***
Саба пришла, когда Хьюго ещё разогревал автомобиль Джонатана. Бедняжка совсем замёрзла, и Хьюго, увидев её, страшно разволновался и накинул на неё свой бушлат. Она была будто бы совсем не в себе. Он всячески старался поговорить со своей девушкой, но она отнекивалась и молчала. Она лишь спросила, не треснет ли эта развалюха где-нибудь по дороге. Но нет, с ней Хьюго повозился на славу! Как раз, чтобы выдержать все испытания дорогой и заехать в самые дебри. Только оправдания Хьюго Саба тоже мало слушала. Она была слишком замкнута в себе, и Хьюго старался разговорить её, потому что никогда не видел подругу такой. Да что там, кажется, ему самому было важнее сейчас поговорить, ибо он был чем-то страшно обеспокоен. Всё летело у него из рук, он постоянно суетился, стараясь угодить Сабе и одновременно следить за дорогой. Машина двигалась на север.
Асфальтированная дорога была прямая и пустынная и уносила путников куда-то далеко за горизонт. Саба молчала почти всё это время и при этом постоянно ела. У бедной девушки два дня во рту ни крошки. Вечером закатное солнце по левую руку ласкало милейшее личико юной дочки героя Нома, и та, утомлённая жизнью, дорогой и последними событиями, уснула. Хьюго сделал музыку потише, а потом и вовсе её выключил, замкнувшись в себе, как и его спутница на протяжении всего пути. Саба немного посапывала, повернувшись на левый бок лицом к Хьюго и тот, периодически поглядывая на неё, решился, и, открыв форточку, закурил. Он не курил уже очень долго, но пачка красного Marlboro всегда валялась у него в бардачке на всякий пожарный. А Саба продолжала спать, с таким милым и наивным лицом и верой в счастливый завтрашний день, которую она лелеяла в течении многих лет. Саба не знала, что в багажнике старой развалюхи лежит ружьё её любимого друга.
|
|
Глава 16
Провожатые
1.
Путь. Такой далёкий и трудный, полный опасностей и приключений. Я представлял его именно таким, но…сейчас мне было совсем не весело. Не было той романтики, которая сопровождала нас с Газом на пути в Теллер. Не было рядом и Газа, который всегда готов был прийти ко мне на помощь, а приключения… Приключения, авантюры и опасности, о которых я так мечтал, уже давно превысили свой лимит. Их хватило мне по горло, и, я так думаю, ещё сполна хватит. Теперь мне просто хотелось, чтобы происшествий было как можно меньше. Они жутко выматывали, сильнее, чем само путешествие, быстрее, чем эта постоянная игра в догонялки, больнее, чем наше с друзьями расставание… Хотя что может быть больнее, коли всё это следствие его. Всё это я делаю потому, что не хочу расставаться. Иду, превозмогая боль одну, будучи не в силах терпеть другую – боль разлуки. Иду на риск, иду на смерть… чтобы жить…
И почему мне в голову начали приходить мысли о смерти? Я ещё слишком молод, приближаюсь к своему двадцатилетию, а думаю о том, как буду заканчивать свой жизненный путь. Каким он будет, этот конец? Как это? И что будет дальше… И главное, ради чего? На что можно разменять свою жизнь?
