Можно сказать,что в современном мире нет более крупного пианиста, чем Розалин Тюрек.
Если это звучит экстравагантно,
то вы никогда не испытывали чудесного воздействия ее искусства.
ДжонАрдойн [1]
В Бахе все так сложно и так просто!
Это одно из его великих чудес.<…>
В этой многогранности – великое
чудо Баха, присущее всему, что он создал.
Розалин Тюрек
В июле 1995 года в Санкт-Петербург впервые приехала легендарная американская пианистка Розалин Тюрек (14.12.1914 – 17.07.2003) – почетный доктор музыки многих университетов мира, в том числе и Оксфордского (1977), кавалер Командорского креста ордена «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия» (2002), основатель идиректор Института исследований И. С. Баха (1981), профессор Джульярдской консерватории, основатель Общества Современных Композиторов США (1949); пианистка, дирижер, педагог и издатель. Всемирная слава величайшей бахистки могла бы так и не открыться России и Петербургу, если бы не два концерта в Большом зале филармонии, данных ею в возрасте 81 года. Сейчас трудно поверить, что тогда нашей стране это имя было практически неизвестно.
Для музыкантов старшего возраста и моего поколения огромный авторитет имел выдающийся интерпретаторБаха Гленн Гульд, который всегда признавался, что его стиль и трактовки вырабатывались под влиянием Розалин Тюрек. Появился даже миф, который сама Р. Тюрек настойчиво опровергала, что Г. Гульд – ее ученик.
Р. Тюрек родилась в Чикаго, в семье эмигрантов из Санкт-Петербурга. Ее родители часто вспоминали Россию. Уже в раннем детстве она могла почувствовать атмосферу музыкальной жизни столицы.[2]
Одним из первых педагогов, познакомивших маленькую Розалинс Бахом, венской классикой и русской фортепианной музыкой,стала София Бриллиант-Ливен – студентка и ассистент Антона Рубинштейна в Петербургской консерватории. В Джульярдской консерваторииРозалинучилась у знаменитой Ольги Самарофф Стоковски[3] ((настоящее имя Люси Мэри Агнес Хикенлупер, Lucy Mary Agnes Hickenlooper; 08.08.1880—17.05.1948)—первой женщины-пианистки, выступившей на сцене Карнеги холл; 1911–1923 – в браке с Леопольдом Стоковски). Ольга Самарофф часто концертировала с эмигрировавшим в 1918 году из России в США легендарным скрипачом и профессором петербургской консерватории Леопольдом Ауэром и не раз приглашала одарённую ученицу в турне. Понятно, в каком окружении происходило музыкальное становление личности Розалин Тюрек. «Я с волнением возвращаюсь к истокам моего музыкального воспитания, лучше которого мне трудно что-либо представить», – призналась пианистка на пресс-конференции в С.-Петербурге в 1995 году.
С четырнадцати лет Р. Тюрек,осваиваяобширный репертуар, особое внимание уделяет музыке Баха. Чтобы осмыслить его произведения и выработать свой стиль интерпретации, Розалин занялась изучением старинных инструментов. Она играет на органе, клавесине и клавикорде, серьезно изучает философию, литературу и историю, церковно-музыкальную практику, духовные основы и эстетику барокко. В 1937 году в нью-йоркском Таун-Холле Р. Тюрек представила серию сольных концертов исключительно из его произведений, после чего известный американский критик Гарольд Шонберг назвал ее «Жрицей Баха».
Следует помнить, что Р. Тюрек проявляла профессиональный интерес и к современным композиторам. Для нее писали Дэвид Даймонд, Уильям Шуман, Витторио Джаннини, Луиджи Даллапиккола. В 1949 г. она основывает ассоциацию «ComposersofToday», что благотворно сказывается на творчестве современников, а благодаря ее деятельности в США впервые прозвучали произведения Оливье Мессиана, Эрнста Кршенека, Владимира Усачевского. В Лондоне в 1957 году она создает собственный струнный оркестр «TureckBachPlayers», с которым выступает как дирижер и солистка.
