К концу февраля у меня собралась целая куча мебели и принадлежностей, в большинстве своём подержанных, которые я сложила вдоль стены своей подвальной комнаты, в готовности для переезда. Это было назначено на четверг 7-е марта. Мисс Ратклифф должна была съезжать двумя днями позже. Я договорилась с одним пожилым Евреем по имени Иона, чтобы он приехал и помог мне на своей тележке. Тележка оказалась приспособлением, состоящим из неотёсанных планок, прибитых к двум палкам на четырёх шатких колёсах. Тощая чёрная лошадь тащила на себе это устройство. Трудно было сказать, что выглядело более потрёпанным ионер или его лошадь.
Мария помогла мне поднести вещи по лестнице и погрузить их в тележку Затем она заняла своё место на тротуаре рядом с мисс Ратклифф и Нижмех, чтобы попрощаться со мной. Каждая из них крепко обняла меня и Тикву Я положила Тикву в коляску и пошла вслед за Ионой и его тележкой Последнее, что я услышала, это был надтреснутый голос Нижмех, которая сказала: ^Приходите поскорее навестить нас!»
Иона шёл рядом со своей лошадью, одной рукой держа уздечку. В другой руке у него был хлыст, который он использовал только против мух Всякий раз, когда тележка проезжала через канаву или люк, всё на ней дребезжало и качалось. Два раза мой сундук падал ' на дорогу Когда это случалось, Иона и его лошадь останавливались, а я поднимала сундук и ставила его обратно на тележку
Когда мы достигли дороги на Яффу, то смешались с разношерстной толпой переезжающих. Более смиренные люди сами перевозили свои принадлежности, либо в ящиках и чемоданах, либо тюками, привязанными к спине. Другие пользовались ручными тележками, осликами, верблюдами и телегами с впряжёнными в них лошадьми Очень немногие перевозили на машинах или маленьких 'грузовиках. Зрелище напоминала карнавал, с детьми, бежащими рядом с родителями.
|
|
Проходя по дороге на Яффу, я снова обратила внимание на стену Старого Города справа от меня. Как изменилось моё отношение к этим камням! Сначала я сравнивала их с аккуратными, светлыми домами Корсора, и они казались мне грубыми и далёкими. Но теперь они стояли как надёжные друзья, охраняя мой путь.
До своего нового дома в Маханех Йехуда я добралась к полудню. Иона сбросил мои принадлежности на пыльной земле с той стороны здания, где по внешней лестнице можно было добраться на верхний этаж. Затем он взял причитающиеся ему четыре доллара и оставил меня одну.
Прежде всего, мне нужно было поднять кроватку Тиквы и уложить её. Затем я по очереди перетащила оставшиеся предметы и поставила их на место. Переднюю я оборудовала под кухню и столовую, отведя один угол под коляску. Следующая комната, побольше, должна была стать нашей спальней и гостиной.
В доме не было ни канализации, ни водопровода. Однако осмотрев дом с тыла. я обнаружила общий двор с городской водой, накачиваемой на цементное основание в центре. С одной стороны несколько листов рифлёного железа на шестах служили крышей над рядом умывальников из оцинкованного железа Я увидела, как несколько женщин стирали в умывальниках, в то время, как другие несли воду домой в больших бидонах из-под керосина. С другой стороны был ряд деревянных будок туалетов. Это были просто глубокие ямы в земле, на которых были деревянные ящики с круглой дыркой и крышкой. Этот санузел, как и вода, явно был общественной собственностью обитателей шести домов в округе не говоря о тьмах мух.
|
|
Возвращаясь в свою квартиру, я заметила, что нижний этаж под моей квартирой был оборудован под бакалейный магазин. Изнутри раздавались знакомые звуки торговли то на арабском, то на идише. Дверь другой комнаты нижнего этажа была закрыта, а ставни захлопнуты Невозможно было видеть, кто там живёт.
