Три с половиной дня, проведенных на судне, были вынужденным отдыхом. Море или точнее моря, а их было четыре: Средиземное, Эгейское, Мраморное и Черное, были спокойны. Конечно же, Кфиру не терпелось сойти на берег, однако успокаивающая атмосфера на судне, люди, с которыми он общался и, разумеется, книги, несколько охлаждали его пыл.
В порту Кфира встречали сотрудники Израильского центра. Еще до отъезда в гостиницу он послал одного из них к Лане домой сообщить о своем приезде. Примерно через час, когда Кфир уже был у себя в номере, тот вернулся с новостями: Лана с сестрой уехали в Германию на постоянное место жительства. Это был шок! Конечно, когда прошло немного времени, и мышление вновь стало рациональным, все странное в поведении Ланы стало объяснимым. Трудно описать, в какое состояние повергло его это сообщение. Он был в отчаянии. Все встречи, визиты и другие мероприятия, забитые в плотный график во время пребывания в Одессе, буквально проплывали мимо. Единственное, что его беспокоило, это не показать на людях свое истинное настроение. Да, это было предательство, после которого трудно было прийти в себя.
Пару дней, проведенных в Одессе, прошли как бы сами собой без какого‑либо активного участия со стороны Кфира. К нему приходили, его возили, с ним встречались, а он со своей стороны всего лишь пытался играть самого себя, такого, каким был раньше. Получилось так, что улететь из Одессы было невозможно. Пришлось ехать в Кишинев. Эта, уже знакомая комбинация, еще больше ввергла его в воспоминания, и всю дорогу из Одессы до Кишиневского аэропорта, он не произнес ни слова.
Рейс из Кишинева в Москву прошел нормально. В Москве Кфира встречал один из коллег, отвечавший за Кавказский регион. После того, как он поселился в гостинице, они с коллегой еще долго сидели в лобби. Тот рассказывал Кфиру о Кавказе в общем и о Грузии в частности. Было неловко. Коллега говорил много, Кфир слушал мало, но пытался сделать вид, что ему интересно. На самом деле он все еще был далеко, хотя перемена обстановки начинала в какой‑то мере облегчать его состояние. Предстояла серьезная работа, нужно было взять себя в руки.
Самолет на Тбилиси улетал на следующий день после обеда. После того, как рейс задержали, в аэропорту негде было присесть, даже продавленное кресло в самолете показалось нестрашным. Во время полета стюардессы разносили «Боржоми», чем ограничилось гостеприимство Кавказских авиалиний. Большую часть времени Кфир просидел с закрытыми глазами, предаваясь воспоминаниям и размышлениям.
Незадолго до посадки по левую сторону борта он увидел Казбек. Это было очень впечатляющее зрелище, благодаря которому удалось отвлечься от мрачных мыслей и попытаться настроиться на встречу с будущими сотрудниками, которые должны были ждать его в аэропорту.
Самолет сел довольно мягко. Кфира всегда удивляло несоответствие между уровнем содержания техники и искусством летчиков бывшего Аэрофлота. По‑видимому, одно вытекало из другого.
Пройдя паспортный контроль и получив свой багаж, Кфир вышел в зал ожидания. Старый аэропорт не многим отличался от других, построенных, по‑видимому, по одному типовому проекту. Среди встречающих, как и везде, толпились шоферы, предлагающие свои услуги. Было известно, что воспользоваться услугами подобных частников небезопасно. Случались ограбления. Кфира должны были встречать, однако пока он пробирался через плотную толпу встречающих, никто к нему не обратился по имени. На предложения частников‑таксистов он отрицательно качал головой.
К нему прицепился невысокий, пожилой мужчина с типичной кавказской внешностью. «Давай подвызу!» – сказал он, лучезарно улыбаясь, обнажая ряд золотых зубов. «Нет, спасибо, меня должны встретить», – ответил Кфир. Однако тот не сдавался. «А ты их выдишь, тэх, кто встрэчает?» – спросил таксист, не улыбаясь. Несмотря на назойливость, в этом человеке ощущалось нечто дружелюбное и мягкое. «Еще один бедолага, которому нужно заработать, – подумал Кфир. «Нет, пока не вижу», – ответил он, продолжая разыскивать в толпе встречающих, тех, кто мог подойти на роль местных сотрудников посольства.
