. – А вы сейчас ну ни капли не тратите наше время на такие вопросы.
– Что мы будем делать? – спросил я. Теплый напиток, сброшенные под столом унты (вонь которых терялась в общем букете) расслабили меня и погрузили в состояние счастливого созерцания. Очень хотелось спать, и чтобы наступило утро, но уходить от своих и разрушать победный, на мой взгляд, ужин – было бы кощунством.
– Мне нужно отыскать Добрых. Займусь этим завтра с утра, – равнодушно поделился Мертвец. Он сидел во главе стола, перед истекающим запахами жарким, но на пищу внимания не обращал. Его прищуренный взгляд скользил по нашим лицам, и я чувствовал, что Добрый обрел некое душевное равновесие.
– Мы поищем Академию Суши и Лунара, – сказал я.
– Неразумно.
– Останови меня, – пожал я плечами, не ожидая от себя такого вызова.
– Буран, Торос, приглядите за мальцами?
– Я могу сломать им обоим по ноге, и забот с ними станет значительно меньше, – заметил Буран. – Идет?
– Нет, – мотнул головой омерзительно спокойный Мертвец и посмотрел на дознавателя и его друга:
– Тройка, Сабля?
– Праздно шатаемся по городу, тратим кровно заработанные монетки, совращаем красивых женщин. Сабля, возможно, бьет морды каким‑нибудь мужчинам. По настроению, – отчитался Три Гвоздя. – Я так понимаю, пока ты не пообщаешься со своими союзниками – у нас работы не предвидится.
– А какая она вообще будет? – поднял голову Сабля. Глаза его уже стекленели от сонливости. – Работа эта?
– Кто бы знал, – устало сказал Мертвец. – Все. Я пошел. Есть совсем не хочется. Добрых снов.
Мы проводили взглядом нашего капитана. Я уткнулся носом в кружку, украдкой наблюдая за товарищами. Совсем не хотелось разбираться, почему каждый из них отправился с нами в этот проклятый город‑ледоход. Удивительно радостно было видеть их здесь.
Первых солдат великой армии.
Глаза слипались, сознание ускользало, и потому я торопливо допил напиток и выскользнул из‑за стола. За мной последовал Фарри. Остальные лишь махнули вслед, а Сабля громко позвал служку. Скорее всего, опять будут всю ночь гулять.
В коридоре перед своей комнатой я остановился и посмотрел налево, в сторону входа в гостиный дом. Мне вдруг представилось, как по улицам Барроухельма вышагивают ликвидаторы братства, на их плечах развеваются черные плащи, а под масками бурлит ядовито‑желтое пламя. Воины Цитадели строятся вдоль стен, на всех мостках, на всех переходах, и тысячи невидимых глаз смотрят прямо на меня.
– Разбуди меня, как только проснешься, – сказал Фарри. – Пожалуйста!
Я вздрогнул, вернувшись из бредового видения, и кивнул:
– Взаимная просьба.
Затворив дверь в теплую комнату, пробравшись к крепкой, не скрипучей кровати, я залез под мягкое одеяло и едва ли не застонал от наслаждения. Из‑за стены слева доносился далекий храп, сверху слышался смех.
Барроухельм. Завтра все решится. Нужно было обдумать все, что мы сделаем наутро. Каждую мелочь! И начать…
В этот момент я и уснул.
– Обалдеть, – сказал я Фарри. Тот с видом знатока лишь пожал плечами – мол, эка невидаль. Хотя при этом сам с восторгом задирал голову, чтобы посмотреть на стеклянный потолок жилого уровня.
Чем‑то верхушка Барроухельма напоминала тепличные купола. Полусферы из армированных прозрачных ячеек пропускали в теплое нутро города солнечные лучи, оставляя темные участки крыши, опутанной изнутри мостами, трубами и загадочными коробками‑складами. Призрачные столбы света тянулись аж до пола, и пыль города сверкала, попадая в них, и кружилась в неторопливых вихрях.