К девяти часам я была уже в постели, уставшая от дневных занятий и готовая ко сну, как вдруг я услышала звук голосов и сдержанный смех в бакалейном магазине подо мной. Затем поставили пластинку «Эх, ухнем» в исполнении мужского хора. Посередине песни патефон заедал, и начиналось бесконечное повторение одного и того же-«У-у-хнем-У-у-хнем-У-у-хнем.» В конце концов, кто-то переставил иголку, и пластинка доиграла до конца.
«Разве можно представить себе что-то более смешное» сказала я сама себе, «как играть "Дубинушку" в это время ночи и где в бакалейном магазине!»
Пока я раздумывала над этим, патефон снова заработал Вот это да! Та же самая песня! И снова иголку заело на том же самом месте. Когда это случилось в третий раз, я заподозрила что-то неладное. Неужели это делалось нарочно?
После того, как пластинку проиграли в четвёртый раз, сомнений уже не оставалось. До переезда в Маханех Йехуда, я раздумывала, как Еврейская община отреагирует на языческое вторжение. Теперь у меня был ответ на мой вопрос. Комитет "Добро пожаловать" работал во всю!
К полуночи я прослушала песню "Дубинушка" раз сорок. Пластинку преданно заедало на одном и том же месте. Иногда "У-у-хнем" звучало по две минуты. Кто бы ни был там внизу в бакалейном магазине, он проявлял такое усердие, которое было бы весьма похвальным, если бы было употреблено на что-то более благородное
|
|
С каждым повторением песни, сон удалялся от меня всё дальше и дальше Я купила ватные тампоны для Тиквы и попыталась теперь засунуть их в уши, но резонанс от этих мужских голосов проникал даже через вату Поняв, что Тиква не спит, я встала, чтобы подойти к ней. Она лежала на спине с широко раскрытыми глазами, воркуя сама себе. Музыка ей нравилась! «Тиква»-сказала я, «на этот раз наши мнения не совпадают!»
После трёх часов утра усталость взяла своё, и я впала в сонное забытьё, под музыкальное сопровождение.
На следующий день я сразу же поняла, что нахожусь в центре внимания всей общины, разместившейся в шести домах. Когда я шла в туалет или за водой, женщины замолкали, поворачивались и начинали смотреть на меня. Дети открыто хихикали и тыкали в меня пальцем, бросая ремарки на непонятном мне языке. Я вспомнила атмосферу школьного двора в Корсоре, после того, как узнали о моём крещении. Только в Корсоре у меня был авторитет учителя, и я знала язык.
К 4-м часам всякая деятельность на участке между домами прекратилась, и я поняла, что началась суббота. Я ушла в свою квартиру и попыталась поразмыслить над многими вещами, но внутренне я сражалась со всё возрастающим напряжением. Повторится ли серенада предыдущей ночи? Или же запланированы новые формы протеста?
Я следила за стрелкой свои часов, пока они оттикивали часы. Девять часов ничего. Десять часов. Но тишь ночи не нарушалась. Очевидно, мои соседи больше не собирались приветствовать меня в тот вечер. Может быть, их сдерживало уважение к субботе. Я слишком устала, чтобы строить дальнейшие домыслы, и поэтому я с облегчением вздохнула и быстро заснула крепким сном.
На следующее утро я постирала Тиквины пелёнки и кое-что из своего нижнего белья и повесило это на бельевой верёвке во дворе. В полдень я пошла, чтобы снять бельё, и обнаружила, что всё было сорвано и втоптано в пыль «Стыд и позор тому, кто это сделал!»- воскликнула я Я осмотрелась вокруг, ища виновного. Никого не было видно, но тем не менее, я чувствовала на себе взгляды многих глаз. Придав себе как можно больше достоинства, я собрала разбросанное бельё и вернулась в квартиру
Усевшись за стол, я попыталась прийти в себя. Я была готова к периоду привыкания к Маханех Йехуда и даже к одиночеству. Но что же я сделала такого, что вызывало такую враждебность в этих людях, с которыми я даже не говорила? Либо я совершила серьёзную ошибку, переехав сюда, либо мне нужно было усвоить какие-то новые уроки, которых я не понимала Я вспомнила, что сегодня мисс Ратклифф должна была переезжать в свой новый дом в Мусраре.