Так, стоп! Неужели я собираюсь тут жизнями меняться! Ничто теперь не предвещает беды, преступников-то рядом нет! Я просто двигаюсь навстречу своим ответам, иду выручать друга и искать крёстного с его дочкой. Пока что я просто иду… Иду по буроватой от песка дороге. Иду, а за мною тянется змейка моих следов, так интересно заходящая в повороты… Я просто иду, оставляя след в истории этого места и в истории своей жизни… Да, и тем более, разве предвидятся мне такие приключения в будущем? Да даже подобные путешествия вряд ли! Так что надо пользоваться моментом! Хотя… Может, мне уже ничего в будущем и не предвидится… Так, стоп! Опять! Хватит, нет уж! Пессимизм долой! Пора в путь за новыми приключениями, а не за смертью. Какая смерть, я ведь просто иду…
|
|
А идти было так приятно. Приятно лишь потому, что под ногами был песочек и камни, а не лесные повалы и трава по пояс. Правда, вот этот путь был ещё тяжелее, чем раньше. Во-первых, приходилось постоянно идти в гору, отчего я останавливался каждые метра двести на передышку, упёршись руками в колени и наслаждаясь прохладой воздуха и пением птичек вокруг. Такое спорное наслаждение, не правда ли? Во-вторых, после сегодняшних марш-бросков и переживаний сердце вымоталось ну ой как ужасно. Оно буквально выскакивало из груди, отчего болело, и дышать становилось всё тяжелее и тяжелей. В-третьих, путь от Нома сюда и догонялки по всему городу, которые не давали мне уснуть ночи напролёт. За всё это время ноги устали и казались теперь каменными. К боли в них я уже привык за время подъёма в гору, благо, что я был натренирован в дальних прогулках за город, в которые мы пускались порой с Фоксером. Потом он всё больше и больше тянулся к городу, и эти путешествия прекратились. Я гулял и в одиночестве, и с другими друзьями, но, что самое главное, делал это регулярно. Однако никакие тренировки не готовили меня к такому большому путешествию, сопровождаемому столь насыщенными обстоятельствами. Так что если бы на пути оказалась бы ещё и трава, и «Холмы», то я бы точно кончился на первом километре. Благо, что на хвост мне никто не сел. У меня просто не было больше сил убегать! Преодолеть бы эту проклятую дорогу, и то ладно! Хотя чего это я, всё ведь могло быть гораздо хуже. Поэтому не стоит обзывать мой путь проклятым, а то, не дай Бог, он таким и станет. Он есть, какой есть. И не он виноват во всём, а только я, раз я его выбрал. Так что извольте-с насладиться им в полной мере, привередливый сэр! А иначе и удача покинет тебя, а этого ой как не хочется! До сих пор она всегда была на моей стороне, и мне бы теперь очень пригодилось сохранить данный союз. Только вот чем он выгоден королеве Удаче и чем я могу за него заплатить… История умалчивает, оставляя глупые вопросы с суровым жизненным содержанием. Как ни крути, а оно выйдет так, и платить воображаемому оберегу всё равно придётся своим потом и кровью, потерями и страданиями, стараниями и усердием.
|
|
Так, шаг за шагом я вводил себя в новый тупик, который был поставлен вопросами без ответов. На самом деле, все эти вопросы не имели никакой цены, а ответы на них – никакого значения. Они были бессмысленны, потому как нереальны. Они возникали лишь как предположения, как происшествие, вероятность которого крайне мала. Так почему же я их себе задавал, если и сам не знал, что будет дальше? Наверное, это была попытка узнать, а также способ занять себя на всю дорогу.
Всевозможные глупые мысли, подпитываемые последними событиями, продолжали лезть мне в голову, усиливая мою депрессию. Наверное, всё это нужно просто «переболеть» и жить, как раньше. Кто его знает, может, завтра я проснусь уже совершенно другим человеком? Только это будет завтра, а сейчас мне совсем было нечем себя занять, кроме этих бессмысленных глупостей. Даже пейзаж вокруг был до боли однообразным. По обеим сторонам от склона высились деревья: клёны, осины, редкие ели и сосны. Ни одной поляны, ни одной прогалины, речушки или оврага не было. Только лес и дорога, которая вела меня вверх, а куда – я не видел, потому как она виляла, закрывая деревьями очередной поворот. Вдоль дороги было на удивление чисто: на обочинах не было деревьев – всё было спилено, трава была хоть и высокая, но без кустарника, в общем – дорога была явно ухожена. Хотя тут и не было признаков активности, потому как за шесть часов, которые я двигался вверх по склону, я не встретил никого и ничего нового, кроме моих глупых мыслей. Но и те, в конце концов, отпустили меня, и часов с семи вечера я шёл совсем отрешённый от мира. В голове стало пусто, и я только об одном подумал - это отходняк после насыщенного неприятностями дня. Разум мой шёл на поправку. Болели теперь только ноги и пробитая ладонь, даже переносица прошла где-то через час после начала пути. День заканчивался и всё налаживалось.
