– Слава Светлому, – выдохнул Три Гвоздя, втолкнул меня назад в комнату и вошел. Следом протиснулся Сабля и тут же захлопнул дверь. Я в недоумении уставился на товарищей, на миг позабыв о своем горе. Разодеты они были так роскошно, словно владели десятками торговых ледоходов и тратились исключительно на одежду. Шикарные плащи из бархатной ткани, разукрашенные и невероятно пестрые кафтаны, ослепительно белые шаровары и прекрасной работы кожаные сапоги.
– Что вы там натворили, мой друг? – спросил Тройка. – Слухи о резне в Академии по всему городу идут.
Его слова вернули меня обратно, в разрушенную жизнь. Всхлипнув, я рассказал встревоженным товарищам о том, что случилось в Академии.
– Дрань какая… – проговорил Сабля, когда мой рассказ вновь перешел в рыдания. – Не реви, тряпка, и без тебя тошно.
– Ситуация проблемная, – посетовал Три Гвоздя. Он слушал меня очень внимательно, останавливая на том или ином моменте и уточняя детали. Особенно его интересовала судьба стражников. Мне показалось, что бывший дознаватель с облегчением вздохнул, услышав про призыв Бурана не калечить никого из солдат. – Мертвеца тоже взяли. Вот и отдохнули, мой друг. Вот и отдохнули…
– Мертвеца?! – Мне стало еще хуже. – Как? Почему?
– По слухам, поймали агента капитанов, которого ловили в порту Добрые и братство и который со своими головорезами проник в город обманом и предательством. Расписывают, будто все, кто с ним прошел, – убийцы, головорезы и очень неприятные типы. Мне кажется, очень похоже на нас и Мертвеца. Собственно, друг мой, ситуация, как я уже сказал, проблемная.
Он бросил на кровать сверток:
– Переодевайся. Мы на глаз подобрали. Оставаться здесь нельзя, забирай все ценное – и уходим на первую палубу, мы там присмотрели хорошее местечко, неподалеку от Оранжереи. Шевелись. Нам повезло, что тут еще нет стражников. Я бы первым делом послал людей по всем гостевым домам с вопросами о недавно прибывших оборванцах.
– Торос, Буран… Они живы?
– Не имею представления, друг мой. Знаю, что кто‑то жив, раз говорят, будто судить станут. Покойников особо не посудишь, поверь мне. – Три Гвоздя хмурился, размышляя о чем‑то. – Затаимся в том трактире, заляжем и послушаем, что будет дальше.
– Мы должны их вызволить, – сказал я. – Их и Фарри.
Тройка посмотрел на меня с ироничной улыбкой, глядя чуточку исподлобья:
– Вызволить? Ну‑ну. Сейчас бы свои шкуры спасти. Давай решать проблемы по очереди.
Сабля хрюкнул что‑то неразборчивое, но я понял, что он согласен с другом.
– Сабля, – повернулся к нему Три Гвоздя, – собери пока наши вещи.
Корсар вышел из комнаты.
В свертке оказалось платье нежно‑голубого цвета. Тройка поймал мой недоуменный взгляд и ухмыльнулся:
– Ищут оборванцев с подростком, а не девочку в компании двух благородных джентльменов, мой друг. Давай, надевай! Я и пострашнее тебя женщин видел, поверь мне, никто ничего не заметит.
Мы покинули номер уже через полчаса, столкнувшись в коридоре с хозяином гостиницы. Мужчина посмотрел на нас с изумлением, пытаясь вспомнить: останавливался ли у него кто‑то из столь знатных гостей. Я спиной чувствовал его взгляд.
А потом два аристократа с надменным видом вышли на пристеночную улочку и неторопливо отправились к ведущим на верхнюю палубу лифтам. В руках благородных путников покачивались кожаные саквояжи прекрасной работы. Мужчин сопровождала смиренная, затянутая в нелепое платье девочка в смешной шапке, скрывающей от любопытных глаз мальчишескую прическу и разорванное ухо.
Маскировка сработала. Несколько раз нам попадались навстречу стражники, которые, вместо того чтобы обыскать нас цепкими взорами, лишь почтительно склоняли головы перед Тремя Гвоздями и Саблей. Пираты снисходительно кивали в ответ, тщательно скрывая злорадное ликование в душе.
Я же просто шел, опустив голову и размышляя о том, что буду делать дальше. В сердце зрела мрачная решимость. Все должно закончиться. Чем быстрее, тем лучше. У меня больше не осталось сил терпеть и ждать. План моих товарищей казался пустой потерей времени. Пока мы будем прятаться – кто знает, что случится с Фарри, Неприкасаемыми и Мертвецом. Ведь если разбираться в частностях – нашей вины ни в чем нет. Наемники напали первыми, и Буран с Торосом лишь защищались. Если копнуть поглубже, то выяснится связь охотников за удачей с черными капитанами, а враг врага всегда может рассчитывать на снисхождение. Мертвец тоже ни в чем не виноват, и может быть, он уже переговорил с кем‑нибудь из Добрых и рассказал об истинной миссии.