Наверху, снаружи, несколько уборщиков чистили закаленное стекло от снега и льда. Яркие, светлые окна в Пустыню. После тьмы, сырости и жути нижних этажей – здесь в душе сам собой воцарялся бесконечный праздник. Подумать только, на что способен ясный день, отсутствие шапки на голове и теплый воздух из вентиляционных ходов.
В руках я держал горячую сочную булку с куском жареного мяса. Ничего вкуснее мне не встречалось уже многие месяцы. Честно говоря, не уверен, что вообще когда‑нибудь вкушал нечто подобное.
– В Шарренвейме не было прозрачного потолка, – поделился Фарри. – И, на мой взгляд, исключительно зря.
Перед нами стремилась вверх диковинная громада Академии Суши. Здание‑пирамида, с высокими окнами и застекленными арками. Вытянутая, торжественная, заключенная в гигантскую ротонду из белого камня. В стеклах отображались столпы света и яркие гирлянды шаманских фонарей да пестрых вывесок, покрывающих многоуровневые кварталы, что тянулись вдоль центральной улицы.
– Пришли?
Мы, два оборванца, остановились рядом с памятником. Мужчина с ледорубом приветственно тянул к небу руку и улыбался Светлому богу, не иначе.
Я задумчиво впился зубами в сочное мясо и покосился на Фарри. Замызганная нательная рубаха, раньше сокрытая под паркой, плохо вымытое лицо, неровный пушок на лице. Надо было прикупить каких‑нибудь вещей, тщательнее помыться, но в гостином доме такой роскоши, как зеркало, не нашлось, а у нас и мыслей не было, что нужно привести себя в порядок. Это сейчас, задним умом, я до всего дошел.
«Интересно, как ты сам выглядишь?»
– Пришли…
К Академии вели широкие ступени. Полукруглая лестница, расползшаяся до площади, с каждым шагом собиралась в стройный подход к ротонде. Цитадель Суши охватывали два переулка, выстеленные деревянной брусчаткой. Люди прогуливались мимо, словно делали это каждый день. Проклятье, я стремился к этому месту почти год, а они с кислыми минами каждый день бродили по чудесным улочкам и даже не смотрели на могучие стены Академии!
– Давай, Эд! На нас уже косятся! – Фарри дрожал от нетерпения. – Давай!
Он был прав. Прохожие, в основном праздные зеваки, видящие снег, только когда тот завалит панорамные стекла наверху, смотрели на нас с неприязнью. Два стражника в серебристых штанах и столь же серебристых рубахах (простых рубахах, не шерстяных, Светлый бог!) все время крутились неподалеку, делая вид, что просто прогуливаются. Но я чувствовал их взгляды. На широких ремнях стражей порядка покачивались шипастые дубинки, с которыми мы могли познакомиться в любой момент, судя по эмоциям стража повыше ростом.
– Светлобог! Да идем же! – заныл Фарри.
Прожевав последний кусок, я тщательно облизал пальцы, не сводя взгляда с высоких железных ворот, ведущих в Академию. Очень хотелось повернуться к темным проулкам, уходящим прочь с широкой центральной улицы. Оттуда, из тени, за нами наблюдали Неприкасаемые.
– Пошли!
Под ногой оказалась первая ступень.
Мы быстро поднялись к воротам и остановились рядом. Мне почему‑то захотелось еще одной жареной булки с мясом. Под ложечкой засосало от страха перед будущим. Страха и желания наконец‑то сделать то, что я когда‑то пообещал умирающему старику.
Но сначала бы еще булочки и кружки горячего перцового чая.
В горле противно пересохло. Стоя спиной ко всему жилому миру, я чувствовал, как там, внизу, у подножия лестницы, прогуливаются простые люди, не знающие, что такое ежедневный мороз и грызущие лед демоны. Там стоят у статуи два стража Барроухельма, наблюдая за нами и не догадываясь, каких монстров мы могли привести к ним в город.
