— Но вы же проиграли. Мы играем в фанты…
Лиза бежала по лесу. Она уже не боялась, чувствуя, зная, что следом за ней бежит Стамате.
От ощущения свободы возрастала радость побега.
— Я могу споткнуться и упасть, и виной всему будете вы, — пожаловалась она, чувствуя за спиной дыхание мужчины.
Стамате поймал ее в объятия, на этот раз он ее не выпустит. Но Лиза и не вырывалась.
— Разве мы не играем в фанты? — прошептал Стамате.
Он хотел поцеловать ее. Лиза отстранилась, смеясь. Но, отстраняясь, она ждала продолжения дерзких попыток.
— А если нас кто-нибудь увидит? — шепнула она таинственно.
— Подойдет близко-близко и совсем бесшумно, — прошептал он в ответ почти в самое ухо, касаясь губами волос.
В Лизе просыпалось волнение, она чувствовала, как бьется у него сердце, позволяла обнимать себя.
— Кто здесь? — услышали они голос Владимира.
И замерли, не ответив. Лизе очень хотелось рассмеяться, но она сдержалась, уткнувшись лицом в грудь Стамате.
— Ш-ш-ш… — почти в самое ухо шептал Стамате. — Мы сыграем с ним шутку.
— Кто, кто здесь? — опять и опять с беспокойством спрашивал Владимир.
Ему чудились приглушенные голоса, смех, шорох, завороженный его слух различал волнующую любовную тайну, возбуждающую, чувственную. По всему его телу растекалась неведомая теплота и томление, похожее на дурманящий хмель. Рядом, возможно всего в нескольких шагах, за вот этими высокими задумчивыми деревьями происходит что-то неведомое, немыслимое. Но кто там может быть?.. Владимир шагнул вперед. Но заметил в другой стороне тень, которая махала ему обеими руками. И он направился к ней, осторожно, боясь наступить на ломкий сухой сучок.
— Ты кого-нибудь еще видел? — спросила доамна Соломон, беря его под руку.
|
|
По горячечному теплу ее ладони Владимир понял: с женой дядюшки Соломона что-то стряслось. Она дрожала, глаза ее лихорадочно блестели, голос звучал еще более хрипло, чем обычно.
— Ты представить себе не можешь, как мне было страшно, пока я тебя не встретила, — пожаловалась она, приникая к нему всем телом. — Я была одна, я заблудилась…
Мало-помалу дрожь завладела и Владимиром.
— Как же ты могла заблудиться? — спросил он для того, чтобы что-то сказать, а не для того, чтобы получить ответ.
Молчание несказанно пугало его, молчание, в котором слышался лишь торопливый стук сердца да горячечное дыхание тетушки.
— Мне казалось, что кто-то идет за мной по пятам, — сказала доамна Соломон. — Тебе не страшно?
— Нисколько, — спокойно ответил Владимир. — Только я ничего не понял в нашей игре. И даже представить себе не могу, сколько прошло минут с тех пор, как углубился в лес.
Он повернулся к доамне Соломон, встретил се блестящие глаза и покраснел.
— А не пойти ли нам посмотреть, который теперь час? — спросил он наудачу, только бы скрыть волнение.
— Мне боязно, — прошептала доамна Соломон. — Лучше пойдем куда глаза глядят и захватим кого-нибудь в разгар любовного преступления, сыграем с кем-нибудь шутку…
Тгтущка псе крепче сжимала его руку.
— Лиза! — послышался голос Стере. Доамна Соломон рассмеялась.
— Каждый ищет свою жену, — сказала она с важностью. — Может, в этом и состоит игра.
Лиза, услышав шаги, попыталась высвободиться из объятий Стамате.
— Пусти меня, — шепнула она.
Доамна Соломон внезапно остановилась, словно бы ощутив колдовство тех же чар, которые взбудоражили и Владимира.
|
|
— Здесь кто-то есть, — сказала она тихонько. — Сейчас мы узнаем…
И они стали потихоньку подкрадываться к дереву. Лиза опередила их, выйдя им навстречу.