Если ему, конечно, позволили это сделать… Но есть шанс. Есть шанс.
Путь до лифтовой платформы, у которой собирались люди для подъема на верхний уровень, прогнал дурные мысли и внушил надежду.
Когда скрипучие двери открылись на верхней палубе, где сквозь стекла на потолке вспыхивало небо Пустыни, я уже убедил себя в том, что все не так плохо, как мне казалось. Но потом мы вышли на освещенную множеством фонарей улицу, сверкающую от вымытой мостовой, и меня опять одолели сомнения. Чрезмерная уверенность в собственной правоте уже отправила в небытие Шона…
Изначально я хотел отыскать городскую ратушу и найти там Добрых. Рассказать кому‑нибудь из местных владык правду о своем путешествии, показать ему компас, поведать о тех бедах, через которые прошли мои друзья, угодившие в застенок Барроухельма. Какое‑то время это казалось хорошей идеей. И к моему стыду, я даже представил на миг странную картину: моих измученных друзей выводят на эшафот, составленный на центральной площади. Вокруг постамента собирается толпа и требует крови преступников. А потом появляюсь я, поднимаюсь наверх и обращаюсь к судье с трогательной речью, цепляющей за душу каждого человека на площади. Тишина отвечает мне, пристыженные жители Барроухельма опускают глаза, и судья освобождает Фарри, Бурана, Тороса и Мертвеца…
Как можно контролировать такие полеты фантазии? Иногда представляешь и думаешь о таком, что хочется вычистить свою память, вырезать те гнилые места в голове, из‑за которых появляются такие мысли, даже явление которых уже постыдно.
Я не знаю, может, у других людей так же? Может, у всех появляются мысли, за которые становится стыдно уже через миг, но от которых никак не отмыться спустя годы?
В любом случае план пробраться в ратушу растворился по дороге сам собой. Потому что кто вообще меня пропустит внутрь?! Совет города выступил против черных капитанов. Открыто. Он уже пережил террор Ледовой Гончей и вряд ли теперь встречает каждого незнакомца с распростертыми объятиями. Особенно того, кто похож на разыскиваемого слугу древнего врага.
Ну а если и встречают Добрые всех страждущих – кто может гарантировать, что среди Совета не окажутся такие люди, как капитан Стиперсон или же ректор Академии, прикрывавший засаду наемников? Что, если я отнесу компас прямиком в руки слуге Радага?!
Ко мне вновь вернулось уныние.
Несмотря на поздний вечер, по центральной улице города‑корабля то и дело прокатывались небольшие самоходные трехколесные повозки. Впереди, за рулем, сидел водитель и усердно крутил педали, иногда позвякивая колокольчиком, чтобы предупредить прохожих, а позади него, вольготно раскинувшись в двух удобных сиденьях, отдыхали пассажиры. У многих на груди, на видном месте, располагалась вышитая пирамида Добрых.
По краям улицы сверкали зазывающие вывески. Я то и дело замечал группы людей в рабочей одежде, входящих и выходящих из переулков. Должно быть, многие улочки отсюда вели к техническим помещениям, лифтам, ходам, межпалубным отсекам, шахтам, котельным. Ежедневный титанический труд техников города позволял кому‑то расслабленно катиться по центральной улице и думать о чем‑то кроме выживания. Наверняка и глубокой ночью работа инструментариев не замирала. Барроухельм не имел права останавливаться во льдах. Вряд ли найдется сила, способная сдвинуть его с места, если случится страшное и город встанет. Тогда жителям придется выбирать между бегством или же надеждой на удачу, что Темный бог никогда не вынырнет там, где судьба бросила сотворенного человеческими руками гиганта. Тогда все эти диковинные повозки никому уже не принесут радости.
Хотя, каюсь, на пару мгновений я поймал себя на мысли, что хотел бы проехаться по Барроухельму на такой штуке. И желательно за рулем! Но потом сам одернул себя. Не время размышлять о глупостях.
Не время…
Три Гвоздя уверенно вел нас по праздничной улице. Казалось, будто он каждый день ходит тут по делам и не хочет терять ни минуты, заранее просчитав свой маршрут. Я едва поспевал за ним и Саблей: мешало неудобное платье, страх поднимать голову и нелепая шапка, то и дело загораживающая обзор.
Мы миновали Академию, сверкающую окнами, в которых отражались огни улицы. Ничто здесь не говорило о случившемся несколько часов назад происшествии. Город поглотил несколько жизней и не поперхнулся. На ступенях сидела группка юношей и девушек, о чем‑то весело переговаривающихся. Мимо прошел патруль стражников в сопровождении мужчины в капюшоне. Я почувствовал эмпата, но тот меня не заметил.