За всё время, пока я шёл, я не сделал ни одного привала. Видимо, делая постоянные остановки, чтобы отдышаться, я давал отдохнуть и своим ногам. Конечно, на половине пути я, было, захотел остановиться, но поборол в себе это желание и так продолжал путь до восьми вечера на морально-волевых до тех пор, пока желание отдыхать и есть не пропало куда-то. Я думал, что сейчас за очередным поворотом я увижу место, где можно будет устроиться поудобнее, развести костерок и передохнуть, но такого места не было и я просто продолжал двигаться дальше.
Так, к половине девятого вечера, я дошёл до вершины горы. Это было интересно и красиво. Метров за двести до вершины взору моему предстало поле, которое буквально уплывало вместе с ветром всё ниже и ниже по склону. Трава и вправду была похожа на волны. Они лились с обочины и прибивали к лесу, будто бы из-под дороги лился широкий водопад. Красиво-то как! И не было на поле цветов, но трава эта была до того зелена и гармонична, что они и не требовались для большей красоты. Лес представлялся океаном, который теперь сменил океан настоящий и простирался на много километров влево. Я двигался вглубь континента.
Впереди, левее вершины дороги, находился высокий холм, который почти прямым земляным скатом опускался в бушующее от ветра море травы. Вершина горы, по которой проходила дорога, оказалась как бы зажата между двух холмов, небольшого справа и этого отвесного слева. Посему создавалось ощущение, что дорога идёт сквозь небольшое горное ущелье. Только до него оставалось ещё метров пятьдесят, а я всё ещё шёл и смотрел куда-то вдаль, налево. Как же далеко видно! Красиво!
Ветер был приятным и холодным, отчего я почувствовал желанную свежесть. Он поднялся не случайно – со всех сторон гору обложило тучами. К ночи надобно ждать дождя. На карту я уже давно не смотрел, потому как дорога никуда не виляла и не сворачивала. Главное, что она есть, а значит можно с уверенностью продолжать путь.
Начинало темнеть. Солнце, что раскинулось над лесом слева, уходило на закат, мелькнув лишь мне напоследок, когда я перешёл границу «ущелья». Здесь было прохладнее, ветер дул сильнее и я накинул поверх чёрной кофты свою куртку. Она уже почти высохла после сегодняшнего «купания», и теперь от неё отлетали широкие жёлтые куски грязи. Вокруг так густо нависали деревья, что мне вдруг показалось, что за мной кто-то следит, прячась в чаще по обеим сторонам дороги. Тут было как-то не по себе, плохо и неприятно. А еще темновато и от этого неуютно. Кругом всё казалось каким-то неестественно тихим, и даже деревья не качались на ветру и не шумели. Шумел только сам ветер, нашёптывая мне какие-то пакости звоном придорожных камней. Казалось, что именно от камней исходит создаваемый ветром свист, потому как свистеть здесь было просто больше нечему. Но... некому ли? Этот вопрос, к горю или к радости, так и остался для меня загадкой, пускай и весьма щекочущей моё любопытство и нервы. Наконец все мои предрассудки остались позади. Пройдя около полусотни метров, я вышел из «ущелья».
Создалось ощущение, что я попал в другое место. Над головой уже сгустились тучи, а вокруг снова был лес, густой и непроглядный. Тучи поглотили уже не греющее теплом, а греющее лишь сердце закатное солнце, из-за чего стало ещё темнее. Слева даже чуть-чуть громыхнуло, и теперь мне требовалось поторопиться. Благо, что дорога уходила вниз по прямой, упираясь то ли в развилку, толи в крутой поворот где-то у подножия, метрах в трёхстах от меня. Но… что же это такое, стоит в кустах? Неужели это то, о чём я думаю!?