«А если не приедут?» – не унимался шофер.
«Посмотрим», – ответил Кфир с неуверенностью, придавшей не отходившему от него шофера надежду.
Он остановился у столба, расположенного так, что ему было удобно наблюдать за входящими и выходящими из зала ожидания. Поставив чемодан и сумку на пол, и протирая руки, он оглянулся по сторонам, пытаясь придать себе уверенный вид. На самом же деле подобный прием полностью выбил его из колеи. Он находился в чужом, незнакомом, далеко не безопасном месте. У него не было ни адреса посольства, ни телефонов местных сотрудников. Вспоминались слова московского коллеги: «Тебя встретят, ни о чем не беспокойся. Все будет в порядке». Эта ситуация имела свою положительную сторону. Она помогала освободиться от печальных мыслей. Кфир вновь почувствовал себя ступающим по тонкому льду, и, чтобы его не проломить, требовалась высшая мера осторожности.
Таксист тем временем, предложив Кфиру сигарету, закурил и непринужденно начал его расспрашивать. Выяснив, что Кфира должен был встречать помощник, он с философским видом начал посвящать его в азы восточной мудрости: «Иосиф Виссарионович был вэлыкий человэк. Он недаром говорил, что кадры решают все». Эти слова были произнесены медленно и смачно, с выдержанными паузами между словами. Возможно, даже сам Иосиф Виссарионович не произнес бы их так доходчиво. «Ты думаешь, ишак, это когда папа осел и мама лошадь? Или когда папа лошадь, а мама осел? – тем же тоном продолжал собеседник. – Нэт! Ишак – это диагноз!» – На какое‑то мгновение Кфиру вспомнился пьяный Шурик из «Кавказской пленницы», приехавший на Кавказ собирать фольклор. Не успев рассмеяться, Кфир увидел двух мужчин, стремительно вошедших в зал ожидания и нервно оглядывающихся по сторонам. Кфир сделал шаг навстречу, внимательно смотря на них. «Бен‑Гай Кфир?!» – спросил первый из них.
Его встречали, как и было договорено, помощник с шофером. «Извините за опоздание. Задержались по непредвиденным, веским причинам. На дороге была авария, – сказал высокий, худощавый, седой мужчина средних лет. – Меня зовут Леон, я ваш помощник, а это Зак, ваш шофер», – добавил он, кивая на мужчину с хитровато‑застенчивой улыбкой. Подхватив багаж, они направились к выходу из терминала. На улице стояло жаркое кавказское лето 1993‑го года.
«Сейчас мы поедем в гостиницу, оформимся, оставим вещи, а оттуда на прощальный вечер вашего коллеги Михаила. Это у его друзей дома. Вас там ждут», – сказал Леон.
«Метехи Палас» была великолепна и соответствовала всем западным стандартам пятизвездочной гостиницы. Она находилась недалеко от въезда в город над Курой[32], недалеко от памятника Горгасали[33]. Едва бросив вещи в комнате, они уехали на вечер в честь уезжающего коллеги. Кфира там встретили с чисто кавказским гостеприимством и сразу же усадили кушать. Ему было как‑то неловко. К этому времени все уже встали из‑за стола, и его обслуживали отдельно. Усваивая шедевры кавказской кухни в столовой, он с удовольствием слушал звуки рояля и пение, доносившееся из салона. Да, Грузия встречала нашего героя своими дарами: кухней, музыкой, пением и танцами, которые тоже вскоре начались.
Приехав в гостиницу поздно, Кфир распаковал вещи и пошел спать. На новом месте, несмотря на усталость, спалось плохо. Может быть, масса новых впечатлений тоже способствовала этому.
Проснувшись рано, он встал и открыл шторы. Вид старого города с красными крышами на противоположный стороне Куры, моста, разрушенного монастыря и, как бы оберегающей, стоящей за всем этим зеленой горы Мтацминда – буквально загипнотизировал Кфира. Это зрелище не отпускало его в течение долгих минут. Однако пора было возвращаться к прозе.