Познакомился я с Розалин Тюрек в апреле 1994 года в Международной фортепианной академии, основанной в том же году Мартой Аргерих (президент и художественный руководитель) и Вильямом Наборе (директор) на озере Комо в Италии. После IX Международного конкурса им. П. И. Чайковского меня пригласилипройти курсу самых ярких и авторитетных в области разных стилей и направлений пианистов мира. Всего было отобрано пятеро студентов из России, Европы и США. Профессорами академии стали Карл-Ульрих Шнабель, Леон Фляйшер, Фу Цонг, Дмитрий Башкиров, Стефан Ковачевич, Алексис Вайсенберг, Розалин Тюрек, курс аккомпанемента вел Дитрих Фишер-Дискау.
Если все были хорошо мне знакомы и я с нетерпением ждал встречи и занятий с каждым, то имя Розалин Тюрек услышал впервые. Тогда я и вообразить не мог, какую науку и практику предстоит пройти, какое открытие сделала Р. Тюрек в прочтении баховского языка.
Уроки с ней не назвать «уроками» в общепринятом понимании работы за роялем, когда учитель дает советы по конкретному исполнению того или иного произведения. Прежде всего это было общение, которое начиналось за завтраком и могло продлиться за полночь. Тюрек скорее напоминала наставника эпохи Возрождения, который учил рассматривать искусство и культурный код в целом. Она говорила о связи звука, звукоизвлечения и физики, музыки и математики. Не случайно ее близкими друзьями были лауреаты Нобелевской премии по физике Нильс Бор и Исидор Айзек Раби. Эти незабываемые беседы помогли усвоить искусство звукоизвлечения, природу звука, понятие и практическое владение вибрацией, или второй волной звука на рояле, которой также занимался и Карл-Ульрих Шнабель, правда, достигая результата несколько другим путем. Розалин также говорила о том, что человеческое бытие есть единое целое, а музыка Баха есть наиболее полное выражение этого бытия.
За инструментом Р. Тюрек, с одной стороны, объясняла правила, по которым написана барочная музыка, а с другой – настаивала, что правила организации, структуры, расшифровки украшений нужно хорошо знать для того, чтобы их нарушить и создать собственную, личностную и индивидуальную интерпретацию: «Все зависит от чувства меры и вкуса. Если у вас есть вкус, можно нарушать смело; если нет, играйте исключительно по правилам». Сегодня такие мысли во многом созвучны открытиям в области когнитивных наук. Так, в статье «Нейронаука в поисках смыслов: МОЗГ КАК БАРОККО?»Т. В. Черниговская[4] цитирует Альфреда Шнитке: «Для образования жемчужины в раковине, лежащей на дне океана, нужна песчинка, что-то неправильное, инородное. Совсем как в искусстве, где истинно великое часторождается “не по правилам”. Теперь я понимаю, что “ошибка” или обращение с правилом на грани риска и есть та зона, где возникают и развиваются животворные элементы искусства».Далее следует вывод: «Ясно, что мозговая деятельность не исчерпывается вычислительными процедурами, и высшие её проявления как в искусстве, так и в науке – не алгоритмические».
Р. Тюрек поражала невероятной для её возраста выносливостью. Наши беседы протекали во время прогулок по горам (озеро Комо находится в ущелье горных хребтов), и мы ежедневно поднимались достаточно высоко. Она же, не прерывая рассказ и беседу, никогда не обнаруживала усталость. За время ежедневного, почти круглосуточного общения, мне открылось многое из ее музыкантских художественных принципов и взглядов. Узнав, что я довольно часто занимался организацией концертов, она выразила желание впервые посетить Петербург.
Вернувшись из Италии, я начал искать возможность проведения гастролей Розалин Тюрек в Санкт Петербурге. Назначить концерты удалось уже на июль 1995-го. Несмотря на все трудности, связанные с их устройством (середина 90-х – очень тяжелый период в России), концерты состоялись. Первые слова пианистки на русской земле были: «Я счастлива! Наши мечты стали реальностью».
Р. Тюрек приехала почти на месяц. Практически все время она занималась в классе филармонии и лишь изредка выезжала на экскурсии по городу. Остальное время, закрывшись, не покидала гостиницу, еду по заказу ей доставляли в номер. Чувствовалось, что она находится в состоянии большого волнения, сосредоточенности – собирается с силами для значительного события в ее биографии.