В кустах, весь заросший, поглощённый малинником стоял старый велосипед. Его слегка красноватая краска ободралась и уже не блестела как раньше. Не было в нём и той удали, с которой на нём проезжали километр за километром. На нём осталась только ржавчина и ободранное сидение. Я не сразу заметил, что у велосипеда не хватает левой педали, отчего он, по-видимому, и был выброшен. Колёса были уже давным-давно спущены, поэтому я сперва поколебался, а потом подумал. Спуск с горы был прямым и долгим, ни одного встречного автомобиля за день я не увидел, так что… а что, была не была?
Весь обколовшись об малинник, я таки вырвал этот состарившийся кусок металла из лап Матушки-Природы. Он был великолепен… когда-то. А сейчас он был орудием самоубийства в моих руках. Но не зря же я обкололся, не зря же я так старался! Я оседлал этого старого мерина, и, раздумывая и решаясь секунд двадцать, покатился вниз. Здесь главное – сделать первый шаг. От него, как правило, зависит исход предстоящего нам дела, и так со всем в нашей жизни. Только всегда ли нам хватает сил решиться? Всегда ли условия дают нам чёткую картину действий? Или мы всё-таки вольны сами выбирать свой путь? Может, не всегда даже жизнь ставит перед нами цели, а мы сами их выбираем? Выбираем цели и пути их достижения? Может, это и так… Может…
А я нёсся вниз, разбрасывая как страницы по ветру свои негативные мысли и эмоции. Я заряжался хорошими. Скорость и невозможность остановиться буквально требовали от меня забыть про всё и сосредоточиться на дороге и ветре, который с шумом обдувал меня и развевал мою куртку, заставляя её похлопывать где-то позади. Глаза резало до слёз от ветра, даже несмотря на то что я ехал на ободьях. От этого велосипед подкидывало, поворачивало и постоянно кренило вправо, и я, пользуясь кривым рулём, пытался уберечь себя от падения. Только я об этом не думал. Я перестал думать, просто отдавшись инстинктам и адреналину. Не было ничего, что могло бы привести меня в чувство. И я даже вскрикнул от радости, которая захватила сердце моё. Я восторженно кричал и разгонялся всё сильнее и сильнее, всё настойчивее и настойчивее приводя себя в чувство своим безрассудным поступком. Ни тормозов, ни управляемости, а только инстинкты и чутьё, чтобы выжить. А остальное – не главное. Это только помощники в выживании, которое обеспечивают наши инстинкты. А вот они уже должны работать безотказно. И если им в их нелёгком деле помогает ещё и умная голова, то это вообще прекрасно. Жаль только, что мне это сейчас не грозило, потому как поступок мой был безрассуден и по-детски нерационален. Риск падения с последующими травмами был неоправдан. Правда, спорить с пользой этой велосипедной прогулки было бесполезно – я спустился с горы за считанные секунды и, что самое главное, очистил свою голову от всякой нечисти, что там обитала и паразитировала мой разум.
На большой скорости я смог заехать на ещё одну горку и увидеть, что дорога действительно упирается в крутой поворот, однако налево уходила дорога, давно заросшая, с нависшими над колеёй деревьями, что окрашивали эту заброшенную дорогу в цвет ночной темноты. Но мне, судя по всему, надо было двигаться дальше по большаку, направо, где, метрах в ста от меня, находился ещё один поворот. Стоп, я помню это место на карте, неужели я так быстро дошёл!
И мои ожидания оправдались. Сразу за поворотом я увидел несколько старых, посеревших от времени срубов. Они выглядывали из-за угла, и я пошёл до них, продолжая катить велосипед в руках. Мало ли кому пригодится, а тут-то местечко приметное. Только вот я не знал, что это за деревушка и жива ли она вообще. На карте было отмечено только несколько домов, но кто там меня встретит? Может, опять выпрут взашей, как вчера? Ладно, проверим.
