Разозлившись, я звоню Таше и озвучиваю краткую версию событий, как они развивались с прошлой ночи. Мне нужно высказаться, прежде чем я сорвусь.
— Мне кажется, представлять своего парня трахающимся с кем-то еще — это забытый десятый круг ада Данте, — сержусь я.
— Точно. Значит, не представляй, — заявляет она довольно сухо. — Какой козел, — добавляет Таша.
— Не могу не согласиться, — бормочу я ответ.
— Но он в чем-то прав, — робко говорит она.
— И ты туда же, засранка? — на другом конце раздается кряканье.
— Ну же, Хейлз, он в чем-то прав, — оправдывается она, отправляя меня на новый уровень негодования. Разве она не может хоть раз быть менее логичной и быть более злой? — Да, он все еще огромный козел, но козел с твердым убеждением. Вы, ребята, расстались, — мне требуется время, чтобы подумать, а она бормочет себе под нос: — Но, эй, если ты решишься на убийство, я помогу спрятать труп, — я фыркаю, глубоко удовлетворившись ее поддержкой, но ненадолго, так как она продолжает твердым голосом.— Сколько ошибок мы допустили, прежде чем между нами все стало хорошо?
Миссис Логика вернулась, чертовски быстро.
— Все равно, — я похожа на упрямого ворчащего ребенка, хотя меня это не заботит.
— Заставь его помучаться, а сама подумай пока. А теперь мне пора на работу этого козла, мисси, — мы обе хихикаем, завершая разговор.
Следующие несколько дней я избегаю разговоров с Дэниелом, хотя он упорно настаивает на разговоре, но, в любом случае, упорство ему не помогает. Он также продолжает присылать мне эти странные письма и сообщения с вопросами о моих предпочтениях, на которые я коротко отвечаю либо «да», либо «нет».
Глава 17: В самых лучших руках
|
|
Ян как никогда обеспокоен моим благополучием, или точнее отсутствием веселья в этом случае, и пригласил сам себя в мое скромное новое жилище после работы, дабы освободить меня от предполагаемого страдания. Его слова были примерно следующего содержания: «Ты вгоняешь меня в депрессию через телепатические каналы, и, красотка, мы оба знаем, что я не депрессую. Это грозит морщинами. Поэтому сегодня я собираюсь изгнать эти ужасные, уничтожающие настроение, недуги из твоей прекрасной души».
Ну а кто на самом деле сможет с этим поспорить?
И конечно, заканчивая разговор, он напоминает мне:
— Тем временем, несмотря на настроение, всегда помни святую троицу.
Когда я с сомнением спрашиваю, какого черта он еще хочет от моей бедной души, ответом, естественно, становится;
— Напитки, смех, секс.
Я открываю дверь после второго стука. На пороге моего временного убежища стоит неудержимая половина моего дуэта родственных душ, сияющий и чересчур элегантный. Я осматриваю его, думая, что только Ян может сделать из простой черной футболки и поношенных брюк карго образ, достойный красной дорожки.
Ян прижимается с поцелуем к моим губам, прежде чем низко присвистнуть и заявить:
— Святая Матерь Божественного Секса! — с моего языка срывается хихикание. — Бедная маленькая Хейлз, бродяжка, заключенная в своем временном убежище, — он саркастично изгибает губы.
Я строю рожицу и ежусь от очевидной нелепости этого места.
— Пойдем, красотка, — Ян предлагает мне руку после того, как в последний раз осматривает огромный чрезмерно шикарный номер.
|
|
— Куда?
Он смотрит на свои дайверские часы, затем возвращает взгляд ко мне с явной радостью:
— Час шампанского.
— Мое любимое время дня, — я согласно улыбаюсь и захлопываю дверь.
Прежде чем сесть в одной из мягких зон в баре отеля, мы обращаемся к источнику легальных наркотиков – к нашим напиткам. Ян неуклюже осматривает привлекательного стильного бармена, тщательно проходя своим встроенным в глаза гей-радаром по бедному парню, который, кажется, был в замешательстве.
— Итак, мы будем шампанское «Drescher», — наконец говорит он явно скучающим голосом, после того как мельком взглянул на алкогольное меню.
Гей-радар мигает красным: «Играет за другую команду».
— Сэр, к сожалению, шампанского нет. Игристое вино подойдет? — очень вежливо отвечает бармен, несмотря на то, что его только что изнасиловали взглядом.
— Если я расплачусь деньгами из «Монополии», будет нормально? — невозмутимо, но резко говорит Ян.
Я не могу сдержать хихиканье и посылаю бармену извиняющуюся улыбку.
— Игристое вино подойдет, спасибо, — вставляю я, прежде чем Мистер Сучка обезглавит парня за отсутствие нужного напитка с пузырьками.
— Мы принесем напитки за ваш столик, — говорит бармен мне, посылая Яну мимолетный испепеляющий взгляд.