— Не иначе как фавн поселился в этом лесу! — воскликнула она, стараясь казаться безмятежно спокойной.
— И будем надеяться, что только один, — подхватила доамна Соломон.
Она было вновь собралась опереться на руку Владимира, но он застыл неподвижно, вперив глаза в темноту, из которой появилась Лиза. Кто же там был? И что там могло произойти, в густой кромешной тьме, под ее черным кровом?.. Он стыдился своих мыслей и злился на свое тело, скованное робостью. Ему хотелось бежать отсюда. Лес теперь сделался словно бы живым человеческим существом, теплым, телесным. И словно бы наплывал со всех сторон туманящий хмель женской наготы, и словно бы под каждым деревом учащенно дышали обнявшиеся пары.
— А у тебя что стряслось, Владимир? — спрашивала тем временем Лиза. — Это ты только что кричал, да? — задала она с улыбкой новый вопрос.
— Будто сама не знаешь? — ответил он, чувствуя себя униженным и мрачнея. — Можно подумать, что до сегодняшнего дня ты не слышала, как я кричу…
Доамна Соломон рассмеялась и пододвинулась поближе к Лизе.
— Оставь мальчика в покое, не смей мне его огорчать, — сказала она покровительственно.
Владимир сам себе был мерзок. Надо заговорить о чем-то другом, куда-нибудь спрятаться, скрыться.
— Интересно, а где все остальные? — спросил он и, высвободившись из настойчивых рук доамны Соломон, сложил ладони у рта и громко гикнул.
|
|
Оглушительно-раскатистое «Эй» разом освободило его, самолюбивая его рана затянулась, как только ему показалось, будто весь лес встрепенулся и отозвался на его крик.
— Вла-а-ад! — радостно отозвался девичий голос. — Где ты там прячешься?
— Давайте устроим ей сюрприз! — предложила Лиза.
— От нашего сюрприза ей станет страшно, а нам смешно, — согласился Владимир.
В прогалине появилась боязливо ступающая тень.
— Никаких сюрпризов! — закричала Рири. — Я вижу, где вы.
Но шла она все-таки с большой опаской… Из-за каждого дерева кто-то мог неожиданно выскочить, прыгнуть, схватить, напугать…
— Сейчас я вас посмешу, — прибавила она, подходя. — Только не надо устраивать мне сюрпризов…
Она остановилась и переждала несколько мгновений, превозмогая дрожь.
Из темноты ей навстречу шел Владимир.
— А где ты была? — задал он вопрос, отвлекая ее и успокаивая.
— Пошла посмотреть, который час, и заблудилась. А кто там еще? — быстро спросила Рири, вглядываясь в темноту.
— Лиза и Аглая, — прежним успокаивающим тоном ответил Владимир. — Ты кого-нибудь еще видела?
Рири рассмеялась:
— Я пошла посмотреть время, а там, знаешь, Стере и Жорж развалились на травке…
Из-за деревьев появилась заинтересованная Лиза.
— Кто-нибудь видел Андроника? — спросила она.
— Нет, я не видела… Может, он нам еще что-нибудь готовит… А у меня тоже сюрприз, — прибавила Рири уже куда громче. — Дорина и капитан гуляют ну точь-в-точь влюбленная парочка…
Заинтересовавшись, подошла поближе и доамна Соломон.
— Ты их видела? Точно капитан? Или Андроник? — спросила Лиза.
Рири покачала головой. Нет, нет, конечно, капитан Мануилэ шел с Дориной рядышком, и они потихоньку между собой переговаривались, а Дорина все вверх смотрела, словно из лесной чащи хотела выбраться на простор и на свободе полюбоваться небесным сводом.
— Они вдвоем шли? — опять спросила Лиза. — Андроника не было неподалеку?
Рири вновь покачала головой: никого, ни души не было. И сама удивилась, до чего горячо отрицает присутствие Андроника, как будто защищает его от незаслуженного обвинения, и вспыхнула.
