Двенадцать тысяч голов скота 13 глава




В баре было пусто. За столиком, прикрыв лицо ладонями, его поджидал Алессандрини.

— Ах! — воскликнул он, завидев Эмануэля. И долго молча вглядывался в его глаза.

— Пожалуйста, не сердитесь, но речь идет о чем-то действительно важном, — сказал Эмануэль, подвинув стул и садясь рядом с ним. — Могу ли я доверять вашей наблюдательности и памяти? Вы можете поклясться, что помните обо всем, что случилось сегодня вечером?

Алессандрини слушал угрюмо, но постепенно лицо его оживилось, и он мечтательно улыбнулся.

— Она говорила то же самое, — сказал он. — Я словно слышу ее слова.

— Кто говорил то же самое? — перебил его Эмануэль, слегка побледнев.

— Она. Адриана, Ариана, — прошептал Алессандрини, продолжая улыбаться. — Она говорила не переставая. Вначале я думал, что ее зовут Адина. Но я ошибся. Ее звали Ариана. Или Адриана…

Эмануэль вынул пачку сигарет, но раздумал курить и смиренно положил ее на стол.

— Это очень важно, — заговорил он. — Пожалуйста, скажите мне прямо, могу ли я положиться на вас?

Алессандрини повернулся к нему лицом и внезапно разразился смехом.

— Вы просто невероятны! — воскликнул он, с трудом переводя дух. — Вы просто-напросто невероятны, — повторил он, качая головой.

Потом улыбка у него погасла и, сложив руки на столе, он опустил голову и углубился в свои мысли. Эмануэль в нерешительности молча смотрел на него. В конце концов он взял со стола пачку с сигаретами и стал нервно мять ее пальцами.

— Алессандрини, — серьезно произнес он, — речь идет об очень важном деле. Скажите мне, пожалуйста: может ли быть, что сегодня вечером здесь или у вас на вилле одна из ваших приятельниц поскользнулась и упала, а когда кто-то из вас бросился ее поднимать, то увидел, что около нее уже стоит другая дама или барышня и помогает ей встать.

Алессандрини пытался слушать, но вскоре отказался от этой затеи и решительно покачал головой.

— Нет, — перебил он, — вы меня не поняли. Речь шла вовсе не о том. Я хотел сказать совсем другое.

— Быть может, она поскользнулась во время танца, — продолжал Эмануэль, заметно волнуясь, — или кто-нибудь ее нечаянно толкнул, ока споткнулась и упала на паркет…

— Нет, никто не падал. Но постойте, история на этом не закончилась. Они еще не уехали. Они отправились на виллу, чтобы принять душ и переодеться. Яхта отплывает не раньше десяти. Ждут вас.

— Меня? — удивился Эмануэль. — Но я их даже не знаю…

— Это идея Адрианы, — мечтательно произнес Алессандрини. — Арианы. Она вас увидела, когда вы заглянули сюда сегодня ночью. Ах, ваше превосходительство, — воскликнул он с пафосом, — какая это изумительная женщина! Клянусь, ей было достаточно взглянуть на вас, ей было довольно какой-то доли секунды…

Эмануэль рассеянно открыл пачку и тихо вынул сигарету.

— Я не совсем понимаю, — сказал он. — Не вижу, какая здесь может быть связь.

— Она только взглянула на вас, а потом нам целый час про вас рассказывала. Какой ум! Она сразу вас раскусила. Она все говорила: «Этот молодой человек меня боится! Он меня избегает!»

Эмануэль закурил сигарету и с жадностью затянулся.

— Мне незачем ее избегать! — сказал он. — Я ее даже не знаю. Не знаю, как она выглядит.

— Она-то хорошо вас знает, — сказал Алессандрини. — Она сразу поняла, что вы ее боитесь. Я хотел послать Джиба, чтобы он вас разыскал, мне казалось, что вы на набережной, но она, Адриана, не дала мне это сделать. «Ничего, сказала она, мы его подождем и завтра утром возьмем с собой в Балчик…»

— Но это нелепость! — воскликнул Эмануэль и засмеялся. — Вы прекрасно знаете, что я не могу поехать, что через две недели я должен быть в Стокгольме.

