Здесь же, в кабинете, на упомянутом раритетном диване развалился Виктор Васильевич Смолов. Закинув ноги на диванный валик, он докуривал треснутую сигарету, обжимая ее прорыв пальцами. Ему было лень тянуться за блюдцем-пепельницей с горой окурков, и он стряхивал пепел за стопку оперативно-розыскных дел, вывалившуюся из его потрепанной спортивной сумки. После недавнего убоя он не спал почти двое суток и за это время осознал, что быстро душегуба будет не установить. А завтра, не дай бог, укокошат еще кого-нибудь, и тогда все станет до очередной проблемы. Так что взгляд у Смолова был… коровий. В смысле, все ему сейчас было до лампочки.
О печальных перспективах раскрытия этого убоя Володя Исаков смекнул еще часов двадцать семь назад. Помнится, особенно его тогда порадовали глаза супруги убиенного: «Я вся такая… ну, страдаю. Вот вы там и мудохайтесь». Плюс ко всему, в последние дни Володю всячески стращали двумя неделями комплексной проверки, к которой, как известно, подготовиться практически нереально. Даже несмотря на то, что Исаков все-таки дал ленивые указания личному составу с размаху внести что-нибудь в описи. А вообще, ситуация складывалась удручающая: на шестнадцать трупов – два раскрытия и сдохший картридж от ксерокса. «Начнут проверять отсутствие противогазов – дойду до хамства и не соответствия в их рапортах». Впрочем, дальше фронта не пошлют.
А в соседней комнате осваивал новую технику оперуполномоченный Гена Певзнер. Завидуя юмору начальника, он выбивал из клавиатуры лозунг для пустующих площадей стенда наглядной агитации. Напечатав: «Смерть врагам…», Гена задумался. Потом вздохнул и стер написанное. Однако в подушечки пальцев все равно лезло одно лишь: «Смерть врагам…» Певзнер снова вздохнул, затем долго пытался корректно выключить компьютер, вконец запутался, психанул и, услышав спасительное урчание электрочайника в канцелярии, вышел.
|
|
– …Слышь, Васильич, впервые вижу подобное! – подал голос Исаков.
– А в чем уникальность-то? – лениво поинтересовался Смолетт.
– Дывысь, – Володя протянул ему документ, – в скобках даются примечания. Это не только нетипично, это неестественно! Полнее примечаний исполнителей, чем «смеется» или «картавит», я не встречал. А ведь через меня этой макулатуры прошли вагоны. Нет, ты сам посмотри. Сотрудник технического отдела не копировал запись. Он вслушивался в мельчайшие интонации! Он дает фактически полные человеческие характеристики фигурантов. А учитывая, что о них он не имеет ни малейшей информации, и то, что они точны, – это завораживает. К тому же он образован, есть чувство юмора и так далее…
– М-да, действительно странно, что пропустили. Должны были наказать, наорать… – задумчиво пробормотал Смолов, просматривая сводку.
– У нас редко, но толковые вещи выныривают. Да он поэт… в душе.
– Ну-у… согласен. Вот только мы не редакция литературного альманаха!
– Это ты зря, Васильич! Гениально делает! В конце концов мы тоже не батальон патрульно-постовой…
– Ага. Скорее, врангелевская контрразведка после взятия перекопа махновцами. Впрочем, согласен. Посему, когда выпьешь дежурный стакан и проспишься, придумай любой не идиотский предлог, выйди непосредственно на исполнителя и попроси заглянуть ко мне.
|
|
– Фу-ты ну-ты!
– Да, я хочу видеть этого человека!
– Опять двадцать пять!.. А если это она?
– Значит, я перетащу в наше богобоязненное подразделение ОНУ!
В этот момент в комнату втиснулся Певзнер. Он старательно погасил окурок о мусорное блюдце, в результате чего несколько хабариков сползли на стол под бумаги. Гена тут же демонстративно аккуратно накрыл их своими неподписанными запросами.
– Господин старший майор, с меня на сегодня хватит!
– А с меня, очевидно, нет? – осторожно спросил Смолов.
– Я им так отпечатал, сяк подписал, эдак исходящий слиповал! Глумятся: теперь подай им гербовую печать!
– Ну а ты им?
– Ну и я им: «Подпись Чубайса не желаете? Крысы тыловые».
– А характер у нее, ну прямо бешеный: я звоню – она трубку вешает, – напел Смолов.
– Точно, – подтвердил Гена.
– Надо же, какая неожиданность!
Он перелистал справочник ГУВД и набрал искомый номер. Правда, набрал не с первого раза, поскольку диск телефона заедал с незапамятных времен.