Пока мы ждем напитки, я разглядываю помещение, и мой взгляд останавливается на женщине, сидящей через два столика от нас. Краем глаза я увидела, что Ян тоже заметил ее. На его лице ясно виден ужас, пока он внимательно изучает ее чересчур яркий внешний вид. Его реакция, как и предполагалось, не заставила себя долго ждать.
|
|
— На нее кончил клоун Бозо?
Я фыркаю и смеюсь от его красочного сравнения, в ответ его губы проказливо изгибаются.
— Люди специально так делают? — он возмущенно вздыхает. Мои брови выгибаются в любопытстве. — Даже ни разу не взглянут на свое шокирующее отражение, прежде чем выйти из дома?
Я хихикаю от, мягко говоря, сильно преувеличенного негодования. Он смотрит на меня из-под ресниц и хихикает.
— Я могу получить моральную травму. Серьезно, некоторых людей не должно быть вообще!
— Я обожаю, когда ты никогда-никогда не перегибаешь палку, — говорю я, он пожимает плечами, а потом начинает смеяться.
Я благодарю официантку за напитки и заношу их на счет своего номера в отеле. Поднимаю бокал, чтобы чокнуться, и Ян копирует мое движение. Услышав мелодию телефона Яна, я выгибаю бровь. Проверив экран, он сбрасывает звонок.
— Серьезно? — спрашиваю я о его рингтоне.
— Ну, красотка, мой молочный коктейль действительно приводит ко мне парней (Прим., строчка из песни «Kelis» — «Milkshake »)
Улыбаясь, я качаю головой.
Мы погружаемся в разговор о последних похождениях Яна, включая ночной марафон девчачьих фильмов с Ташей, в качестве подготовки к выходу нового фильма в серии. Следующей темой становится мое добровольное изгнание и неверное «достижение» Дэниела. После того как я зачитываю длинную речь о том, как противно и больно мне было, и насколько зла я была на Дэниела, Ян берет на себя главную роль в разговоре.
— Красотка, ты знаешь, в конце концов, логика отступает, и хотя ты очень стараешься избежать этого, сердце играет главную роль, — он осматривает меня своими экзотическими зелеными глазами, обрамленными длинными черными ресницами. — Как сильно ты его любишь? — он подносит бокал к губам, не отрывая от меня взгляда.
— Даже не измерить, — выдаю я раздражающее признание, прекрасно зная, как давно я вырезала имя Дэниела в своем сердце. Навечно.
— Как я понимаю… — он останавливается, чтобы стереть пальцем смазавшуюся тушь у меня под глазом.
Я мысленно закатываю глаза на этот жест. Я уже привыкла к склонностям Яна вмешиваться в личное пространство человека. Меня это почти не волнует.
— …то, что тебе нужно сделать, чтобы достичь блаженства, это… отпустить.
Мои губы машинально начинают хмуриться.
— Ты серьезно хочешь начать третью мировую из-за этого? — он поднял брови. — Читай по губам, Хейлз. У вас, ребята, был чертов перерыв — хер с ним, вы на самом деле расстались! — Ян качает головой, подчеркивая свои слова.
Я морщу нос, этот жест не полностью выражает мое согласие с его точкой зрения.
— Поэтому прекращай это дерьмо и возвращайся домой, или хотя бы встреться с ним, ради Бога. Дай ему вымолить у тебя прощение.
Когда я одновременно пожимаю плечами и вздыхаю, улыбка Яна становится шире. Затем он смеется:
— Между нами, красотка, ты можешь отрицать, если хочешь, но мы оба знаем, даже метадон не поможет тебе избавиться от этой зависимости, верно? — он хлопает по моему бедру и ухмыляется, слишком самоуверенно, как обычно.
— Я настолько погрязла в этом, да? Иногда я могу себя ненавидеть из-за этого, — я качаю головой. — Что со мной, док?
Полные губы Яна растягиваются в полуулыбку.
— Диагноз таков, моя прекрасная пациентка, у тебя серьезная психологическая зависимость, и ее осложнения не поддаются лечению, — он обнимает меня и целует в губы. Мы обмениваемся одобрительными взглядами. — Значит нужно простить и забыть, — объявляет он.
Я задумчиво киваю. Мы не были вместе, когда это случилось. Как бы мучительно это ни было, но такова правда. Как бы больно мне ни было, я не могу обвинять его в этом все время. Если бы только это было так просто, отличить неправильное от правильного.
— Хейлз, — Ян кладет загорелую руку мне на плечо, прижимая ближе к себе и целуя меня в висок. — И так как мы сейчас кристально честны, прощение не всегда работает без забывания.
Я прислоняюсь головой к его плечу и киваю с горькой улыбкой.
Практически невозможно осуществить, но верно.
— Что бы я без тебя делала? — я крепче прижимаюсь к нему.