Дома по обе стороны широкого проспекта разительно отличались от коробок нижней палубы. Наверх вели извивающиеся лесенки с высокими перилами, с каждой площадки вдоль палисадников тянулись огороженные фигурными балюстрадами дорожки. Над крошечными арками, ведущими к разноцветным домам, тоже горели шаманские фонари. Большой город пытался быть не просто скоплением жилых помещений – каждый живущий здесь, получалось, обладал крошечным кусочком своей территории, огороженной от соседей невысоким заборчиком.
Вскоре мы добрались до Оранжереи, таящейся под достигающим потолка стеклянным куполом, и несколько минут шли мимо, а я все пытался пробиться взглядом сквозь мешанину отражающихся в стекле фонарей. Свет внутри не горел, ворота были закрыты, и потому гордость Барроухельма так и осталась для меня сокрытой. Хотя теплый воздух тут пах не так, как у Академии: в нем смешался удивительный аромат, напомнивший о теплицах Снежной Шапки и Кассин‑Онга.
Гостиница располагалась совсем рядом с Оранжереей. Мы прошли не больше двух сотен ярдов, прежде чем Три Гвоздя с уверенным видом свернул направо. У высоких дверей вытянулся мужчина в пестрой одежде, разукрашенной цепочками, какими‑то блестящими значками и меховым наплечником.
– Добро пожаловать в Обитель. – Он услужливо распахнул двери перед благородными господами и мною. Тройка отблагодарил его коротким кивком и вложил в услужливо протянутую ладонь монету.
Мы оказались во дворце. Именно такими я себе представлял дома владык древнего мира, добравшегося до нас с легендами сказителей. Высокие стены красили большие полотна с видами Пустыни и ледоходами, висели на фоне щитов перекрещенные мечи и алебарды, на полках стояли диковинные находки вроде сломанных артефактов Цитадели или же черепов снежных тварей, в нишах замерли статуи воинов и чучела зверей Пустыни. Множество светильников не оставляло в просторном зале ни единого места для тени. Вдаль, к помосту, на котором расположились бардеры, тянулись ровные ряды столиков, расставленных так, что каждый гость мог чувствовать простор вокруг себя и не думать о соседях. Посетителей в роскошной гостинице оказалось немного – половина столов пустовала. Нам навстречу поспешил человек, одетый не так диковинно, как мужчина на входе, но не менее изящно.
– Добро пожаловать в Обитель, могу ли я…
– Готовы ли наши комнаты? – надменно спросил у него Тройка. – Мое имя Аргаст ан Дувал! Я послал человека сегодня днем, с запросом!
– Мастер Дувал, конечно же, прошу за мною.
Интересное он выбрал себе имя…
– И мне нужен столик. Обязательно у сцены и сейчас!
Несколько монет оказалось в руке мужчины, и тот понимающе улыбнулся:
– Конечно, конечно, мастер Дувал. Сегодня у нас выступает Ивонна Сладкоголосая! Позвольте, я проведу вас к распорядителю, и он покажет вам ваши комнаты.
– Веди уже, я голоден и устал. В вашем городе непросто найти место, где можно отдохнуть, – продолжал Три Гвоздя. – Сначала столик, и пусть ваш распорядитель сам к нам подойдет. Не растает, я думаю.
– Хорошо, мастер Дувал. Позвольте ваши вещи?
– Оставь мои вещи в покое! Я способен о них позаботиться. – Рука Тройки, сжимающая саквояж, дернулась.
Удивительно, но в душе слуга не испытал ни капли раздражения столь наглым обращением. Сила привычки? Я украдкой поглядывал на него и чувствовал лишь желание услужить гостю.
– Как вам будет угодно, мастер Дувал. Прошу за мной.
Столик оказался у самой сцены, Сабля и Тройка заняли места с видом на бардеров, а я сел спиной, чтобы видеть происходящее в зале. Меж столов сновали красивые служанки с осанками королев, слышался звон столовых приборов, тихие приглушенные беседы. Позади негромко играла музыка.
– Распорядитель сейчас подойдет, – поклонился напоследок слуга и исчез.
– Драный ты хитрец, Тройка, – буркнул Сабля. – Циркач просто!
– Спасибо, – не улыбнулся тот и вперил в меня взгляд из‑под широких бровей. – Вот о чем я подумал, пока мы сюда добирались, друзья мои. У нас в Риверайсе дела никогда не решались быстро. Даже если ловили с поличным – несколько дней держали мерзавцев в камерах. У инспектора и дознавателей хватало волокиты, прежде чем можно было тащить нарушителя к судье. Так что, малыш Эд, не переживай так и не грызи губы. Мы что‑нибудь придумаем.
– Добро пожаловать в Обитель, мастер Дувал. – Рядом с нами возник розовощекий распорядитель в белом наряде.
Тройка осекся, выражение надменности в один миг вернулось на его задумчивое лицо.
– Простите за беспокойство, я просто хотел уведомить вас, что комнаты готовы. Будете смотреть?