– Герасим Сергеич, тут мои охламоны не учли наиважнейший фактор горба нашей державы… В смысле герба… Понимаю! Не нам отменять заведенный порядок… Ну уж простите нас убогих… Начальников, да, пруд пруди… Угу… Утопиться хочется… Уму… Вот так… Так-так… Абсолютно не согласен… Что?… Ну пиши, ваяй… Я?… Им подотрусь.
Виктор Васильевич в сердцах жахнул трубкой, после чего в кабинете естественным образом образовались полминуты тишины-передышки.
– Мужики, а я чего-то не врубился? А за фига вы в кабинет портрет Римского-Корсакова повесили? – неожиданно отвлекся Певзнер, взгляд которого случайно упал на могучую репродукцию, вздыбившуюся картоном на лбу создателя «Дубинушки».
|
|
– Кого повесили? – не понял Исаков.
– Читай, там все написано, – пояснил до сих пор не остывший от эмоций Смолов.
Гена подошел поближе и близоруко прищурился. Непосредственно под репродукцией, прямо на обоях, синим маркером было выведено: «Очень похож на Гнесина – „Клавишу“ – 08.01 зарезал начальника депо в Тихвине».
– Понял. Вопросов больше не имею.
– А у вас, Гена, скоро девчата пинкертонить будут, – наябедничал Исаков. – Вон, Васильич согласен взять к себе существо неопределенного пока пола.
– Подумаешь, испугал ежа голой жопой! – заносчиво ответил Певзнер. – Вон у розыскников, у Серпухова, уже год как теща агентом оформлена. Главковскую проверку прошла, на контрольной встрече с представителем центрального аппарата не подкачала!.. Кстати, а кто такая? Что за баба-то?
– Сирота, наверное, – хохотнул Исаков. – А муж ее – запойный токсикоман, мечтающий иметь третьего ребенка. И она хочет его за это расчленить. Иначе бы к нам не пошла…
Ровно через две недели в кабинете замначальника Управления «Р» в присутствии Смолетта, который в буквальном смысле слова привел ее сюда за ручку, Катя Востроилова дала согласие перейти из контролеров ПТП в отдел Смолова. Особых проблем при этом не возникло. А чувственный монолог Катерины сразил Зама буквально наповал:
– …Я закончила Институт физкультуры им. Лесгафта по кафедре стрельбы из лука, разошлась с полутора творческими ботаниками, месяц назад у моих родителей сгорела дача в Сестрорецке, меня тошнит от Льва Толстого, и я подслушиваю сто шестьдесят часов в месяц разговоры дэбилов различного калибра. Все это время мне не доверяли табельного оружия, поэтому я еще существую. Вчера в метро я в самый неожиданный момент залепила звонкую пощечину одному хаму с истерическим воплем – «12 июня 1999 года в 19:53 вы обесчестили меня на опрокинутой скамейке слева от входа в ЦПКиО им. Кржижановского Гэ.эМ. в городе Луга, после просмотра киноленты „Скромное обаяние буржуазии“!..» Это я к тому, что творческий потенциал есть.
Замначальника сумел лишь тихо выдавить: «Не сомневаюсь…»
Катя не врала. Так вышло, что она поддалась на уговоры Зырянова и затесалась в контролеры ПТП. И не потому, что любила подсматривать в замочную скважину. Просто ей казалось, что она узнает жизнь, как она есть. Более того, с самого начала ей представлялось, что ее работа – это некая форма фантастического аппарата, улавливающего мысли.
Однако достаточно быстро Востроилова врубилась, что, как правило, слышит исключительно вранье. Но при этом она научилась разбираться в интонациях, нюансах. В жизни порой это помогало и выручало. Другое дело, что со временем от монотонности и узости тем ее стало тошнить – уж очень мало слышала она умных и достойных разговоров. Но иногда Катя умудрялась воспарить над темами и позволяла себе лишнее. Впрочем, такая же она была и в иных служебных делах.
В общем, так: Востроилова стала не контролером, а радистом. И это уже песня иная.
Катерина выскочила из здания Управления и посмотрела на часы. Времени на то, чтобы привести морду лица и ведьминские косы в нечто воздушное, а-ля Мэрилин Монро, или, учитывая природную рыжесть, в а-ля ранняя Николь Кидман, оставалось всего ничего. По пути к метро она перебрала в уме все те места, где сейчас ее могли понять и принять. Причем и то, и другое – вне очереди. По всему выходило, что в данной ситуации помочь могли исключительно старые клубные знакомства. Катя выловила в сумке мобильник и набрала заветный номер:
– Костик, привет! Это я, твоя девочка-мультик, девочка-мечта…
– Мышка-малышка! Дорогая, я уж не чаял встретиться с тобой! Говорят, ты ушла в глубоко законспирированные структуры? Небось добралась до пещеры Али-Бабы раньше нас всех?
– Не без этого, – уклончиво ответила Катерина, удивившись необычайной осведомленности цирюльника.
