Мисс Ратклифф взяла медный колокольчик, который стоял возле её тарелки, и позвонила два или три раза. Позади неё открылась дверь, вошла женщина и встала возле её кресла. Это была та же самая смуглая женщина, которая открыла дверь вчера.
«Это Мария же сказала мисс Ратклифф. «Она плохо понимает по-английски, но я скажу ей, куда вас повести и что вам нужно купить.» Она повернулась и заговорила с Марией по-арабски.
«Я попросила её сперва повести вас на почту»-объяснила мисс Ратклифф. «Затем вы пойдёте к Дамасским воротам и вернётесь через Старый Город. Там, на рынке, вы сможете подобрать себе всё необходимое. Мария поможет вам распорядиться деньгами.»
Через пять минут Мария и я уже шли к центру Иерусалима. На макушке головы Марии было небольшое плотно повязанное кольцо ткани, на котором стояла пустая круглая корзина из тростника. Я ещё раз вспомнила своё видение и женщину с кувшином на голове. Очевидно, так арабские женщины, без всякого усилия, носили груз на своей голове.
Мария знало очень мало слов по-английски, но она смогла показать мне самое интересное. Мы пошли тем же самым путём, которым мисс Густафссон и я шли накануне, по дороге на Яффу в северном направлении. На площади Алленбай мы повернули направо и попали на почту, где за четыре доллара, я арендовала свой
почтовый ящик на целый год. Продолжая идти на восток вдоль северной стены Старого города, мы пришли к широким воротам с аркой перед обширным пространством, выложенным булыжником.
«Дамасские ворота»-сказала Мария.
Перед воротами было несколько куч животных овец, ослов и верблюдов На некотором расстоянии по обе стороны стояли деревянные прилавки с рядами открытых мешков. В одном месте в мешках были разные виды муки грубого помола. Дальше я увидела мешки с рисом, сахаром и чечевицей. Другие прилавки были заставлены дровами или древесным углём.
|
|
Возле одной из каменных колонн ворот стоял мужчина с большой плетёной корзиной, прикреплённой к спине. Мария помахала ему, и он пошёл за нами через ворота. Вскоре мы оказались в лабиринте узких мощёных улиц, которые тянулись между рядами магазинчиков. В некоторых местах над улицами нависали каменные арки; в других стены домов с обеих сторон так выдавались, что почти соприкасались посередине улицы. Внизу преобладала искуственная полутьма. Я не могла себе представить, чтобы кто-то мог ориентироваться во всём этом, но Мария чувствовала себя как дома.
В каждом районе была своя собственная продукция. Одну улицу занимали жестянщики и прочие мастера по металлу, на другой были сапожники. Я заметила один участок, где были выставлены коврики и ковры, в другом месте был фарфор, стекло и керамика. Мы прошли через длинную секцию с фруктами и овощами, а потом с разными видами свежего мяса Над мясом роились тучи мух, но, как казалось, никто и не думал отгонять их.
Когда я стояла перед мясной лавкой, поджидая Марию, мимо меня прошёл мужчина с бочкой и опрокинул на каменный пол кучу овечьих голов только что снятых и без кожи. Не успела я переварить это зрелище, как пришёл ещё один мужчина с большой бочкой, в которой были туши овец. Я засомневалась в том, что смогу отныне есть баранину и получать от этого удовольствие.
На одном углу Мария показала на улицу, где почти никого не было видно. «Яхуд!»- сказала она. «Евреи!» Она положила свою голову на руки, как будто отдыхая Я поняла, что это была суббота, и Евреи праздновали свою «субботу.»
|
|
Но во всех других районах было шумно и оживлённо. Люди и животные шли нескончаемым потоком в обоих направлениях по узким уличным проходам. В магазинах покупатели шумно торговались с продавцами, внимательно следя, как те отвешивали товар на металлических весах, подвешенных к потолку.
В дополнение к звукам незнакомого языка, воздух был наполнен странной смесью резких запахов иссопа, перца, жареного кофе, жира, свежеиспечённого хлеба, чеснока, которым пахло ото всех, потом людей и зверей и испражнениями неисчислимого количества животных. Это было слишком для моих органов чувств.