Завтра же я пойду к ней и спрошу её совета. Дом мисс Ратклифф в Мусраре находился примерно в двух
километрах от Маханех Йехуда. Я отправилась в воскресенье рано утром, толкая перед собой Тиквину колясочку. Когда я покидала Маханех Йехуда, у меня с души упал камень, и я запела. По своему, Тиква разделяла моё освобождение, хлопая в руки и копируя мои звуки. Нижмех и Мария с восторгом встретили нас и настояли, чтобы
присмотреть за Тиквой во время служения. В конце я отвела мисс Ратклифф в сторону и рассказала о враждебном приёме в Маханех Йехуда. «Я действительно не понимаю, почему они так ко мне относятся»-сказала я в заключение, «я не сделала ничего такого, что могло бы их обидеть.»Мисс Ратклифф помолчала немного. Затем она сказала: «Корни
вашей проблемы имеют многовековую историю Прежде всего, вам надо понять, как Евреи относятся к Христианству. Для них это вопрос этнического и культурного наследия, а не личной веры. Здесь, ты автоматически либо Еврей, либо мусульманин, либо Христианин.» «Но что они имеют против Христиан?»
«Ответ Евреев на этот вопрос печален но для них самих очень убедителен В средние века, крестоносцы, с эмблемой креста, уничтожили все Еврейские общины в Европе. Позднее, им удалось захватить Иерусалим они называли это "освобождением" Иерусалима они пролили больше крови и были более жестоки, чем все предыдущие завоеватели, за исключением, может быть, римлян. Позднее, в гетто Европы и России, именно Христианские священники, с крестами в руках, возглавили жесточайшие нападения на Еврейские общины.»
«Но я бы не назвала таких людей Христианами, не говоря о том,чтобы делать что-то подобное!»
«Может быть и нет но в глазах всех обитателей Маханех Йехуда сама ваша фамилия Кристенсен отождествляет вас с такими людьми. Ваше присутствие напоминает им именно то, от чего они сюда убежали. Кроме того, вы таки нарушили субботу, устроив стирку и вывесив бельё всем на обозрение!»
Теперь замолчать пришлось мне. Виновная в ассоциации за преступления, которые на протяжении столетий совершались против Еврейского народа. И конечно, я была лично виновата за то, что постирала в день, который был для них свят. «Что бы вы посоветовали мне сделать, мисс Ратклифф? Не ошиблась ли я вообще, переехав в Маханех Йехуда?»
Мисс Ратклифф взяла в руки свою Библию. «Позвольте мне ответить словами Павла: "Всё же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою и давшего нам служение примирения... мы посланники от имени Христова..." (2-е к Коринфянам 5:18, 20).»
«Посланники?»
«Разве вы не понимаете? Сначала Бог должен был примирить вас с Собою. Теперь же Он дал вам служение примирения к людям Маханех Йехуда чтобы разбить барьер подозрительности и страха, который строился веками. Мисс Кристенсен, это большая честь.»
Весь оставшийся день я рассуждала о словах мисс Ратклифф. Я просила Бога показать мне Его цель для моей жизни, и Он привёл меня в Иерусалим и возложил на меня заботу о Тикве. В этом я не сомневалась. Но была ли теперь передо мной другая часть моего задания быть посланником Христовым в Маханех Йехуда?
«За что несёт ответственность посол?»-спросила я сама себя. Не менять людей, к которым он послан, но представлять того Царя, Когорому он служит. Как недостойна я была этого! Но ведь я попросила Бога показать мне моё задание, и теперь я не могла отказаться.