Глава 3
Посол
Кфир приехал в Грузию в качестве второго секретаря посольства, которое только начинало функционировать. В посольстве уже был временный поверенный, опытный, профессиональный дипломат «А». Это был симпатичный пожилой человек, с которым они сразу же нашли общий язык. В ближайшие недели ожидалось прибытие посла, после чего временный поверенный должен был уехать. Также должны были приехать заместитель посла и сотрудник, ответственный за безопасность. Это практически минимальный штат, можно сказать, мини‑посольство. Естественно, что кроме вышеупомянутых израильтян в посольстве был и местный штат. Только в отделе Кфира работали две секретарши, два помощника, шофер и охранник, так что всего сотрудников было около двадцати человек.
Посол приехал через неделю, и сразу же атмосфера легкости и непринужденности, царившая в посольстве до этого, начала отягощаться. Мужчина почти двухметрового роста, шумный, властный и нервный, наводил страх на всех местных сотрудников. В нем мало ощущалось демократическое начало, зато четко чувствовался тиранический потенциал. Однако это были всего лишь цветочки. Как вскоре стало понятно, посол «Б» сдерживался при своем наставнике, временном поверенном. Быть может, отсутствие опыта и неуверенность в себе выводили «Б» из себя. Он был чьим‑то ставленником. «А» несколько раз в свойственной ему дипломатической манере мягко намекал Кфиру, что не совсем понимает «Б».
Вскоре «А» уехал, и они остались с «Б» один на один. Уже на следующий день посол вызвал Кфира к себе и в достаточно грубой форме дал ему понять, кто в посольстве хозяин. В частности, он пояснил, что с этого момента любой контакт, встреча и, естественно, поездки будут только с его разрешения. Кфир, до сих пор не работавший в посольстве и не имевший опыта в отношениях с подобного рода начальством, попал в очень сложную ситуацию. У него не было никакой причины конкурировать с послом за его место и статус, однако, он не мог допустить, чтобы тот, ничего не смыслящий в его работе, вмешивался и мешал ему. Кфир пытался избежать назревающей конфронтации. Нужно было каким‑то образом дать понять «Б», что его власть над ним ограничивается формальностями, однако сделать это должно было его прямое руководство.
Тем не менее, несмотря на значительно охладевшие отношения, формально все продолжалось по‑старому.
Посол страдал от легкого тика, который выражался небольшим, но достаточно резким поднятием головы с легким уклоном влево, как бы указывающим на северо‑запад, или, как более точно говорят в армии, на «10:00». После отъезда «А», «Б» оказался под большим стрессом, что выражалось, кроме прочего, в более резком и частом тике.
Как‑то за завтраком, во время визуального контакта с официантом, проходящим мимо в северо‑восточном направлении, посол непроизвольно кивнул на запад. Официант подумал, что «Б» его зовет, и сразу же подошел с профессионально‑вопросительным выражением лица, на что посол отрицательно покачал головой. Отходя, официант в недоумении оглянулся на посла. Посол, почувствовав, что официант вновь на него смотрит, непроизвольно взглянул на официанта. Стоит ли упоминать о том, что коварный недуг предательски вновь дал о себе знать в этот самый момент. Бедный официант, движущийся на восток, опять с профессиональной покорностью воспринял кивок на запад, как подзывающий жест. Незамедлительно поменяв направление, на сей раз без улыбки, официант вновь стал приближаться к послу, на что посол опять отрицательно покачал головой. В очередной раз удаляясь, официант с укором обернулся в сторону посла, и естественно, в тот самый миг… но посол, быстро овладевший обстановкой, моментально дал очередной отбой в уже отработанной манере… Трудно сказать, ограничился ли этот бессловесный обмен информацией тремя или четырьмя заходами, пока не исчерпал себя, однако, Кфиру, как человеку, которого с детства воспитывали не обращать внимания на подобные недостатки и никогда ни над кем не смеяться, было очень тяжело сдержаться. По‑видимому, посол не мог этого не почувствовать, что вряд ли положительно повлияло на их сложно завязывающиеся отношения.
Ситуация, при которой два неопытных дипломата, один с необузданными амбициями, другой с ограниченными возможностями реализации планов из‑за амбиций первого, складывалась на фоне одного из самых сложных периодов в истории страны. Не хочется повторять того, что уже было много раз сказано, но страна была буквально на грани голода. Ходили слухи о смертельных случаях, часть из которых, по‑видимому, имела место на самом деле. Безвластие и террор местных ополчений. Постоянная стрельба, которая чаще велась для самоутверждения и, к счастью, в основном не имела конкретных целей. Ощущение безнадежности и беззащитности передавалось даже «привилегированным» дипломатам. Эта удивительная атмосфера была всюду: на улице, в посольстве, в гостинице, в которой тоже не обошлось без стрельбы.