Я обратила внимание, что нигде не было ярлыков с ценами. Перед каждой покупкой Мария оживлённо торговалась, прежде чем дать деньги. Если ей не нравились цены в одном магазине, она шла в другой. Сама идея торгования из-за дюжины яиц и фунта картофеля была непривычна для меня. Ясно, что времени здесь не придавали значения. Человек с корзиной терпеливо следовал за нами от одного прилавка до другого. После того, как была сделана очередная покупка, он наклонялся вперёд, и Мария складывала в корзину свои покупки.
Наконец, все мы трое вышли на более свободное пространство, которое вело к высоким железным воротам, которые Мария обозначила как ворота на Яффу. К этому времени корзина на голове мужчины была полной. Внизу, хотя и скрытая плетением корзины, была видна канистра с керосином на 15 литров Поверх были сложены разные бакалейные товары: помидоры, огурцы, картофель, чёрные маслины, брынза, бумажный кулёк с сахаром, к тому же были какие-то овощи, которых я никогда раньше не видела. Сверху был примус, совок, большая коробка со спичками и три стеклянных бутылки с молоком, оливковым маслом и метилированным спиртом. А на самом верху красовалась метла, деревянная часть которой была где-то между продуктами.
|
|
К тому же, у Марии на голове была корзина с плоскими круглыми булками хлеба и дюжиной мелких яиц. В одной руке она несла лампу и стеклянный вытяжной верх. Моя часть в общем бремени была крошечная, но весьма существенная для меня ключ от моего только что арендованного почтового ящика, который я надёжно спрятала в свою сумку. Посреди всей этой новизны этот ключик каким-то образом связывал меня с Данией
Пройдя через ворота на Яффу, мы снова вышли на солнце. Мне потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к блеску пыли и камней. Пройдя несколько метров по дороге, я повернулась и проследила стену Старого Города на север. Я не знала, что стена была такой многоцветной. Да и камни самих ворот на Яффу были разных серых оттенков, но камни в стене на север от них были нежного коричневого цвета, который на солнце отливал тёплым цветом.
Когда мы вернулись в дом мисс Ратклифф. человек с корзиной проследовал за нами вниз по каменной лестнице во двор, где он терпеливо склонился, пока Мария вытаскивала свои покупки из его корзины. Теперь меня не удивляло шумное обсуждение между ним и Марией. Они, очевидно, обсуждали, сколько же ему причитается за труды Наконец, они достигли соглашения, и он ушёл, спрятав деньги где-то в складках своей свободной одежды. У меня сложилось впечатление, что он был доволен той суммой, которую получил, но не хотел показать это.
Я тепло поблагодарила Марию за помощь и занялась сортировкой купленного добра Маленькие предметы ставились на полки; более крупные я разместила как можно аккуратнее на полу возле кладовой. Наконец, я взяла свою новую метлу и подмела пол Мисс Ратклифф кратко пояснила мне, что Палестинские деньги основаны на десятичной системе. Фунт состоял из ста пиастров, а пиастр, в свою очередь, из десяти мильем. Когда я привела свою комнату в порядок, я подсчитала, сколько же я потратила:
Бакалея
Керосин
Спирт
Лампа
Примус
Метла и совок
Услуги носильщика
89 пиастров
(примерно 3.56 доллара) 28 пиастров 6 пиастров 47 пиастров 62 пиастра 16 пиастров 15 пиастров 2,64 пиастра
(примерно 10,76 долларов)
После этого у меня осталось примерно четырнадцать долларов в Палестинской валюте и шестьдесят чистыми в виде туристических чеков. Я начала подсчитывать, на сколько же мне этого хватит, но потом решила, что это напрасная трата времени. Мои ресурсы скоро явно исчерпаются. Одной или двумя неделями позже какое Это имеет значение?
После полудня прищла,мисс Ратклифф. чтобы посмотреть, как у
меня дела. Я воспользовалась этим случаем, чтобы расспросить её о водном снабжении, упомянув то, что узнала о загрязнении от мисс Густафссон.
«Ну, ситуация вовсе не так уж безнадёжная ответила мисс Ратклифф с улыбкой. «В Иерусалиме всегда была проблема с водой. Сегодня вода качается в некоторые районы города. Но почти во всех домах, построенных во время турецкого владычества, имеются подземные цистерны, в которые собирают дождевую воду с крыши. Так дело обстоит и у нас. Мне кажется, что за все эти годы, мой желудок привык к этой воде так или иначе, но я обычно не кипячу воду.»