— Интересно, о чем могут говорить влюбленные? — улыбнулся и словно бы удивился Владимир. — Надо будет сказать Жоржу, он обрадуется…
Капитан Мануилэ столкнулся с Дориной случайно, он не искал ее. В путь он отправился последним, постоял, подумал и пошел прямиком по просеке. Шел углубившись в собственные мысли, чувствуя все отчетливей и отчетливей отвращение к себе: какое гадкое, постыдное малодушие, с чего ему, человеку зрелому, взрослому, слушаться какого-то мальчишку?!. Наваждение, да и только!.. Многое казалось ему странным в этом Андронике. Странным и неприятным. Но неприятнее всего было то, что его шумное, беспокойное вторжение, его нелепые детские затеи (мальчик, без сомнения, привык делить все свое время между спортом и женщинами) нарушили некий лад, не дав возможности насладиться ночным таинственным лесом. Огромный дремотный лес больше не занимал Мануилэ. Как не занимал его и просторный городской парк, где кричат увлеченные игрой подростки и дети… Затеянная Андроником беготня лишила лес всякой таинственности, и сень листвы, так казалось теперь капитану, могла прятать теперь только целующуюся парочку или храпящего сновидца.
Он уже подумывал, не повернуть ли ему назад, как вдруг совсем рядом с собой заметил Дорину. Он узнал ее расшитую блузку и белые неспокойные руки.
— Это вы, господин капитан? — окликнула его девушка.
— По нечаянности, я, — ответствовал капитан. — А вы кого ждете?
Дорина словно бы и впрямь затаилась в засаде. С пенька, который она себе облюбовала, можно было, оставаясь невидимой, наблюдать за множеством разбегающихся между деревьями тропок. Но на вопрос капитана Дорина ответила однозначно и даже с негодованием. Мануилэ все понял, и кровь бросилась ему в лицо. Андроник всерьез раздражал его. И раздражал все больше. Уязвленное самолюбие заставляло презирать и глупую девчонку, которая вообразила, будто легче легкого вскружить голову первому встречному.
— Я не понял, в чем все-таки смысл игры, — говорил между тем Мануилэ, наблюдая замешательство Дорины. — Мне думается, Андроник вознамерился что-то стянуть и исчезнуть… Но замечательно то, что все без исключения служат его прихотям, — поторопился он добавить, заметив, что Дорина приготовилась возражать.
— Не думаю, чтобы домнул Андроник был всего-навсего заурядным мошенником, — сказала Дорина, овладев собой.
Капитан рассмеялся и, шагнув, оказался близко-близко от девушки. Ему вдруг почудилось, что перед ним — нет, не невеста, не благонравная барышня, которая требует безоглядного почитания, а одна из тех веселых девиц, которые роем мелькали в его холостой жизни. Он взял ее за руку и легонько потянул к себе.
— Забудь о нем, голубка, он не достоин того, чтобы его защищала такая славная барышня…
Дорина застыла в изумлении от столь внезапной перемены. Кто он такой и что себе позволяет, да еще так фамильярно?
Но звать на помощь она не стала. В общем, капитан не сказал никакой грубости, и жест его был вовсе не так уж дерзок, только слишком уж неожидан…
— Пойдемте лучше пройдемся, — предложил капитан Мануилэ.
Дорина колебалась, но капитан тихонько тянул ее за собой.
— Вы ведете себя несколько странно, — отважилась сказать ему Дорина.
— Вообразите, будто отыгрываете фант, барышня, — засмеялся Мануилэ. — Разве сердится кто-нибудь на фанты? Да и кавалер сплошь и рядом попадается не тот, который по нраву…
Прямота его вынудила Дорину к извинению:
— Ничего подобного я не говорила. Но должна признаться, ваш голос напугал меня.
— Может быть, виной тому эхо… Но подумайте, может ли что-то случиться с нами в этом лесу? — помолчав, спросил капитан, оглядывая все, что только мог оглядеть.