Первое столкновение с «Б» произошло, когда Кфир пришел к нему со списком людей, которых хотел пригласить на прием, устраиваемый посольством по случаю вручения послом верительных грамот. Не взяв у Кфира списка, «Б» сказал, что не уверен, что для его гостей останется место. Когда его секретарша закончит готовить его список, тогда он будет готов рассмотреть этот вопрос. Сказав это, «Б» с умным выражением лица вернулся к каким‑то бумагам на столе, всем своим видом давая понять, что «аудиенция окончена». «Попытка придать присутствие мысли у себя на лице часто подчеркивает ее отсутствие», – подумал Кфир, мысленно перефразируя Пушкина: «На берегу великих волн, стоял он дум пустынных полн…» Он не спешил уходить. Сомневаясь в адекватности поведения «Б», Кфир все же не сомневался в правильности своих требований. Он считал, что подобный прием в первую очередь должен служить интересам того, что они представляют, т. е. государства, а не личных амбиций. Люди, которых Кфир хотел пригласить на прием, были важны для успеха в его работе. Приглашение их на столь престижное событие было важно для утверждения статуса Кфира в их глазах. Он так и ушел ни с чем. Через пару часов Кфир повторил попытку, на что получил уже известный ответ. Когда в конце дня все повторилось вновь, он очень сдержанно попросил посла, чтобы его секретарша сообщила ему, когда его список будет готов. С ироничной и самодовольной улыбкой на нервном лице «Б» сказал:
– Ты хочешь, чтобы моя секретарша за тобой бегала? Нет, будет наоборот!
В данной ситуации, даже со всей неопытностью было ясно, что это «казус белли»[34]. Кфир не мог понять, кому и зачем все это нужно. Он не мог представить, что вся эта чушь основывалась на больном индивидуализме одного человека, и что столь важное министерство могло назначить такого человека на такой пост.
До вручения грамот оставалась какая‑то неделя. Нужно было действовать. Не было другого выхода, кроме как обратиться к прямому начальству за помощью. Руководитель Кфира моментально понял ситуацию и принял решение, формулировка которого удивляла и была оскорбительна. Он сказал:
– Я устрою так, что ты сможешь пригласить людей из своего списка, но если хоть одно слово из того, что ты мне рассказал, не соответствует истине, можешь считать себя уволенным.
Это шокировало не меньше, чем столкновение с послом. Начальник Кфира, более чем кто‑либо другой в их системе, не раз давал ему понять, что ценит работу, проделанную им в прошлом. У него не было никакого повода сомневаться в объективности Кфира, а тут вдруг такой резкий подход. Да, эта работа явно была не для эмоциональных. Кфир уже как‑то слышал, что «у нас не хвалят, а в лучшем случае не ругают». Тем не менее, атмосфера вокруг сгущалась, настроение было отвратительное.
Сейчас, может быть, подходящее время упомянуть, что вскоре после приезда посол уехал на региональный съезд послов в Будапешт, а через несколько дней после этого уехал и временный поверенный «А». Но речь не о том, как Кфир оставался за главного в посольстве, хотя эта ситуация и забавляла его, а о том, что перед отъездом «А», по‑видимому, попросил в гостинице, чтобы факсы, время от времени приходящие из министерства, отдавали Кфиру…
Через несколько дней Кфир получил факс из министерства на имя посла, в котором среди прочего упоминалась тема церемонии вручения верительных грамот и последующего приема. Послу ясно давалось понять, кого принято приглашать на саму церемонию, а кого – после церемонии на прием. Вкратце, если перед началом конфликта Кфир сомневался в том, что сможет пригласить людей по своему списку на прием, то в конечном итоге его список был не только утвержден, но более того, ему надлежало присутствовать и на самой церемонии. Наверное, это уже был удар для посла. По‑видимому, начальник Кфира был не так уж плох.
В конечном итоге, секретарь посла получила список Кфира, все люди из списка получили официальное приглашение, и его статус, столь важный для дальнейшей работы, приобрел солидный фундамент. Что же касается самой церемонии вручения верительных грамот, то все прошло по протоколу, и наш герой был запечатлен на пленке с самим Шеварднадзе Эдуардом Амвросиевичем. Естественно, все это только увеличило напряжение между Кфиром и «Б».