— Тебе никогда не придется узнать, — он целует меня в макушку, на этот раз молча.
Я просто тебя обожаю, Ян.
— Ты хорошо знаешь, так же как и я, что нам гораздо лучше вместе, — говорит он, делая глоток своей шипучки, и передает мне бокал. Он мягко вытирает мои губы салфеткой, заставляя меня ухмыльнуться. — Для тебя и меня в этой вселенной, всю эту хрень про «великие умы мыслят одинаково» нужно переделать на «великие умы вместе охренительны», — я коротко смеюсь над его исправленной идиомой. — Не то что, упаси Боже, я пытаюсь изменить твое мировоззрение, но я не очень много добавил к твоему поучительному монологу, персик.
Я отмечаю «монолог», наклоняя голову и одаривая его сладкой улыбкой.
— Ну, ты достаточно внес.
— Точнее?
Я хлопаю ему глазками, как кукла.
— Слушал меня, выглядя так потрясно.
Я сдвигаюсь, чтобы сесть прямо, и дружески хлопаю его по плечу.
— Ну-ка, я помогу тебе собраться, — говорит он, протягивая мне руку, и я вздыхаю, на этот раз согласно. Ощущение физического отвращения, прилипшего ко мне, как вторая кожа, за последние несколько дней, показывает первые признаки исчезновения.
— В любом случае, обиды были модны весной в две тысячи одиннадцатом. Отбрось печаль, детка, это не модно. Я хочу видеть улыбку на этих полных губах, — он улыбается, показывая все свои зубы и морщинки в уголках глаз. — Хейли Дж. Грейс, сейчас зима нашей неудовлетворенности!
Я позволяю ему потянуть меня к лифтам, бормоча:
— Хотелось бы… — даже с этим новым решением в голове, когда дело касается Дэниела, тихий голосок внутри меня продолжает пилить меня, что бы я тщательно себя оберегала.
Глава 18: Простить и забыть?
— Я думаю, мы тут закончили, — Ян указывает на мои упакованные вещи, лежащие на огромной кровати. — Моя работа выполнена. Ухожу, — я киваю и крепко его обнимаю, привстав на носочки, чтобы похлопать по его небритой щеке.
Как по команде звонит мой телефон. Ян выгибает бровь и практически бьется в истерике, когда слышит мой новый рингтон. Я съеживаюсь и шиплю ему сквозь зубы.
— Не горжусь этим.
— Очень вовремя, — бормочет Ян. — Иди домой и займись примирительным сексом, пока тело не поднимет белый флаг, — он ухмыляется через плечо и закрывает за собой дверь.
— Дэниел, — отвечаю я, стараясь звучать равнодушно.
— Давай поужинаем сегодня в отеле, на нейтральной территории. Мне нужно увидеть тебя, детка. Ты убиваешь меня. Прошло пять чертовых дней… Это гребанный перебор.
Дэниел, как обычно, переходит сразу к делу.
— Окей, — на линии воцарилось молчание. Кажется, он не ожидал такого легкого согласия.
— Буду через полчаса, — спешит он завершить сделку.
Чувствуя легкое головокружение, я начинаю собираться на встречу. Три – столько раз мне приходится заново наносить тушь. Я хмурюсь на свои трясущиеся руки и вздыхаю, снова разглядывая четыре комплекта одежды, разложенные на кровати в ожидании моего решения. Пять – столько раз я примеряю разные наряды. Ноль – столько раз мне удается заставить себя нормально дышать.
Когда мои глаза останавливаются на Дэниеле, пока я смотрю на него у ресепшена, мое сердцебиение ускоряется в два раза. Рассматривая меня, Дэниел нервно проводит рукой по своим спутанным золотистым волосам.
Он одет в черное с головы до ног. Черная рубашка-хенли с длинным рукавом, немного обтянувшая его бицепсы, черные брюки-карго и черные армейские ботинки. Абсолютно восхитительный.
После ссоры, между нами присутствует некоторая неловкость. Между тем, как мы замечаем друг друга, и тем, как он оказывается около меня и нерешительно оставляет нежный поцелуй на моей щеке, проходят самые долгие секунды в истории бесконечности.
— Ты выглядишь великолепно, Хейлз. Я скучал по тебе, — он берет меня за руку, и я ему позволяю.
Полуулыбка появляется на его губах. Глаза еще раз тщательно меня разглядывают. Я рада, что надела серое драпированное платье до колен, прилегающее к моему телу, как перчатка.
— Пойдем, поужинаем? — предлагает он, и я киваю, следуя за ним. Я все еще ощущаю себя немного робко и неловко от нашей встречи. — Мы сядем за тот стол, — Дэниел указывает вперед, на самый уютный столик на двоих в дальнем углу ресторана, и долговязая хостесс кивает, вежливо ему улыбаясь.