Я был весьма удивлён, что дошёл до деревни так быстро. По всем подсчётам я должен был прийти уже ночью, а сейчас на часах только начало одиннадцатого. Однако уже смеркалось. Тучи, что слева, уже не гремели, улетев куда-то дальше, но небо всё равно было серым и объёмным, синея где-то на северо-востоке. Вот эта туча точно зацепит. Надобно поторопиться и найти ночлег раньше, чем меня застанет дождь.
Я дошёл до деревни, правда, деревней это назвать было невозможно. Всё сходилось с картой, тут располагалось лишь несколько построек. Был бы я на Родине, я бы со стопроцентной уверенностью заявил, что это был хутор, через который когда-то проложили дорогу. По правую руку большак продолжал двигаться в сторону заказника, туда, куда завтра ляжет моя дорога. Посередине образовавшейся по левую руку от дороги площадки располагался серый от времени дом. Он был широкий, раскидистый, сгнивший, но с окнами, целый и невредимый. Кроме его цвета и подгнившего фундамента ничто не выдавало его старости. Слева, уже совсем поросшие травой, стояли хлева и покосившийся набок старый коричневый дом. Справа из-за угла почти на дорогу выглядывала старая хата, которая была ещё старше коричневого дома, но при этом стояла намного увереннее. Тут же, по правую руку, располагалось множество различных построек неизвестного мне пока назначения. Между домом посередине и тем коричневым, что слева, шла дорога, ведущая по прямой на запад. Она, казалось, была совсем недавно отсыпана и, вероятнее всего, вела к океану. Этакий выход на побережье, который опять-таки являлся жилой, по которой продовольствие и припасы доставлялись вглубь материка. Только вот странно, что этой дороги не было видно на карте.
Поставив велосипед к серому дому, я решил оглядеться. Зайдя на внутренний двор по дороге, что вела на запад, я увидел здесь широкую постройку прямо посередине. Я вошёл сквозь открытые ворота, потому как дверьми это назвать было нельзя. Они были двустворчатыми и широко раскрывались на половину засыпанного песком двора. С другой стороны было точно так же, и только влево постройка уходила тёмным углом с лестницей на чердак. Видимо, когда-то это было конюшней или чем-то в этом роде. Сейчас же между сквозными выходами стоял широкий, но низкий железный бак, в котором было кострище. Отлично!
Недолго думая, я решил набрать веток для растопки костра, по которому я ой как соскучился. Я не стал заходить в дом, торопясь заготовить всё перед дождём. Обшарив окрестности, я насобирал совсем немного к тому, что уже имелось и лежало в углу. Видимо, здесь частенько останавливаются на ночлег или просто привал. В углу кроме веток были наложены порубленные дрова, только вот откуда они взялись и чем их порубили, я не знал. Оставив рюкзак у кострища, я отправился на разведку в соседние помещения. Наткнувшись на хлев с пробитой крышей, старый курятник и сеновал я уже было отчаялся, как вдруг около самого входа в старую хату нашёл маленький чуланчик. В нём-то и лежало два топора, колун и небольшой звонорёк, а кроме того ещё много всякого инструмента. Может, оно и не удивительно, что всё это ещё не растащили. Народу здесь ходит мало, а те, кто останавливаются, знают, что всё это может им самим пригодиться.
Несмотря на то, что звонорёк совсем заржавел, он ловко оправдывал ожидания в моих руках. Метрах в пятидесяти от стоянки я нашёл совсем недавно завалившееся дерево и теперь задорно обрубал особо крупные сучки. Принеся к кострищу широченные ветки, я распилил их на брёвнышки. Благо, что в этом скромном чулане нашлась ножовка. Колодка же стояла прямо возле кострища, и я, задорно махнув сплеча, опускал колун на эти не такие уж и большие брёвнышки снова и снова.