За несколько дней моё отношение изменилось. Нежелание уступило место возбуждению Я начала видеть своих соседей в новом свете. Меня больше не оскорбляла их настороженность, которая временами перерастала в открытую враждебность. Я воспринимала это как вызов. Для того, чтобы победить, мне нужно было согласиться со своей ролью посла и использовать дипломатические методы.
Я решила сделать первые шаги сближения с женщиной, которая содержала бакалейный магазин подо мною Я начала покупать у неё продукты. Её звали Шошанна (что, как я узнала, на иврите означает "роза"). Это была плотная, жизнерадостная женщина, лет сорока, с двумя дочерьми школьного возраста. Она проводила своё время в магазине, но каждый день возвращалась в свою квартиру, которая была в другом районе. Прожив несколько лет в США, она прилично
знала английский. Она никогда не говорила о своём муже, упомянув только что он работает в Нью-Йорке.Всякий раз, когда я шла в магазин, я брала с собой Тикву. Очень скоро, любопытство Шошанны превозмогло всё остальное.«Она Еврейка?»-спросила она.«Да»-ответила я.«Сколько ей?»«Чуть больше пятнадцати месяцев.»
«Пятнадцать месяцев!»-Шошанна воскликнула с удивлением. «Но она не выглядит и на половину этого возраста! Она болела?»
Это был шанс, которого я ждала. Я рассказала о своей борьбе за спасение жизни Тиквы и восстановлении её здоровья и сил. Результат был именно таким, какого я ожидала. Материнский инстинкт в Шошанне превозмог все религиозные прерассудки. С этого врмени она стала моим союзником в борьбе за Тикву. Каждый раз, когда я приносила её в магазин, Шошанна забирала её у меня и кормила кусочком банана или апельсина, говоря с ней как мать на идише всё это время. Тиква уже могла сама стоять по нескольку минут на ногах, если только она могла за кого-то держаться.
Дом Шошанны был информационным центром обитателей всех шести домов в округе. За две три недели все женщины уже знали историю Тиквы, и в результате этого, их отношение ко мне начало изменяться. Вскоре они начали приветствовать меня "Шалом." Некоторые даже предлагали свои услуги по уходу за Тиквой, когда я шла за водой или вывешивала бельё. Конечно, я больше не делала этого по субботам!
Читая Ветхий Завет, я обнаружила первоначальную заповедь о субботе, данную Моисеем. Там был и запрет о разжигании огня. Мои соседи по Маханех Йехуда применяли это и к таким вещам, как курение сигарет или разжигание лампы или плитки. Однако я замечала, как многие мужчины выскальзывали в туалет по субботам и исподтишка делали несколько сигаретных затяжек. Если я проходила мимо в таких случаях, я начинала громко кашлять, чтобы они знали о моём приближении, а затем умышленно смотрела в другую сторону. Таким образом, между нами установился необъявленный союз.
Моя дипломатия приносила хорошие результаты с женщинами и мужчинами, но дети всё равно оставались проблемой. Они получали особое удовольствие, переворачивая моё мусорное ведро,
которое стояло внизу моей лестницы. Руководителем этой ватаги.был, очевидно, мальчик лет двенадцати, по имени Эфраим. Это был ещё один вызов моему дипломатическому искусству.
Иногда я слышала, как с Эфраимом по-английски разговаривал 'мужчина, по-видимому, родственник. Я решила воспользоваться этим как уловкой.
«Эфраим»-сказала я, встретив его однажды утром под своей лестницей, «Где ты научился так хорошо говорить по-английски?»
Эфраим сразу вырос на несколько сантиметров! «Мой дедушка родом из Лондона»-ответил он.
«Тогда именно ты сможешь помочь мне разобраться с остальными детьми»-продолжала я. «Они совершенно не умеют вести себя! Каждый деньони переворачивают моё мусорное ведро.»
«Я позабочусь, чтобы они больше этого не делали, леди. Меня они послушают!»-Эфраим говорил с уверенностью военного командира, готового отдать распоряжения своим войскам.