К сожалению, «Б» создавал себе репутацию человека, мягко выражаясь, неотесанного не только в стенах посольства. Он был слишком горд, чтобы быть умным и слишком глуп, чтобы быть другим… Вскоре после церемонии вручения верительных грамот тбилисская еврейская община давала банкет в честь первого израильского посла в Грузии. Банкет проходил в зале приемов в гостинице, в которой жили посол и Кфир. Были приглашены все самые уважаемые члены общины. В огромном зале в длину были расставлены столы. Присутствовало не менее двухсот человек.
После официального открытия банкета, первых тостов и вручения подарков началась музыка. Раздались удивительные звуки «Чардаша» Монти[35]. В какой‑то момент скрипка, воистину волшебная, осталась одна, и солист‑скрипач начал приближаться к послу, по‑своему выражая особое уважение. Скрипач‑виртуоз со свойственной музыканту ритмикой подошел к «Б» как раз в тот момент, когда в этом всем известном произведении наступает то, что музыканты называют фальшивым финалом. Посол, не раздумывая, начал медленно и громко аплодировать своими огромными ладонями. Это была одна из тех ситуаций, когда хочется провалиться, но и это не получается. Однако, «совершенство неисправимо», посол нисколько не смутился своей столь грубой демонстрацией незнания элементарной классики и невозмутимо продолжил вести себя как ни в чем не бывало. Это было самодурство высшей пробы.
Глава 4
Алекс
После инцидента, связанного с церемонией вручения верительных грамот, Кфир с послом уже больше не садились за один столик за завтраком в ресторане гостиницы. Их отношения приобрели оттенок холодно‑сдержанно‑деловых. Как‑то им сообщили, что ночью (самолет из Тель‑Авива прибывал ночью) должны прилететь временный начальник безопасности и заместитель посла. На следующее утро, когда Кфир спускался на завтрак, с ним в лифт зашли двое молодых мужчин. Еще до того, как они заговорили между собой на иврите, стало ясно, что они и есть ожидаемое подкрепление. Заговаривать с ними Бен‑Гай не стал. Не хотелось лишнего контакта с «Б», к которому это могло привести за завтраком. Было интересно угадать, кто же из них кто. Оба примерно одного роста, около 1,80 м. У обоих ощущались спортивная подготовка и атлетизм. Тем не менее, один выглядел скучноватым, в костюме, который его несколько напрягал, и выражение лица не отражало особого интеллекта. На другом костюм сидел великолепно, он был менее сдержан, весел, а на лице отражался интеллект. Естественно, первый должен был быть ответственным за безопасность, а второй – заместителем посла.
В ресторане, как и предполагалось, они завтракали с послом за одним столиком, а через какой‑то час оба зашли в кабинет Кфира и представились.
– «N»– временный начальник службы безопасности посольства.
– Первый секретарь. Алекс!
День как всегда пролетел незаметно. Получилось так, что Кфир с Алексом вернулись в гостиницу одновременно и вместе зашли в лифт.
– Ну как? – спросил он Кфира, по‑дружески улыбаясь.
– Что как? – ответил тот вопросом на вопрос.
– А все! – сказал Алекс, продолжая улыбаться.
Из осторожности, Кфир, продолжая быть сдержанным, и ответил:
– А ничего!
Расширив улыбку на доверительно‑располагающую, Алекс сказал:
– Можешь говорить, все свои.
Кфир не был уверен в том, что тот не человек посла, и не спешил ничего говорить. Алекс сделал первый шаг. Он рассказал, что проходил подготовку вместе с «Б» и отлично отдает себе отчет, куда они попали. Его интересовало, какие у Кфира создаются отношения с «Б». Все еще в сдержанной манере тот рассказал Алексу о том, что произошло между ним и послом из‑за списка приглашенных. Алекс ответил, что нисколько не удивлен, поскольку уже успел понять, что это за человек, подчеркивая сказанное известным жестом пальца у виска. Они разговорились. После короткой беседы договорились встретиться через час в спорткомплексе гостиницы.