– Чем могу быть полезен? Решила замаскироваться под женщину-вамп? Давно пора. В общем, так, рыжая: у меня есть сорок минут, посему давай очаровывай первого попавшегося гастарбайтера и лети ко мне. – Костика было не остановить, но, тем не менее, он, как всегда, бил в точку и не разменивался на церемонии.
– Спасибо, буду у тебя через десять минут, а ты пока грей щипцы.
– Фи, дорогая, это совет коновалу, но уж никак не мастеру высшего класса. На фоне которого, заметь, не то что какой-то занюханный Сережа Зверев, а сама Долорес Кондрашова отдыхает. Все. Жду, пусик, жду…
Хотя долетевшая на частнике Катя и появилась в салоне спустя семь минут и сорок секунд, Костик уже нетерпеливо постукивал отполированным ноготком по столу. В углу в плюшевом кресле жалась девочка в пальтишке от Кляйна. Вид у нее был испуганный и в то же время заинтересованный, так что Катя даже поспорила сама с собой: кем именно мастер гребешка представил ее девице, высвобождая время и место для нее, любимой. «Если подойдет просить автограф, назовусь, как минимум, звездой мюзикла „Мама миа“. Или новой пассией Хабенского», – решила Востроилова.
– Ну что, милочка, будем делать красоту или естественность? – защебетал над ней Костик и жеманно вздохнул: – Хотя чего тебя спрашивать… Всегда сам, все сам…
Через полчаса Катерина вылетела из салона с нимбом рыжих волос. «Девочка в Кляйне», хоть и пялилась на нее во все глаза, однако подойти так и не осмелилась. Похоже, фантазия у Костика оказалась богаче, нежели можно было от него ожидать.
А Козырев тем временем изнемогал у «Горьковской», терзаемый вопросом – надо ли покупать букет? Пустой бумажник решительно протестовал. А вот разум настаивал на том, что отсутствие пахнущего веника может быть расценено, как проявление прижимистости. В упорной и продолжительной борьбе, хотя и по очкам, побеждали деньги. Вернее, их катастрофическое отсутствие. Ведь даже тех, которые с утра удалось перехватить у бережливого Эдика, хватало исключительно на манерный кофе. С плюшками, но никак не с коньяком.
Процесс обдумывания – розы или плюшки – прервался внезапным появлением Катерины. Несмотря на все свои профессиональные навыки, Паша опознал ее далеко не сразу: уж больно не вязалась выпорхнувшая из теплого метро фея со смешливой девчонкой из оперативного экипажа Управления «Р».
– Привет, кавалер. – Катерина аж зарумянилась от произведенного эффекта, оценив ошарашенный козыревский взгляд. – А ведь пару часов назад кто-то хвастался своей феноменальной зрительной памятью.
– Просто ты… вы сегодня такая, – промямлил Паша.
– Слушай, давай уже на «ты»? А то на «вы» я начинаю себя ощущать какой-то старухой древней. В конце концов – у нас романтическое свидание или как?
– Надеюсь, что романтическое.
– Вот и отлично. Ну что, какой приют для странников ты предпочитаешь в это время суток?
Козырев не глядя махнул рукой. Таким образом, жребий выпал на «Идеальную чашку». Не дожидаясь, пока парень придет в себя, Катя первой направилась в сторону кафе. Паша печально поплелся за ней. Он попытался взглянуть на себя со стороны и тут же поморщился: она – прелестная даже в своей неприметной курточке цвета хаки. И он – в нестиранных с месяц джинсах, которые когда-то были небесно-голубыми, плюс запыленная куртка.
Да уж, красавица и серое чудовище.
Несмотря на произведенный в прологе встречи фурор, Катерина все равно немного нервничала. А посему решила отойти от принципов и, едва они обустроились в зале для курящих, вытащила из потайного карманчика объемной сумки пачку ментолового «Вога». Паша попробовал подсуетиться, но так долго рылся в карманах в поисках зажигалки, что его обогнал нахальный яппи, который, стараясь угодить даме, услужливо перегнулся через свой столик.
Пока Катя наслаждалась первой затяжкой, Козырев так зыркнул на нежданного соперника, что тот быстро зарылся носом в свой капучино.
Разговор не клеился. Уже были обговорены вежливые «как дела?» и выпиты полчашки эспрессо, когда Паша понял, что ещё чуть-чуть, – и ему скажут «ариведерчи» навсегда. Кате тоже не вполне удавалось обычное в таких ситуациях щебетание. И все же именно она нашлась первой:
– Знаешь, я бы хотела купить себе «железного коня», – доверительно обратилась к Паше Востроилова, у которой и в мыслях не было пересаживаться с метро – единственного транспорта в Петербурге, у которого отсутствовала проблема пробок.
Сработало! Паша предсказуемо воспрянул:
– Готов помочь. Правда, не деньгами, а всего лишь ценным советом.
