ОЩУЩЕНИЕ РОДИНЫ
Запах первого снега где-то в районе Сяндемы.
Или тихое пение — слышишь? — это хрупкий ладожский лёд…
Где-нибудь в чаще еловой на мхи, случается, сядем мы,
Чтобы послушать, как наше сердце поёт
О шелтозерском воздухе и важеозерском хлебе,
Кижском резном полумесяце загадочной летней ночью.
Пребывая на нашей земле, иногда забываешь о небе,
Будучи очарованным этим домом — до смерти — отчим.
ВАЖЕОЗЕРСКИЙ. 25 МАРТА
Тишина. Голгофский крест
Освящает ширь небес.
Снега горы намело,
А на сердце так тепло
От молитвы бесконечной,
Увлекающей нас в вечность!
Монастырь. Еловый лес.
Храм святой. Христос воскрес!
«С НОВЫМ ГОДОМ!»
ОТ ПРЕПОДОБНОГО ГЕННАДИЯ ВАЖЕОЗЕРСКОГО
(аритмия в квадрате)
Злая вьюга не раз мешала здесь небо с землёй,
Не обещая, кроме скорейшей гибели, ничего.
Он молился, бредя спасительной колеёй,
Ежедневно сходя во гроб, благодаря Его
За каждый прожитый день, за каждый дарованный шаг,
За каждый вложенный в руки покаянья достойный плод,
За пещеру без всех удобств, кроме радости — Им дышать,
Быть, любить...
…За окном зима. Приближается Новый год,
Небо рвётся сотней огней, осыпается тысячей звёзд,
Радость плещется через край, оставляя вкус спирта во рту,
По разрушенным алтарям бродит ряженный Дед Мороз,
Православный люд удручён — не укрыться от бурь в посту...
Что реальнее в мире сем — то, что видят глаза, или же
То, что Бог в сердце сеет тебе на молитвенном рубеже?
Он — Единый подлинно Сый, Вседержавный Творец Благой,
Усмиряет вьюжную страсть, чистит небо над головой...
Преподобный Геннадий живёт там, где Новый год — просто смех,
|
Потому что его календарь знал лишь только Грядущий Век,
Где несть глупость, мелочность, страх, напоённый озерами слёз,
А есть Радость, Мир и Любовь — навсегда и везде Христос.
МЕЖДУСТРОЧЬЕ ПРЕПОДОБНОГО НИКИФОРА
Сказанья горят. Память сгореть не может,
Ибо путь угодника Божия верным жизненно важен.
Поэтому сколько-то строчек просочилось в наш век тревожный
О том, как святой Никифор у лесного озера Важе
Жил-поживал, наживал врагов в преисподней,
Созидал Божий храм и десять монашеских келий,
Приумножал вящую славу Господню,
Укреплял в людях веру… В общем, был чужд безделью.
Чем ещё заниматься в лесу дремучем?
Говорят, что молиться, постоянно носить вериги,
Сотворить чудо-другое, коли третье — так ещё лучше,
И затем просочиться в безумно умные книги.
Сколько от нас сокрыто, Боже, Тобой под спудом
Пламенных слов о мучительном преображенье?
Все эти наши «боюсь», «не хочу», «не буду»
Делают необходимым бремя таких лишений.
Чем назидаться не терпящим назиданья?
Зачем распинаться пред теми, кто бежит крестов, не касаясь?
Что можно сказать о боли страшащимся всяких страданий
И забывшим на вкус и нА дух само слово «каюсь»?
Из источников верных молитва одна остается,
Чтобы от гиблого сна встрепенуться, быть может, однажды,
Зачерпнуть в междустрочье сказанья весь смысл до конца, до донца -Что ж там делал святой Никифор у лесного озера Важе…
ПРО СВЯТОГО МИТРОФАНА В ДРЕМУЧЕМ ЛЕСУ
Чудеса средь людей постоянней скорбей и болезней…
Святитель с небес неприметно на землю сошёл,
Огляделся в раздумье, вживаясь в пейзаж неизвестный,
|
И святое пристанище в северных дебрях обрёл.