Интересно, что биографии у них были во многом схожи. Алекс был старше Кфира всего на несколько дней. Оба родились и выросли в Риге. Кфир приехал в Израиль на пару лет раньше, но оба имели право считать себя «старожилами», приехавшими в конце 60‑х – начале 70‑х годов. Их отцы прошли Вторую Мировую войну по полной программе. Отец Кфира сначала в Рижском гетто, а затем в концлагере Штутхоф в Германии. Отец Алекса в Латвийской дивизии. Мамы обе были беженками в Сибири. И образовательный уровень был почти одинаков: Кфир уже был магистром, Алекс готовился получить вторую степень. И вот при всем при этом они познакомились именно в Тбилиси.
После целого дня в посольстве они обычно проводили оставшееся время в спортивном клубе. Часто ужинали у Кфира в номере. По вечерам в городе было небезопасно, так что здоровее было оставаться на месте. Живя поневоле в столь изолированной обстановке, большую часть свободного времени они проводили вместе. В конце недели обычно ездили на вернисаж или гуляли по центру города. У Алекса была машина, и обычно они пользовались ею. У Кфира был шофер с машиной, которого он предпочитал не беспокоить по выходным. Тому и так доставалось из‑за неурочных часов. По вечерам, после спортклуба, каждый шел к себе отдохнуть и привести себя в порядок, а затем они обычно собирались у Кфира перекусить и поговорить о прошедшем дне. Алексу, бедняге, доставалось от посла. После происшествия с приемом, он оставил Кфира на некоторое время в покое и, по‑видимому, в качестве компенсации взялся за Алекса. Маленькому человеку, пробившемуся в люди, всегда трудно простить свидетелей своего былого ничтожества. Часами Алекс мог рассказывать о том, что происходило в их отделе. Да, ему было очень тяжело, и Кфир понимал, что то малое, что он мог для него сделать, это выслушивать. Тема посла в полном смысле слова доводила Алекса до белого каления. Все это происходило на фоне тяжелой работы, которой Алексу приходилось заниматься. Наряду со своими текущими обязанностями, он руководил ремонтом посольства. Это в то время, когда в стране практически ничего нельзя было достать.
В Грузии 93–94 годов простые люди простаивали ночи напролёт, греясь у костров, в надежде, что утром, может быть, в магазин привезут хлеб.
Больно было смотреть на голодных людей. Жалко и страшно было видеть собачьи стаи, сбившиеся из домашних животных, хозяева которых не могли их кормить. Это часто бывали породистые овчарки, доги и даже пудели. Подобные картины выглядели угнетающе и веяли сюрреализмом, естественно и ярко вписываясь в серую и угрюмую среду.
Несытно было и посольским работникам. В какой‑то момент Алекс устроил через дипкорпус так, что все работники получали каждый день по буханке хлеба. Это было великолепно. Все местные сотрудники сразу же повеселели. Кфиру, в общем‑то, одной буханки хватало на целую неделю. Теперь по вечерам, добравшись в свою холодную квартиру (отопление не работало), он согревался горячим супом из порошка и с удовольствием утолял голод куском хлеба. Лишние буханки он отдавал своим сотрудникам, или же, если бывал приглашён в гости, приносил вместо бонбоньерки, чему радовались больше чем шоколаду.
Мыши обнаглели до предела. Как‑то доставая галеты из коробки (произошло это тогда, когда Кфир уже переехал в квартиру), он с ужасом увидел, как оттуда выпрыгнуло что‑то отвратительное серое и приземлилось прямо на его ладонь. Заорав, он наблюдал отчаянное бегство этого, по‑видимому, голодного и испуганного зверька.
С тех пор все продукты он хранил в холодильнике, даже хлеб. По утрам, отрезая ломтик хлеба для бутерброда, Кфир удивлялся выемке в центре буханки, но относил это за счёт некачественной выпечки. Он был очень занят, и, в общем, качество хлеба мало его занимало, хотя где‑то подсознательно виделось, что вчера выемки вроде бы не было. Всё стало ясно, когда однажды открыв холодильник, оттуда прямо на него прыгнула мышь. Кфир замер. На сей раз обошлось без крика. По‑видимому, предыдущий опыт не прошёл даром. Тщательно обследовав холодильник, он обнаружил отверстие на задней стенке, появившееся из‑за ржавчины. Уже успокоившись, он философски подумал, что делил свой хлеб с мышами.