Между нами ощутимы электрические искры. Мы обмениваемся взглядами, и наши глаза признают нашу очевидную глубокую связь. Я чувствую нерешительность и беспокойство, а он выглядит уверенным и настороженным, странная смесь чувств для него.
— Белое? — спрашивает Дэниел, когда к нам подходит сомелье.
Я склоняю голову, позволяя ему сделать заказ, и повторяю про себя слова Яна. Простить и забыть, простить и забыть.
— Миссис Старк, как Ваши дела сегодня вечером? — это дружелюбный официант, который принес мне ужин в номер в мою первую ночь в отеле.
Я практически давлюсь вином. Дэниел посылает мне ослепительную улыбку, смотря на меня из-под ресниц скромным взглядом, который открывает ворота в глубине моего живота, освобождая рой диких бабочек.
— О, давайте я Вам помогу, миссис Старк, — глаза Дэниела озорно пляшут, пока он мягко похлопывает меня по спине.
Я хмурюсь на него, но он только награждает меня кривой улыбкой, которая становится шире до тех пор, пока не появляются ямочки на его щеках, подчеркивая свет в глазах. Я кокетливо смотрю на него в очаровании.
— Мне нравится как это звучит, — бормочет он, и я быстро пытаюсь притвориться, что не слышала его, сфокусировавшись на оттиске на задней стороне ножа. Но внутри меня растягивается улыбка немыслимых размеров. — Как ты, Хейлз? — спрашивает он более серьезно.
— Кажется, лучше.
Выражение его лица становится более открытым от моего ответа.
— Я рад, — его рука медленно тянется к моей, сначала нерешительно, но потом от всей души ее сжимает.
На секунду я теряюсь в своих мыслях. Предложение Яна борется с моей уязвимостью, и, к сожалению, побеждает ее.
— Перестань, — шепчет Дэниел.
Я слегка наклоняю голову, смотря в его теплые карие глаза, и в замешательстве моргаю, избавляясь от короткого забытья.
— Перестань искать причины, чтобы отвергнуть меня.
Я делаю глубокий вдох, желая, чтобы желание простить и забыть одержало верх. Мой ответ — молчаливый кивок, и мы напряженно смотрим друг на друга, полные намерений.
Дэниел пытается отвлечь меня легким разговором, и его попытки приносят свои плоды: постепенно моя нервозность ослабевает, и мы погружаемся в приятный разговор за ужином.
Отрезав кусочек от своего сочного стейка, он внезапно замирает и кладет вилку и нож на край тарелки. Поднимает взгляд на меня. Я замираю от внезапной смены настроения и задерживаю бокал с охлажденным вином напротив губ. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох.
— Я бы все повернул вспять, Хейлз. Если бы мог.
Слегка трясущейся рукой я ставлю бокал на стол и прикусываю губу.
— Я знаю, — говорю я тихим голосом. В его глазах я вижу уважение. Когда он открывает рот, чтобы заговорить, я поднимаю руку и качаю головой. — Прощено и забыто.
Он с облегчением вздыхает, будто его напряженность ослабла.
— Я так сильно тебя люблю, Хейлз. У меня не получается без тебя, — его рука накрывает мою. Тепло, обожание и неподдельная искренность светятся в его глазах.
Мы одновременно приподнимаемся и склоняемся для мягкого долгого целомудренного поцелуя. Этот момент, его прикосновение, его запах, он. Целая буря эмоций возрастает в моей груди.
Когда напряжение между нами исчезает, наш разговор и вино приятно протекают. Не уверена, что заставляет меня сделать это, но прежде чем успеваю обдумать свои слова, я говорю:
— Часть про «забыть» должна быть взаимной.
Его глаза стреляют в мою сторону, и он морщится, тут же напрягаясь. Он вздыхает, сжимая руки в кулаки, а потом кивает. Я прикусываю щеку, зная, насколько его раздражает даже простое упоминание Брэда. Мы продолжаем есть, прекрасно понимая короткий обмен словами.
— Знаешь, Дэниел, мы, нас… это так сложно.
Он откладывает вилку и ждет, челюсть стиснута, глаза направлены на меня.
— Иногда я, на самом деле, не знаю, где все между нами началось и когда закончится.
— Не закончится, — выдает он, низко и расстроенно. — Разве мы не договорились, что все забыто?
Я машу официанту, и когда он подходит, прошу ручку и листок бумаги. Дэниел прищуривается, пока смотрит на меня.
— Мы — как этот график, — говорю я, рисуя хаотичный нестабильный график. — Вот, как я чувствую себя рядом с тобой, — я посылаю Дэниелу нежный взгляд. — А вот моя любовь… — он улыбается шире на мое выражение привязанности. Я рисую другой график с простой горизонтальной линией и несколькими небольшими подъемами и спусками: — … вот это норма, — я моргаю ему. — Понял? — он снова усмехается, забирая у меня бумагу из рук. Взяв ее, он рисует смайлик на графике.
А?