После этого он разразился монологом о преимуществе тех или иных марок, как российского, так и зарубежного автопрома. Причем рассказывал с таким азартом, что Катерина даже залюбовалась румянцем на его лице. И это притом, что Востроилова всегда искренне не понимала, как вообще можно любить неживую природу в целом и автомобили, как одну из ее составляющих, в частности.
Автоликбез был прерван в самый разгар обсуждения преимуществ одного типа двигателей перед другими. А прерван он был все тем же дурацким яппи: проходя мимо их столика, он так засмотрелся на Катерину, что налетел на Козырева и уронил свой пакет, из которого посыпались диски.
Рассмеявшись, ребята бросились ему помогать, чем еще больше смутили «белого воротничка». Собирая с пола диски, Катерина профессионально (как-никак два года «продиджеила» в одном из самых модных клубов Питера!) оценила, какую музыку нынче слушает молодой бизнес. Помимо прочего, в коллекции неуклюжего воздыхателя оказался сингл Шакиры и Бионси, которого в ее коллекции не было. Катя столь увлеченно рассматривала обложку, что Козырев не удержался и позднее, когда парень, поблагодарив, окончательно удалился, спросил:
– А что из музыки ты любишь?
И тут уже Катерина не ударила в грязь лицом. А ее «искусствоведческий» монолог оказался даже длиннее Пашиного.
– Если хочешь, можем когда-нибудь сходить в мой клуб, – под конец предложила она и тут же удивилась самой себе. О том, что в свое время она подрабатывала крутя диски на танцполах под ником DJ-MouseMouse, не знал даже Смолов. – Ты не думай, там не всегда шумно, и треки не голимая попса.
Со стороны было похоже, что она оправдывается перед Козыревым за столь гламурное предложение.
– Конечно, давай сходим при случае, – немедленно согласился Паша, который до сих пор был поклонником исключительно отечественного рока. Он украдкой посмотрел на Катерину и окончательно решил для себя, что пойдет куда угодно, хотя бы даже в это логово длинноногих блондинок и педиков, но лишь бы с ней.
Востроилова буквально зажмурилась от удовольствия. Ей вдруг захотелось показать Козыреву не только ту Катю, которая умеет справляться с паяльником и устанавливать радиозакладки, но и Катю другую – легкомысленную, ветреную. Такую, какую не знал даже Виталий, стеснявшийся в ее присутствии говорить о том, что читает не Толстого с Коэлью, а книгу Малахова «Мои любимые блондинки».
– Слушай, Кать. Погода хоть и не фонтан, но, может, прогуляемся немного? – попросил Паша и легонько коснулся пальцами ее руки.
Это прикосновение смутило ее и понравилось одновременно. Востроилова просто кивнула, и уже через пару минут, не сговариваясь, они двинули к Петропавловке. Здесь, как дети малые, они повеселились на коленях у шемякинского Петра, затем попрятались друг от друга в колоннах Кунсткамеры, посмеялись над тем, что факультет журналистики, по слухам, расположен в здании, в котором раньше столовался публичный дом, погрелись в бистро, потряслись на трамвайчике до Смоленского кладбища, покружили у часовенки Ксении Блаженной…
До «Приморской» Катя и Паша дошли уже взявшись за руки. Они еще немного попровожали друг друга на пересадочной «Маяковской», после чего Катя вскочила в закрывающиеся двери вагона, успев в самую последнюю секунду что-то сунуть ему в руку. Когда электропоезд скрылся в тоннеле, Козырев раскрыл ладонь и увидел, что это смятая пустая сигаретная пачка из-под «Вога», на которой шариковой ручкой было выведено:
«Мог бы и сам догадаться, кавалер! Запиши, а то потеряешь: 8-911-238-94-** К».
И когда это она успела?
Глава седьмая
Можно решать жутко важные дела всю жизнь и на старости лет есть сухой хлеб, на который так легко мажутся ваши бывшие заслуги. Но хлеб с этого не становится вкуснее…
А. Белянин. Опергруппа в деревне
В тот вечер понедельника, который для подавляющего большинства горожан оказался по определению тяжел, состоялось еще как минимум одно романтическое свидание. Хотя по своему формату оно скорее походило на demo-версию такового, так как оказалось по-деловому кратким и не завершилось пешей прогулкой по вечернему городу.