Я успел как раз к дождю. Конечно, столько, сколько я нарубил, мне было не надо, но вся эта волокита с дровами напоминала мне мой дом, мою деревню и уносила меня куда-то далеко-далеко за океан. Нравилось мне это дело – рубить, отсекать, укладывать… Хотя странно, ведь живу я совсем иначе. Сколько не пытайся, сколько не порывайся, а отсечь всё напрочь не выходит. Отрубить концы и забыть то, что было, я не мог. Я не мог обрубить всё, а остаток переложить в новую стопку, формируя новые качества личности, избавляясь от старых. С дровами-то так просто… А тут, выходит, ничего не получается, и я не знаю, к счастью ли это, али наоборот. Только… Только дров мне теперь хватит на всю ночь, коли б я захотел бы поддерживать огонь. Но мне моя работёнка была в радость, несмотря на сильную усталость. Спасибо добрым людям, что сохранили здесь всё как подобает. Пускай дровишки посветят им ярко.
Дождь начинал капать мерными каплями с сумрачного неба, разогреваясь перед основной атакой. Конечно, я мог посмотреть, что твориться в доме и узнать, есть ли там комфортный ночлег, но я не хотел. Там определённо было сыро и влажно, полно мышей, крыс и паутины, а тут - свежий воздух, тепло от костра и приятный шум дождя.
Костерок получился ловкий и во всех смыслах складный. Мои дровишки как раз поместились колодцем в кострище, и спички, не поддавшись на провокации сырости, помогли мне с первого раза поджечь бересту и почувствовать тепло. Эх, сейчас бы сюда ёлочку. Она светит ярко и от неё исходит так много тепла. Только вот прогорает она быстро, будто бы Газ… Отдался делу по полной и прогорел… А-а-й! Ничего! Выручу я друга, выручу! И всё будет хорошо...
Я старался убедить себя в этом как мог, и, к моему удивлению, у меня это вышло. Очень скоро я забылся и остался наедине с хорошими мыслями и воспоминаниями. Наши посиделки у костра во дворе у дяди… такие тёплые, согретые не огнём, а сердцами и душами… Хорошо же было! Повторить бы! Сейчас-то мы все уже выросли, и всем этим посиделкам возросло значение в нашем понимании. Мы ведь с друзьями только сейчас научились любить и ценить тех, кто нам дорог…
Шум дождя, порой, заглушал мои мысли, и мне постоянно казалось, что среди ударов звонких капель о землю я слышу шаги. Но никого не было. Сидя у костра за ужином, я продолжал мусолить глазами карту. До заказника оставалось всего ничего, завтра к вечеру я должен дойти. И то если со всеми остановками и в умеренном темпе. Хм, только вот… Озеро такое широкое, и где же мне искать этого вашего Ниджу? И что я ему скажу? Хотя, по этому поводу у меня уже имелась задумка…
Только на сегодня всё, рассуждать уже не хотелось. Ужин оказался прекрасным, пускай и скромным, но на голодный желудок тёпленькое зашло с причмокиванием. Я бы ел ещё и ел, но нужно было сэкономить еды на всякий случай. А вдруг я не смогу закупиться в деревушке около заказника? Хотя, что могло бы мне помешать, когда преступников нет на хвосте? Разве что отсутствие магазина, хотя для такой большой деревни, а на карте она была действительно большой, это было бы в диковинку. Хм, странно. Я даже думать стал опять по-деревенски. Столько просторечных слов возникло за день у меня в голове, будто бы я вновь уехал к себе в деревню. С другой стороны лучше уж такое преображение, чем пребывать в моём утрешнем состоянии. А ведь действительно, я вышел из этого «горного ущелья» уже совсем другим человеком, ведь и предполагал же я завтра им проснуться! Кстати о сне… Подумав, я решил взглянуть на чердак. Он состоял из двух половинок: большой, там, дальше, над тёмным углом и почти до самого кострища, и маленькой, с другой стороны, тоже почти над кострищем. Между ними было метра разве что четыре, не больше. От костра как раз под крышей собрался тёплый воздух, так что чувствовать себя там я буду прекрасно. Лишь бы крыша не текла.