— Ока говорила то же самое — Ариана, — сказал, улыбаясь, Алессандрини. — Она говорила: «А если он не захочет плыть с нами в Балчик, ничего страшного: через две недели мы встретим его в Стокгольме».

— В Стокгольме? — воскликнул Эмануэль. — Но зачем ей в Стокгольм?

— Не знаю. Я у нее не спросил. Но ведь я вам говорил: это необыкновенная женщина. Она вас тут же раскусила… Хотите кофе? — повернулся он к Эмануэлю. — Я еще посижу здесь. Я поджидаю Толстомордика.

Эмануэль с отсутствующим видом кивнул головой.

— Но кто она такая? — вдруг спросил он изменившимся голосом, словно пробудившись ото сна. — Как ее зовут?

— Ах, — ответил с важностью Алессандрини, — этого я не знаю. — Кажется, она называла мне свое имя, но я не запомнил. Вначале я думал, что ее зовут Адина. Но Адина была другая, та, что ушла. Впрочем, я думаю, она отправилась в Мовилу разыскивать вас, — добавил он задумчиво. — Она сказала, что знает вас, и даже очень хорошо.

— Адина? — изумился Эмануэль. — Адина, а дальше как?

Алессандрини пожал плечами:

— По правде говоря, я не запомнил ее имя. Но она говорила, что знает вас очень хорошо, что, если бы не одно событие в вашей жизни, вы бы обручились.

— В таком случае она принимает меня за кого-то другого! — воскликнул Эмануэль с внезапно просиявшим лицом.

— Нет, не думаю, — возразил Алессандрини. — Она рассказала нам о вас целую историю. И если хорошенько вдуматься…

Но он не успел закончить фразу. Он увидел в дверях Толстомордика и сделал ему знак рукой. Толстомордик не спеша подошел к ним, переваливаясь и улыбаясь.

— Так, значит, вы и есть тот самый человек, о котором столько разговоров, — сказал он, усаживаясь и с интересом разглядывая Эмануэля. — Я представлял вас другим…

— Ты можешь ему обо всем рассказать, — разрешил Алессандрини. — Я его подготовил.

Эмануэль смущенно улыбнулся и, не зная, что сказать, протянул через стол сигареты.

— Нет, спасибо, я больше не курю, — сказал Толстомордик. — Я курил всю ночь… Так, значит, это вы, — продолжал он, глядя на него и странно улыбаясь.

— Не виляй, — перебил его Алессандрини. — Я сказал тебе, что я его подготовил.

— Сударь, — произнес Толстомордик, обращаясь к Алессандрини, — никогда не верьте словесным портретам, которые составляют женщины. Если хотите узнать, как выглядит тот или иной человек, спросите у мужчины. Я, например, если бы спросил у вас, вместо того чтобы слушать Адину, тут же и признал бы его.

Алессандрини взял Эмануэля за руку и прошептал, указывая на Толстомордика:

— Если я правильно понял, Адина его невеста.

— О нет! — возразил Толстомордик с горькой улыбкой. — Я знаю, что так говорят, но это не правда. Возможно, если бы не одно событие в нашей жизни… Но в конце концов, что было, то было. Не будем ворошить прошлое… Она уехала в Мовилу разыскивать вас, — добавил он после короткой паузы, развернувшись к Эмануэлю. — Она говорила, что вы давно не виделись. Все спрашивала себя, узнаете ли вы ее после стольких лет…

Эмануэль внимательно слушал, пытаясь понять. Он провел рукой по лицу, словно хотел нащупать и обрести самого себя, потом снова рассмеялся.

— Я думаю, что здесь какая-то путаница, — произнес он наконец, стараясь казаться безразличным.

— Что я тебе говорил? — с торжеством спросил Алессандрини у Толстомордика. — Я говорил тебе, что Адриана его тут же раскусила. Ей было достаточно одного взгляда.

— Да, любопытно, — сказал Толстомордик, пристально вглядываясь в Эмануэля. — Хотя я и хорошо его знал, Адина описала мне его так, что я не смог бы догадаться, что это он. А Царица только раз увидела его в дверях.