Инициатором свидания выступил Ладонин, который в течение дня ощущал некоторую вину перед Полиной. Может быть, «вина» в данном случае слишком сильное слово, но то, что накануне он повел себя по-свински, – это точно. Банально нажрался – это еще полбеды. Но учиненный по телефону в третьем часу ночи скандал – явный перебор. А пьяный разбор полетов Игорь устроил, когда узнал, что Полина, не поставив его в известность, сбежала ночевать из Репино в свою квартиру на Съезжинской. Хорошо еще, у нее хватило ума и терпения уговорить его не ехать в город в столь поздний час и в таком состоянии. В противном случае утреннее пробуждение могло быть на порядок противнее. И хотя график рабочих встреч на сегодня был плотным и расписан до полуночи, Ладонин умудрился выкроить часик для примирительного ужина в «Капитане Куке», что на Малой Конюшенной. Более того, по дороге он успел заехать в ювелирный бутик, где приобрел индульгенцию в виде первого попавшегося на глаза колечка с прозрачным брюликом.
Водитель Сева доставил Полину прямо к дверям заведения, нахально проигнорировав многочисленные указатели и знаки, предупреждающие, что проезд по улице в связи с ее пешеходным статусом воспрещен.
Ольховская потянула дверь на себя и едва успела преодолеть две из девяти ведущих вниз ступенек, как навстречу выскочила молоденькая официантка. Полностью перегородив узенький спуск своим внушительных размеров бюстом, она подобострастно защебетала:
– Добрый вечер. Игорь Михайлович уже подъехал и ждет вас. Пойдемте, я провожу.
Полина чуть ревниво, сугубо по-женски поморщилась, представив, сколь часто Игорь засматривается на эту вываливающуюся из униформенной блузки грудь, в сравнении с которой ее собственные мячики безусловно проигрывали по всем позициям, и недовольно пробурчала:
– Спасибо. Для начала мне нужно в дамскую комнату.
– О, конечно, вниз и налево. Вас…
– Не надо, я знаю, где это.
– Вас подождать?
– Большое спасибо, – почти зарычала Полина. Еще не хватало, чтобы эта девица наблюдала за тем, как она штукатурится. – Я справлюсь.
Она прошла к туалету и только теперь вспомнила, что сумочка с косметическим боекомплектом осталась в машине. Полина вернулась к лестнице и буквально нос к носу столкнулась со спускавшимся пареньком студенчески-зачуханного вида. «Э-э, братец, похоже, ты ошибся дверью. Местный прейскурант явно не по твоей стипендии», – подумала она, чуть отстраняясь. Меж тем паренек отчего-то стушевался, покраснел и сделал попытку сдать назад.
– Проходите, молодой человек, – улыбнулась Полина, прижимаясь к стене.
Парню ничего не оставалось, как прошмыгнуть мимо нее. А вот Ольховская снова некстати вспомнила официантку: «Н-да, с моей грудью можно запросто разминуться даже на такой узенькой лестнице».
Приметив Полину, Ладонин поднялся и дежурно чмокнул ее в щечку. Затем, залпом выпив стоящую на столе бутылочку минералки, он достал из внутреннего кармана кольцо:
– Вот. Носи на здоровье. И прости. Я был не вполне прав.
– Не вполне? – уточнила Полина.
– Хорошо, пусть будет просто «не прав», – легко согласился Ладонин. Усаживаясь обратно, он качнул стол, погасив зажженные в честь VIP-клиентов свечи. Тут же откуда-то вынырнула давешняя официантка. Ловким движением руки она восстановила романтический флер и застыла в почтительном ожидании.
– Что будешь заказывать?
– Закажи сам. Мне все равно.
– Хорошо. Тогда, Ирочка, будьте любезны: два салата – мне с креветками, а девушке – овощной. Еще, пожалуй, я съем жюльен, а вот на горячее… На ваш вкус. Но только не рыбу – с карпами я сегодня уже имел удовольствие общаться.
– Извините, а пить что будете?
– О, только не произносите сегодня это слово… Принесите мне минералки. Той, которая на столе, мне явно недостаточно. А ты?
– Бокал сухого красного.
– Замечательно. Единственная просьба, Ирочка, по возможности все сделать быстро. Мы торопимся.
– Конечно, Игорь Михайлович. Через пять минут все будет готово, – промурлыкала официантка и удалилась, усердно покачивая бедрами.
– Интересно, а в каком месте у нее прикреплен беджик?
– Ты имеешь в виду, откуда я знаю ее имя? Ну так я многих здесь знаю по именам. Включая директора этого почтенного заведения.
– С директором ты общаешься столь же игриво?
– Брось. Ревность к официантке – это не просто глупость, а глупость в кубе.
– Должен же быть среди нас двоих хотя бы один глупый? Так вот, я охотно берусь исполнить эту миссию. Все равно на большее я, похоже, не гожусь.
– Полин, перестань, а? Лучше скажи, как тебе мой подарок?
– Чудный, спасибо. Вот только боюсь, что для подаренных тобою колец у меня перестает хватать конечностей, – ответила Полина, удержавшись от едкого замечания, что скромное обручальное колечко рублей за восемьсот она носила бы с гораздо большим удовольствием.