Дорина подняла глаза к небу. И впрямь, оно было так спокойно, так незыблемо-надежно…
— Мы как будто в Цишмиджиу, — добавил Мануилэ.
— Нет, скорее в Синае, в парке возле монастыря, — уточнила с улыбкой Дорина.
— И это обидно, ведь правда? Особенно если предвкушал в лесу жутковатую встречу со сказкой, чертями и вурдалаками.
— Не продолжайте, прошу вас! Мне сразу становится страшно! — воскликнула Дорина, загораживаясь руками.
— Не бойтесь. Я тоже на что-нибудь да гожусь. Но что бы мы ни говорили, нам было бы куда лучше без этого взбалмошного юнца.
Дорина насупилась. Мануилэ раздражал ее настойчивым повторением одного и того же. «Кто знает, что про меня думает этот мужлан?..» Дорина и впрямь понадеялась в какую-то минуту, что идет Андроник. Забавно было бы повстречаться с ним наедине. И возможно, кто знает… Она и теперь оборачивалась. Ей казалось, что кто-то идет за ними, но никого позади не было. Все остальные были далеко-далеко.
— А что, вы думаете, делают остальные? — осведомилась Дорина, только бы переменить тему.
— Как и мы с вами, беседуют о любви, — с нарочитой грубостью ответствовал капитан.
Дорина тревожно вздрогнула. А что, если он сейчас предложит ей руку и сердце? Было бы только смешно… Но все же вполне возможно, что в один прекрасный день именно этот человек… Ах, если бы он был дурачком вроде Стере, которого просто-напросто можно было бы презирать…
— Мне хотелось бы порассуждать с вами как раз насчет этой материи, — вновь заговорил капитан. — И совершенно серьезно… А чем заняты остальные, я, честное слово, не знаю, но вас я бы хотел спросить по-дружески, разумеется, если вы мне позволите…
— Ну разумеется, — поспешила уверить его успокоенная Дорина.
— Я хотел бы узнать ваше мнение вот по какому вопросу: штука, которую именуют любовью, что она, по-вашему, — случайность, внезапный пожар или итог долгих лет дружеского расположения и взаимопонимания?.. Ваше, именно ваше собственное мнение мне чрезвычайно интересно.
— Видите ли, я пока еще не имела дела ни с каким видом собственности, — пошутила Дорина. — Но конечно, какое-то мнение есть и у меня… Конечно, я думала о любви, и скорее как о чем-то идеальном, поскольку еще ничего не знаю о ней…
Она говорила много, охотно, с жаром. И вдруг поняла, что сама не знает, что говорит, говорит будто в беспамятстве, думая совсем о другом, тревожно завороженная мерцанием неспокойных глаз… И она замолчала и стала глядеть вверх, на небо, ища покоя.
«Она думает о другом», — уязвленно понял Мануилэ. И он с такой остротой ощутил присутствие того, другого, что душная волна ревности перехватила ему дыхание и заставила покраснеть.
— Я понимаю, понимаю, — сказал он, овладевая собой.
— Разве не так? Но это так трудно высказать, — извинилась Дорина.
Они по-прежнему шли рядом. «О нем, она думает только о нем», — чувствовал капитан.
— Интересно, а который теперь час? — вдруг спросила Дорина, словно вспомнила о необыкновенно важном деле. — Не пора ли нам возвращаться?
Шел десятый час, и терпению семейства Замфиреску приходил конец. Все втроем они сидели во дворе на лавочке и смотрели на келарскую.
— И не сомневайтесь, все так и есть, как я вам сказала, — говорила доамна Замфиреску. — Они спят и видят, как бы сбыть Дорину с рук…
Барышня Замфиреску, сочтя унизительным оборот, который приняла их беседа, поднялась со скамейки и отправилась к озеру.
— Пойду посмотрю, не возвращаются ли, — сказала она.