Так закончились мои проблемы с детьми, а Эфраим стал моим хорошим другом. Если он встречал нас, когда мы возвращались с прогулки, он брался за один конец коляски и помогал мне поднести её по лестнице.
Сблизиться с женщиной, живущей рядом с магазином Шошанны, было труднее. Это было ссохшееся маленькое существо, которое всегда заворачивалось в шерстяную шаль, независимо от температуры воздуха. Её звали Вера. Она говорила только по-польски и на идише, с вкраплениями арабского, что совершенно не способствовало нашему общению. От Шошанны я узнала, что Вера притязала на особый статус из-за того, что её дедушка был раввином. Она была вдовой и жила на скудное пособие, которое ей присылал из Чикаго сын.
Выглянув однажды из своего окна сразу же после захода солнца, я увидела, как Вера торопливо перебегала через пустынную полоску земли перед нашим домом, которая в это время в пятницу обычно была пустой. Через несколько мгновений она постучала в мою дверь. Когда я впустила её, она подошла к моей лампе, которая была зажжена и стояла на столе. Она показала на лампу, а затем в направлении своей комнаты.
«Вам нужна моя лампа?»-спромила я.
Вера отчаянно посмотрела на меня, а потом схватила меня за рукав и начала тянуть к двери. Заинтригованная, я позволила ей
свести меня вниз по лестнице, а затем в её комнату. Её лампа стояла незажжённой в центре стола. Она взяла коробку спичек, которая лежала рядом с лампой, вытащила одну спичку и сделала движение,имитирующее зажигание.Вдруг я поняла! Вера пришла домой слишком поздно и не успела зажечь свою лампу до захода солнца. Теперь, как Еврейка, она не могла сделать этого, потому что суббота уже началась. Но я как язычница могла это сделать запросто Я быстро зажгла лампу и поправила фитилёк Восторгу Веру не было предела. «Хабебти! Хабебти!»- сказала она. поглаживая мою руку. Я знала, что по-арабски хабебти означало моя дорогая.
С того времени. Вера считала само собой разумеющимся то, что я должна была зажигать для неё лампу по субботам. Таким образом, она могла оттянуть разжигание лампы ещё на полчаса, экономя немного керосина, что было очень существенно для человека с её доходами. Зажигание лампы Веры стало неотъемлимой частью моего субботнего ритуала, она же в свою очередь стала считать меня одним из своих лучших друзей. (Фактически, у неё вообще не было других друзей.) Всякий раз, когда я проходила мимо её двери или же встречала её, когда она набирала воду, она называла меня: «Хабебти! »Одним из последствий моего переезда в Маханех Йехуда было
то, что моя учительница арабского не захотела приходить и учить меня Я спросила её почему, но её ответ был уклончивым. В конце концов, я спросила мисс Ратклифф, знает ли она причину.«Думаю, что она как арабка боится идти туда. где живут одни Евреи »«Но ведь никто в Маханех Йехуда не сделает ей никакого зла?»
«Возможно, что нет, но если её соотечественники заметят, что она ходит туда слишком часто, то ей придётся туго. Сейчас, обе стороны занимают выжидательную позицию, но атмосфера такая напряжённая, что достаточно маленькой искорки, чтобы разгорелся большой огонь.» Для того, чтобы восполнить потерю уроков арабского, я стала приходить к мисс Ратклифф два-три раза в неделю и практиковать разговорную речь с Нижмех. Я также регулярно посещала служения у мисс Ратклифф, которые проходили каждое воскресное утро. Но моим домом отныне был
Маханех Йехуда. В середине апреля я осознала, что пробыла в Иерусалиме уже шесть месяцев, и мне нужно продлить визу. Устроив Тикву в коляску, я отправилась в отделение иммиграции, всё дорогу усиленно молясь, чтобы у меня не было проблем с продлением визы. К моему облегчению, клерк просто поставил намоем паспорте новую визовую печать и вручил его мне.