— Долю секунды! — подхватил Алессандрини. — Какая изумительная женщина! Какой ум!

— Царица? — повторил Эмануэль.

— Да, мы ее так в шутку величаем, — пояснил Толстомордик.

— Ариана, — прибавил от себя Алессандрини. — Я объяснил вам, кто это.

— Но кто она? Как ее зовут? — в отчаянии закричал Эмануэль.

— Адриана, — произнес Толстомордик. — Еще несколько месяцев тому назад она была Адрианой Паладе, а сейчас, после развода, снова стала Адрианой. Или Царицей, как мы ее величаем. Она близкая приятельница Адины. Они познакомились прошлой зимой на катке и с тех пор неразлучны.

— Это изумительная женщина! — снова воскликнул Алессандрини.

Эмануэль уставился в пустоту.

— На катке, — тихо повторил он больше для себя.

— Ты можешь сказать ему и остальное, — настаивал Алессандрини. — Я его предупредил.

С величайшим усилием Эмануэль поднялся со стула.

— Я должен идти, — сказал он, пытаясь улыбнуться. — У меня автобус в восемь утра…

Но Алессандрини схватил его за руку и удержал на месте:

— Что с вами? Разве я не сказал вам, что мы все едем в Балчик?

Эмануэль замотал головой.

— Это невозможно! — сказал он. — У меня снята комната в Мовиле. И мне остается прожить там неделю. А затем — в Бухарест и за дела…

Оба его собеседника вдруг рассмеялись. Толстомордик смеялся негромко, почти бесшумно, слегка прикрыв глаза, а Алессандрини, казалось, сотрясал глубокий внутренний рокот, пока он не захлебнулся от смеха и не стал кашлять.

— Вы просто-напросто изумительны! — наконец с трудом выдавил он из себя.

И тыльной стороной ладони принялся вытирать слезы. В этот момент бармен принес кофе. Алессандрини схватил с подноса стакан с водой и стал пить.

— Да, — сказал Толстомордик, опустив глаза, — он и вправду изумительный. Это самое сказала и Царица.

Эмануэль, красный от волнения, незаметно для себя мял пальцами пачку сигарет.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать, — произнес он медленно и раздельно.

— Ваше превосходительство! — вскричал Алессандрини с неожиданным энтузиазмом. — Это просто-напросто изумительная женщина! Вы непременно должны с ней познакомиться.

— От души сожалею, — сказал Эмануэль, — но днем я должен быть в Мовиле.

Алессандрини внезапно повернулся к Толстомордику.

— Это все из-за Адины, — сказал он. — Так что, в конечном счете, Адина, возможно, и права…

Толстомордик опять улыбнулся и принялся пить кофе.

— Что касается меня, — сказал он, не поднимая глаз, — то я думаю, Адина вольна принять любое угодное ей решение. То, что было в прошлом, меня не интересует.

Эмануэль снова пытался рассмеяться.

— Ее зовут не Адиной, — важно произнес Толстомордик. — Адиной зовем ее мы, друзья. Так назвал ее как-то раз Джиб. И с тех пор за ней осталось имя Адина.

— Он перепутал ее с Адрианой, — вмешался Алессандрини.

— Да. Он спутал ее с Царицей. А они совсем не похожи.

Эмануэль продолжал стоять, облизывая губы, глядя то на одного, то на другого.

— Но ей пришлось по душе это имя, — продолжал Толстомордик, — и она так и осталась Адиной.

В этот момент Алессандрини вдруг поднял кверху обе руки.

— Подождите! Подождите! — крикнул он, обращаясь к кому-то, кто собирался войти. — Не входите все, потому что я еще не закончил!

Эмануэль побледнел и в тревоге обернулся к двери. Молодой человек, светловолосый и веснушчатый, направлялся к их столику. Одет он был небрежно, словно собирался идти на пляж.

— Царица прислала меня сказать вам, что мы сделаем остановку в Мовиле, — сообщил он, подходя.

Потом повернулся к Эмануэлю, посмотрел на него с любопытством и улыбнулся.