Фарри потянул за кованую ручку – без результата. Затем навалился на могучую дверь – бесполезно, та даже не шелохнулась. На лице моего друга, обычно хитром или веселом, появилась гримаса обиды.
– Этого не может быть. Она закрыта?! – Фарри саданул по двери ногой. – Неужели она закрыта?!
– Тихо! Тихо!
– Я так и знал! Знал, что все зря!
– Да тихо ты! – Я с удивлением посмотрел на приятеля. – Чего ты разошелся?
Мои слова перекрыл шум замка. Лязгнуло раз, другой, отчего содрогнулись обе двери. Затем что‑то загудело, и ворота медленно открылись. Фарри вытянул шею, пытаясь разглядеть в темноте Академии хоть что‑нибудь. Из мрака вынырнул сутулый старик, затянутый в пестрое бесформенное одеяние. Желтый колпак склонился набок, и желтый же помпон повис где‑то на уровне сморщенного уха.
Подслеповато щурясь от света с улицы, прикрыв глаза ладонью, старик сказал:
– Врата знаний открыты всегда… Кроме раннего утра, позднего вечера, праздничных дней и середины недели. Сегодня же – середина!
– Мы ищем инструментария Лунара! Это очень важно! – сказал я, втайне надеясь, что нескладный привратник улыбнется беззубым ртом и скажет, что он‑то и есть инструментарий Лунар.
– Кого‑кого? Лунара? Да он же…
Что‑то мелькнуло в душе старика. Что‑то странное. Он недоверчиво посмотрел на нас обоих, особенно уделив внимание глупо улыбающемуся Фарри, пожевал трясущимися губами.
Я увидел, что один его глаз побледнел настолько, что зрачок еле проглядывал в жуткой серой мгле.
– Лунар… Да‑да, конечно. Пройдемте, молодые люди, – прошамкал старик.
Он развернулся и зашаркал прочь от двери, словно забыв про нее. Эхо шагов заплясало меж уходящих вверх каменных колонн. Затем послышался гулкий звон, когда запорный механизм защелкнулся на засове двери. Я задрал голову, глядя на балконы, опоясывающие утонувший в сумерках центральный зал. В узких нишах едва заметно горели крошечные светильники. На второй этаж уводила широкая лестница с высокими перилами. Однако с трудом двигающийся старик свернул направо от шикарного подъема, в коридор почти незаметный. Мы аккуратно проскользнули в темные недра Академии, и над нами сомкнулись тяжелые своды.
Старик нервничал, я чувствовал его волнение, и оно мне совсем не нравилось. Как, впрочем, и обстановка в Академии. Как‑то иначе представлялось это. Мне виделись десятки седобородых старцев, ведущих в коридорах жаркие споры, множество комнат с картами, странными приборами прошлого, учениками и подмастерьями. Жизнь, движение, разгадки древних тайн, разрушение глупых легенд.
Но сейчас перед моими глазами проплывали высокие двери, и некоторые давно уже не открывались. В неубранных коридорах Академии царили грустная пустота и запущенность. Словно идея отыскать Сушу, что, как говорят мифы, находится за Южным Кругом, перестала заботить Содружество.
Древняя легенда о бескрайних просторах камня и земли, размерами превышающих Берег в сотни, а то и тысячи раз, – окончательно превратилась в забытую историю… Но мы, двое мальчишек, идущих за стариком по гулкому коридору, знали: некоторые сказки зря забыты. Черные капитаны и ледовые гончие – тому доказательство.
Старик вдруг остановился, повернулся к тяжелой двери и, бросив на нас настороженный взгляд, стукнул по железной поверхности висящим тут же молоточком.
Я пожалел, что не взял с собой даже ножа.