Чуть позднее Мария преподала мне первый урок обращения с примусом. Прежде всего, она наполнила ёмкость керосином. Затем она налила метилированного спирта в жёлоб наверху и подожгла его. Несколько энергичных движений нагнетательным насосом и керосин, поднявшись вверх по вертикальной трубке, через отверстия в головке соединился с теплом от метилированного спирта и появилось яркое голубое пламя, которое горело с постоянным шипящим звуком.
В тот вечер я в первый раз приготовила еду на примусе сварила два яйца. Другими элементами моего меню стал салат из латука, помидоров и огурца, булка хлеба из муки грубого помола, немного брынзы, несколько маслин и чашка горячего чая. Я смягчила свой хлеб, обмакнув его в оливковое масло, но я не смогла убедить себя в том, что оливковое масло сможет когда-нибудь заменить мне хорошее датское сливочное масло!
Поев, я убрала со стола, и при свете моей новой лампы, я разложила свою Библию и карту Иерусалима. Прежде всего, я внимательно изучила тот маршрут, который мы в тот день прошли с Марией до западной стены Старого Города, вдоль северной стены, через Дамасские ворота, затем на запад к воротам на Яффу, и обратно вдоль западной границы Геенской долины.
После этого, я открыла книгу псалмов и начала искать стихи, в которых говорилось об Иерусалиме. Меня поразили следующие слова: «Ты восстанешь, умилосердишься над Сионом... Ибо рабы Твои возлюбили и камни его. и о прахе его жалеют» (Псалом 101:14,15).
Камни и прах! Как реальны эти слова стали для меня! Но как можно было влюбиться в такие вещи? Я снова остановилась: «Вот. стоят ноги наши во вратах твоих,
Иерусалим» (Псалом 121:2). В то утро мои ноги сделали именно это!
«Просите мира Иерусалиму»-продолжал псалмопевец, «да благоденствуют любящие тебя» (ст. 6). Как много народ Божий в те дни говорил о своей любви к Иерусалиму! Отношение к городу было глубоко личным почти такое, как у ребёнка к матери, или молодого человека к невесте.
Позднее, когда я склонилась в молитве перед тем, как ложиться спать, мой ум снова вернулся к этой теме: «Благодарю Тебя, Господи. что Ты привёл меня в Иерусалим»-снова сказала я. «Я не понимаю, почему я здесь, и не чувствую себя достойной. Но, пожалуйста, помоги мне полюбить этот город, как его любили слуги Твои на протяжении веков.»
8
Моё место
Следующий день был воскресеньем. Я пошла на утреннее собрание у мисс Ратклифф, которое состоялось в длинной узкой комнате на первом этаже. Присутствовало примерно двадцать пять человек, большинство из которых были женщины и дети. Группа детей спела несколько живых песен на арабском. Одну из них я узнала как арабский вариант «Иисус любит меня! Это я знаю.» Затем Британский полицейский в форме рассказал о важности ежедневного чтения Библии. На арабский его переводил араб, который тоже, наверное, был полицейским.
В тот день я написала длинное письмо матери, описав своё путешествие и мои первые впечатления об Иерусалиме Я решила, что с тех пор буду обязательно писать ей, по крайней мере, каждую неделю. Я также написала письма Вальборг. Кристин Сондерби и пастору Расмуссену, указав свой новый адрес.
В последующие дни я начала разрабатывать такой образ жизни. который соответствовал моим новым условиям. Понимая свою нужду в более систематическом ежедневном чтении Библии, я разделила Библию на три главные раздела: исторические книги, от Бытия до Есфири; поэтические и пророческие книги, что охватило весь Ветхий Завет; и Новый Завет. Каждое утро я начинала с чтения Нового Завета; в середине дня я читала из исторических книг; а вечером я заканчивала день поэтическими или пророческими книгами.
В дополнение, я подобрала те темы, которые соответствовали моей новой ситуации: город Иерусалим; сила молитвы, разные формы служения Богу так как я искала предназначенное именно для меня служение в Иерусалиме, и до того времени Бог направлял меня главным образом через мои молитвы. Для каждой темы я подобрала карандаши разного цвета синий для Иерусалима, зелёный для молитвы, красный для служения подчёркивая каждый отрывок соответствущим цветом В конце дня я сравнивала отрывки, подчёркнутые одинаковым цветом из трёх главных разделов Библии, и меня поражало, как они взаимно дополняли друг друга.