Взобравшись по лесенке на большую сторону чердака, я обнаружил там постеленное и укатанное сено. Видимо, сея идея пришла в голову не одному мне. Только крыша здесь конкретно протекала, так что половина сена замокло. Эх, вот ведь незадача. Посмотрев на малую сторону чердака, я, стоя почти над самым костром и ухватывая с горячим воздухом его аромат, заметил, что над малой частью чердака нет дыр. Там определённо должно быть сухо. Только что наверху стояли какие-то ящики и большой рулон сена, и я не знал наверняка, помещусь ли я там. Я слез вниз и переместил лестницу. Взобравшись наверх, я был польщён своей удачей. Между ящиками и стенкой было достаточно пространства, чтобы я смог разлечься в полный рост, а не так, как мы спали калачиком с Газом прошлую ночь. После ночёвки под домом моя поясница до сих пор отнималась, и после каждого нагибания или приседания я чувствовал всё ту же неприятную боль. Да и подъём в гору не прибавил мне сил и устойчивости.
Довольный, я возложил на чердак свой рюкзак, и, посидев немного у костра, решил покемарить. Я не стал разворачивать свой спальник, а просто подложил под голову рюкзак поудобнее, но, подумав, спустился вниз подкинуть дровишек. Пускай прогорают, а мне будет теплее, и комарьё отстанет.
Огонь зажёгся с новой силой. Всё вокруг стало ярче, а воздух теплее. Куртка моя уже высохла, оставалось просушить только болотники. В помещении был такой же песчаный пол, поэтому сделать этого раньше я не сумел, постоянно отходя то за дровами, то за рюкзаком, то ещё куда. Наконец, водрузившись на чердак, я стянул с себя обувь и портянки и с ребячьей безалаберностью побросал их к костру, чтобы не запачкать ноги. Я надел шерстяные носки, которые сразу согрели меня, и, понежившись, я понял, что становиться теплее и на душе. Только вот недолго я дремал. Послышался рёв моторов, который мгновенно всполошил меня, и я, по привычке запаниковав, проснулся.
2.
Ничего, кроме рёва мотора и ветра. Ничего. Только рёв мотора и ветра, и сердца. После того, как отец рассказал мне, что *** собрался отправиться за мной, я расстроилась. Уже сутки я жила с той мыслью, что он мог прийти в город и так и не найти меня там, а теперь… Теперь этому уже не бывать. Мы с отцом покинули Теллер и вернуться больше не было возможности. И что он теперь будет делать, если придёт в город… Там же преступники… Боже, как всё ужасно! И он не берёт трубку весь день. При первой же возможности буду звонить снова. Связь опять пропала. Бесполезно...
Только рёв мотора и ветра, и моей души… Ничего больше. И ничего громче сейчас не было. Душа моя рвалась вперёд, к приключениям, и в то же время она разрывалась от бессилия хоть что-нибудь сделать. Ох, как же я надеюсь, что *** не пошёл за нами. Даже сам отец убеждал меня в обратном, но я так не хотела в это верить… И почему же я не спросила сразу об этом у мамы, когда ещё была возможность сделать это в Теллере!? И смогу ли я жить спокойно и впредь доверять себе после этого... Во что же я всех нас втянула... И что будет, если с *** что-нибудь случиться… Я никогда себе этого не прощу, никогда…
Мы с отцом не разговаривали на протяжении двадцати минут после отплытия. Было просто нечего сказать. Тишину нарушил наш проводник, седовласый мужчина с грязным лицом и руками, и, как мне показалось, с такой же душой. Он совсем мне не понравился, и я, несмотря на то, что сидела на носу лодки, слышала весь разговор от начала и до конца:
- Я высажу вас в Бревиг-Мишн, у Шелман-Крика.
- Но мы ведь так не договаривались, - деликатно заметил отец.