Дверь загудела, с хрипом подалась назад, и в щели проявилась освещенная шаманскими фонарями комната с несколькими лежаками посредине. Я насчитал семерых мужчин, расположившихся кругом и играющих в курду. У дальней стены на оружейной стойке висело несколько перевязей с клинками. Я отступил на шаг, чувствуя неладное.
– Че? – недружелюбно буркнул открывший нам дверь человек со сломанным носом и злыми глазами.
– К инструментарию Лунару, – прокашлялся старик. – Просили сопроводить.
– Да ладно?! – опешил тот и с изумлением уставился на нас с Фарри. Мой друг тревожно нахмурился. – С ума сойти! Рад вас видеть, бродяги! Это же я Лунар! Ха!
Он врал, и не нужно было быть эмпатом, чтобы раскусить притворство. Игроки в курду на миг опешили, не ожидав такого вот явления. Один из них вскочил на ноги, но спохватился и принялся делать вид, что просто решил размяться. Впрочем, мне уже все стало ясно.
– Я так рад! Так рад! – улыбнулся я хозяину сломанного носа. – Мы так долго вас искали!
«Не жди первого удара», – всплыли в памяти слова Тороса. Я изо всех сил заехал злобноглазому ногой между ног и закричал Фарри:
– Беги!
Мужчина с воем упал на колени, а я развернулся прочь и припустил вслед за другом.
– Догнать! Брать живьем! – заорал позади поверженный мною противник. – Хотя бы одного живьем!
Мы понеслись по коридору как угорелые. Из комнаты с руганью выбирались преследователи, перепрыгивая через скулящего от боли товарища. У них не было ни единого шанса догнать быстроногих мальчишек – я знал это.
Пока не оказался у закрытой двери.
– Драный демон! – вскрикнул Фарри и повис на отпирающем засов механизме, прижимая его. Я подскочил к нему, помогая высвободить шпильку. Стук сапог с каждым мигом громыхал все оглушительнее. Клацнул замок, откинулась скоба.
«Не успеешь…»
Мы с Фарри вместе вцепились в освобожденный засов и рванули его вверх как раз в тот момент, когда первый из преследователей выбежал из коридора и пронесся мимо лестницы. За ним, отставая на пару шагов и мешая друг другу, спешили остальные.
Мы успели лишь потянуть на себя тяжелую дверь, когда они настигли нас.
– Куда пошли! – Могучий рывок бросил меня назад. Здоровый белолицый бандит поднял меня за шиворот, словно звереныша. – А? Куда пошли, я сказал?
Фарри болтался в другой руке верзилы и пытался лягаться.
– Успокойся, тварь, а не то сломаю тебе пальцы, один за другим. Понял?
Коридор позади здоровяка набился преследователями. Семеро. Плюс тот, чьи жалобные стоны я слышал до сих пор. Кто они такие? Чего им нужно от нас?!
– Молодец, Знахарь! Споймал! – сказал кто‑то из незнакомцев. – Сдохнуть можно, они действительно пришли! Я уж и думать забыл!
– Доброго дня всей честной компании. – В незапертую дверь проскользнул Буран.
Я чуть не взвыл от восторга. Успели! Сообразили!
Неприкасаемый широко улыбнулся одними губами:
– Я так понимаю, что ситуация немного переменилась? Положите, пожалуйста, этих двух сопляков куда‑нибудь в уголок и постройтесь в ряд, если вас не затруднит. Надеюсь, вы знаете, что такое ряд?
– Ты кто такой? – спросил верзила. Мы все еще висели у него в руках, болтая ногами в надежде дотянуться либо до пола, либо до поймавшего нас бандита. Следом за Бураном под своды Академии вошел угрюмый и унылый Торос.
– Мы должны прийти к пониманию. Если я говорю – положите и постройтесь, это же не значит, что я просил задавать вопросы, – вкрадчиво произнес Буран.