Ещё одной из моих нужд было усовершенствование моего английского, Я решила, что могу соединить это с чтением Библии. Я положила рядом обе Библии, читая сперва на датском, а затем на английском. Как только я чувствовала, что освоила новый этап, я пыталась опробовать это с мисс Ратклифф Время от времени я вызывала улыбку на её лице, говоря, что я «опоясалась» в своё пальто или «воспламенила» свой примус а когда я однажды сказала ей, что «мои внутренности заиграли от радости», она громко рассмеялась!
К тому же, я решила уделять время для молитвы о моих бывших школьных коллегах в Корсоре. Вспоминая, как они собирались каждый день в общей комнате во время утреннего кофейного перерыва, и учитывая разницу во времени, я решила молиться о них именно в это время, прося Бога, чтобы Он как-то показал им Себя, настолько же реально, как и и мне.
Вскоре мисс Ратклифф заговорила со мной о необходимости изучения языка. «Чем скорее вы начнёте изучать язык страны, тем лучше»-сказала она.
«С какого языка вы бы посоветовали мне начать?»-спросила я.
«Не имеет смысла учить иврит на нём почти никто не говорил ответила мисс Ратклифф. «Евреи, родившиеся здесь, говорят в основном на арабском. Те, которое иммигрировали из других стран, говорят на своём родном языке и на некоем подобии идиша. Больше всего вам понадобится арабский Женщина, которая играла в воскресенье на пианино, преподаватель.»
Я договорилась с этой арабской женщиной заниматься со мной пять раз в неделю по одному часу за два доллара. После первых Двух недель я была готова всё бросить. Некоторые звуки, особенно гортанные, не были похоже ни на какие другие звуки ни в моём родном языке, ни в каком другом языке, какой я когда-либо слышала. Моё горло болело от попыток произносить их. Написание также было невообразимым, справа налево, с тремя разными вариантами
каждой буквы, в зависимости от того, где они встречались в начале слова, в середине или в конце. Слова также были ужасными Моя учительница сказала, что в арабском языке есть около сорока слов для описания верблюда. Мне казалось, что до конца своей жизни я не смогу выучить подобный язык!
Посреди всех моих мук с арабским, я неожиданно получила помощь и поддержку. Кроме Марии, была ещё одна пожилая, слепая арабка, по имени Нижмех, которая тоже жила у мисс Ратклифф. Общаясь со многими миссионерами, Нижмех прилично выучила английский. Она регулярно читала Библию Брайя на английском и восторженно цитировала из неё наизусть своим сухим, сипловатым голосом. Подобно многим слепым людям, она компенсировала свою слепоту повышенной чувствительностью в других аспектах.
Не имея ничего, кроме своей короткой трости, Нижмех постоянно ходила в Старый Город и проводила там час или два. У неё был талант заводить разговоры с людьми и почти всегда ей удавалось поделиться с ними своей верой во Христа. «Я называю это моей рыболовной приманкой»-объясняла она. «Я стараюсь исполнять слова нашего Господа быть ловцом людей.»
У Нижмех было и время и терпение чтобы помочь мне в изучении арабского. Каждый день, после того, как моя учительница уходила, Нижмех заставляла меня повторять с ней новые слова и фразы, до тех пор, пока моё произношение не удовлетворяло её. Часто мне приходилось повторять одно слово двадцать или тридцать раз, прежде, чем Нижмех восклицала: «Эль-хамд иль-Аллах!»- «Благодарение Богу!»~что свидетельствовало о хорошем результате.
Часто я сопровождала Нижмех в её «рыболовных путешествиях » до самых ворот на Яффу, а затем шла сама по себе, изучая территорию за стенами Старого Города, заглядывая на почту, а вдруг там письмо из Дании. Но ящик был всегда пуст. Не один раз я видела женщин, похожих на ту из моего видения, но ещё ни разу не видела именно ту женщину. Я пришла к выводу, что не имело смысла слишком много думать о ней. Если Бог предусмотрел, чтобы я встретила её, то Он всё устроит так, как Ему это угодно, и в предназначенное Им время.
Однажды, возвращаясь с такой прогулки, я встретила Еврейское погребальное шествие. Впереди шли четыре мужчины, неся носилки, на которых лежало тело, завёрнутое в молитвенную шаль с кисточками. Плачущие плелись позади. Сначала шли мужчины, одетые в чёрное, в чёрных шляпах с широкими полями. Позади них шли женщины, с растрёпанными волосами, спадающими на лицо. Они не переставая кричали изо всех сил. В глазах как мужчин, так и женщин, был застывший пустой и безнадёжный взгляд. Я никогда не видела, чтобы у людей был такой ужас от смерти.... Как им нужно было знать Того, Кто сказал, стоя у могилы Лазаря: «Я воскресение и жизнь!» (см. от Иоанна 11:25).
