Русский лес.
Замысел романа «Русский лес» возник в сороковые годы. Здесь сыграла свою роль и давняя юношеская привязанность Л. Леонова к русскому лесному северу, и постоянный интерес к естествознанию. На замысел романа повлияли поездки писателя по стране, многочисленные встречи с работниками лесного хозяйства, изучение специальной литературы: Леоновым были изучены «лесной журнал» за сто лет, классика лесной литературы, современные лесоводнические теории. Рождению романа предшествовало появление в печати публицистических статей («В защиту друга» и других), где Леонов призывает объявить жестокий, организованный поход против пренебрежения к природным богатством. Леонид Максимович ставит вопрос о перерассмотрении устаревшей точки зрения на лес как на нечто бездонное и призывает усилить работу по воспитанию бережного отношения к природе. Все эти мысли органически переплелись в романе «Русский лес». Его появление в печати не прошло незамеченным, оно вызвало бурю споров и столкновений. Некоторые критики считали, что тема леса – это поле брани ученых – лесоводов и обвиняли Леонова в надуманности конфликта сюжета, считая его роман серьезной неудачей. Положительную оценку роману дали писатели: А. Фадеев, В.Солухин; критики: В. Ковалев, Ф. Власов, И. Зотов. Многие критики считают «Русский лес» художественным и научным открытием современной литературы, к которому год от года не иссякнет интерес.
Сюжетно-композиционные особенности романа. Специфика использования сказочных мотивов.
Композиция романа в процессе развертывания сюжета охватывает два основных исторических пласта. Первый связан с судьбой Ивана Матвеевича Вихрова и его борьбой за русский лес и восходит к 1892, 1917, 1924 и 1936 гг. Второй – основной пласт – сосредоточен на событиях первого года Великой Отечественной войны: 22 июня 1941 г. – весна 1942 г. Внешнюю основу сюжета составляет многолетняя философская дискуссия Вихрова и Грацианского, история преследования истинного ученого человеком, составившим себе имя на этом преследовании. Однако в центр системы персонажей выдвигается фигура Поли. В ней сопрягаются различные жанровые планы повествования – исторический, семейный, философский; происходит взаимопроникновение различных временных планов. Прошлое присутствует, пропитывает все фазы сюжета, живет в настоящем.
Возникает синхронность двух собственно исторических сюжетов, которые, несмотря на разницу хронологических масштабов, образуют единую линию с общей завязкой (главы 2 — 4), кульминацией (глава 10), развязкой (главы 13—15), окольцованную прологом (глава 1) и эпилогом (глава 17). Благодаря такому сюжетнокомпозиционному строению философский спор, который ведется на страницах романа, обретает эпохальное значение: от его разрешения зависит судьба России и не только России, но и всего человечества.
Леонов так объяснял секрет построения своих романов: «При работе над композицией я стараюсь разместить материал так, чтобы образовать внутри него нужную фигуру дополнительного воздействия. Я создаю в романе как бы “вторую композицию”, развивающую особую мысль. “Вторая композиция” есть именно то, что должно заставить читателя блуждать по произведению, дать ему возможность отыскивать в нем нужные, интересные для него ценности ».
Первый пласт — это сюжет философского спора. Но этот интеллектуально насыщенный философский пласт соотнесен в «Русском лесе» с другим, противоположным по фактуре — с пластом сказочным, апеллирующим к эмоциональным способам убеждения, оперирующим мифологическими архетипами.
Сказочные мотивы тесно переплетены с реальным действием.
1) Поля. Юная девушка приезжает после школы в Москву учиться, ее восприятие мира описано «сказочной» лексикой. «Поля решила своими силами добираться по записанному на бумажке адресу… Она растеряла бы половину вещей, если бы откуда-то сверху не свалился к ней чумазый паренек с комсомольским значком на спецовке – явно не носильщик. Повесив через плечо спальный саквояж и мешок с шубкой, накрест перехваченный веревкой, он вскинул чемодан под мышку и двинулся по опустевшему перрону так обыкновенно, словно это повторялось у него изо дня в день. Привыкнув к маленьким удачам, сопровождавшим ее всю дорогу с Енги, Поля молча покорилась чудесному вмешательству ». Чем дольше находилась Поля в городе, тем более ощущала себя в сказке. «Теперь чудеса пошли так густо, что и не различишь, где кончалось одно и начиналось другое. Голубой сверкающий вагон на воздушных колесах и с предупредительно распахнутой дверцей поджидал Полю у остановки. Не успела войти, билет взять, как ее багаж сам собой разместился внутри, и, несмотря на переполненье, даже нашлось местечко у окна, приспущенного из-за жары.» Так совпало, что «две Полинины соседки ехали в ту же многоэтажную новостройку.
2) Лес. Самый всеобъемлющий и очевидный из символов – русский лес. Так в момент Полиного проникновения в тыл к немцам лес вдруг персонифицируется в живое воплощение национального могущества, в сказочное существо, встающее на защиту родной земли. «И, словно предвидя состояние девчонки, посланной на святое и опасное дело, вся тамошняя природа заторопилась ей на встречу. Она понавесила снежную муть по всей Енге, выслала тугой, с морозцем ветерок и волчью поземку; она подкинула под ноги Поле полуприметную колею крестьянский саней, украдкой то завоевателей приезжавших сюда за сеном, и настрого наказала лесу не сбивать ее с дороги ». Как в русской народной сказке яблоня укрывает девочку от опасности, так и сосны в романе прячут Полю Вихрову от подстерегавшей ее гибели. «Если бы накренившаяся сосна не прикрыла Полину тень на сугробе, а другая не приняла бы на себя часть пулеметного огня, повесть о лошкаревском походе сократилась бы наполовину. »
И вновь Л. Леонов раскрывает могущество русского леса в образе богатыря, беседующего с Полей: «Ну вот, ты поняла значенье риска в своем деле… но здесь был я, - ветряным голосом на прощанье сказал ей лес. Не серчай, кончилась моя услуга». «Спасибо, ты добрый. Ладно, ступай назад», - мысленно отвечала Поля. Когда сверху, стряхивая намерзшую наледь с чулок, Поля оглянулась назад, ничего не было позади, только помстилось сквозь дымку, кто-то мохнатый и большой с опушки кивал ей вдогонку из-под снежной колеблющейся лапы.»
3) Калина. В романе ярко показан еще один сказочный образ – символ – образ вечного Калины.
«В сущности, это был вызов всем темным силам леса и ночи. Именно на границе Облога и Пустошей проживал ужасный Калина Тимофеевич, грозное существо сверхбогатырского телосложения и замысловатого озорства, в особенности опасного для торгового сословия. Стародавняя бабья выдумка в острастку ребятам, чтоб не отдалялись от дому, с годами превратились в тщательно разработанную легенду о том, как однажды, выйдя по зорьке на свои благословенные труды, старец Федос обнаружил возлежавшего на приречном склоне удальца с колотой раной в боку, и будто человек сей оказался подручным самого Разина, бежавшим из-под царского палача; то и был Калина…»