– Ты алого камня насосался, дурик? – ухмыльнулся верзила, повернулся и бросил нас с Фарри назад, к товарищам, как два мешка. Я пребольно ударился коленями в падении – и тут же оказался в еще чьих‑то руках. Лягнулся вслепую и тут же получил мощную затрещину. В глазах все поплыло. – Тут не про твой обледеневший нос дела ворочаются. Иди откуда явился.
Торос очень тяжело и очень грустно вздохнул. Буран же улыбнулся еще шире.
– Грубость. Я люблю грубость!
– Это еще кто? – сипло сказал уже знакомый мне обладатель сломанного носа и отбитой промежности. Он добрался до дверей.
– Это неприятности, – осклабился Буран и выхватил парные клинки из ножен.
Бессмысленно описывать драку в которой участвует Неприкасаемый. Движения Бурана были преисполнены грациозности и убийственной энергии, он перемещался так ловко, так стремительно, словно окружающий мир подстраивался под его движения и подобострастно старался предугадать следующие.
У верзилы Буран останавливаться не стал, ловко увернулся от грубого выпада и кинулся на его товарищей. Здоровяк дернул головой, провожая Неприкасаемого, затем попытался отступить на шаг, но в тот же миг рядом с ним оказался Торос.
– Убит, – сказал он.
Знахарь слег на пол так быстро, что его товарищи даже не успели испугаться. Тело верзилы лишь грохнулось на пол, а Буран подсек мечом ногу ближайшему противнику. Крик боли прорезал залы Академии, а спустя миг не стало еще двоих бандитов.
– Живыми! Живыми! – заорал я.
Трое уцелевших обреченно сошлись плечом к плечу, образовав подобие строя. В воздухе свистнул метательный нож Тороса, и стоявший по центру разбойник со всхлипом грохнулся на спину.
– Та‑да! – ринулся в атаку Буран.
Спустя миг все было кончено. Лишь командир засады, тот самый, со сломанным носом, в изумлении смотрел на побоище и беспомощно разевал рот. Буран неторопливо подошел к нему, отобрал оружие, не дождавшись даже вялого сопротивления, и промолвил:
– Скучно. Очень скучно. А ты хорош, брат Торос. Вижу, поправляешься! Как ты ему в глаз засветил ловко!
– Промахнулся, – буркнул тот и уныло добавил: – В горло хотел…
Глава десятая
Допрос, побег и крах
– Что вы собираетесь с нами делать? – проскрипел старик.
– Тсс, – оказался рядом с ним Буран. – Я не хочу ничего услышать от тебя лишнего. Кроме разве чего‑нибудь вроде: «О, я знаю ответы на все вопросы этого мальчика, я готов ответить на каждый из них, но что это, что вы делаете со мною, ах, перестаньте, это же мои зубы, мои последние зубы, а что это на полу? Это мои внутренности? Как они там оказались? Здравствуй, Темный бог, здравствуй, Светлый. Ой, что это, вас нет, я иду во тьму, я…»
Неприкасаемый захрипел, корчась, но не сводя взгляда с опешившего обладателя желтого колпака.
Торос хмыкнул и скрестил на груди руки. Буран же присел между стариком и набычившимся бандитом, проверил узлы веревки, притянувшей бедолаг к перилам каменной лестницы.
– Кто вы, черный лед, такие? – спросил «сломанный нос». – Мои ребята ломали разных ублюдков, но так лихо…
– По‑моему, ты не понял ситуации, – покачал головой Буран. – Ты отвечаешь коротко, ясно, с бравой улыбкой. А вот вопросы задаешь не ты, понял?
Тот шмыгнул носом и угрюмо кивнул, волком глянув на Неприкасаемого.
– Где Лунар? – спросил я.
– Я не знаю, – буркнул бандит.
– Я скажу… Скажу. Лунар умер. Незадолго до того как появились эти! – торопливо зашамкал старик.
У меня в груди все рухнуло в бесконечную яму. Что значит «умер»?! Последняя ниточка, протащившая меня через Пустыню, не могла так просто оборваться.