- Вот именно! Мы так не договаривались! Какого… - последовали различные оскорбления и нецензурные восклицания, да такие лихие, что я отвернулась вперёд и даже улыбнулась. Вот уж не думала, что могу ещё улыбаться. Да уж, такого отборного мата я ещё не слышала!
- Послушайте… - пытался вмешаться отец.
- Да какого хрена по нам начали шмалять!? Не повезу я Вас больше никуда, не дождётесь!
- Но нам нельзя в Бревиг-Мишн! – заявил папа. Не знаю, насколько серьёзно он об этом говорил, но, как я поняла, он просто хотел напугать водителя лодки.
- Ну уж не-е-е-т! – прикрикивал мужчина. – Я больше не пойду у вас на поводу! Не дождётесь!
Отец хотел плыть дальше, но водитель потребовал, чтобы мы сошли у Бревиг-Мишн. Сложная ситуация с перестрелкой заставила проводника сменить условия договора, сколько они не ругались с отцом.
- Неужели даже... - из последних сил пытался отец, но тщетно.
- Нет! Ничего! И не пихайте мне свои паршивые деньги - шкура дороже! Либо я высаживаю вас в Бревиг-Мишн и мы расходимся по добру по здорову, я вас не знаю и вы меня тоже, - зыркнул водитель на меня яростным взглядом. Но я не повелась на его шаг и не дала слабину, а только щурилась от злости, стараясь показать это всем своим видом. - Либо если вам что-то не нравиться - валите нахрен за борт! Я никого не держу!
Так вот и закончилось моё недолгое путешествие по морю. Что придумает отец, я не знала, наверное, он найдёт себе ещё одну лодку и отправиться дальше. Лишь бы он не отправил меня домой из Бревиг-Мишн. Ох... а лучше бы было? Может, *** всё ещё дома и у меня есть шанс его остановить? Нет. Кого я обманываю?! Я знаю его как облупленного!... Поэтому, видимо, и сомневаюсь. Он не так прост, как кажется. Он не такой, каким его считают мои друзья. Он сложен и непредсказуем, чего многие увидеть не могут. Но я точно знаю, точно знаю каков он есть на самом деле! А потому... потому и боюсь за него...
Мы приблизились к береговой линии. На горизонте показались дома городка и устье Шелман-Крика, и ничего больше. Только рёв мотора и ветра… Только боль…
3.
Сквозь шум дождя я отчётливо слышал немного странный звук приближающихся моторов. Толи это были мотоциклы, толи это были автомобили, только их точно было несколько, и они мчались с огромной скоростью. Я понял – безопасность превыше всего. Ловко спрыгнув с чердака на песчаный пол, я в носках подбежал к болотникам, закинул их наверх и полез следом сам. Сердце моё почему-то совсем не волновалось, только в лицо немного ударила краска. Я не чувствовал приближающейся опасности, потому как наверняка не знал друзья это, враги или просто проезжие, которые пролетят мимо моей остановки. Запрыгнув наверх, я спохватился, что лестница приставлена к моей части чердака. В этот момент я услышал, что несколько транспортных средств с рёвом остановились на внутреннем дворе где-то поодаль, поближе к опушке. Затихло. Шумел только дождь, да мои посетители, что засуетились где-то на улице. Я, недолго думая, взял лестницу и, приподняв эту громадину, швырнул её так, чтобы она прислонилась к противоположной, большей части чердака. Только вот лестница сильно накренилась и начала сползать вниз по деревянному краю, и, зацепившись за слегка выпирающую доску, повисла на одной из жердей, начав раскачиваться на ней из стороны в сторону. В этот же момент в помещение вошли.
Резко опустившись на пол чердака, я затаился. Зашуршал песок под ногами у вошедших. Костёр… Я понимал, что не смогу его потушить, и выхода у меня не было. Я спасался, как мог, хотя стоит ли опасаться обычных рыбаков? Кому ещё здесь быть-то? Нда уж, действительно, кому ж ещё.