На пресс-конференции, приуроченной к её визиту и продолжавшейся несколько часов, доктор Тюрек подробно рассказала о своей биографии, о связях с Санкт-Петербургской консерваторией через своих педагогов. Одним из первых М. Г. Бялик поинтересовался у Розалин, является ли Г. Гульд ее учеником и последователем, о чем пианист нередко упоминает в своих интервью. Ответ Тюрек прозвучал неожиданно категорично: он никогда у нее не учился, и она едва ли может назвать его своим преемником, потому как он ничего не усвоил из тех правил, на которых основаны ее принципы, и ей было бы стыдно иметь такого ученика… Тогда столь резкая, неожиданная оценка знаменитой личности в истории музыки многих поразила и оставила в недоумении. Но после двухлетнего обучения у Р. Тюрек и благодаря возникшей многолетней дружбе, плодами которой я пользуюсь и в исполнительской и в педагогической практике, мне наконец понятна полная противоположность их подхода к интерпретации. Г. Гульд, стремясь создать эталон, нечто совершенное, памятник, создавал свои записи, словно собирая мозаику из отдельных фрагментов, фраз, самых мелких деталей (что видно из фильмов, подтверждающих его метод). Р. Тюрек любила живое дыхание и ощущение целостности. Если ее что-то не устраивало, она не дробила запись на мелкие фрагменты, а делала новый вариант целиком. Записи концертов Р. Тюрек, по моему мнению, – абсолютно непревзойденные. Разнилась сама суть работы с текстом, его воспроизведением, что, безусловно, не могло способствовать восприятию Р. Тюрек манеры Г. Гульда. Хотя, конечно, они оба великие, уникальные мастера,и их наследие входит в золотой фонд истории музыки.
Розалин Тюрек была довольно непосредственна в общении. В памяти остались несколько эпизодов. Один – из нашего посещения музея А. С. Пушкина на Мойке 12. Увидев, что гостья решительно садится за фортепиано, экскурсовод и служительница просили не трогать экспонат.
– «Мне можно», – улыбнувшись, Р. Тюрек спокойно и уверенно стала играть. – «Ничего фортепиано», – сказала она, закончив.
Случилось наблюдать и перемену ее настроения. В Филармонию приехали телевизионщики снять репетицию и взять интервью. Прокрались за колоннами, тихо включили аппаратуру. Вдруг их работу прервал страшный крик: «Какого черта? Что они здесь делают?» – Р. Тюрек грозила судом, дипломатическим скандалом, требовала немедленно стереть запись. Но дело получило неожиданный оборот: разгневанная Розалин удалилась на 40 минут и, приведя себя в порядок, вполне благодушно дала интервью.
Едем в Царское Село. Короткий диалог в пути:
– У вас был такой ужасный человек, который управлял всей музыкой, кажется, на букву «М». (Выясняется, что речь идет о Тихоне Хренникове). Однажды я была вынуждена находиться в одном месте, где звучала его музыка. Я думала, что умру за эти полчаса.
– Но Хренников дружил с Бриттеном!
– Да? Возможно. Бриттен ведь такой консерватор, это похоже на него…
Наконец, день концерта в Санкт-Петербургской филармонии. Такой я не видел ее никогда ни до, ни после. Намеревался встретить Розалин у 6-гоподъезда и проводить в красную гостиную. Выходя из машины, она лишь кивнула мне и сделала знак, чтобы я не беспокоился. Весь ее облик выражал отрешенность, в которой таилась такая колоссальная энергия, что становилось даже страшно. Сильное волнение от запредельного мастерства, эмоционально-духовного посыла испытали все слушатели. Известный музыкальный критик М. Г. Бялик писал: «По тому, как исполнила она в концерте Арию и первые вариации, чувствовалось, что ни одна деталь не ускользнула от ее аналитического слуха и каждая оказалась необходимой, чтобы передать многомерность звукового пространства и образности баховской музыки. По мере развертывания грандиозного цикла все меньше думалось о научной оснащенности этой интерпретации и все больше захватывала она своей поэтичностью, романтической одухотворенностью. Поразительно были выявлены гениальные предвидения Баха, его переклички с творцами будущих эпох. О красоте звука, об ошеломляющей виртуозности Тюрек можно и не говорить: ее игра совершенна. Когда после огромного динамического напряжения последних вариаций вновь, в завершение целого, была исполнена незамысловато трогательная Ария, публика пережила ощущение благостного катарсиса. Затем, когда музыка отзвучала, все до единого встали и, долго не отпуская со сцены Мастера, овацией благодарили ее за пережитое потрясение, за то, что искусством своим подняла она нас к небесным высям, заставляя забыть о будничном и злом».[5]
Добавлю, что незадолго до приезда Р. Тюрек в Петербург я с позволения руководства факультета собрал кафедру и рассказал о предстоящем событии, об истории жизниР. Тюрек, ее петербургских учителях.Специально для проведения этого заседания кафедры Розалинприслала свои записи, которые сопровождали мой рассказ.