– Сначала мы поедим, если не возражаете, – с ядом ответил Три Гвоздя.
Распорядитель смутился:
– Да‑да, конечно. Простите, пожалуйста. Сейчас ваш заказ примут.
Я вспомнил наши обеды на корабле: вонючий столовый зал, пропахший энгу и варевом Айза, шутливая перебранка между моряками и ворчливым коком. Грязные миски и столы. Мне казалась нормальной та грубая жизнь, и честное слово, хотелось попросить Тройку вести себя не так высокомерно.
Хотя то, что люди позволяли ему так с собой поступать, раздражало меня не меньше. Сытые, довольные, счастливые и позволяющие себе жить в унижении… Считающие, что это не зазорно, что у них такая работа! Еще и виды Пустыни на стенах. Они что, никогда не выбираются за пределы корабля? Им не хватает ледяного ужаса, что царит снаружи Барроухельма?
Распорядитель ушел, и я спросил, глядя на Тройку:
– Что, если будет поздно? Мы должны что‑то сделать! Нельзя просто сидеть и ждать чего‑то!
– Какие предложения, Эд? – одними губами улыбнулся тот. – Тут не деревня, тут целая цепочка людей идет снизу и до тех, кто принимает решения. Тебе не вклиниться в нее, каждый сожрет тебя с потрохами, если ты перепрыгнешь через его голову. У тебя нет в дружках кого‑то из тех, кто находится выше? Думаю, что нет. Завтра я поброжу по городу, посмотрю, как обстоят дела в ратуше, поболтаю с кем‑нибудь, кто связан с Тайным Двором и инспекторами. В Содружестве законы одни во всех городах. Про‑це‑ду‑ры, мой друг, одинаковы. Тут не получится взять нахрапом.
– Мертвец уже походил, – заметил я.
– Да, и тут дело очень холодное, Эд, если ты не заметил, – покачал головой Три Гвоздя. – Все это явно связано с теми мясорубами из братства, которых уложил Буран, тут и гадать не приходится. И то, что вас в Академии накрыли отрядом стражи, и то, что Мертвец пошел за помощью к Добрым, а оказался в камере. Подумай сам, мой друг: если нас отпустили в порту, а не скрутили за сопротивление, – значит, местные не знают того, что знают в Цитадели. Были бы в курсе, что нужно братству, – держали бы до победного, да и само братство не порубило бы солдат Содружества, как помеху. Зачем начинать наши поиски на следующий день? Только потому, что Мертвец обманул сопровождение? Полагаю, о твоей игрушке фанатики никому не рассказывали и, судя по всему, вообще хотят скрыть ее существование. Но я понять не могу, как они вообще догадались тебя тут искать!
– Они следили за нами. С самой Снежной Шапки, – сказал я.
Тройка изумленно хмыкнул:
– Очень вовремя ты сообщил об этом, мой друг.
– Я сам только вчера это понял.
К нам подошла служанка – ослепительной красоты девушка с тонкими чертами лица и изящно приподнятыми бровями. Мы сделали заказ, и я едва сдерживался, чтобы не поторопить ее, перечисляющую лучшие блюда их поваров. Проводив красавицу взглядами, корсары переглянулись. Сабля оценивающе цокнул языком и хитро сощурился, а Три Гвоздя продолжил:
– Собственно, это наш шанс, Эд. Добрые не знают того, что знает Цитадель. Я думаю также – они очень недовольны учиненной ликвидаторами резней в порту. Если донести истинную причину той стычки до кого‑нибудь из местной верхушки – у нас есть шанс вытащить ребят. Они получатся жертвами оговора.
– Семь трупов в Академии, – напомнил Сабля.
– Если их не стало больше – есть шанс. Наемников нигде не любят, друг мой. Если это были гильдейские головорезы, татуированные, так и вовсе спишут со счетов.
– У Фарри знак Воровского Закона… – вспомнил я.
– Печально, но решаемо. Если твоя коробка действительно ценная – ты сможешь договориться, друг мой.
От слов бывшего дознавателя мне стало легче на душе. Может быть, и вправду все не так плохо?
Тройка словно заметил мое воодушевление и добавил:
– Вот только в братстве вряд ли сидят дураки, и они постараются выцепить Мертвеца и остальных для своего суда, но насколько я знаю Тайный Двор, это станет проблемой для фанатиков. Особенно после портового инцидента. Только вот у меня нет идей – насколько тесны нынче отношения Цитадели и Содружества. Проклятье, такие схемы, и ради чего? Что умеет эта игрушка?!
– Мертвец говорил, что она может показать безопасный проход за Южный Круг, – буркнул я.
– Хм… Суша?
– Я не знаю.