Однажды, вскоре после приезда Алекса, при возвращении «Б» из Тель‑Авива пропал его багаж. При каждом удобном и не очень удобном случае со стороны посла были слышны упреки в адрес Алекса из‑за того, что тот не был в состоянии найти его багаж. Всем известно, что поиском потерянного багажа занимается авиакомпания, отвечающая за его перевозку. Вряд ли Алекс мог сделать что‑либо большее, чем сообщить в авиакомпанию о пропаже багажа и данных владельца. Да, есть люди, для которых кто‑то всегда должен быть в чем‑то виноват. Интересно, что через несколько дней посол вдруг прекратил упоминать эту тему. Это выглядело как‑то неестественно, тем более что багажа все еще не было. Вечером в спортклубе Алекс рассказал, что багаж нашелся в Атланте, в штате Джорджия, США. Они долго смеялись. Кто еще кроме Алекса мог быть виноват в том, что посол при сдаче багажа не обратил внимания работников аэропорта, что Грузия и Джорджия на английском пишутся одинаково.
Подобные вещи и многое другое делалось помимо постоянной текучки, консульской и другой работы. Посол же кроме общения в высших кругах и выступлений на редких мероприятиях особенно себя не утруждал, и часто находил причины вообще не появляться в посольстве.
Все это не мешало ему самым жестким образом критиковать все, что делал Алекс. Как‑то «Б» улетел в Москву, где оказалось, что его российская виза истекла. В связи с этим его продержали в аэропорту в Москве несколько часов, пока проблема не была решена. После его возвращения в Тбилиси все посольство дрожало несколько дней, и «Б» еще долго обращался к этой теме, во всем, естественно, обвиняя Алекса. Однажды, когда «Б» в очередной раз коснулся этой темы, Кфир спросил его:
– Я не пойму, вы что, поручали Алексу продлить визу, а он этого не сделал?
– Нет, – ответил посол, – это его обязанность знать, когда истекает моя виза!
Да, «Б» самым серьезным образом пытался быть царьком в посольской среде. Его поведение все чаще напоминало пословицу «из грязи в князи».
Глава 5
Будни в посольстве
Будни продолжали идти своим чередом. В течение рабочего дня Кфир и Алекс время от времени заходили друг к другу в кабинеты, чтобы слегка снять напряжение и передохнуть, а заодно рассказать об очередной попытке взятки. По вечерам, после спортклуба, они почти всегда собирались у Кфира. Обычно присутствовал и очередной начальник безопасности, а иногда и некие залетные коллеги. Представители безопасности менялись каждые несколько недель, пока к ним не прислали постоянного. Однажды у одного такого «временного» день рождения выпал на период его пребывания в Тбилиси. Администрация гостиницы прислала ему торт. С огромным удовольствием они ели его вечером за чаем. Торт был красивым, но не особенно вкусным. Все были в восторге от этого сюрприза, так как и они в какой‑то мере не доедали. Все последующие представители безопасности, без исключения, вносили в регистрационные карточки по приезду в гостиницу дату рождения, выпадающую на период их пребывания в Грузии. Алекс был очень доволен этой своей выдумкой, и глаза его горели озорством, когда он сообщал Кфиру, что вскоре они будут праздновать очередной день рождения.
Не стоит упоминать о том, что посол никогда ни с кем не общался, кроме как по рабочим делам, и ни на каких внутренних посольских мероприятиях не присутствовал. По‑видимому, статус не позволял. Естественно, что никому и ни в коей мере это не мешало. В гостинице они почти не ощущали его присутствия, кроме некоторых нюансов, связанных с его поведением, о которых они узнавали от персонала гостиницы. Так однажды, заместитель директора гостиницы со слегка интригующей улыбкой спросил Кфира, не знает ли он чего‑либо о состоянии здоровья посла. Следует отметить, что Ла Лей был французом, и его тонкий юмористический подход настораживал. Пытаясь развеять недоумение Кфира, он объяснил, что посол запретил уборщицам забирать из своего номера использованные полотенца. Все еще со слегка сдерживаемой улыбкой Ла Лей сказал, что ему, конечно, не жаль, однако за пару месяцев в номере их уже собралось вполне существенное количество. К сожалению, Кфир не смог ответить ничего убедительного. Он попытался сказать что‑то о занятости и рассеянности посла и пообещал поговорить с ним. Разумеется, это стало очередной темой дня, а точнее вечера.