— А вот так я чувствую себя рядом с тобой, — ухмыляется он, игнорируя мою иллюстрированную лекцию. — И в любом случае, Хейлз, нормальное никогда не сможет быть по-настоящему потрясающим, — он поднимает брови в приподнятом настроении. — Позволь кое-что спросить, — говорит он, награждая меня своим взглядом плохиша. — Ты уверена, что хочешь меня приручить? — он с уверенностью смотрит мне прямо в глаза.
Кого я обманываю? Он видит насквозь весь мой бред. Я хочу его таким, какой он есть, грубым и импульсивным. Я хочу его, необузданного, дикого, подлинного Дэниела.
— Ну, ты сам знаешь, как это бывает, — начинаю я, чувствуя жар, странным образом покрывающий мои щеки. На его соблазнительных губах появляется кривая однобокая улыбка.
— Нет, но ты мне расскажи, — он не пытается скрыть, как его это забавляет.
— Когда тебе хорошо, ты такой милый, внимательный и заботливый, — я улыбаюсь ему, а он улыбается в ответ, приподняв бровь и ожидая продолжения. — Но когда тебе плохо, дорогой, — его губы растягиваются, — ты просто восхитителен. Ты показываешь мне все эти прекрасные грешные места, заставляющие меня мучиться и желать большего.
Его хитрая ухмылка превращается в самодовольную улыбку. Протянув ко мне свою руку, он обхватывает мое лицо в нежном месте под ухом.
— Ты имеешь в виду, что любишь меня так же, как и я тебя?
— Наверно, да, — говорю я, смотря на его приближающиеся губы, прежде чем они с нетерпением прижимаются к моим.
Температура моего тела резко повышается, но немного охлаждается, когда к нам подходит официант. Небольшое постоянное пламя остается. Убрав наши тарелки, официант заводит со мной обычный разговор. Пока я с ним разговариваю, Дэниел пододвигает свой стул ближе ко мне.
— Заканчивай болтовню, Хейлз, — шепчет он, и я смотрю на него озадаченно.
Что еще? Я не могу дружелюбно поговорить с людьми из обслуживающего персонала?
Заметив наш разговор, официант кивает и уносит наши тарелки на кухню. Дэниел указывает подбородком в сторону официанта.
— Этот парень с галстуком меня простит. Я умираю, как хочу тебя прямо сейчас! — его слова, как всплеск эндорфина для моих нервных окончаний, заставляют меня увлажниться везде, кроме рта.
Я с трудом проглатываю сухость в горле и киваю. Дэниелу требуется меньше минуты, чтобы позаботиться о счете и щедрых чаевых. Он берет мою руку и тянет, чтобы я следовала за ним. И я охотно следую.
Когда мы заходим в лифт, Дэниел кивает элегантно одетой пожилой паре, стоящей у дальней стены. Дама незаметно нас осматривает и улыбается. Я смотрю на Дэниела из-под ресниц и встречаю его пылающие потемневшие глаза, впившиеся в меня. Его недавнее заявление растекается по моему сознанию волнами, как нашептываемое заклинание, и я понимаю, что не могу стоять прямо.
Я опираюсь рукой о стену позади себя. Это не остается незамеченным. Глаза Дэниела прищуриваются, и на его губах появляется свет понимающей улыбки. Взгляды, которыми мы обмениваемся, превращаются в один пристальный, полный заряженной дикой энергии.
Когда лифт тормозит перед остановкой, не сводя с меня глаз, Дэниел берет мою руку и твердо тянет меня за собой. Я чувствую электричество, потрескивающее на наших пальцах. Каждый мой шаг наполнен гормонами.
— Боже, Хейлз, я так тебя хочу, что едва могу ясно мыслить, — хриплый голос Дэниела проскальзывает по пути между моими бедрами, разжигая, и так бушующий огонь.
Первая попытка открыть дверь номера ключом полностью проваливается. Вторая заканчивается так же. Я теряю способность попробовать в третий раз, когда Дэниел расправляет ладонь на моем животе и прижимает меня к своему твердому телу.
Он забирает ключ из моих вялых рук и твердой рукой вставляет его, пока не загораются зеленые огоньки, наконец, дающие нам возможность скрыться за закрытыми дверями.
Все еще прижимая меня спиной к себе, Дэниел подводит нас к кровати, затем разворачивает меня и мягко толкает на спину, верхняя часть моего тела слегка приподнята, опираясь на согнутых локтях. Он отходит на пару шагов назад и осматривает меня жаждущими глазами.
Отвлекшись, он переводит взгляд на что-то, лежащее на ночном столике позади меня. Я поворачиваюсь, чтобы проследить за его взглядом, пытаясь понять, что привлекло его внимание, и обнаруживаю Библию, лежащую рядом с Новым Заветом в кожаной обложке.
Что?
— Это нужно убрать как можно дальше от кровати, — говорит он с каменным лицом.