— Это Ионицэ, — быстро объяснил Алессандрини. — Талантливый художник.

Эмануэль взял протянутую над столом руку и рассеянно пожал ее.

— Я не думал, что он такой, — заговорил Ионицэ. — Я думал, он ниже ростом. И более нервный, — добавил он, смерив его взглядом.

— Это все влияние Царицы, — сказал Толстомордик. — То, как она обрисовала его сегодня ночью…

— Нет, — возразил Ионицэ, не отрывая глаз от лица Эмануэля. — Я руководствовался описанием Адины.

Он подвинул стул и сел.

— Вы ему все рассказали? — спросил он.

— У нас не было времени, — ответил Алессандрини. — Он приехал недавно, часов в пять.

— Царица настаивает, чтобы вы рассказали ему, как он пытался бежать, прыгнув в воду и поплыв к берегу.

Алессандрини и Толстомордик многозначительно переглянулись, и лица у них осветились словно одной и той же улыбкой.

— Это было самое интересное, — прошептал Толстомордик, прикрыв глаза. — Расскажите вы, сударь.

— Ах, нет! — возразил Алессандрини и покачал головой. — Я что-то устал. И я не мастер рассказывать.

— Он договорился с Толстомордиком подвести яхту как можно ближе к берегу, — сталрассказывать Ионицэ, — и вот — поцелуй, несколько слов: «Прощай! И никогда ты не узнаешь, как я тебя любил!..» — а потом бултых в воду…

Ионицэ засмеялся, придя в хорошее расположение духа, и опять поглядел на Эмануэля.

— Но то, что случилось потом, было еще лучше, — вмешался Алессандрини. — Потому что, проплыв около километра, он устал, попытался лечь на спину, и, когда вода вошла ему в рот и нос, он испугался и принялся звать на помощь.

— Счастье, что вслед за ним прыгнула Царица и все время плыла позади, невидимая, готовая помочь.

Толстомордик с несколько виноватым видом посмотрел на Эмануэля.

— Действительно, это было самое интересное, — сказал он. — Жаль, что Адине не удалось послушать…

— Ах, нет! — воскликнул Ионицэ. — Если бы и Адина была там, Царица не посмела бы вмешаться. Адина считает, что он очень хорошо плавает. А для хорошего пловца один или два километра — сущий пустяк. Если бы и Адина была там, Царица не осмелилась бы сказать, что, проплыв километр, он устал и принялся звать на помощь.

— Позволь, — перебил его Алессандрини, — но ведь Адриана объяснила нам, что он был очень утомлен, и была права. Посмотрите, как он сейчас выглядит, а ведь еще и шести нет. А несколько часов тому назад? Вспомните рассказ Арианы о том, как он гулял в Мовиле по молу, под дождем, а потом здесь, по набережной, куря сигарету за сигаретой. Он выглядел очень усталым.

Эмануэль слушал их, старясь делать вид, что это к нему не относится, но краска заливала его лицо.

— О ком вы говорите? — спросил он резким, пронзительным голосом.

— Ну, вы словно не понимаете! — воскликнул Алессандрини. — О ком еще мы можем говорить?..

— Нам поведала сегодня ночью Царица, что произойдет дальше, — пояснил Толстомордик. — Как вы приедете сюда, найдете всех нас и в конце концов позволите убедить себя ехать с нами на яхте в Балчик.

— Это немыслимо! — перебил его Эмануэль. — Алессапдршш может подтвердить, что ни при каких обстоятельствах я не позволил бы себя убедить…

— Сразу видно, что вы ее не знаете! — воскликнул Алессандрини.

— Ну конечно не знает, — подтвердил Ионицэ.

— В любом случае вы бы поехали вместе с нами на яхте, — продолжал Толстомордик. — Но чувство долга и особенно страх перед Царицей…

— Я вам в последний раз повторяю, — произнес Эмануэль прерывающимся от волнения голосом.

— Прошу вас, не прерывайте его! — воскликнул Алессандрини, хватая Эмануэля за руку.