– Носи по два на каждом пальце. А что? Выдадим за новую модную фишку и станем зачинателями гламурного направления. Вот увидишь: народ поведется.
– Лучше бы мы стали зачинателями новой жизни, – тихо проговорила Полина.
– Мне кажется, сейчас не лучшее время и место для таких разговоров, – поморщился Ладонин. – Давай поговорим об этом позже. И всяко не здесь.
– А где и когда? Когда у тебя найдется немного времени для меня?
– А сейчас я, по-твоему, чем занимаюсь?
– Ты занимаешься своим бизнесом. Кстати, прими звонок, у тебя мобильный в кармане разрывается.
– А ч-черт, и правда…
Пока Ладонин переговаривался, Ирочка принесла салаты, и Игорь с преувеличенной жадностью набросился на еду, явно стараясь не возвращаться к прерванной теме.
Потом были еще звонки, а за ними – жюльен и горячее. Затем в зале врубили музыку, после чего стало совсем не до разговоров. В какой-то момент Полина плюнула и заказала себе еще бокал вина. В конце концов, говорят, что где-то в нем и обретается истина.
Такое вот получилось романтическое свидание. Как пророчествовал покойный бригадир Нестеров: «За деньги – это у нас особый разговор. А вот романтики – хоть жопой ешь».
– Слушай, Полин, я своего водителя на сегодня уже отпустил… Так что, давай собирайся: сначала тебя на Петроградку забросим, а потом Сева повезет меня в Лахту.
– Езжайте сразу. Я сама доберусь.
– Не понял? Тебе, типа, западло ехать со мной в одной машине?
– Следите за речью, господин бизнесмен. Подобного рода аргоизмы – признак дурновкусицы, это я вам как бывший филолог говорю. Мне – не западло. Просто я хотела немного прогуляться.
– Куда прогуляться?
– Просто пройтись по Невскому, по Фонтанке. Я сто лет не была в центре. Вернее – сто лет не бродила по городу пешком. Не сочти за каприз.
– Ну-ну, девушка по городу шагает босиком… – вспомнил Ладонин строчку из популярного шлягера.
Полина невольно вздрогнула, ассоциативно вспомнив, что именно при схожих обстоятельствах состоялось ее знакомство с Камышом. Правда, было это еще в позапрошлой жизни. Интересно, как он? Что он? Да и жив ли вообще с его-то характером и бурной биографией?…
– Хорошо, тогда поступим так, – прервал ее воспоминания Игорь. – Севка отвезет меня на встречу и сразу вернется за тобой. Надеюсь, часа для удовлетворения ностальгических потребностей тебе будет достаточно? Равно как то, что в течение часа тебя никто не похитит.
– Я тоже надеюсь. Тем более, что с новым кольцом моя номинальная стоимость резко подскочила.
– Ох и язва ты, Полина, – вздохнул Ладонин, вынимая из бумажника кредитку.
– Так сразу и язва? Всего лишь маленькая болячка.
– Ну-ну, не скромничай.
– А почему бы и нет? Помнишь, у Шварца? Любую девушку украшают две вещи: скромность и прозрачное платьице.
– Неплохо сказано. А Шварц – это кто? Вице-президент из Райфинзербанка?
– Игорь! – возмутилась Ольховская. – Как можно быть таким дремучим человеком?
– Почему сразу дремучим? Ты вот знаешь Шварца, а я, к примеру, знаком с творчеством Бадри и Мирыча. А знаешь, какие малявы недавно рассылал из «Крестов» Паша Рязанский, который прямо оттуда собирался баллотироваться в Думу? Это ж не малява – песня! Былина!
Ладонин задумался на секунду и принялся цитировать по памяти:
«Арестанты! В своей предвыборной программе я настаиваю на изменении системы и сделаю все возможное, чтобы тотальные аресты были заменены до суда поручительствами и залогами, как в цивилизованном мире. Передавайте мое обращение по хатам. Надеюсь…»
– Все, хватит, – перебила Полина. – Не желаю слушать этот бред. Давай, поезжай в свою Лахту, к своим «утюгам», а я направляюсь в театральную кассу и беру любые билеты, в любой театр на ближайшие выходные. И не вздумай отвертеться! Давно пора взяться за твое духовное воспитание.
– Попробуй, – примирился Ладонин, – Но очень тебя прошу: всё что угодно – только не балет. Ну не могу я смотреть на этих педиков в трико. Со школьных культпоходов на дух не переношу. Сразу блевать тянет.
– Господин бизнесмен!