Наконец, после почти трёхнедельного пребывания в Иерусалиме, я получила письмо от мамы. Мои руки дрожали, когда я открывала его. Я прочитала его, даже не успев закрыть свой почтовый ящик. Мама сообщала все местные новости. Инге, дочка местного почтмейстера, вышла замуж за американского матроса. Ханс Питер, мой друг детства, получил место управляющего местным банком. Когда я подошла к последней фразе, мои глаза наполнились слезами Мама подписала: «Твоя любящая и молящаяся мама.»
Возвращаясь в тот день домой с почты, я зашла в книжный магазин и купила себе Библию на арабском языке. Теперь на моём столе бок о бок стояли три Библии: на датском, английском и на арабском. Однажды я с гордостью сказала Нижмех, что прочитала свой первый Библейский стих на арабском.
«Что это был за стих?»-спросила она.
«Первый стих Евангелия Святого Иоанна.»
«Сколько времени у тебя ушло на это?»
«Примерно два часа.»
«Эль-хамд иль -Аллах!»- прокомментировала Нижмех.
Однажды утром в середине ноября, спустя только месяц после моего прибытия в Иерусалим, я проснулась со странным ощущением, что мир вокруг меня изменился. Был слышен постоянный барабанный звук. Сначала я не поняла, что же изменилось. Затем до меня вдруг дошло шёл дождь! Я видела это сквозь железные решётки своего окна,
Несколько минут я стояла возле окна завороженная, не отводя глаз от дождя. Он падал не каплями, а сплошным полотном, заполняя всё поле моего зрения. В первый раз я увидела дождь, с тех пор, как -приехала в Палестину. Это был долгожданный «ранний дождь», Прервавший засуху, которая стояла с апреля. Дождь шёл без перерыва весь день и ночь. Температура в моей комнате упала на двадцать градусов. Стены и пол покрылись влажной плёнкой.
Когда я провела по ним пальцем, там остался след. Ночью я вынуждена была укрыться всеми одеялами, которые привезла из Дании, чтобы согреться, а во время утреннего чтения Библии мне пришлось накинуть на себя пальто.
Вспоминая свои прогулки по Старому Городу, я подумала об улице, где были выставлены разные нагревательные плитки. Когда дождь наконец перестал, я пошла на ту улицу, шагая по густой и пристающей к туфлям грязи там, где раньше была только пыль. Я изо всех сил старалась делать покупки, как Мария: ходя вдоль разных прилавков и спрашивая везде цену. Наконец, я нашла плитку, которая выглядела подходящей и предложила половину запрашиваемой цены. К моему удивлению, продавец сразу же согласился! Я поняла, что он предполагал, что я начну торговаться с гораздо более низкой цены.
Я взяла свою плитку за ручку и пошла домой. Проходя мимо носильщика с корзиной на спине, я чуть не соблазнилась воспользоваться его услугами. Но я быстро подсчитала в уме. 4,32 доллара были уплачены за плитку. После этого у меня осталось в кошельке 3 доллара, и 30 долларов в виде туристических чеков. Я предпочла нести плитку сама!
В конце ноября я получила письмо от Вальборг:
В прошлое воскресенье я ходила в церковь пятидесятников, и пастор Расмуссен помолился за меня, и я заговорила на языках! Теперь я понимаю, почему вы были так счастливы даже когда всё было против вас....
Вы ни за что не догадаетесь, у кого я сейчас работаю у мисс Сторм Она пришла ко мне месяц назад и попросила поработать у неё Она постоянно спрашивает о вас и о том, что так поменяло вашу жизнь. По правде говоря, мне кажется, ей интересно, но она не хочет показывать этого...
«Это означает, что теперь я должна молиться за Эрну Сторм в два раза большее прокомментировала я для себя самой.
Время от времени, по мере того, как мои деньги уплывали, я подумывала о какой-нибудь работе. Может быть, есть какая то школа, где я могла бы преподавать, по крайней мере, на полставки. Но я вспомнила, что моя гостевая виза не является разрешением на работу Может быть, мне попытаться поменять свою визу? Всякий раз, когда я начинала думать об этом, я теряла внутренний мир. Как я понимала. Святой Дух говорил мне: «Холодно.» Если бы Бог хотя бы намекнул мне, что я должна делать!