— Ты плохо рассказываешь, — вмешался Ионицэ. — Ты забыл самое важное: как он сидел на яхте в купальном костюме, — который ему одолжили вы, сударь, — пояснил он, обращаясь к Алессандрини, — дрожа от холода, но не решаясь пошевелиться, потому что Царица обнимала его за плечи и что-то шептала…

— Ах, какая красота! — воскликнул Алессандрини, закрыв глаза, чтобы лучше вспомнить. — Я словно тоже был там и видел все. Ведь и я играл свою роль в этой истории. Я телеграфировал в гостиницу, чтобы ваши вещи переслали в Балчик.

— У меня была самая неблаговидная роль, — задумчиво произнес Толстомордик. — Мне было вас жаль, я слышал, что вы уезжаете в Стокгольм вице-консулом, что это ваш первый дипломатический пост, и мне было вас жаль. И я хотел помочь вам выйти из затруднительного положения. Я был у руля. И я подвел яхту на расстояние одного-двух километров от берега…

Алессандрини схватил его за руку:

— И я крикнул тебе: «Эй, Толстомордик, лево руля, ты ведешь нас к скалам. Левее!..»

— И тогда вы прыгнули в море, — продолжал Толстомордик, — и попытались доплыть до берега.

— Но вы устали, — подхватил Алессандрини, — и, проплыв километр, начали захлебываться и звать на помощь.

— Царица тоже прыгнула в воду, — перебил его Ионицэ, — но вы этого не видели. Она плыла следом за вами.

— Счастье, что и Бельдиман был там, — продолжал Алессандрини, — и увидел вас.

Эмануэль вдруг страшно побледнел.

— Бельдиман! — вскричал он. — Но что нужно Бельдиману во всей этой истории?

— Он был там, на берегу, и увидел вас, — продолжал Алессандрини с воодушевлением. — Он крикнул вам, чтобы вы легли на спину, а сам быстро разделся, вошел в воду и поплыл к вам.

— Но что нужно Бельдиману в этой истории? — снова спросил Эмануэль сурово, хрипло. — Откуда вы знаете о Бельдимане?

— Как откуда? — удивился задетый за живое Алессандрини. — Он был с нами здесь, сегодня ночью, за этим столом…

— Но откуда его знает она, Адриана, Ариана?! — воскликнул раздраженный Эмануэль. — Откуда она знает Бельдимана?

Все трое остолбенели, словно не могли поверить своим ушам.

— Вот это да! — воскликнул Алессандрини, ударив ладонями по столу. — Это замечательно!.. — И громко рассмеялся, содрогаясь всем телом.

Эмануэль дико взглянул на него, повернулся спиной и поспешно отошел от стола.

— До свидания! — крикнул он с порога.

 

Он мог бы сесть на восьмичасовой автобус, но, подходя к остановке, заметил молодую женщину, и ему показалось, что она поджидает его, сидя на скамейке и делая вид, что читает. Он видел, как она то и дело поднимает глаза от журнала и с любопытством оглядывается вокруг, особенно внимательно присматриваясь к столикам на тротуаре. Эмануэль свернул в первую же улочку, которая попалась ему по дороге, и, увидев парикмахерскую, вошел внутрь.

Когда он в половине девятого снова подошел к остановке, женщина по-прежнему сидела на скамейке, скучая и листая журнал. Секунду Эмануэль колебался, затем повернулся к ней спиной и принялся искать кафе. Он спросил чаю и выпил его медленно, задумчиво. Небо начинало проясняться, утро обещало быть теплым. Через полчаса он встал из-за стола и не торопясь пошел к автобусной остановке. Женщина нетерпеливо прохаживалась по тротуару. Эмануэль почувствовал, что у него бешено колотится сердце, и, не глядя по сторонам, подошел к автобусу. Нашел свободное место позади шофера и, облегченно вздохнув, сел.

Около одиннадцати он был в гостинице. Увидев его, Арон помахал ему рукой.

— У меня для вас приятная неожиданность, — прошептал он, внимательно оглядывая меня. — Я не могу сказать, кто это, но знаю, что это вам доставит радость…

И, слегка прикрыв глаза, таинственно улыбнулся…

— Как ее зовут? — строго спросил Эмануэль.