— Почему это? — мой лоб морщится.
— Если они будут лежать здесь, меня поразит молния от того, что я собираюсь сделать с тобой.
Я выгибаю брови, не находя слов, когда осознаю его намерения.
Звериной походкой, с пылающими глазами, медленно и грациозно он подходит ко мне, вытаскивая ремень из петель. Он держит его как кожаный хлыст. Я тяжело глотаю, не могу отвести взгляда от его напряженных карих глаз.
Он на мгновение переводит свой взгляд вниз, изучая ремень, растянутый между его рук, будто планируя следующий шаг. Несколько золотистых прядей его волос падают на лоб, один локон закрывает правый глаз.
Я проглатываю резкий вздох, чувствуя завязывающийся узел внизу живота, распространяющий жар по всему моему телу.
Он бросает ремень на кровать, одним резким движением поднимает меня и стягивает платье через голову, заставляя мое сердце биться быстрее ускорителя частиц. Я облизываю губы, жду, желая. Он толкает нас обоих на кровать, затем одной рукой тянется за ремнем и располагает его около моего плеча. Поднимает обе мои руки над головой, его взгляд все это время прикован к моему, и в мгновение ока мои руки оказываются связанными ремнем, крепко стянутым вокруг них.
Мой рот, открытый в неверии, запечатывается ослепляющим поцелуем, заставляя меня неравномерно дышать. Дэниел тянется за моим айподом на столике и нажимает на плэй, прежде чем вставить наушники мне в уши.
— Я сейчас вернусь, детка, — шепчет он, вытащив один наушник, затем мягко прикусывает мочку уха, посылая восхитительный ток через меня.
Глядя на меня, он спускается легким, как перышко, прикосновением от моего горла к низу живота, потом встает с кровати и идет к двери. Я в смятении наблюдаю за ним, но прежде чем я могу произнести какое-нибудь слово, он посылает через плечо взгляд и четко произносит «не двигайся».
Он берет какой-то большой темный круглый предмет со столика у входа и выходит из комнаты. Я лежу в замешательстве, взволнованная и очень возбужденная, каждая клеточка моего тела сжимается от сумасшедшей неудержимой нужды.
Сквозь мое тело проходит волна тепла, когда я представляю, что будет дальше, лежа в этой комнате в ожидании. Только я закрываю глаза, сжимая бедра, чтобы получить хоть какое-то облегчение от напряженного запертого желания, я замечаю изменение в освещении и перемещаю взгляд на дверь.
— Скучала по мне, детка? — спрашивает Дэниел поверх музыки с озорным весельем.
Я удивленно киваю, больше ничего от моего пораженного желанием тела и неустойчивого дыхания добиться не получилось. Он ставит ведерко на тумбочку и медленно, будто у него есть все время мира, раздевается до боксеров.
Я наблюдаю за ним, крайне чувствительная ко всему в нем: его загорелой коже, сексуальным движениям точеных мускулов, его резной шеи, широкой груди и красивому мужественному лицу. Без лишних слов он отключает наушники от айпода, позволяя песне «Evanescence» «My Immortal» окружить нас. Приглушая свет, придает комнате мягкую соблазнительную атмосферу.
Дэниел скользит рядом со мной, подперев рукой голову, и смотрит на меня пылающими глазами, проникающими внутрь меня. Он проводит другой рукой в дюйме от моего пупка. Я изгибаюсь, чувствуя холодную каплю жидкости на своей коже, вызывающей мурашки по всему телу.
Все еще пристально глядя на меня, Дэниел подносит кубик льда к своему рту, зажимая его зубами. Я наблюдаю, как он склоняет голову и позволяет прохладе слегка касаться моего живота, пытая меня и медленно проводя вверх к груди. Холод дразнит мою кожу и обжигает ее. С первым прикосновением льда к моему соску из моих приоткрытых губ раздается наполненный страстью стон.
Дэниел оставляет ледяной кубик там на время, так, что даже больно, но затем обхватывает замороженный пик губами и слегка потирает своим теплым языком. Ощущение посылает бегущую пылающую струю огня к самому центру моего паха, и я снова стону, на этот раз громче, издавая дикие звуки.
Он нависает надо мной, пристально наблюдая, его рот зависает, едва касаясь моего. Он врывается своим языком в мой рот, и это становится долгожданной смесью холода и жара. Я высасываю каждый сантиметр его явного испытания.
Затем он останавливается, его черты смягчаются, глаза возвращают свой нежный золотой оттенок. Он теряется в своих мыслях, затем качает головой, будто в нем щелкнул какой-то переключатель.
— К черту, — бормочет он.
Мои глаза в замешательстве находят его, когда он очень нежно развязывает ремень, удерживающий мои запястья вместе. Убрав его в сторону, он ложится на меня, накрывая своим теплом, обволакивая меня своим ароматом. Переплетает наши пальцы, вытягивая руки над моей головой, каждое его движение нежное, будто я хрупкая и редкая вещь.