— И я думаю, что не ошибаюсь, предполагая, кто уладит дело, — продолжала госпожа Замфиреску. — Слаживалось все тишком, еще в Бухаресте, так чтобы мы ни о чем и знать не знали… Можно подумать, что боялись, будто мы у них женишка украдем…
Она засмеялась, хотя было ей не до смеха, она нервничала. Хоть бы Лиза побыстрей возвращалась, у Лизы она что-нибудь бы выведала…
— Ты, наверно, тоже проголодалась? — спросил домнул Замфиреску. — Может, не будем больше ждать и поужинаем?
Наконец-то доамна Замфиреску могла дать выход своему раздражению:
— Да мы обедать кончили в четыре часа! И уж ты-то, слава Богу, накушался!..
Домнул Замфиреску мигом повернулся к своей супруге, готовясь дать ей резкий отпор. Но тут к ним, размахивая руками, подбежала барышня.
— Идут! — крикнула она весело. — У озера уже голоса слышны… Какая приятная у них компания!..
Теперь она уже жалела, что не пошла с ними в лес. Может, они играли в какие-нибудь игры или хором пели. Раз так долго не возвращались…
— Хорошо, что идут, — оживился домнул Замфиреску. — Будем надеяться, что не все разом усядутся за карты…
Разобиженная доамна Замфиреску поднялась со скамейки и подошла к дочери.
— Не стоит говорить, что мы их ждали и не ужинали, — зашептала она. — Пусть не думают, что мы тут без них с тоски умирали… Посмотрим, пригласят ли нас вообще…
Голоса раздавались совершенно отчетливо, но никого не было видно; наверно, шли очень медленно. То и дело слышался смех. Доамна Замфиреску тоже заготовила улыбку. Опять усевшись на скамейку, она оживленно заговорила, стараясь расшевелить свою маленькую компанию. «Пусть не думают, что мы тут без них скучали и ждали их как манны небесной…»
— …А когда взойдет луна, Хорике? — нежно спросила она домнула Замфиреску.
— К полуночи, — ответил супруг, глядя на небо.
— …Уж кто-кто, а я не грешил, — послышался голос Стере, — мы с Жоржем сидели тихо на месте, а не гоняли, как вы все, по лесу…
— Ну и что? Скажете, плохо было? — смеясь, спросил Андроник.
Смеялся он так, что сердиться на него было невозможно. Искренне и заразительно смеялась сама горделивая, мужественная юность. Барышня Замфиреску уже радостно улыбалась, хотя компания только-только приближалась к воротам.
— Грешнее всех я, — прибавил Андроник. — Я так и не осуществил задуманного…
— А может быть, вы нам скажете, что вы такое задумали, — попросила Лиза.
— Нет, не могу, — извиняющимся тоном ответил Андроник, — потому что еще не отказался от задуманного… Вся беда в том, что я немного заплутался и не успел. А то, глядишь, вы и теперь бегали бы по лесу…
— Но я же умру от любопытства! — воскликнула Лиза.
— Не стоит, сударыня, — заверил ее Андроник. — Игра продолжается и без нашего ведома…
Семейства встретились, и доамна Соломон принялась рассказывать Замфиреску лесные приключения.
— Потрясающе! — восклицала она. — Какая тишина! Какой воздух!..
— А я, что я говорила вам! — вставила в разговор свое слово барышня Замфиреску.
Говорили все разом, наперебой. Оттаял даже Стамате и время от времени позволял себе пошутить: поцелуй Лизы прибавил ему уверенности в себе.
— Как только выйдет луна, мы тут же отправляемся в лес, так и знайте, — заявил он.
— Только не я, — отказался Стере. — Молодежь — дело другое.
Доамна Замфиреску радостно захохотала. На кого, на кого, а на Стере можно положиться, и еще, наверное, можно рассчитывать на Соломона.
Поужинают и сядут играть где-нибудь в отдельной комнатке у отца келаря.
— Кто у нас занимается ужином? — спросил домнул Соломон. — Корзины из автомобиля принесли?
Рири, Лиза, доамна Соломон собирались идти накрывать на стол.