— Не скажу, а то вы догадаетесь… Она приехала вчера вечером и искала вас повсюду, у Видригина, у Трандафира… Потом ждала здесь, в холле, часов до двух…

— Ты не мог бы ее описать?

— Нет, это сюрприз. Она решила не ходить на пляж. И мы договорились, что, как только вы вернетесь, я, не говоря ни слова, пошлю к ней в комнату Марианну…

Эмануэль внимательно слушал, то и дело облизывая губы.

— Хорошо, — сказал он, — я сейчас вернусь.

Он вышел из гостиницы и отправился прямо на пляж. Было жарко, и Эмануэль шел медленно, временами останавливаясь, чтобы передохнуть. Дойдя до мола, он снял пиджак, разулся, положил носки в карман и двинулся дальше. Но, не пройдя и ста метров, остановился, стал искать платок, чтобы прикрыть лоб, потом раздумал и направился к киоску.

Купив газету, свернул ее так, чтобы можно было надеть на голову наподобие шляпы, и пошел дальше.

Но вдруг почувствовал чрезмерную усталость, замученность донельзя и сел на край мола. Он сидел долго, глядя на море.

И вдруг он понял, что за его спиной кто-то стоит, и в испуге обернулся. Встретившись взглядом с Бельдиманом, просветлел лицом и глубоко вздохнул.

— Я искал вас всю ночь, — быстро заговорил он. — Искал и в «Альбатросе». Я хотел сказать, что вы были правы. Он получил телеграмму и уехал. Вэлимэреску, — пояснил он, видя, что Бельдиман в недоумении на него смотрит. — Телеграмму с предписанием срочно явиться в суд…

Бельдиман снял куртку и уселся рядом с ним. Он казался погруженным в свои мысли.

— Это не был призыв на военные сборы, как мы думали, — сказал, улыбаясь, Эмануэль. И поскольку Бельдиман продолжал молчать, он спросил, вдруг понизив голос: — Почему вы мне не сказали? Если вы знали, почему не сказали мне об этом?

Бельдиман повернулся и с любопытством оглядел его, как будто увидел впервые:

— А что я должен был вам сказать?

— Все, что случилось потом. Всю эту путаницу с Алессандрини и его друзьями в Балчике…

— А, — встрепенулся Бельдиман, словно внезапно что-то вспомнив, — вы говорите об Алессандрини. Я встретил его сегодня ночью в «Альбатросе»… Он должен появиться здесь с минуты на минуту, — добавил он, указывая головой на море.

Эмануэль проследил за его жестом и увидел яхту, тихо плывущую в километре от берега.

— Если вы знали, вы должны были меня предупредить, — сказал он, еще сильнее понизив голос. — Речь идет об очень важном, о моей карьере. Это мой первый дипломатический пост, — пояснил он шепотом.

— Такая, какой вы ее видите, — сказал Бельдиман с гордым блеском в глазах, — она стоит сегодня десять, двенадцать миллионов. А я ее купил два года тому назад меньше чем за четыре миллиона. За бесценок!

— Она ваша? — спросил изумленный Эмануэль.

— Была моей, когда я ее купил. Но я купил не для себя. Я купил ее для ветреной Адрианы. Грехи старости! — прибавил он шепотом.

Словно во сне, Эмануэль протянул руку, нащупал носки и принялся обуваться.

— Посмотрите-ка, — продолжал Бельдиман, пристально вглядываясь, — она сейчас прыгнет в море и приплывет сюда, к нам. Она всегда так делает, сколько я ее знаю. Потому я и выбрал это место, здесь нет скал. Посмотрите! — воскликнул он с воодушевлением. — Она прыгнула!

Эмануэль застыл с ботинком в руке, напряженно глядя поверх волн.

— Я не вижу ее, — произнес он.

— Она плывет под водой. Но вы скоро ее увидите, минуты через три-четыре, она появится внезапно, здесь, перед нами…

Дрожа, Эмануэль надел второй башмак. Поправил газету на голове и с трудом встал.

— Грехи старости! — произнес Бельдиман больше для себя. — Хорошо сказал тот, кто сказал: не имей детей на старости лет…

Эмануэль стоял рядом, внимательно слушая.