Его губы оставляют легкие поцелуи от моего рта к шее, и с той же нежностью он погружается в меня. Наши движения становятся благоговейными. Единственное, что остается быстрым между нами, синхронный ритм наших отчаянных сердец. Каждая открытая часть наших обнаженных разгоряченных тел соединена.
Мы двигаемся ближе, с каждым движением наше дыхание и пот смешиваются, когда мы становимся единым целым. Дэниел смотрит мне прямо в глаза, и его глаза говорят все, размывая все вокруг, кроме него.
— Я никогда больше не причиню тебе боль, — шепчет он абсолютно откровенно.
В его взгляде смесь нежной искренности и раскаяния. Из моих глаз скатывается слеза, и он убирает ее поцелуем, сжимая хватку на моих руках и проникая все глубже и глубже в меня. Сквозь мое тело пробивается дрожь, и я стону от удовольствия и переполняющих эмоций.
Мы двигаемся синхронными ритмичными движениями, каждая часть меня наполнена желанием и любовью. Его влажные волосы прилипают к моей щеке, когда он утыкается носом мне в горло, и я наслаждаюсь этим ощущением. Напряженное физическое и эмоциональное ощущение пронизывает меня до глубины души. Наш взрывной оргазм застает нас связанными телом и мыслями. После этого мы остаемся в тихой благодарности, обнимая друг друга долгое время.
Своей рукой, лежащей над его сердцем, я чувствую вибрацию его слов, прежде чем они покидают его рот.
— Мне нужно, чтобы ты вернулась домой, — он замирает на мгновенье, его глаза светятся страстью в слабом освещении комнаты. — Мы оба знаем, что там твой дом. Поэтому, Хейлз, я забираю тебя домой.
Преисполненная эмоциями я киваю, молча соглашаясь.
* * *
— Ты не видел мой телефон? — спрашиваю я у Дэниела, когда мы собираемся уйти из номера.
Он достает свой и звонит мне. Когда мой телефон играет откуда-то со стороны ванной комнаты, Дэниел пренебрежительно на меня смотрит и хмурится. Мои щеки краснеют, и я закусываю губу, глядя на него из-под ресниц, внезапно чувствуя себя совершенно незрелой.
Я спешу вырубить чертову мелодию «Kellis» «I hate you so much right now» (прим.: перевод: Я так тебя ненавижу сейчас.). После этого я засовываю телефон в задний карман.
Дэниел громко вздыхает, усмехается и говорит:
— У тебя меньше тридцати секунд, чтобы сменить эту хрень.
— Что бы ты предложил?
— «My Immortal»? — он однобоко улыбается.
— Разве «You’re Crazy» не больше подходит? (Прим. пер., песня «Guns N’Roses »)
Он закатывает глаза, вытягивает меня за руку из номера и хлопает меня по заднице.
Глава 19: Сердечная встряска, ломка и наслаждение
Дэниел оставил мою сумку у входа в дом и как-то нетерпеливо повел меня к спальне.
Опять?
Я смотрю на его напряженные нахмуренные брови и такой же нахмуренный лоб, пока он переплетает пальцы с моими. Он сжимает мою руку крепче, усиливая хватку, заставляя меня думать, что он боится, будто я убегу. У него есть хорошие основания для этого: едкая желчь поднимается по моему горлу при воспоминании, что случилось в этой комнате. От этой мысли мое тело напрягается и, неосознанно, я тяну назад.
Хейлз, простить, значит, забыть, помнишь? Я должна не думать об этом, но как это возможно? Я лишь человек… Я не уверена, что уязвимость, которую вселил в меня этот эпизод, исчезнет в ближайшее время, или вообще когда-нибудь.
Дэниел, почувствовав мое внезапное сопротивление, резко останавливается, обеспокоенно смотрит на меня, а затем говорит твердым голосом:
— Я знаю, Хейлз, но мне действительно нужно тебе кое-что показать.
Все еще чувствуя себя не в своей тарелке, я следую за ним, хотя с каждым нашим шагом я становлюсь все больше взволнованной и, да, грустной. Дэниел останавливается у дверей спальни, посылает мне загадочный взгляд и жестом указывает мне, чтобы я зашла первой, пока он включает свет. Я осматриваюсь, и меня переполняют эмоции. Разнообразие противоречивых эмоций.
— Что скажешь, детка? — низкий голос Дэниела выводит меня из состояния полного смятения.
— Она… др… другая, — заикаюсь я, и перевожу взгляд с него обратно на комнату.
— Да, — отвечает он, и от его решительного голоса мой разум начинает работать более ровно.
Когда я начинаю осматривать комнату, те странные сообщения за последние несколько дней от него, не имевшие смысла, начинают проясняться. Все в комнате изменилось, от общего цвета комнаты до ковра и кровати. Все изменилось, в те ткани и цвета, что я, не думая, выбирала. К счастью, вышло неплохо.