– Охотно верю, знаешь ли. Если поверить в сказки о капитанах, раз уж Добрые возродились, то можно поверить и в этот проход. Очень выгодное, должно быть, предприятие – каждый захочет приобщиться. Иметь свой канал в Южному Круге – о, тут можно много людей накрошить, мой друг, ради такой‑то цели. Вот и стало ясненько, откуда у «Стражей Границ» столько дерева и зерна…
– Я уверен, что они тоже служат черным капитанам и знают о проходе. Старик в Академии вообще говорил, что Берег принадлежит капитанам.
Тройка закивал.
– Мир интереснее, чем мне казалось. Не зря я решил пойти с вами. Как тебя угораздило попасть в такую историю?
– Повезло, – горько сказал я.
Позади чуть громче заиграли бардеры, и с потолка послышался голос:
– Поприветствуем Ивонну Сладкоголосую!
– Собственно, Эд, не переживай, – ободряюще улыбнулся Тройка и поднял глаза на сцену. – Ужин, отдых, крепкий сон – вот что нам нужно. Утром я соображаю лучше. Хороша, да?
Сабля утробно хмыкнул, не сводя жадного взора с Ивонны.
Музыка на миг остановилась, и за моей спиной нежный голос произнес:
– Первая моя история сегодня – это легенда о птице. Птице, преодолевшей губительный воздух Южного Круга и поселившейся под крышей немолодого рыбака.
Мне как сыпанули колючего льда за шиворот. По шее пробежали мурашки, и я подпрыгнул на месте, не веря в услышанное, и обернулся.
– Лайла?! – вырвалось из груди. – Лайла?!
Она застыла, будто зверек, услышавший поступь хищника. Один из бардеров бросил на меня злой взгляд, но играть не прекратил. Позади изумленно хмыкнул Сабля. Слепая сказительница пораженно замолчала.
– Мальчик Эд? – произнесла она тихо, чуть повернувшись к нам. Замешкавшись, коснулась волос, черными пышными локонами спадающих на изящные плечики. – Эд из Снежной Шапки?
Меня окатило изумление тех гостей, кто сидел неподалеку и видел, что перед сценой совсем не мальчик. Что это девочка. Потом в зале возмущенно свистнули, и Лайла вздрогнула, как от удара.
– Найди меня после выступления, мальчик Эд! Пожалуйста! – тихо проговорила она и, справившись с волнением, продолжила уже в зал:
– Рыбак жил один, и та жизнь не была доброй…
Недоумение посетителей растаяло, но я уже и не обращал на него внимания. Я не мог оторваться от того, как шевелятся ее губы. В сердце ныла сладкая боль, в груди стало тесно, и хотелось разорвать глупое девчоночье платье. Из‑за шляпки приходилось задирать голову, чтобы видеть самую прекрасную в мире женщину.
Это была Лайла. Та самая Лайла, покинувшая в спешке Снежную Шапку после появления в городе Ледовой Гончей по имени Ар. Та самая Лайла, которую вывезли с далекого севера корабли Содружества. Светлый Бог, как же я любил ее. Даже черная повязка, украшенная россыпью сверкающих бусинок и скрывающая слепые глаза, была мне дороже всех сокровищ мира.
Судьба свела нас здесь, за многие сотни лиг от Снежной Шапки… Судьба. Иначе и быть не могло. Как можно встретиться посреди бескрайней Пустыни, в гостином доме одного из блуждающих городов? Боги послали нам знак. Добрый знак.
Сабля или Тройка – я не помню, спросил у меня что‑то, но ответа не дождался. Во всей вселенной не существовало никого и ничего, кроме Лайлы, ее голоса и моего неописуемого счастья в измученной событиями душе.
Ближе к концу ее рассказа плохие мысли вернулись. Череда смертей и бед, многие дни ужаса и ледяной Пустыни, лица жриц любви, в которых я искал черты Лайлы, судьба товарищей, запертых в казематы Барроухельма, – они вползли в мою душу, заглушив детский восторг от встречи.
Я знал, о чем мы будем говорить, когда Лайла закончит выступление. Я понял, что ничего на свете не жду так, как этой беседы.
Удар в плечо вырвал меня из пелены очарования.
– Оглох? – спросил Сабля, севший обратно на место. Он взял с оказавшегося на столе блюда кусок мяса и впился в него зубами, не сводя с меня недовольного взгляда.
– Что? – не понял я, потирая ушибленное место.
– Жри давай, – корсар кивнул на стол. – Пялишься, как дикарь.
– Ты ее знаешь? – вкрадчиво поинтересовался Три Гвоздя. Бывший дознаватель держал в руке стеклянный бокал с красным напитком и изучающе смотрел на мою Лайлу. Мысли его блуждали вокруг чего‑то низменного, плотского. Того, что не должно было ее касаться.
– Да, – резко ответил я. – Не смотри на нее так!
– Как? – насмешливо улыбнулся Тройка и перевел взгляд на меня.
– Ты меня понял…
– Тяжело быть эмпатом, – подмигнул Три Гвоздя. – Она может быть нам полезна?