– Понял-понял. Я хотел сказать: сразу тянет к самоочищению организма. Но согласись как филолог: «блевать» в данном случае звучит гораздо сочнее…
Через несколько минут «броневик» Ладонина, рыкнув по-звериному, сорвался с места и, распугивая прохожих, вырулил на Невский. Полина еще не успела дойти до памятника Гоголю, как невесть откуда взявшаяся скромная «десятка» пролетела мимо нее тем же макаром. «Крутых нынче развелось! Плюнуть некуда – обязательно в крутого попадешь, – подумалось Ольховской. – Наплевать на знаки, на гаишников, ни черта не боятся. Пешеходная зона… Скоро для несчастных пешеходов особые резервации придется делать. Дабы люди могли попастись в относительной безопасности. За колючей проволокой».
Полина не спеша добрела до канала Грибоедова, застыла было в нерешительности – куда свернуть? – но, вспомнив о местонахождении ближайшей театральной кассы, двинулась прямо, на угол Михайловской и Невского. Толкнув перед собой дверь, она вошла в увешанное рекламными плакатами помещение и была остановлена грозным окриком:
– Куда претесь, девушка? Мы уже закрылись!
«Вот тебе и духовное воспитание. Культурная, блин, столица», – подумала Ольховская. Ей стоило немалого труда сдержаться и ответить показавшейся в кассовом окошечке вздорной тетке как можно спокойнее:
– Во-первых, я не прусь, а вхожу. А во-вторых, дверь была открыта.
– А читать вас в школе не учили? Русским языком написано: «Часы работы с 10 до 20».
Полина автоматически оглянулась на дверь. Она собиралась ответить тетке более доступным русским языком, однако ее взгляд неожиданно выхватил из общей массы мельтешивших на Невском прохожих отпрянувшего от витрины парня. Никаких сомнений – это был тот самый «студент», с которым час назад она столкнулась на лестнице в «Капитане Куке». В подобные совпадения бывшая «грузчица» Ольховская не верила.
«Так, Валерьевна, похоже, у вас образовались проблемы… Угодно было вам других в объект рядить – извольте на себя примерить… Черт, Игорь как накаркал. А вдруг меня и вправду собрались похитить?… Глупости, кому я теперь-то понадобилась?… Ладно, спокойствие, только спокойствие. Никто на Невском на меня нападать не станет. В конце концов, возможно, у меня всего лишь приступ дежавю. Но проверить надо».
Полина, так и не вступив в полемику с грубиянкой-кассиршей, вышла на Невский и, как ни в чем не бывало, двинулась в сторону Пассажа. Не будучи асом наружки, почувствовать затылком слежку она не могла, а посему, пройдя метров тридцать, украдкой бросила взгляд в большое витринное стекло – парень шел за ней. «А может, просто поклонник? Такая, знаете ли, любовь с первого взгляда?… Щас, размечтались, Полина Валерьевна! Не слишком ли много вы о себе воображаете?»
Самоуничижаясь, она добрела до Пассажа и, резко сменив курс, вошла в гигантскую стеклянную вертушку главного входа. Дверь оборачивалась автоматически, так что нехитрым маневром Полина немного увеличила дистанцию между собой и преследователем. Ускорив шаг, Ольховская метнулась в секцию нижнего белья и заняла позицию у стеллажей таким образом, чтобы вполоборота видеть фланирующих по общему залу посетителей. Финт удался – парень явно потерял ее из виду. Дойдя до центра зала, он остановился у цветочного киоска, растерянно поозирался по сторонам и, чуть склонив голову влево, принялся шевелить губами.
Уф-ф! У Полины немного отлегло от сердца. Выносной мобильной гарнитуры у парня она не заметила, и это означало, что в данный момент тот общается по скрытоносимой станции. Следовательно, никакие это не похитители – наши. В смысле, родная наружка. Минуту спустя ее догадка подтвердилась: рядом с парнем остановился и перебросился парой фраз ничем не примечательный с виду мужик. Если бы не одно «но» – однажды Ольховская видела этого мужика на точке, когда они совместными усилиями нескольких отделов НН выявляли неблагонадежных элементов на некоем несанкционированном народном шествии. Так что все в масть, все правильно – при работе за бывшими коллегами «прошлых своих» стараются не ставить. Слишком велик риск расшифровки.
В общем, отлечь-то оно отлегло, но тоже, знаете ли, не подарок. Осознавать, что за тобой поставили «ноги», мягко говоря, радости мало. В принципе, Ольховская была в курсе, что периодически за уволившимися из наружки проводят комплекс оперативных мероприятий – мало ли к какой сфере деятельности мог применить свои профессиональные знания гражданский «грузчик»… Но сейчас, припомнив столь раздражившую ее «десятку», которая стартовала на Малой Конюшенной вслед за машиной Игоря, она была уже не вполне уверена, кому именно посвящается сия песня – персонально ей или все-таки Ладонину? Предположение о том, что ее тащат как связь объекта, Полину почему-то задело и даже оскорбило. Как-то это унизительно – ощущать себя «связью». Хотя… Без пресловутого штампика в паспорте кем она ему приходилась? Именно что «связью» – «Нету связи никакой, кроме связи половой…»
Однако срочно следовало что-то предпринимать. Ибо назойливая продавщица, оценив цепким профессиональным взглядом кредитоспособность Ольховской как «очень высокую», тут же принялась впаривать ей кружевные сорочки, бюстгальтеры и прочую атрибутику интимно-альковной жизни. Между тем «грузчики» расположились в зале таким образом, что шансов выйти из секции незамеченной у Полины практически не было. Если б не прокол «молодого», который умудрился дважды попасться ей на глаза, следовало признать, что ребята работали на твердую «четверку».