– Еще весной… – поник старец, увидев мою реакцию. Ему так хотелось угодить мне…
– Умер?! – прошептал Фарри. – Как так умер?! Он не мог умереть!
– Я не хотел им помогать, – заскулил старик. – Простите меня, я не хотел им помогать!
– Как умер Лунар? – пересилил я холодное отчаяние.
– Весной. Это была Ледовая Гончая! Черные капитаны заслали в город свою тварь. Погиб ректор и несколько лучших ученых Академии, да еще семеро Добрых из первого круга. Эмпаты Тайного Двора нашли монстра и казнили напротив ратуши! Понимаете? Это была настоящая Ледовая Гончая! Никто не верил в них до того момента, как ту живучую тварь убили! Я был там! Я видел! Я поверил!
Вот и все… Лунар мертв. Что дальше?
– А вы кто такие? – Я посмотрел на мужчину со сломанным носом.
Он встретил мой взгляд с какой‑то зловещей отстраненностью.
– Кто вы такие? – повторил я.
– Охотники за удачей.
– Наемники? – без удивления прогудел Торос.
Связанный кивнул.
– Они живут тут почти полгода! Сразу после тех убийств появились! – Старик с обвинением посмотрел на мрачного наймита. – Новый ректор, Диар ан Тайгун, позволил им занять комнату. Сказал, что Лунар был предателем, что к нему могут прийти посланники черных капитанов. Но я же смотритель, а не дурак! Зачем капитанам убивать Лунара, а потом подсылать кого‑то? Но я очень стар, я болею! Я не могу спорить с ректором! А Диар сказал, что выгонит меня на нижний уровень, если не подчинюсь, что я должен делать все для этих вот негодяев! Я даже написал в Тайный Двор анонимное сообщение, но там не восприняли мои слова всерьез! Что еще я мог сделать?
«Ну хотя бы предупредить нас о засаде, старый дурак».
– Кто вас нанял? – Я уставился на наемника.
– В таких делах обычно не представляются, – пожал плечами тот. Не врал. В душе солдата удачи царило уныние. Мне даже стало его жалко – ведь он только что потерял всех боевых товарищей в мимолетной схватке. Даже вымолвить приказа не успел, как его верные друзья отправились в чертоги Темного. Но он был моим врагом. Так или иначе.
Да только в сердце не нашлось и крупицы ненависти. Усталость и опустошенность.
– Зачем?
– Думается мне, что за вами, раз так вышло. – Наемнику было совершенно наплевать на все. Я слышал, что у них не принято сдавать заказчиков. Но он точно не обманывал. В душе солдата остались только скорбь и сожаление. Его даже смерть не страшила! – У вас же есть проклятая коробка с прибором Цитадели внутри?
Радаг или кто‑то из его людей, кому еще ждать нас тут… Но откуда он узнал о Лунаре? Может, Эльм что‑то слышал и рассказал новому хозяину? Может, я говорил во сне или в бреду, во время той лихорадки в Снежной Шапке, а Эльм запомнил, но тогда не придал значения?
Или это посланники братства?
– Куда вы должны ее доставить? – вмешался Торос.
– На Берег. Город Светозарный, трактир «Олененок Гю», сказать пароль трактирщику, заселиться в свободную комнату и ждать.
Значит, не братство…
– Берег… Источник зла и порока! Владения черных капитанов! Но им недолго осталось, совсем недолго! – заискивающе залопотал старик. – Братство и Добрые покажут им истинных владельцев Пустыни!
– Опиши того, кто вас нанял. – Я проигнорировал смотрителя.
Наемник вновь пожал плечами:
– Таких в Пустыне не меньше путевых столбов, малыш. Даже не стану пытаться. Заплатил хорошо, половину дал сразу, половину обещал после доставки. Сказал, что, если не явится никто – мы и так неплохо заработаем…
Он ощерился горьким мыслям о погибших товарищах, с ненавистью глянул в сторону Бурана.