«Ее сестра – Ледовая Гончая, Эд, ты же помнишь? Рабыня Черного капитана – единокровная сестра твоей Лайлы. От нее и сбежала Лайла, Эд. И Содружество ее не выдало. Как ты думаешь, почему?»
– Не думаю, – буркнул я. – Но я должен с ней поговорить.
Вы не представляете, каких трудов мне стоило выдержать четыре песни Ивонны Сладкоголосой. Впервые, слушая голос Лайлы, я молил обоих богов, чтобы выступление сказительницы побыстрее закончилось.
Глава двенадцатая
Тайна города‑корабля
– Я искал тебя. С того самого дня, как ты ушла из трактира мастера Райдэлана… Я обошел все корабли Содружества, но никто не сказал, где ты… – сказал я.
Лайла сидела на кровати, напротив моего стула, и смотрела в пустоту. После выступления она сама позвала меня на сцену и потом, взяв под руку, проводила к себе в покои. Нас ожгли взглядами удивленные бардеры, но никто из них не поднялся со своего места. Я почувствовал неодобрение Сабли и Трех Гвоздей, но даже не обернулся.
За всю дорогу мы не произнесли ни слова. Сказительница шла очень медленно, придерживаясь свободной рукой за стену, и ее переполняли смешанные чувства, остающиеся для меня загадкой и наполняющие сердце радостным ожиданием.
Знаете, у Лайлы самые восхитительные пальцы, их нежное тепло согревает душу. Осторожное касание гонит прочь все беды. Мне так не хотелось выпускать ее руку, когда она присела на кровать…
– Как ты оказался здесь, Эд? – спросила она.
– Я знаю про Ар, – не ответил я. Лайла побледнела, прижала руки к груди, словно защищаясь.
– Я встретил ее, пока искал тебя. И я все понял, Лайла… Ты бежала от нее, да? От Ледовой Гончей?
Она поджала губы, сомневаясь.
– Черный капитан погубил мою деревню, Лайла. И Ар была среди его слуг. Я все знаю…
Сказительница грустно вздохнула.
– Мальчик из северных краев оказался умнее, чем ученые мужи Содружества да благородные Добрые капитаны…
Я терпеливо ждал продолжения.
– Прости, что я ушла так быстро тогда, Эд… Я боялась.
Она коснулась повязки на глазах и продолжила:
– Я боялась… Ар… Никто не поверил мне, когда я рассказала правду о своей сестре. Когда рассказала, как страшный Черный капитан на моих глазах сделал из нее рабыню, а потом заставил ее лишить меня глаз. Они не поверили. Добрые… Да, они сочувствовали моему безумию, но отступали прочь. Черных капитанов не существует, говорили они. Берег – всего лишь их наследие, коварное, злое, жаждущее власти и всеобщей покорности. Они боролись с Берегом, боролись с людьми, забыв об истинной природе темных порождений. Десятки крохотных подпольных ячеек, презирающих друг друга и ограничивающихся поджогами торговых складов, где хранились товары Берега…
Удивления не было. Наверное, в глубине души я знал, что великолепная Лайла принадлежала неизвестному для многих миру Добрых. Воодушевление охватило меня. Она наверняка сможет помочь! Наверняка! Голос сказительницы задрожал.
– Мы с Ар путешествовали по городам, непременно возвращаясь сюда, в Барроухельм. Она танцевала, а я пела. К нам приходили связные Добрых, и мы везли чужие тайны сквозь Пустыню, рискуя каждый день попасть в лапы агентов Берега. Мы отдавали свою жизнь на алтарь столь мелочной борьбы. Мы верили в будущее Добрых, хотели изменить целый мир. И когда случилась беда и меня, истекающую кровью, подобрали в коридоре таверны пьяные моряки – Добрые отвернулись. Быть с ними после того, как они предали меня, столкнувшись с истинным обличьем зла? Они посчитали меня сумасшедшей! Они не хотели такой правды, что открылась мне в тот день.
Ей было горько вспоминать, но я не вмешался. Опустив голову, Лайла чуть успокоилась и продолжила:
– Я бежала на север, подальше от Добрых и моей сестры, обещавшей вернуться. Помнишь, ты рассказал о ней в Шапке? Я узнала мою милую Ар, но не хотела верить в то, что она подобралась так близко… А потом Ар пришла в трактир Райдэлана и поговорила со мной… Сказала, что капитану нужны верные слуги и он хотел бы взять меня. Она смеялась, когда говорила об этом. О, ты не представляешь, Эд, как страшно слушать смех обозленного существа, который когда‑то был самым добрым человеком из тех, кого я знала. Который был роднее всех… Я вновь бежала. Солгала капитану Содружества о преследованиях со стороны местного губернатора и дождалась конца зимы в его каюте. И только оказавшись в обновленном Содружестве, узнала о происшедших переменах, об открытой казни безумной Ледовой Гончей. Добрые пришли ко мне. Сами! О, как я торжествовала, чувствуя дрожь в голосе тех, кто не поверил мне тогда… Как они извинялись передо мною. Только слова не лечат ран… Кончено. Теперь, когда началась настоящая борьба, – кончено. Горько понимать, но я больше не могу пойти против себя. Это перестало быть моей войной.