По дороге домой, я услышала позади себя высокий женский голос, обращавшийся ко мне по-шведски: «Мисс Кристенсен, что это вы делаете с детской коляской?» Я обернулась. Это была мисс Густафссон.
Я объяснила те обстоятельства, через которые Бог привёл Тикву ко мне.
На Мисс Густафссон это не произвело никакого впечатления. «Надеюсь, что она не отнимает у вас слишком много времени»- прокомментировала она. «Наверняка, есть занятия и поважнее этой малышки!»
Всю дорогу домой я боролась с тем впечатлением, какое произвели на меня слова мисс Густафссон. Она только выразила словами тот вопрос, который меня волновал. В конце концов, я была профессиональным преподавателем, привыкшим к двумстам ученикам в неделю. Разве имело смысл уделять всё своё время только одному ребёнку?
Тиква удивительно умела читать мои мысли. Когда я подняла её из коляски и понесла вверх по лестнице в нашу квартиру, она обняла мою шею обоими руками и прижала лицо к моей груди. Она как бы говорила: «Спасибо за твою заботу!»
Через пару недель я получила заказное письмо на официальном бланке датских государственных железных дорог в Копенгагене. Оно было от тех двух пар датчан, которые пригласили меня на чашку кофе и на печенье на проспекте короля Джорджа V. «В нашей конторе»-писали они, «мы организовали особый кружок Лидии, чтобы помогать Вам в Вашем труде в Иерусалиме. Пожалуйста, используйте часть этой суммы для того, чтобы купить Тикве что-то хорошенькое.»
Вместе с письмом был международный денежный перевод на восемьдесят долларов. Я отпраздновала это событие, купив у Шошанны немного чудесной венгерской салями.
К этому времени я придумала свой собственный способ покупок у Шошанны. Я привязывала верёвку к плетёной корзине и спускала её из своего окна к двери Шошанны. Когда она видела корзину, она выглядывала из двери и спрашивала, что мне нужно. По мере того, как я называла каждый предмет, она клала это в корзину Затем я поднимала корзину, вынимала из неё всё и снова спускала с нужным количеством денег.
В начале мая я получила посылку от мамы с прелестным розовым свитером, который она связала для Тиквы. На деньги от кружка Лидии я купила подходящее розовое платьице и пару детских туфель. На следующее утро, когда я выкатила Тикву в её новом наряде, мои соседи пришли в восторг от неё.
Я была благодарна за огромные перемены в их отношении, но самое близкое общение у меня было с самой Тиквой. Она была в центре моего мира. Это мир был очень маленьким, но удивительно полным. Иногда я даже чувствовала себя даже виноватой, что я так довольна Справедливо ли упрекала меня мисс Густафссон в том, что я отдавала всё своё время только одному ребёнку?
Может быть, мне нужно поискать более обширное поле служения... Тем не менее, своеобразный мир в моём сердце как будто говорил мне, что именно это задание Бог предназначил для меня.Со своей стороны, у Тиквы развилась удивительная чувствительность ко всем моим мыслям. Если я занималась домашними делами, стиркой или глажкой, она становилась в своей кроватке, держась за край и следя своими серёзными чёрными глазами за всеми моими движениями. Когда я заканчивала что-то особенно тяжёлое, например, глажку простыни, она громко вздыхала с облегчением, как бы говоря: «Ну, вот и всё!»
Но больше всего она любила молитву и хваление. Мы получали массу удовольствия от моего кресла качалки, когда я усаживалась на него и брала Тикву на руки и начинала молиться или петь вслух, раскачиваясь туда сюда Сколько бы времени у меня на это ни уходило, она всегда оставалась спокойной, или же присоединялась к моим молитвам на своём особом детском языке.
Однажды ночью в середине мая я проснулась от сильной жгучей боли в ноге Я схватила фонарь и посветила туда, где болело. Моя лодыжка покраснела и распухла. Что-то укусило меня в постели! Я начала просматривать своё постельное бельё, пока не нашла маленького, красноватого жучка во шве матраса. Схватив щётку для волос и расчёску, я раздавила жучка между ними. Капнула капля красноватой жидкости моей собственной крови.