— Теперь она только наша, — говорит он, и мое сердце тает. — Есть еще кое-что, — добавляет он, берет меня за руку, проводя меня вглубь.
Он останавливается у края огромной кровати из темного дерева и разворачивает меня лицом к противоположной стене. Пока я осознаю, что находится передо мной, у меня перехватывает дыхание, а сердце начинает колотиться. Мне требуется несколько минут, чтобы вернуть себе способность говорить.
В середине свежевыкрашенной карминовой стены, в античной серебристой раме висит огромный угольный рисунок… меня. Набросок- репродукция полароидного снимка Ирис, мамы Дэниела, который она сделала, когда мы навещали ее в Баха. На снимке я смотрю на Дэниела взглядом, безошибочно выражающим мою чистую любовь к нему.
Я с трудом глотаю и поворачиваюсь к нему. Слова застревают в горле, неспособные выйти. Его глаза обеспокоенно бегают по моему лицу, оценивая меня. Он хмурится, когда я делаю глубокий вдох, затем нагибается, чтобы наши глаза были на одном уровне, и выжидающе смотрит на меня.
Слабое довольное и потрясенное: «Ты сделал это для меня?» – слетает с моих губ. Он молча кивает, над его челюстью медленно двигаются мышцы под кожей. Мои глаза отражаются и тают в его глазах.
— Мне нравится все это. Я люблю тебя, — говорю я.
— Это меньшее, что я мог сделать, Хейлз, — он обхватывает мои щеки руками, затем кончиками пальцев скользит в мои волосы. Я наклоняюсь и тихо на него смотрю. — Я люблю тебя и сделаю все, что могу, чтобы ты почувствовала, как сильно я люблю.
Мои губы растягиваются в озорную и соблазнительную улыбку от двусмысленности конца его фразы.
— Эй, — хмурится он игриво. — Это был первый раз, с тех пор как встретил тебя, когда у меня не было секса на уме, — он качает головой, и на его губах со шрамиками расцветает улыбка.
Я полностью ошеломлена. Эти чувства, заставляющие меня бежать со всех ног подальше отсюда и не оглядываться, — те же самые, что никогда не позволят мне оставить его, заставляющие меня дико его любить.
— А теперь серьезно, детка: с чистого листа?
— С чистого листа, — повторяю я в его приоткрытые губы.
Мы растворяемся в глазах друг друга; между нами происходит немой разговор: «я полностью твой/твоя». С этого момента мы полностью связаны друг с другом. Мы вместе забираемся в нашу новую кровать и ловко ее обновляем.
Глава 20: За глубокими шрамами
Сквозь меня медленно циркулировали остатки свечения, моя голова удобно расположилась на теплой коже Дэниела. Уставившись на непонятную точку на потолке, я говорю без всяких прикрас:
— Ты упоминал, что ты полностью со мной, Ди, — я замолкаю, чтобы собрать мысли, прежде чем продолжить. Я действительно хочу сделать это сейчас?
— Что такое, Хейлз? — спрашивает он мягким голосом.
— Я не думаю, что… я… полностью с тобой… — нерешительно произношу я, мысленно делая глубокий вдох. Началось…
Дэниел переворачивается на бок лицом ко мне, и я копирую его позу. Щекой ложусь на руку. Этот разговор прошел бы гораздо легче, если бы Дэниел не смотрел на меня. Его взгляд напрягается, входя в гармонию со стиснутой челюстью.
— Просто с тех пор, как встретила тебя и влюбилась, я в постоянном состоянии зависшей тревоги, и честно говоря, это выматывает, — вздыхаю я. Лицо Дэниела замирает, а потом его глаза побуждают меня продолжить. — Я постоянно чувствую, будто что-то должно произойти и полностью меня разрушить… снова. Мне тяжело расслабиться и плюнуть на все. Как бы сильно я ни хотела… — добавляю тихим голосом, опуская взгляд, — … Ди, я не уверена, что переживу еще одно такое событие, — это не угроза, но грустное признание.
Его лицо мельком накрывает тень боли, но он позволяет мне продолжать, внимательно наблюдая за мной.
— Нет сомнений в том, что я чувствую к тебе, но именно из-за этого… Я просто не чувствую себя полностью уверенной в нас, — я неосознанно задерживаю дыхание и выпускаю все свои самые глубокие страхи: потерять его или снова пострадать.
Я пытаюсь звучать последовательно, но, каким-то образом, в голове мои слова путаются, они, будто плывут по лабиринту, не достигая конца.
Его взгляд прищуривается и обостряется, между бровями появляется складка, показывающая его тревогу от моих слов.
Не то чтобы я когда-либо верила в «долго и счастливо». Черт, если бы проходила демонстрация, я бы первой подняла транспарант и протестовала против этого клише. С другой сто