Через две недели после письма от Вальборг я получила письмо, написанное незнакомым почерком и со штемпелем из Бейрута, в Ливане. Кто же мог написать мне из Бейрута? Я там никого не знала. Письмо было написано по-датски. Под заголовком ДАТСКАЯ МИССИЯ НА БИБЛЕЙСКИХ ЗЕМЛЯХ, было следующее содержание:
Дорогая мисс Кристенсен!
Я узнала о Вас от г-на Педерсена, директора государственной школы в Корсоре. Он сказал мне, что Вы работали под его руководством в направлении домоводства, но теперь Вы в Иерусалиме.
Я пишу Вам, чтобы предложить должность заведующей кафедры домоводства в нашей школе для девочек здесь в Бейруте. У нас примерно двести учениц, и мы бы хотели расширить кафедру домоводства. Нам кажется, что при надлежащем руководстве, это станет самым важным элементом нашего служения народу Ливана.
Ливан-это очень красивая страна, с прекрасным климатом и пейзажем, несравнимым ни с чем в мире. Ваша зарплата будет в соответствии со шкалой руководства Миссии. Это меньше, чем то, что Вы получали в Дании, но достаточно для удовлетворения Ваших нужд, а после десяти лет служения Вы получите право напенсионное пособие.
Пожалуйста, внимательно подумайте об этом предложении, и дайте мне знать, как можно скорее.
Искренне Ваша, Марта Дитлоффсен, директор.
Всякий раз, когда я читала «домоводство», моё сердце начинало биться быстрее. В конце концов, именно в этой области были сосредоточены мои интересы в течении такого долгого времени. Какая перспектива ввести этот предмет для девочек в стране с менее благоприятным развитием! Я начала думать, как приспособить и упростить методы, которые имели успех в Корсоре. Может быть, Бог на самом деле открывал для меня возможности в Ливане? Я провела в Иерусалиме два месяца, и так ничего и не выяснила. Мои деньги почти что закончились, и во мне, как казалось, никто не нуждался.
Я перечитала письмо дважды. Затем я положила его в конец своей Библии на датском языке. В последующие дни я вытаскивала его и не раз перечитывала, но так и не знала, как ответить.
После первого обильного дождя, который начал зиму, погода стала более разнообразной: Дни были то яркими и солнечными, то ветреными и дождливыми. Временами дождь шёл без перерыва по восемь-десять часов. Однажды короткий снегопад напомнил мне, что через неделю Рождество.
Я получила рождественские открытки от моих обеих сестёр в Дании, от некоторых учителей в Корсоре и от других знакомых. От Сорена не было ни строчки. Я получила только один подарок красивый голубой свитер, который мама сама связала для меня.
Это было первое Рождество, которое я должна была провести вне дома. Обычно я ожидала Рождество с чувством возбуждения и предвкушения, которое оставалось неизменным с самого детства. Но в этом году приближение Рождества наполнило меня смятением, почти дурным предчувствием. Мисс Ратклифф пригласила меня отобедать у неё в день Рождества, но для меня всегда настоящим праздником был сочельник. Как же я могла праздновать это сама, в холодном, каменном подвале, без друзей или родственников?
Я присела и подумала о своих финансах. Я получила наличные по своим последним туристическим чекам несколько дней тому назад. Из этих денег я заплатила мисс Ратклифф за квартиру те восемь долларов, которые я была должна ей за декабрь. Я также рассчиталась со своей учительницей арабского языка. Купив бакалейные товары и керосин для моей лампы и плитки, я осталась с четырьмя долларами. По какой-то причине, которой я не могла объяснить себе, я чувствовала, что мне должно хватить денег на Рождество. Кто знает, что случится после этого?
Примерно в 4.30 по полудню накануне Рождества я зажгла свою лампу и начала готовить на примусе свой Рождественский обед:
кусочек баранины, зажаренный на оливковом масле с картофелем и баклажанами хотя я всё ещё не могла забыть те овечьи головы на полу в мясной лавке! На десерт у меня было сладкое, липкое печенье, которое называлась пахлава, и которое я недавно обнаружила в Старом Городе. В конце я выпила чашку крепкого кофе. (Я наловчилась, как варить кофе по-датски на своём примусе.)