Мечта РозалинТюрексбылась. Она выглядела абсолютно счастливой;поблагодарила организаторов, Большой зал филармонии, всех, кто был с ней в эти дни, и сделала признание: «Я иногда забываю города, в которых играю, но легко вспоминаю их по реакции публики, по тишине, которая устанавливается в зале. Она везде разная. Такой, как здесь, нет нигде. Это самое сильное потрясение в вашем городе».
Те концерты не исчезли из памяти профессионалов и публики. Несколько лет назад своим впечатлением поделился со мной замечательный пианист С. Иголинский. Было лето, и единственный концерт в филармонии в исполнении никому не известной американкой «Гольдберг вариаций» Баха заинтересовалего. С самого начала поразило непревзойденное совершенство, невероятная ясность мышления в полифонии и очень знакомая манера баховской фактуры. По словам Иголинского, мы, выросшие на записях Г. Гульда, преклоняясь перед этим явлением всю жизнь, не считали его принадлежавшим к земной цивилизации. Нам всегда казалось, что это инопланетное создание появилось на Земле из космоса. Услышав Р. Тюрек, стало видно, откуда Г. Гульд берет свое происхождение и где его корни. Только Р. Тюрек, при всем ее совершенстве, гораздо более земная и понятная.
Мнениямногих музыкантов, критиков и любителей сходятся на том, что концерты Розалин Тюрек в Санкт-Петербурге в июле 1995 года по масштабу события можно сравнить с выступлениями Г. Гульда в 1957 году и В. Горовица в 1986-м.
Последний раз я разговаривал с Розалин15 июля 2003 года, за два дня до ее ухода. Позвонил в Нью-Йорк из Токио, где был на гастролях. Говорили мы долго, ей было нелегко, но последние наставления, очень для меня важные, не забыть:все время играть Баха, поскольку это важно не только для понимания всей последующей истории музыки, имеющей тактовую организацию, но и дляустройства жизни в целом. И ещеобратилась с просьбой: в Риме, в ее любимом TeatroGhione, в котором она ежегодно давала концерты, через год после ее ухода играть Баха в транскрипции Бузони и Шуберта – то, что ей особо запомнилось из наших уроков.Сказала, что не всё открыла в Бахе, только приблизилась к пониманию… Не хватило еще одной жизни.
Розалин Тюрек покинула этот мир 17 июля 2003 года в Нью-Йорке.
За несколько дней до кончины она попросила, чтобы на похоронной службе прозвучали «Гольдберг-вариации» И. С. Баха, записанные в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии во время ееединственного приезда в Россию в 1995 году.
Владимир Мищук
Санкт-Петербург, январь 2021 г.
[1]John Ardoin (1935–2001), США – музыкальный критик (Dallas Morning News, New York Times, Times (London)). Главный редактор Musical America, программный редактор Avery Fisher Hall (Lincoln Center).
[2]Rosalyn Tureck: A Life with Bach. Pendragon Press, 2019.
[3]Donna Staley Kline. An American Virtuoso on the World Stage: Olga Samaroff Stokowski. — Texas A&M University Press, 1997. — P. 173.
[4]Вопросы философии. 2021, No.1, С.17–26.
[5]Санкт-Петербургские ведомости 13 июля 1995.