Барышня Замфиреску в первую секунду тоже открыла было рот, чтобы предложить свои услуги, но тут увидела, что Дорина по-прежнему сидит на скамейке. Значит, и ей можно остаться. Здесь столько молодых людей — болтовня, смех, шутки, — здесь лучше…
— Кто со мной в погреб за вином? — вновь спросил домнул Соломон.
Почти все мужчины захотели осмотреть монастырские подвалы. Особенно нетерпеливо хотели осмотреть их Андроник и Владимир.
— Только имейте в виду, что вино придется нести в ведрах, — посетовал домнул Соломон, польщенный вниманием, которым встречалось каждое его предложение.
— В ведрах и корчагах, — уточнил домнул Замфиреску. — И позаботьтесь, чтобы продали вам темно-рубинового, потрясающее вино… Хорош и мускат, но слишком скоро ударяет в голову.
— Больно крепок, — вмешалась доамна Замфиреску. — Хорике, а мы какое вино привезли?
— Да тоже вроде неплохое.
— Нет-нет, мешать не будем, — отказался Стере. — И не забудьте попросить брынзы. Брынза здесь — пальчики оближешь!
Веселой гурьбой собрались на поиски отца ключаря. Заслышав шум во дворе, черными тенями из келий выскользнули монахи, но отца ключаря среди них не было: домнул Соломон, будучи знакомым с ним лично, удостоверил это. Отец ключарь — высокий, сухопарый, костистый, с редкой бородкой, «будто траченной молью, и вдобавок гундосит». И домнул Соломон заговорил в нос, подражая отцу ключарю.
Стамате и капитан Мануилэ рассмеялись.
— А Андроник куда подевался? — спросил вдруг домнул Соломон, обнаружив, что молодой человек исчез.
— Пошел, видно, приятелей отыскивать, — сказал Владимир.
— Неужто ты поверил его россказням о приятелях? — ироническим шепотом осведомился капитан.
— Ш-ш-ш! Он же может услышать, — прервал его Стамате. — Нехорошо сплетничать за спиной…
— Именно, именно, — поддержал домнул Соломон. — Мне кажется, он хороший мальчик из хорошей семьи, жаль только, что слишком взбалмошный и неспокойный, — прибавил он, желая всем потрафить.
Наконец отыскали ключаря и попросили налить двадцать литров темно-рубинового. Монах взял две объемистые корчаги, ведро и повел их, показывая дорогу.
— Как-то управитесь?.. — пробурчал он, не глядя на гостей.
Перед дверью, окованной железными полосами, монах остановился, нашарил ключ и аккуратно, не торопясь, отомкнул замок. Потом зажег свечку, переложил ведро в левую руку, взял свечку правой, отдав перед тем корчаги Владимиру.
— Не оступитесь, ступеньки у нас поистерлись, — предупредил он.
Шли в темноте осторожно и не без странного волнения. Подвалы были глубокие, и чем глубже, тем обширнее. Владимир воодушевился, его восхищало все: холод и сырость, таинственность старинных сводов, игра теней от мигающей свечки.
— Кто знает, что здесь происходило, — проговорил он зачарованно.
— И я об этом подумал, — отозвался капитан. — Будто давит здесь на тебя что-то… А стоят всего-навсего бочки с монастырским вином.
Стамате с удивлением оглядывал стены подвала.
— Дай нам, пожалуйста, и брынзы тоже, — говорил домнул Соломон.
Монах выпустил вино из бочки, и оно с шипением хлынуло в корчагу, распространяя густое терпкое благоухание. Владимир как завороженный глядел на рубиновый водоворот в глиняном горшке. Ударив в ведро, вино брызнуло в разные стороны.
— Из здешних вин самое лучшее, — сообщил Андроник.
Вздрогнув от неожиданности, все обернулись.
— Откуда ты взялся, голубчик, мы и шороха не слышали? — весело спросил домнул Соломон.
Андроник махнул рукой на проход между бочками.
— Вот отсюда, — объяснил он спокойно. — Во дворе я вас потерял и отправился прямо в подвал. Не первый раз сюда спускаюсь, — прибавил он с улыбкой. — Сколько ведер вина здешнего выпил…
Монах поднял глаза, вглядываясь в лицо говорившего. Неверный свет свечи выхватывал из темноты бледные, с глубокими тенями лица.