На следующее утро я показала Шошанне опухлость на своей ноге. «Клоп!» прокомментировала она. «Когда по ночам становится теплее, они вылезают из щелей в полу и взбираются по ножкам кровати Вам нужны поставить четыре пустые банки под ножки вашей кровати Затем наполните банки керосином, и клопы не смогут взобраться на кровать.»
В ту ночь, со всеми ножками кровати в керосине, я спала очень хорошо После нескольких безмятежных ночей я радовалась успеху стратегии Шошанны как вдруг снова проснулась от точно такого резкого жжения. Я быстро зажгла лампу и нашла клопа и задавила его на ножке кровати. Пролилась предательская капля крови.
Но как клоп попал в мою кровать? Я осмотрела комнату. Позади моей кровати, ещё один клоп совершал путешествие вверх по стене. Достигнув потолка, он начал ползти к центру комнаты, как вдруг свалился прямо на середину моей кровати. Я сразу же раздавила его гребнем и расчёской. Крови на этот раз не было.
Зловещая гениальность клопов, раскрытая таким образом, ужаснула меня. Наверное, в полу их было несметное количество. Невозможно было сидеть всю ночь напролёт и перехватывать их по мере того, как они падали ко мне в кровать Но ведь я не могла рассчитывать на мирный сон, пока не найду способа, чтобы разделаться с ними. Но как? «Мне нужна Твоя помощь, Господи?»- сказала я.
Моментально я вспомнила историю с Египетскими язвами. Там были последовательно выпущены разные мерзкие существа;
лягушки, воши, мухи. Тем не менее. Бог контролировал их и защищал от них Свой народ. Разве Он не сделает того же самого с клопами?
Я упала на колени возле кровати: «Господи»-сказала я. «Эти клопы язва, и я никак не могу уберечься от них. Я прошу Тебя удалить их от меня чтобы они никогда не возвращались.»
Прошло несколько недель, как вдруг я поняла, что Бог ответил на мою молитву С той ночи в моей комнате не было ни одного клопа!
К концу мая, Тиква начала ходить. Конечно, мне нужно было снести её вниз к Шошанне и поделиться с ней этой победой. Затем я повезла её на коляске в дом мисс Ратклифф, чтобы показать тамошним обитателям.
Тикве было тяжело научиться ходить из-за физической слабости, но её умственное развитие совершенно не было нарушено. К тому времени, когда она смогла ходить, она уже пользовалась такими простыми английскими словами, как молоко и пр. Но, конечно, наибольший восторг у меня вызывало то, как медленно и старательно она говорила "Мама". Её любимой игрой была игра, в которой я учила её, как называются разные части лица. Я показывала пальцем на свой глаз и говорила: «Глаз.» Затем я показывала на её глаз и ждала, пока она ответит: «Глаз.» Когда она выучила глаз, я повторила
то же самое с носом, ртом и так далее.
Однажды, когда я уложила Тикву для дневного сна, внезапно у моей двери появился г-н Кохен. Это было его первое посещение с тех пор, как я переехала в Маханех Йехуда. Положив палец на губы, я провела его в комнату, где Тиква спала в своей колыбели. Пару минут он не отрываясь смотрел на неё. Затем я увела его обратно
в кухню и закрыла дверь. «Как она?»-спросил он. «Чудесно!» -ответила я. «Две недели назад она начала ходить.»
«Хорошо»-помедлил г-н Кохен. Он не смотрел мне прямо в глаза. Я видела, что он что-то замыслил. «Видите ли....» Он снова замолчал. «Ну, всё дело в том, что Хадасса ушла от меня. Она уехала в Тель-Авив. Мне нужно разыскать её.»«Жаль»-сказала я. «Я пришёл, чтобы забрать Тикву.» В первый раз он посмотрел
мне в глаза. «Если Хадасса узнает, что Тиква со мной, она вернётся ко мне. Я возьму Тикву с собой в Тель-Авив.»