Здесь у нас не Воронеж, конечно, и даже не Новгород с Псковом,
Здесь не всякой синице дочирикать дано до весны,
И на ризы шубейку накинет морозец суровый,
Ну а на ноги валенки. У побелевшей сосны
Святитель стоит. Тишина говорит с тишиною.
На севере диком её даже больше воды.
Если хочешь молиться, то ныряешь в волну за волною
Этой радости горней, молчащей на все лады.
Прозревает слепец, и хромой укрепляется твердо
На раскатанном льду — нам погода вздремнуть не даёт.
Это сила молитвы святых, к жизни вечной вернувшая мёртвых…
А святой Митрофан всё по северным дебрям идёт.
ПРО ПОЖАР, УВРАЧЕВАННЫЙ ОГНЕМ
Огнём охвачены стены, огнём охвачены души.
Дымился век ХIХ-й... В общем, сиди и слушай
Повесть о сердце пламенном, о милующем всех сердце,
Где ближний обрящет место, чтобы не раз отогреться.
Люди ж мечутся в поисках сердца, которое их укроет
От жестоких скорбей и болезней, от бурь ежедневных и горя.
Тяжело на душе у грешных, как зуб больной, она ноет,
И никак им не продохнуть в этом бурном житейском море.
Пастырь Кронштадтский знал с детства слезы скорби на вкус и на вес.
Лачуги, землянки, бедность, вопли боли до самых небес
Окружали его шаг за шагом кровоточащей стеной.
Он был один у России. У него Россия — одной.
И где-то в глуши державной тлел небольшой монастырь,
Который пожар — зверь голодный — превратил в одночасье в пустырь.
И так получилось странно, что огонь уврачеван огнем:
Жгучая вера святого истребляла память о нем.
|
Это закон: жизнь по вере отверзает нам Небеса,
И на смену полосам черным грядет белая полоса:
Вырастают из пепла стены, стены складываются в храм,
Созидаются в храме души, умирают в них пес и хам.
Святой Иоанн Кронштадтский... Сколько подвигов он совершил:
Что разрушилось — возродилось, перестал грешить тот, кто грешил.
Сердцем милующим Создатель чудеса творил ночью и днём.
Разве это не чудо: пожары можно взять и гасить огнем?..
НЕИЗВЕСТНЫЙ ИНОК
(глазами осляти)
Что можно сказать о блаженном? Родился, бродил, почил…
Мотался меж пунктов А с Б на благословенном осляти,
Молился, внимая Богу, утешал, удивлял, лечил,
Смирялся, смирял, распинался, кормил, заключал в объятья.
Что можно сказать о блаженном, о котором знает лишь Бог,
Создавший восьмое таинство в человечьей страждущей плоти,
От которой ждали чудес, заключали в домашний острог,
А он ускользал тихо в ночь при любой погоде?
Что можно сказать о блаженном —
послЕ торжествующей Церкви,
Гражданине Грядущего Века, в
Откровении присно живущем?
Сколько было сложено слов, но они в
глазах наших померкли
На фоне речей пустых, диким потоком
ревущих.
Да и скорбно глядеть вслед идущему
узкой тропинкой мытарств,
Как его добродетель любви готовит к
кресту и смерти
Поношением ближних, грязью,
кровной местью фальшивых царств,
Возносящихся и ослепляющих
миллионы в земной круговерти.
Христос стучал ему в сердце, и он ко Христу стучался,
Во врата Величайшего Бога, без Которого жизни не чаял.
Век сумасшедший стрелою в адскую пропасть мчался.
Блаженный остался стоять. Мы тут при крове и чае
Пытаемся отыскать, что же можно сказать о блаженном
Из рода Христовых деток, потрёпанных всеми, кем можно…
Знайся ослятя с ослятей, не влезая в дела совершенные.
Глядишь, Бог призрит на смирение и слова подобрать поможет.