Лайла вздохнула, сплела пальцы в замок и добавила:
– Я думала о тебе, Эд. Те встречи с тобой, тот чай после выступлений, твой цветок… Как же много для меня значат эти воспоминания… Давай я позову слугу, и мы посидим как в старые добрые времена, Эд?
Она подалась вперед, с детской надеждой в сердце. Я хотел согласиться, хотел забыть обо всем и просто посидеть с ней в простенькой, уютной комнате и оставить за дверью жестокий мир черных и добрых капитанов.
Но не смог. Фарри, Мертвец, Буран и Торос, если еще были живы, ждали своей участи в темных камерах Барроухельма, а напротив меня сидела не только самая милая девушка Пустыни, но и связная ордена Добрых. Истинная, не такая как капитан Стиперсон или же те высокомерные гуляки с верхней палубы Барроухельма.
– Я хотел бы этого, Лайла. Очень! Но не сейчас… Мне нужна твоя помощь, – сказал я. – Мои друзья в беде.
– Что может слепая певица, Эд…
И я рассказал свою историю. Всю, от начала и до конца, ничего не утаив. Думаю, что не смог бы соврать ей. Даже если бы хотел – не смог.
– Если бы ты пришел двумя неделями раньше… – грустно произнесла Лайла, как только рассказ закончился.
О чем она?!
– Все Добрые, кого я знала, покинули Барроухельм в составе армии Содружества и отправились к Берегу. Те, кто остался… Я не знаю их. Сейчас так много объявилось новых Добрых… Столько незнакомых мне имен. Ты говоришь, что Диар укрывал наемников, – а он тоже из Добрых. Еще несколько лет назад мы знали, что среди Совета города есть ставленники Берега. Прошел этот год, человек Радага сдал всех, о ком слышал, Тайный Двор вычистил их и тех, на кого пало подозрение, но видишь… Новый ректор Академии, подумать только…
Я не мог поверить в ее слова.
– Неужели нет никого, кто мог бы нам помочь?
– Не знаю, Эд. Подожди… – Лайла насторожилась. – Что это?
– Прости?
– Тихо…
Ее лицо напряглось, будто она вслушивалась в нечто, доступное только ей.
– Прячься… – севшим голосом приказала она. – Прячься!
– Лайла…
– Прячься, дурак!
Я вскочил со стула, оглянулся. Пустая обшитая деревом комната с массивной кроватью, крошечным столиком и небольшой сундуком у входа. Где тут спрятаться?!
– Лайла…
И тут я услышал голоса в коридоре. Почувствовал кипучее раздражение и мрачную решимость. Тяжелые шаги приближались, и приближались явно по мою душу. Проклятье! Как?!
– Быстрее, Эд! – прошипела Лайла.
Я нырнул за кровать, так чтобы она скрывала меня от двери. Попытался вжаться в угол между нею и полом, но не смог пролезть.
– Госпожа Ивонна! – осторожно постучали в дверь.
– Именем Содружества, откройте! – гаркнули вслед за робким голосом.
– Что происходит? – гневно ответила Лайла.
За дверью решимость всплеснулась смятением!
Здесь негде укрыться. Чувствуя под лопатками доски пола, я понимал, что стоит незнакомцам войти внутрь и просто сделать пару шагов в сторону кровати – они тотчас увидят скорчившегося на полу переодетого мальчишку.
Потом я подумал об эмпатах и запаниковал. Если я слышу чувства людей за дверью – что, если среди них у кого‑то есть схожий дар?
«Спокойно, Эд. Дыши ровно. Думай о Пустыне. Холодной, вечной. Думай о метели. О том, как миллионы песчинок волной катятся над зубастыми торосами, как бьются в обзорное стекло рубки, как ноздри щекочет запах перцового чая. Глубже, Эд. Глубже».
Глаза закрылись сами собой. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Пустыня. Бескрайняя. Далекие ледяные шпили вдали. Вдох‑выдох.
– Вы в порядке, госпожа Ивонна?
– Откройте дверь! – уже менее уверенно произнес кто‑то из стражников.
– Я не одета!
– Перестаньте нарушать покой моих гостей! Госпожа Ивонна, случилось страшное! Тайный Двор схватил в нашей гостинице двоих пиратов! Все видели, что третий бандит ушел с вами. Вы в порядке?! – заискивающе протараторил тот, кто бурлил раздражением.
– Я собиралась с утра поговорить с вами как раз насчет того, что вы пускаете всякое отребье. Я думала, это девочка! А он пытался обворовать меня! Теперь же еще и…
– Пожалуйста, откройте, – сказал кто‑то еще.
Вдох‑выдох. Вдох‑выдох.