— Узнали, отче? — спросил Андроник, приглаживая рукой волосы.
— Много гостей принимает монастырь, — ответил монах, опуская глаза, — трудно припомнить.
— Но уж меня-то вы знаете, — медленно выговорил Андроник, словно бы говорил для одного только монаха. И быстро обернулся к остальным, обводя руками своды: — Эти стены я знаю, словно жил в них с первого дня… Иной раз мне даже чудится, будто я сон смотрю, так много всякого вспоминается. Кто мне это рассказал, кто помог увидеть?.. Я словно бы родился с этим монастырем…
Домнул Соломон рассмеялся. Он держал в руках одну из корчаг и с удовольствием ее взвешивал.
— Говоришь как по писаному, — сказал он Андронику. — Как в той сказке, где людям привиделось, словно они уже жили когда-то, словно успели уже прожить другую жизнь…
— Нет, — с подкупающей простотой ответил Андроник, — мне не кажется, что я уже жил когда-то и успел прожить другую жизнь. Мне кажется, что я так и жил здесь все время, с того самого дня, как построили монастырь…
— Тому уже больше сотни лет будет, — сказал монах без особого удивления.
— И много больше, твое преподобие, — с улыбкой добавил Андроник.
Владимир не без робости взглянул на призрачное в неверном свете лицо Андроника. Может, подвальный сырой холод, может, хмельной запах пролитого вина, а может, шевелящиеся на стенах тени поуняли его восторженность. Ему подумалось, что Андроник над ними издевается, рассказывает сказки, морочит всем головы. Лицо Андроника показалось ему сумрачным, но как-то по-особенному блестели у него глаза, когда он смотрел то на одного, то на другого, словно готов был тут же рассмеяться. «Неужели никто не замечает, что Андроник над нами издевается или просто-напросто рассказывает свои сны, хлебнув неведомо где винца?»
— После честной расплаты, бояре, отправляемся восвояси, — провозгласил домнул Соломон, отсчитывая банкноты.
И капитан Мануилэ, как другие, тоже словно бы онемел, затерявшись в потемках. Очнулся он, услышав Андроника, который опять заговорил, обводя рукою стены.
— Думаю, теперь никто и знать не знает, — говорил Андроник, — что на этом самом месте умерла дочь Моруцци, настоящая его дочь, хоть и незаконная, а не та, которую он удочерил при втором своем браке…
Монах поднял удивленные глаза и мелко торопливо перекрестился. Андроник притворился, что ничего не заметил, и продолжал, пристально глядя на Мануилэ:
— Я и сам не смог бы сказать, откуда знаю об этом, но так все оно и было. В этих самых стенах умерла бедняжка Аргира, красавица, на меду замешенная, как говорили о ней в насмешку…
— А отчего она умерла? — спросил Владимир вполголоса.
— Привезли ее сюда силком, старик отец ничего не знал… Говорили, что не знал ничего и настоятель… В те времена женщин в мужские монастыри не допускали. Привезли ночью, и вскоре она скончалась, а отчего и как, неизвестно. От нее хотели избавиться, потому что в тот год ожидалась вторая женитьба старика и у него должна была быть другая дочка… На третью ночь умерла Аргира… Вот здесь, на этом самом месте… — Андроник оглянулся и обвел руками круг. — Вы хоть иногда молитесь за нее, отче? — неожиданно резко спросил он монаха.
Ключарь отрицательно покачал головой. Он в первый раз слышал эту историю, и она показалась ему языческой, неправдоподобной. Боярская дочь, умершая в подвалах монастыря, — нет, в такое он не верил.
— Пойдемте, а то что-то зябко, — сказал домнул Соломон.
Тронулись. Зябко было всем и от подвального холода, и от жутковатой истории, нежданно-негаданно рассказанной Андроником.