«Возьмёте Тикву?» У меня вдруг пересохло в горле. «Но разве вы не понимаете! Она очень слаба и не перенесёт этого. Её жизнь ещё
раз подвергнется опасности... »«Я дол жен забрать её сейчас»-прервал мен я г-н Кохен. «Автобус на Тель-Авив уходит менее, чем через час.»
«Но, г-н Кохен.» У меня в уме вертелись разные аргументы, но слова высыхали у меня на губах. Во мне превозмогла сила, которая была намного сильнее моей воли или эмоций. К своему собственному удивлению я услышала, как говорю «Я одену её для вас.»
Я пошла в спальню, собрала Тиквину одежду и положила её в коричневый бумажный пакет Затем я подняла её. всё ещё полусонную, в кроватке и надела на неё розовое платьице и белые туфельки. Она немного поворчала в протест, но тут же снова заснула в моих руках.Вернувшись на кухню, я передала её отцу. Она открыла глаза, посмотрела ему в лицо и начала плакать. Он немного растерялся, и мне показалось, что он передумает Затем его взгляд упал на коляску. «Мне это будет нужно, чтобы она могла спать»-сказал он.
Когда г-н Кохен положил Тикву в коляску, я налила в бутылочку молока и положила её в коляску, рядом с одеждой. Всё ещё поражаясь своим собственным поступкам, я помогла ему снести коляску вниз. Внизу Тиква на минуту перестала плакать и протянула ко мне руки, надеясь, что я подниму её Я же вместо этого отвернулась и взбежала по лестнице. Устроившись возле окна спальни, я увидела, как г-н Кохен, толкая перед собой коляску, достиг дороги на Яффу и исчез из виду. Самым последним из того, что я видела, была чёрная ярмулка на макушке головы.
Наконец, я отошла от окна и медленно прошлась по пустой и ненавистной квартире. Я больше не могла там оставиться. Я как можно скорее пошла в дом мисс Ратклифф и зашла в комнату к Ни ж мех.
«Отец Тиквы только что забрал её у меня»-прорвало меня, «и уехал в Тель-Авив. Я хотела препираться с ним, но что-то внутри меня не позволило мне этого сделать....О, Нижмех. зачем я это сделала?»
Нижмех немного помолчала Затем она сказала: «Вы были правы. Спорить вам помешал Святой Дух. Помните, что как бы вы ни любили Тикву, Бог любит её больше!»
«Но, Нижмех, она такая хрупкая! Её отец не сможет позаботиться о ней. Я знаю, что Бог вверил её мне. Я не понимаю...»
Нижмех наощупь нашла мою руку. «В такие минуты»-сказала она, «нам не нужно понимать. Нам нужно доверять. »
«Помолись обо мне, Нижмех! Я таки хочу довериться но внутри меня такая буря!»
Мы долго сидели рядом, держась за руки. Наконец, она сказала:
«Я хочу поделиться с вами тем уроком, который я усвоила много лет тому назад, когда ослепла: Доверие Богу это не чувство, это решение. Мы не всегда можем изменить свои чувства, но мы можем проявить свою волю.»
«Но как мне перестать волноваться о ней?»
«У вас это не получится. Но вы можете решиться доверить её Богу а затем запечатать это решение, заявив об этом вслух.»
И тогда, в присутствии Нижмех, я приняла решение: «Что бы ни случилось, я буду доверять Богу в вопросе с Тиквой, во всём, что касается меня самой на всю оставшуюся жизнь!»
Капитуляция
Следующая неделя была временем непрестанного конфликта. Я всячески старалась дисциплинировать свои мысли и подчинить их решению доверять Богу независимо от чувств или обстоятельств. Я проводила как можно больше времени в изучении Библии и языка, но мне нужно было постоянно концентрировать своё внимание.