Попивая кофе, я представила себе, как наша семья собирается дома. Я видела длинный обеденный стол, заставленный от одного края до другого всякими деликатесами, которые я любила с самого детства. Муж моей сестры Ингрид шагал от одного стула к другому, разливая тёмно-красное вино в хрустальные бокалы, в то время, как
та другом конце стола муж Кезии, Ккуд, снимал бумажные флажки с гусиной грудинки. Я попыталась представить себе маму, но не смогла. Мне так хотелось увидеть её лицо.
На меня нашло то же самое чувство одиночества, которое я впервые испытала, стоя на Марсельских доках. Я попыталась сдержать слезы, которые поднимались к моим глазам. Усилием воли я убрала со стола и положила на стол свою Библию на датском языке. В тот вечер мне не хотелось читать по-английски, не говоря уже об арабском. Я хотела только свой родной язык.
Когда я открыла свою Библию, из неё выпало письмо из Бейрута. Мне не нужно было перечитывать его. Я могла повторить его наизусть: «...место преподавателя домоводства.... Ливан красивая страна.... Вам будет достаточно для всех ваших нужд....» Был ли это тот труд, который Бог приготовил для меня с Иерусалимом как подготовительной ступенькой в Бейрут?
Накануне вечером я закончила читать на псалме 135. Я открыла на следующем псалме и начала читать. Это был тот самый псалом, который я прочитала в свой самый первый вечер в этом подвале:
Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя. Прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего. Псалом 136:5,6
Действительно ли я так думала? Если да, то вопрос был решён. Я просила Бога показать мне то место, которое Он предназначил для меня и Он это сделал Это был Иерусалим, а не Бейрут, и никакой другой город на земле. Ничто не могло поменять этого! Если это означало одиночество, или даже голодание, то тогда я буду голодать там, где Бог поместил меня Но я была преданна Иерусалиму. Никакое личное желание или амбиция не могли помешать этому!
Разделаться с проблемой можно было только одним способом. Я вытащила бумагу и начала писать письмо Марте Дитлоффсен в Бейрут Сначала я не могла найти подходящих слов, но постепенно они нашлись. Я поблагодарила за письмо и заманчивое предложение, но объяснила, что Бог призвал меня в Иерусалим и только в Иерусалим. В заключение, я написала: «Я должна исповедать, что до сих пор не знаю, какой труд Бог предусмотрел для меня в Иерусалиме, но я стараюсь доверять Ему и подчиняться, шаг за шагом.» Написав адрес и заклеив конверт, я положила его на тумбочку, чтобы взять с собой в следующий раз, когда пойду на почту. Затем я посмотрела вокруг себя. Ничего не изменилось, и всё-таки всё выглядело иначе. Простая деревянная мебель, каменный пол, решётчатое окно; как ни просто или пустынно, но это было моё место' Я оказалась здесь, послушавшись Бога. Всё остальное не имело значения' Во мне ключом начала радость, которая, как я знала, была от Святого Духа.
Мой взгляд упал на метлу, стоявшую в углу. Я вспомнила, как однажды в Корсоре я танцевала с такой же метлой, и как Бог исполнил меня Святым Духом. Пол не нужно было подметать, но мне нужно как-то выразить ту радость, которая ликовала внутри меня. Я взяла метлу и начала размахивать ею в направлении к двери, как подметая.
«Прочь, сомнение!» я сказала, ударяя метлой по полу. «Тебе здесь нет места' И тебе. одиночество.» (Ещё одно подметательное движение.) «И депрессия, и компромисс!» (Ещё несколько бросков.) «Все прочь, все до единого! Я не потерплю никого из вас!»
Яостановилась на минуту и опёрлась на метлу, чтобы одышаться. Вдруг я вспомнила ещё кое-что. «Прочь и ты, жалость к самой себе!»-сказала я, выметая в последний раз.
Затем я снова осмотрела комнату. «В конце концов»-сказала я сама себе, «первое Рождество было отпраздновано в конюшне. То, что у меня сейчас, просто роскошь по сравнению с тем.'»
Мой взгляд упал на Библию, которая лежала открытой под лампой. Подойдя к столу, я взяла свой синий карандаш и осторожно подчеркнула стихи, которые я только что прочитала. Когда я дошла до последней фразы, я подчеркнула её два раза: «...если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.»