— С чего ты вдруг решил стращать нас этой девицей? — спросил Андроника домнул Соломон, как только они поднялись наверх.
Андроник рассмеялся.
— Я так шучу иногда, если придет в голову озадачить милых, приятных людей, — сказал он каким-то не своим голосом. — А ведь правда чрезвычайно грустная история.
Ночь показалась теплой после подвального холода. И виден был немалый кусок неба между кельями и деревьями. Двор, казалось, был слегка подсвечен где-то неподалеку спрятанным светом.
— Красота какая! — воскликнул домнул Соломон, глядя вверх и изумляясь обилию звезд. Он стоял посреди двора, прижимая к себе корчагу с вином. Андроник, воспользовавшись его неподвижностью, подошел и шепнул ему так, чтобы не слышали остальные:
— Очень прошу, не рассказывайте дамам мою историю… У них испортится настроение…
Домнул Соломон хитро подмигнул ему. Но, приглядевшись к Андронику, потерял всякое желание шутить. Глаза Андроника отливали металлическим блеском, мрачные, угрожающие.
— Черт, да и только! — воскликнул с усилием домнул Соломон. И действительно почувствовал себя бессильным и слабым перед этим неоперившимся юнцом. Вспомнил, сколько все они натворили глупостей. А что, если Андроник один из тех проходимцев, которые напускают на добрых людей сонную одурь, подсыпав в вино порошочек, а потом их грабят?..
Домнул Соломон тронулся было с места, томясь неопределенным сомнением.
— Выпить не хочешь? — спросил он, опять останавливаясь. — А то попей из корчаги.
Андроник в свой черед хитро подмигнул и, взяв из рук домнула Соломона корчагу, бережно поднес ее к губам. Он пил с наслаждением, жадностью, пил залпом, не отрываясь, как будто во сне. Домнул Соломон глазам своим не верил. Но питье Андроника, такое понятное, мужское, его успокаивало. Он легонько тронул Андроника за плечо:
— Будет, голубчик, оставь хоть капельку и всем остальным…
— Всем непременно! — ответил Андроник с тайной иронией и поднял голову от корчаги.
И они прибавили шагу, торопясь догнать всех остальных.
Ужин подходил к концу. Близилась полночь. Молодежи уже не терпелось подняться из-за стола и отправиться в комнату по соседству — поговорить, затеять какую-нибудь игру, может, даже потанцевать. Доамна Соломон обронила мельком, что позаботилась и прихватила с собой патефон Владимира. Можно носовым платком заткнуть усилитель, и снаружи ничего не будет слышно. «Впрочем, — добавила она, — в такой поздний час все монахи давно спят».
На первый взгляд убранство стола было крайне скудно: маленькие тарелки, бумажные салфетки, разной величины стаканы. Но благодаря стараниям доамны Соломон и доамны Замфиреску тарелки украсились холодным жарким, колбасами, сардинами, сыром, брынзой, фруктами. Дамы отвели именно эту комнату под столовую не без умысла, предназначив для игр и танцев другие, куда более просторные и чистые. Они не сомневались, что буфет с холодными закусками, как назвала их стол доамна Замфиреску, надолго никого не задержит, и поэтому решили не занимать тарелками и стаканами другие комнаты. В одной из них дамы намеревались позже устроить себе спальню и сложили в ней свои дорожные мешочки, тальмы, свертки. Постели они поставят все рядом и расположатся, таким образом, с наибольшим удобством. Доамна Соломон объявила, что и она остается, хотя с самого начала жаловалась на обилие комаров.
Владимир, подавая пример остальным, поднялся из-за стола первым. Он немало выпил за ужином и чувствовал теперь кипение отваги и избыток воодушевления. И доамна Соломон, и барышня Замфиреску, между которыми он сидел, обе за ним ухаживали и каждая хотела шепнуть на ушко секрет, почти прижимаясь грудью к его плечу. Словом, ужин послужил ко всеобщему раскрепощению. Монастырское вино хорошенько всех разогрело, всех, даже не слишком склонное к чувствительности семейство Замфиреску.