– Первые три месяца мы всерьез ждали. Потом расслабились, – грустно поделился наемник.
– Знал, на что шел, когда выбрал такую работенку, – понял его чувства Неприкасаемый. – А ведь мог стать цветочником, или сборщиком бродуньего навоза, или хозяином трех слепых проституток. Ну, на худой конец, старым, больным подагрой ростовщиком.
– Да пошел ты, – ответил наемник.
– А что вы сказали про братство и Добрых? Ну, что они покажут настоящих хозяев Пустыни? – осторожно поинтересовался Фарри. Всю нашу беседу он сидел с потерянным видом, переваривая новости о гибели Лунара.
– Вы не слышали? Братство Ледяной Цитадели и Добрые капитаны Содружества собрали огромный флот, чтобы изничтожить скверну черных капитанов! Впервые за много сотен лет Добрые подняли боевые стяги! Сотни кораблей отправились на Берег несколько недель назад, – протараторил старик, заискивающе заглядывая в глаза Фарри. – Вы не слышали о великом Единении? Никогда прежде магистрат братства и высший круг Добрых не выступали вместе!
Мне вспомнились ликвидаторы Ледяной Цитадели. Вспомнился добрый капитан Стиперсон… И на душе стало так мерзко, так тоскливо. Одни готовы были отправить меня в ледяную бездну, не задавая лишних вопросов, второго не интересовало ничто, кроме денег и возможности подзаработать.
– Так непривычно слышать, когда о капитанах говорят без усмешки, как о настоящих, а не о сказочных персонажах, – поделился со мною грустный Фарри. – Несколько лет назад, в Шарренвейме, я слышал о Добрых только в легендах да преданиях, а теперь…
– Содружество хранит знания, над которыми смеются на отшибе разумного мира. – Старик со значением покачал головой. – Добрые всегда были на страже – не на виду, но на страже! Избранные хранили древние тайны, скрываясь от гнева капитанов! А прошлым летом в Совете появился один из моряков, ходивших несколько лет под флагом Черного. Он рассказал, что их бежало с корабля двое, но его друг пропал в Пустыне, а вот ему повезло. Моряк отыскал ячейку Добрых и передал им украденный у капитана бортовой журнал, открывающий правду об истинном положении вещей в нашем мире. Сотни имен тех, кто служил Черным по доброй воле! Он рассказал правду о людях Берега в Содружестве, о самом Береге и его лорде‑командующем…
– И зная все это, вы помогали им? – О, как хотелось его ударить. Седовласая развалина в нелепом желтом колпаке и халате раздражала меня больше посланника черных капитанов. Глупостью, запахом старости, манерами.
Смотритель немедленно смолк, отвел глаза:
– У меня не было выбора…
– Выбор есть всегда, – горько сказал я, вспоминая прошедший год. – На него надо только решиться.
– Что будем делать, Эд? – тихо спросил Фарри.
– Ждать Мертвеца, а потом уже решим.
Мне показалось, будто Торос одобрительно покачал головой. В душе бородача шевельнулась непонятная гордость. Я даже обернулся, но угрюмый Неприкасаемый печально смотрел куда‑то в пустоту.
– Вернемся – расскажем ему обо всем… – промолвил я.
– Я рискну задать невероятно глупый вопрос, но все же… Я уверен, в голове нашего мастера по неприятностям есть план, как мы избавимся от… Раз, два, три… Семь! От семерых покойников и двоих свидетелей?
– Не надо больше никого убивать, – глухо сказал я. – Не надо… Я не хочу.
– «Не хочу», конечно, поможет нам, когда нас повесят на мачтах охладиться, – заметил Буран. – Я так и скажу палачу – не надо, я не хочу. Он сразу же расплачется и убежит. Мы в Содружестве, малыш, тут за пролитую кровь не хвалят, хотя иногда следовало бы.