— Это ваша дочь? — спросил он.

Бельдиман удивленно поднял на него глаза и улыбнулся.

— Так считают люди, — сказал он. — И мне тоже приятно так думать…

— Ее величают Царицей, — прибавил Эмануэль, пытаясь улыбнуться.

— Да, — серьезно ответил Бельдиман. — Она царственно прекрасна и ничего не боится, да что толку! Ведь живет она на том свете…

— Я должен идти, — вдруг сказал Эмануэль.

— На том свете, — повторил Бельдиман, словно про себя.

— Я очень рад был вас встретить, — сказал Эмануэль, собираясь уходить. — До свидания!

Но он уже увидел ее: она плыла необычайно быстро метрах в двадцати от берега. Кровь застыла у него в жилах, он не осмеливался сдвинуться с места. Он и не заметил, как снял с головы газету и бросил ее себе под ноги. И тут он понял, что ждет ее, что он счастлив, и улыбнулся ей, но девушка, встретив его взгляд, отвела глаза в сторону, безразлично, отстраненно, словно не узнавая. А несколько мгновений спустя все ее лицо озарила широкая улыбка и она принялась махать рукой туда, где кончался мол.

— Адина! — крикнула она. — Адина!..

 

Чикаго, март 1959 года.

 

Змей

 

 

Последняя строка — и романс смолкнет, Лиза приготовилась хлопать. Сейчас захлопают все, все заговорят, будут восторгаться, хвалить, а она тем временем справится со слезами. Всему виною опять и опять повторяющаяся строфа и ее просто-напросто нелепая чувствительность:

 

И в золоте кудрей

Блеснуло серебро…

 

А собственно, с чего она вдруг так расчувствовалась, затосковала? Откуда набежало столько воспоминаний? Ей почему-то кажется, что она уже слышала этот романс, что знает его давным-давно, с тех пор еще, как была маленькой и тетушка Ляна читала ей стихи, модные в незапамятные — до Первой мировой войны — времена…

 

Блеснуло серебро…

 

Даже еще не слыша, она словно догадывалась, какие услышит слова, и ждала последней строки, которую застенчивый баритон пропел с такой чудной грустью:

 

А детство золотое?

Оно давно прошло…

 

Да, да, те самые стихи, и она уже не могла противиться волнующему потоку воспоминаний: тетушка Ляна улыбнулась ей из сада с тутовыми деревьями на бульваре Паке, а сама она вновь безумно страдала. Она безумно страдала тогда. Ей тогда казалось, что она бесконечно несчастна, юность казалась ей величайшей из трагедий, она чувствовала, что никто не понимает ее, и знала, что никто и никогда не поймет. А теперь ей казалось величайшей из трагедий ее замужество с высокопоставленным чиновником — а сколько было надежд!.. — и таким грустным все, все, все, что бы ни происходило… И ей захотелось очутиться где-нибудь далеко-далеко совсем одной, слушать этот романс и плакать сколько захочется.

— Напишите мне, пожалуйста, слова этого романса, — услышала она голос Дорины с другого конца стола. — Они такие трогательные.

— Слова давние, — отозвался домнул[12]Стамате совсем уж тихо и робко. — Мелодия новая… Мне нравится мелодия, она такая печальная…

Он повернулся к Дорине, и Лиза больше не видела его лица. Он казался чрезвычайно удивленным оглушительным успехом своего пения. Петь он не хотел и согласился только после настоятельных упрашиваний. Хозяев дома он почти не знал, да и гостей, впрочем, тоже. Однако сразу понял, что люди это все весьма достойные, в особенности сами хозяева. Так тепло, так радушно его приняли. Так роскошно убран стол, и где? Во Фьербинць, жалкой деревушке в тридцати километрах от столицы.

— Будьте любезны немного вина пополам с водой, — попросил Стере, протягивая пустой стакан.