И тут в голову Ольховской пришла не лишенная остроумия идея: «Ладно, господа бывшие коллеги! Раз вы со мной так, то и я вам покажу, где здесь хунд беграбен!» Для начала, сделав вид, что поддалась уговорам продавщицы, она приобрела более-менее приличные, хотя и непомерно дорогие, трусики. С фирменным пакетиком в руках, не таясь, Полина вышла из секции: мол, смотрите, вот она я, никуда не прячусь, делаю покупки, а вас не вижу и знать не знаю. Она прошла в конец зала, поднялась на третий, административный этаж, без особых проблем миновала ресепшен (Ольховскую здесь знали) и зашла в кабинет, на котором красовалась чуть скошенная, потому как «музейная» табличка «Главный товаровед».
– О, Полина! Здравствуйте, милочка! – метнулась навстречу пышнотелая, накрашенно-наманикюренная тетка в костюмчике «от кутюр» средней руки. Последний та носила отнюдь не по причине стесненности в средствах, а дабы не вызывать излишнего раздражения в глазах подчиненных и клиентуры.
– Здравствуйте, Инесса Александровна! – преувеличенно радостно улыбнулась в ответ Полина.
– Какими судьбами? Шопинг? Трепещите, мужики, мы собрались в бутики?!
– Увы, сегодня, к сожалению, нет.
– Ой ли? Я смотрю, уже что-то прикупили?
– Да это так, мелочушка, просто по ходу дела. Инесса Александровна, у меня мобильник разрядился. Позволите позвонить от вас своему благоверному? А то он наверняка уже рвет и мечет.
– О чем разговор, милочка? Присаживайтесь, звоните. А я пока… Чай, сок, кофе? Или, может быть, по капельке мартини?
– Может быть. Если по капельке… – как бы смущенно согласилась Полина.
– Понимаю-понимаю. Айн момент, – заговорщицки подмигнула «главный товаровед» и полезла в миниатюрный барчик под столом.
Тем временем Ольховская набрала номер Игоря:
– Привет. Ты был прав: удовлетворение моих ностальгических потребностей заняло даже меньше часа.
– А что так?
– Погода как-то не располагает… Вы уже добрались?
– Только что. Где ты? У меня какой-то странный номер определился.
– Я в Пассаже, заскочила погреться к Инессе Александровне.
– Ну, передавай от меня поклоны, – дежурно отреагировал Ладонин. – Так куда Севку отправлять?
– Обязательно передам, – Полина скосила глаза и увидела, как хозяйка кабинета, услышав, что речь идет о ней, зарделась от удовольствия. – Пусть к Пассажу подъезжает. Только, знаешь, здесь кругом сплошные пробки. Так что скажи ему, чтоб где-нибудь на Итальянской прижался. Например, у «Бродячей собачки». Я минут через двадцать туда подойду.
– Понял. Все, извини, Полинушка, у меня параллельный.
– Извиняю. Ты когда дома появишься?
– Ох, не знаю. Думаю, не раньше часа. А что?
– Да, собственно, ничего, – ответила Полина и положила трубку.
Задетая этим самым «а что?», она решила, что не станет рассказывать Ладонину о сегодняшних приключениях. Которые к тому же еще не закончились.
– Все в порядке, милочка?…
– О да, более чем.
– Тогда прошу к столу, – торжественно объявила Инесса Александровна. – Три капельки мартини…
Н-да, Полину всегда приводила в изумление способность хозяйки кабинета в считаные минуты накрывать роскошную поляну, – ассортимент которой вполне способен потягаться с кладовыми элитного ресторана. И то сказать: товаровед – это звучит гордо. Помнится, это еще Райкин говорил.
В конечном итоге коварный план Ольховской сработал на все сто. Опустошив на двоих бутылочку мартини, которая под экзотические деликатесы и обмен светскими новостями пошла на удивление легко, Полина засобиралась. Как бы невзначай она попросила хозяйку воспользоваться (дескать, так удобнее и быстрее) запасным выходом, будучи в курсе наличия в кабинете второй двери, выводящей прямиком на закрученную винтом черную лестницу. Что само по себе чрезвычайно удобно в случае внезапных налоговых проверок.