Я посмотрел на старика. Тот напрягся, его нижняя губа задрожала.
– Считаешь, сколько у вас времени? – хмыкнул наемник. Он смотрел мне прямо в глаза и щерился. – Рассчитывай на сутки, не больше. Пыльные колпаки появляются здесь четыре раза в неделю. Пришли бы вечером пятницы – смогли бы два дня выкроить. К началу недели мы, должно быть, уже воняли бы как тухлый шаркун, оставленный на солнце.
– Смертей больше не будет, – твердо сказал я и поднялся на ноги. – Кто придет, тот вас и освободит. Торос, Буран, принесите им из комнаты припасы, наверняка что‑то у них найдется.
– Щедро, но неразумно, – посетовал Буран, а унылый Торос в душе еще раз испытал гордость за бывшего ученика. – Но я так понимаю, что предводителем компании являетесь вы двое. Это мило, это невероятно тупо, но любопытно в качестве нового опыта. Вот только на побегушках у сопливой деревенщины я…
– Заткнись и пошли, – дернул его бородатый товарищ.
Они неторопливо прошли в правый коридор, а мы с Фарри отошли к воротам, стараясь не касаться тел убитых наемников.
– Он ведь об Одноглазом говорил? – нетерпеливо спросил мой друг.
– Что?
– Ну, тот моряк, пропавший в Пустыне, – это же Одноглазый? Раз один пришел сюда, а второй пропал, – значит, это он!
Меня словно окатило колючей метелью.
– Я не подумал об этом…
Фарри прав. Не просто так в руки старому моряку попал компас Черного капитана. Значит, беглецов с корабля было двое? Один ушел на север, где нашел смерть, а второй…
Я торопливо вернулся к смотрителю:
– Где мы можем найти того моряка, из команды Черного капитана?
– Его убила Гончая, добрый мальчик, та самая, что убила и Лунара. Добрые стали выходить из подполья, и капитанам это не понравилось. Но теперь все в прошлом, теперь им нас не взять, добрый мальчик!
– Драный демон, – вырвалось у меня. – Как его звали?
Старик быстро‑быстро заморгал, вспоминая.
– Как его звали?!
– Дайг? По‑моему, Дайг… Это лишь слухи, Отцы и высший круг Добрых спрятали его. Никто не видел моряка черных капитанов. Его так хотели уберечь. Так старались…
Значит, Дайг. Напарник Одноглазого предпочел путь борьбы, а не бегства. Неведомый мне человек уже изменил этот мир и погиб из‑за своего решения. В то время пока я прятался от демонов и людей далеко на севере – здесь, в городах‑ледоходах, возрождались легенды. Дайг, беглец с корабля Радага, открыл Содружеству глаза на окружающий мир. Вытащил из забвения орден Добрых, раскрыл тайны Берега…
Драный демон, могучий Берег – земли капитанов. Подумать только!
Но почему ему поверили? Почему не сочли безумцем? Как он сумел доказать свою правоту? Я посмотрел на старика и хотел что‑то у него спросить, как тут в ворота постучали.
Звук молотка по железной обшивке прокатился по Академии, отражаясь от высоких стен и теряясь в арках. В горле встал ком от испуга. Кто это?
Я посмотрел на трупы наемников в проходе, на растекшиеся лужи крови и перевел взгляд на Фарри. Тот в свою очередь таращился на меня, и мы оба не знали, что делать. Там, за железной преградой, стояло не меньше десяти человек. Я чувствовал их настороженность, нетерпение и легкую нервозность. Солдаты. Стражники.
Как же они не вовремя!
– Надо бежать, Эд!
Смотритель заверещал:
– Помогите! Помогите!
Несмотря на почтенный возраст, его вопль оказался настолько оглушителен, что люди за воротами тут же принялись за дверь. С лязгом вылетел запорный механизм, что‑то заскрежетало снаружи, и я увидел, как дерну<