– Вы подозреваете меня в сговоре с пиратами? – ахнула невидимая мне Лайла. Она подошла к двери и отперла замок. – Меня?!
– Ой, Светлый бог… – смутился кто‑то.
– Ивонна Сладкоголосая так этого не оставит, – тут же добавил невидимый мне человек. Раздражение в нем унялось, появилось злорадство. – Она на хорошем счету в ордене! Ох, госпожа, простите.
Вдох‑выдох. Вдох‑выдох.
– Куда это вы направились? – возмущенно крикнула Лайла. Сердце замерло. Тяжелый сапог стражника ступил на деревянный пол комнаты. Уверенности в солдате не осталось ни на полмонетки. Растерянность, смущение и какое‑то непонятное волнение.
Вдох‑выдох.
– Подумать только, вы топчетесь по репутации Обители! Что я скажу гостям?
Стражник, вошедший в комнату, остановился почти на пороге, и я представил себе, как солдат оглядывает помещение. Еще несколько шагов – и он меня увидит…
– Вы довольны? – резко спросила Лайла.
– Простите, госпожа, – буркнул стражник. – Это очень опасные преступники, госпожа. Я должен был убедиться…
– Убедились? – прогремела Лайла. Сейчас она совсем не походила на Сладкоголосую. – Теперь вы оставите меня в покое?
Вдох‑выдох. Сабля, Три Гвоздя… Драный демон, я остался совсем один… Вдох‑выдох. Но как они нашли нас?
«Это хозяин той гостиницы. Он же видел вас, Эд. А куда могли направиться столь богато одетые беглецы без крова над головой? Видная компания! Все просто, Эд. Тройка не так хорош, как ты думал. Или же местные ищейки не так плохи, как думал он».
– Куда он отправился, госпожа? – спросил стражник. – Тот, кто пытался обокрасть вас?
– Что‑о‑о? – протянула Лайла. – Вы спрашиваете об этом слепую?
Эмпата среди них не оказалось. Я облегченно выдохнул. Одни ртом, потому что даже звук моего сердца стражники должны были услышать, а этот оглушительный вздох тем более.
– Простите, госпожа Ивонна. Я обязательно возмещу столь оскорбительное поведение этих неотесанных тупиц, – протараторил наш нечаянный союзник. – Мы этого так не оставим, поверьте! – обратился он к стражникам.
– Пошли вон! – крикнула Лайла.
Дверь захлопнулась, и по коридору вновь загромыхали тяжелые сапоги, удаляясь. Я выбрался из‑за кровати и поднялся, а затем быстро отвернулся. Лайла была почти обнажена. Та легкая рубашка, что была на ней, почти не скрывала тела. Понятно, почему так смущенно вели себя стражники.
В голове промелькнули такие образы, что мне захотелось врезать самому себе по лицу.
– Мне очень жаль, Эд, – проговорила она и осторожно направилась к кровати. Зашуршала ткань спешно снятого платья.
Я остался один. Мальчик в девчоночьем наряде, разыскиваемый Тайным Двором, черными капитанами и братством Ледяной Цитадели. Совсем один…
Лайла тем временем оделась и вновь присела на краешек кровати.
– Мне очень жаль…
Я промолчал. Еще утром с моих уст сорвалось, что выбор есть всегда. Какая, оказывается, глупость…
– На нижних палубах есть человек. Капитан Барри Рубенс. Многие считают его сумасшедшим, так как он одержим Южным Кругом и способом проникнуть туда. Если этот компас действительно ведет на Сушу… Может, он поможет тебе сбежать? Хоть он и безумец, перед которым закрыли двери даже в Академии, но я слышала, это человек чести. Он никак не может быть связан с черными капитанами.
– И бросить ребят? – возмутился я. – Просто сбежать? Тогда зачем все это? Нет, Лайла. Я пойду в ратушу. Мне повезет. Мне должно повезти. Я приду и покажу им этот драный компас! Я расскажу им правду. Будь что будет…
– Никто не пустит тебя в ратушу, Эд. На прием к Совету записываются за недели… Пиратов в Содружестве вешают гораздо быстрее…
– Я пройду. Я покажу страже. Сдамся и расскажу им все! Лучше так, чем опять прятаться. Я больше не могу бегать. Светлый бог, я столько плохого сделал за этот год, что еще одна слабость меня убьет!
«Ого, как ты заговорил…»
– Подожди, Эд, – Лайла чуть оживилась. – Подожди. Есть еще один человек… Шериф Барроухельма Снэйл ан Найт!
– Он Добрый? – с надеждой спросил я.
– Нет… Он не из ордена, и насколько я знаю, отказался примкнуть к Добрым, когда те открыто заявили о себе и стало модным быть одним из них. Он из тех, кто руководит Тайным Двором Барроухельма. Именно он и поймал ту Гончую, что проникла в город весной. Его воля настолько тверда, что он не боится пойти про<