Лиза невольно поморщилась. «Такая проза… после такого романса… И это мой муж…»

— А чьи это слова? — продолжала расспрашивать Дорина. — Мне они не знакомы…

Дорина говорила громко, с другого конца стола, чтобы услышал ее и капитан Мануилэ тоже. Кто-кто, а она прекрасно понимала, для чего устроено это пиршество со множеством приглашенных, так далеко, в деревне, в доме ее родни. «Нас хотят сосватать…» И она невольно улыбнулась. За обедом она не раз поглядывала в сторону капитана Мануилэ, а он сидел и аккуратно ел, всячески стараясь, чтобы локти его не коснулись стола, и, казалось, приготовлялся играть фарс, где ей будет отведена роль девицы на выданье, а он, капитан Мануилэ, сыграет роль жениха… Неужели вот так, сразу? За человека, которого она в первый раз видит?!

— Не думаю, что Баковии, — прибавила она очень громко. — И уж никак не Аргези…

«Эти имена должны смутить домнула капитана», — подумала Дорина.

— Не могу сказать, чьи они, — извиняющимся тоном ответил Стамате. — Знаю только, что очень давние…

Капитан Мануилэ, не поднимая глаз от стола, почтительно слушал хозяйку.

— Нет, я бы не смогла сдавать квартиру, домнул капитан, — говорила доамна[13]Соломон. — Вы ведь знаете, жильцы чего только не говорят о хозяевах…

Доамна Соломон выпустила сигаретный дым и долго внимательно следила за ним, сощурив глаза. Он все-таки невыносим, этот мальчишка, молчит и молчит. Не то чтобы галантную тему, поддержать разговор не может. Или влюбился с первого взгляда?

Капитан хотел, но никак не мог отважиться и взглянуть туда, на другой конец стола, где сидела Дорина и задавала вопросы. Он понял сразу, до того как приехал во Фьербинць, понял, как только остался наедине со Стере в автомобиле, что свою судьбу он должен решать быстро. Родня девушки не расположена была долго ждать. Осенью Дорина получила степень лиценциата. Преподавать она не собиралась — это было всем известно, — но диплом получить хотела, ей нравилось учиться. Женихов вокруг нее крутилось пруд пруди, и всем хотелось ее окончательно пристроить. А Дорина шутила, что мечтает о медовом месяце как о каникулах, но только непременно за границей.

— Кому еще кофе? — спросил домнул Соломон, поднимая руку вверх.

Доамна Соломон встрепенулась, обрадовавшись возможности покинуть своего молчаливого собеседника:

— Вы меня простите, я на секундочку! Посмотрю, что там с кофе!

Капитан Мануилэ покраснел и опустил голову еще ниже, словно говоря поклоном: «Разумеется, сударыня, как же иначе?.. Вы же хозяйка…» Он искоса взглянул на Дорину, и ему показалось, что она мечтательно глядит на него. Он улыбнулся, приободрился.

— Вижу, вы любите стихи, барышня, — произнес он совершенно неожиданно.

Вокруг все замолчали. Дорина вспыхнула и машинально принялась перебирать жемчужины в ожерелье. Услышав, что заговорили о поэзии, Стамате, любопытствуя послушать, подался несколько вперед.

— Есть поэты, которых я люблю, — ответила Дорина. — Особенно среди современных…

— Это я понял, — улыбнулся капитан Мануилэ. — Стихи не слишком современные вы не узнали, хотя не такие уж они и древние, — Раду Росетти…

Лиза удивленно взглянула на капитана. Однако он вовсе не глуп… И конечно же прав: стихи и впрямь Раду Росетти. У Ляны было несколько томиков его стихов, маленькие книжечки Лиза помнит до сих пор, спустя столько лет после смерти Ляны. Они стояли в гостиной на полке в старом доме на бульваре Паке и стояли там до тех пор, пока Ляна не умерла от чахотки, так же как все ее сестры. Лиза училась тогда в старших классах лицея. Она вспомнила, с каким вожделением смотрела на заставленную книгами полку. Среди них был и «Ион»,[14]только-только появившийся, и, когда Ляна умерла, она чуть ли не обрадовалась тому, что теперь сможет потихоньку унести с собой оба томика и они останутся у нее навсегда, никому и в голову не придет искать их и требовать обратно.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-10-09 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: