В Соединенных Штатах Америки 5 глава




За минуту до этого старший инженер управления блоком Борис Столярчук резко

снизил расход питательной воды на барабаны-сепараторы, что, естественно,

повлекло увеличение температуры воды на входе в реактор.

После того как был закрыт стопорно-регулирующий клапан и отключен

турбогенератор No 8, начался выбег ротора. Из-за уменьшения расхода пара из

барабанов-сепараторов его давление стало слабо расти, со скоростью 0,5

атмосферы в секунду. Суммарный расход через реактор начал падать из-за того,

что все восемь главных циркуляционных насосов работали от выбегающего

турбогенератора. Их тряску и наблюдал Валерий Ходемчук (не хватало энергии,

мощность насосов падала пропорционально снижению оборотов генератора,

соответственно падала и подача воды в реактор).

Повышение давления пара, с одной стороны, и снижение расхода воды через

реактор, а также подачи питательной воды в барабаны-сепараторы - с другой,

явились конкурирующими факторами, определившими паросодержание в активной

зоне, а следовательно, мощность реактора.

Напомню, паровой коэффициент реактивности (от 2 до 4 В) - наиболее

весомый в уран-графитовых реакторах. Эффективность аварийной защиты

оказалась существенно сниженной. В свою очередь суммарная положительная

реактивность в активной зоне в результате резкого снижения расхода

охлаждающей воды через реактор начала расти. То есть рост температуры вел, с

одной стороны, к росту парообразования, с другой - к стремительному росту

температурного и парового эффектов. Это и послужило толчком к нажатию кнопки

аварийной защиты. Но, об этом мы тоже говорили, с нажатием кнопки A3 была

введена дополнительная реактивность 0,5 В. Через три секунды после нажатия

кнопки мощность реактора превысила 530 МВт, а период разгона стал намного

меньше двадцати секунд.

С ростом мощности реактора гидравлическое сопротивление активной зоны

резко возросло, расход воды еще более снизился, возникло интенсивное

парообразование, кризис теплоотдачи, разрушение топливных ядерных кассет,

бурное вскипание теплоносителя, в который попали уже частицы разрушенного

топлива, резко повысилось давление в технологических каналах, и они стали

разрушаться. С резким ростом давления в реакторе захлопнулись обратные

клапаны главных циркуляционных насосов и полностью прекратилась подача воды

через активную зону. Парообразование усилилось. Давление росло со скоростью

15 атмосфер в секунду.

Момент начала массового разрушения технологических каналов и наблюдал

начальник смены реакторного цеха Перевозченко в 1 ч а с 23минуты 40 секунд.

Затем в последние двадцать секунд до взрыва, когда Перевозченко

стремглав летел с пятидесятиметровой высоты вниз, на отмет-

ку плюс десять, в активной зоне происходила бурная пароцирконие-вая и

другие химические и экзотермические реакции с образованием водорода и

кислорода, то есть гремучей смеси.

В это время произошел мощный паровой выброс - сработали главные

предохранительные клапаны реактора. Однако выброс длился недолго, клапаны не

способны были справиться с таким давлением и расходом и разрушились.

В это же время огромным давлением оторвало нижние водяные и верхние

пароводяные коммуникации (трубопроводы). Реактор сверху получил свободное

сообщение с центральным залом и помещениями барабанов-сепараторов, а снизу-с

прочноплотным боксом, который проектировщиками предусматривался для

локализации предельной ядерной аварии. Но той аварии, какая случилась, никто

не предполагал, и потому прочноплотный бокс послужил в данном случае просто

огромной емкостью, в которой стал скапливаться гремучий газ.

В 1 час 23 минуты 58 секунд концентрация водорода в гремучей смеси в

разных помещениях блока достигла взрывоопасной, и, по свидетельству одних

очевидцев, раздалось последовательно два, а по свидетельству других - три и

более взрыва. По сути дела, реактор и здание четвертого энергоблока были

разрушены серией мощных взрывов гремучей смеси.

Взрывы раздались как раз в тот момент, когда машинист Валерий Ходемчук

находился в дальнем конце помещения главных циркуляционных насосов, а

начальник смены реакторного цеха Пе-ревозченко бежал по коридору

деаэраторной этажерки в сторону блочного щита управления...

Над четвертым энергоблоком взлетели горящие куски, искры, пламя. Это

были раскаленные куски ядерного топлива и графита, которые частично упали на

крышу машинного зала и вызвали ее загорание, поскольку кровля имела битумное

покрытие.

Чтобы понять, сколько было выброшено взрывом радиоактивных веществ в

атмосферу и на территорию станции, надо представить характеристику

нейтронного поля за минуту двадцать восемь секунд до взрыва.

В 1 час 22 минуты 30 секунд на вычислительной системе "Скала" была

получена распечатка фактических полей энерговыделений и положений всех

поглощающих стержней регулирования. (Тут надо заметить, что машина считает в

течение семи - десяти минут, стало быть, она показала состояние аппарата

примерно за десять минут до взрыва.) Нейтронное поле на момент расчета было

по диаметру активной зоны выпуклым, а по высоте в среднем-двугорбым с более

высоким энерговыделением в верхней части активной зоны.

Таким образом, если верить машине, в верхней трети активной зоны

образовался как бы приплюснутый шар области высокого энерговыделения

диаметром около семи метров и высотой до трех метров. Именно в этой части

активной зоны (ее вес около пятидесяти тонн) и происходил прежде всего

разгон на мгновенных нейтронах, именно здесь произошел кризис теплоотдачи,

произошло разрушение, рас-плавление, а затем и испарение ядерного топлива.

Именно эту часть активной зоны выбросило взрывом гремучей смеси в атмосферу

на большую высоту и унесло ветром в северо-западном направлении, через

Белоруссию и республики Прибалтики за пределы границ СССР.

То, что радиоактивное облако передвигалось на высоте от одного до

одиннадцати километров, косвенно подтверждается свидетельством техника

аэродромного обслуживания аэропорта Шереметьево Антонова, который рассказал,

что прибывавшие самолеты (известно, что современные реактивные лайнеры

летают на высоте до трина-

дцати километров) подвергали дезактивации в течение недели после взрыва

в Чернобыле...

Таким образом, около пятидесяти тонн ядерного топлива испарилось и было

выброшено взрывом в атмосферу в виде мелкодисперс-ных частичек двуокиси

урана, высокорадиоактивных радионуклидов йода-131, плутония-239,

нептуния-139, цезия-137, стронция-90 и многих других радиоактивных изотопов

с различными периодами полураспада. Еще около семидесяти тонн топлива было

выброшено с периферийных участков активной зоны боковыми лучами взрыва в

завал со строительными конструкциями, на крышу деаэраторной этажерки и

машинного зала четвертого энергоблока, а также на околостанционную

территорию.

Часть топлива оказалась заброшенной на оборудование, трансформаторы

подстанции, шинопроводы, крышу центрального зала третьего энергоблока,

вентиляционную трубу АЭС.

Следует подчеркнуть, что активность выброшенного топлива достигала 15 -

20 тысяч рентген в час и вокруг аварийного энергоблока сразу же образовалось

мощное радиационное поле, практически равное активности выброшенного топлива

(активности ядерного взрыва). С удалением от завала активность спадала

пропорционально квадрату расстояния.

Тут же надо отметить, что испарившаяся часть топлива образовала мощный

атмосферный резервуар высокорадиоактивных аэрозолей, особенно плотный и

интенсивно излучающий в районе аварийного энергоблока да и всей АЭС.

Резервуар этот, быстро наполняясь, разрастался в радиальном

направлении, а разносимый меняющимся ветром, обретал форму огромного

зловещего радиоактивного цветка.

Примерно пятьдесят тонн ядерного топлива и около восьмисот тонн

реакторного графита (всего загрузка графита составляет тысячу семьсот тонн)

остались в шахте реактора, образовав воронку, напоминающую кратер вулкана.

(Оставшийся в реакторе графит в последующие дни полностью выгорел.) Частично

ядерная труха через образовавшиеся дыры просыпалась вниз, в подреакторное

пространство, на пол, ведь нижние водяные коммуникации были оторваны

взрывом...

Чтобы весомо оценить масштабы радиоактивного выброса, вспомним, что

атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, весила четыре с половиной тонны, то

есть вес радиоактивных веществ, образовавшихся при взрыве, составил четыре с

половиной тонны.

Реактор же четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС вышвырнул в

атмосферу пятьдесят тонн испарившегося топлива, создав колоссальный

атмосферный резервуар долгоживущих радионуклидов (то есть десять хиросимских

бомб без первичных факторов поражения плюс семьдесят тонн топлива и около

семисот тонн радиоактивного реакторного графита, осевшего в районе

аварийного энергоблока).

Подводя предварительные итоги, скажем, что активность в районе

аварийного энергоблока составляла от 1000 до 15 тысяч рентген в час. Правда,

были места в удалении и за укрытиями, где активность была значительно ниже.

Зампред Совета Министров СССР Б. Е. Щербина, председатель

Гос-комгидромета СССР Ю. А. Израэль и его заместитель Ю. С. Седунов на

пресс-конференции 6 мая 1986 года в Москве заявили о том, что

радиоактивность в районе аварийного энергоблока Чернобыльской АЭС составляет

всего лишь 15 миллирентген в час, то есть 0,015 рентгена в час. Думаю,

такая, мягко говоря, неточность непростительна.

Достаточно сказать, что только в городе Припяти радиоактивность на

улицах весь день 26 апреля и несколько последующих дней составляла от 0,5 до

1 рентгена в час повсеместно, и своевременная

правдивая информация и организационные меры уберегли бы десятки тысяч

людей от переоблучения, но...

Но вернемся несколько назад.

Тут важны последовательность, количество и места взрывов гремучей

смеси, разрушившей атомный реактор и здание четвертого энергоблока.

После разрушения технологических каналов и отрыва от них пароводяных и

водяных коммуникаций пар, насыщенный испарившимся топливом, вместе с

продуктами радиолиза и пароциркониевой реакции (водород плюс кислород)

поступил в центральный зал, в помещения барабанов-сепараторов справа и

слева, в подаппаратные помещения прочноплотного бокса.

С обрывом нижних водяных коммуникаций, через которые в активную зону

подавалась охлаждающая вода, атомный реактор был полностью обезвожен. К

сожалению, как мы увидим позже, операторы не поняли этого или не захотели в

это поверить, что вызвало целую цепь неправильных действий, переоблучения и

смерти, которые можно было бы избежать.

Итак-взрывы... Как я уже говорил, они произошли вначале в

технологических каналах реактора, когда непомерно возросшее давление стало

их разрушать. Та же участь постигла нижние и верхние коммуникации реактора.

Ведь давление, как мы помним, росло почти со взрывной скоростью - 15

атмосфер в секунду - и очень быстро достигло 250-300 атмосфер. Рабочие

конструкции технологических каналов и трубопроводных коммуникаций рассчитаны

максимум на 150 атмосфер (оптимальное давление в каналах реактора - 83

атмосферы).

Разорвав каналы и попав в реакторное пространство, рассчитанное на

давление 0,8 атмосферы, пар надул его, и прежде всего произошел паровой

взрыв металлоконструкций. Имеющийся паро-сбросный трубопровод из реакторного

пространства рассчитан на разрушение только одного-двух технологических

каналов, а тут разрушились все.

Приведу фрагмент записи из журнала, сделанной одним из пожарников в 6-й

клинике Москвы: "Во время взрыва находился возле диспетчерской, на посту

дневального. Вдруг послышался сильный выброс пара. Мы этому не придали

значения, потому что выбросы пара происходили неоднократно за мое время

работы (имеется в виду срабатывание предохранительных клапанов в процессе

нормальной работы АЭС.-Г. М.). Я собирался уходить отдыхать, и в это время -

взрыв. Я бросился к окну, за взрывом мгновенно последовали следующие

взрывы..."

Итак-"...сильный выброс пара... взрыв... за взрывом мгновенно

последовали следующие взрывы...".

Сколько же было взрывов? По свидетельству пожарника, как минимум три.

Или больше.

Где могли произойти взрывы? Шум от сильного выброса пара- это сработали

предохранительные клапаны реактора, но тут же разрушились. Далее рвались

трубопроводы пароводяных и водяных коммуникаций. Возможно, и трубопроводы

контура циркуляции в проч-ноплотном боксе. Следовательно, водород с паром

поступил прежде всего в помещения пароводяных коммуникаций, возникли первые

мелкие удары гремучей смеси, которые наблюдал начальник смены реакторного

цеха В. Перевозченко в 1 час 23 минуты 40 секунд.

Водород с паром поступил также в помещения барабанов-сепараторов справа

и слева, в центральный зал, в прочноплотный бокс.

Всего 4,2 процента водорода в объеме помещения достаточно, чтобы

началась взрывная реакция гидролиза, в результате которой образуется

всего-навсего обыкновенная вода.

Итак, взрывы должны были прозвучать справа и слева в шахтах опускных

трубопроводов прочноплотного бокса, справа и слева в помещениях

барабанов-сепараторов, в парораспределительном коридоре под самим реактором.

В результате этой серии взрывов разрушило помещения барабанов-сепараторов,

сами барабаны-сепараторы весом сто тридцать тонн каждый сдвинуло с мертвых

опор и оторвало от трубопроводов. Взрывы в шахтах опускных трубопроводов

разрушили помещения главных циркуляционных насосов справа и слева. В одном

из них нашел свою могилу Валерий Ходемчук.

Затем должен был последовать большой взрыв в центральном зале. Этим

взрывом снесло железобетонный шатер, пятидесятитонный кран и

двухсотпятидесятитонную перегрузочную машину вместе с мостовым краном, на

котором она смонтирована.

Взрыв в центральном зале был как бы запалом для атомного реактора,

который был откупорен и в котором было полно водорода. Возможно, оба взрыва

- в центральном зале и в реакторе - произошли одновременно. Во всяком случае

произошел самый страшный, и последний, взрыв гремучей смеси в активной зоне,

которая была разрушена внутренними разрывами технологических каналов, частью

расплавлена, частью доведена до газообразного состояния.

Этот последний взрыв, выбросивший огромное количество активности и

раскаленных кусков ядерного топлива, частью упавшего на крышу машинного зала

и деаэраторной этажерки, и вызвал пожар кровли.

Вот продолжение записи пожарника из журнала 6-й клиники Москвы: "Я

увидел черный огненный шар, который взвился над крышей машинного отделения

четвертого энергоблока..."

Или другая запись: "В центральном зале (отметка плюс 35,6- пол, самого

центрального зала не существовало.- Г. М.) просматривалось не то зарево, не

то свечение. Но там кроме пятачка реактора гореть нечему. Совместно решили,

что это свечение исходит от реактора..."

Эту картину пожарники наблюдали уже с крыши деаэраторной этажерки и с

крыши блока спецхимии (отметка плюс семьдесят один метр), куда они

взбирались, чтобы сверху оценить ситуацию.

Взрывом в реакторе подбросило и развернуло в воздухе плиту верхней

биозащиты весом пятьсот тонн. В развернутом, слегка наклонном положении она

вновь рухнула на аппарат, оставив приоткрытой активную зону справа и слева.

Один из пожарников поднялся на отметку пола центрального зала (плюс

35,6) и заглянул в реактор. Из жерла "вулкана" исходило излучение около 30

тысяч рентген в час плюс мощное нейтронное излучение. Однако молодые

пожарники хотя и догадывались, но до конца не представляли степени грозящей

им радиационной опасности. От топлива и графита, по которым они ходили

длительное время на крыше машзала, тоже светило до 20 тысяч рентген в час.

Но оставим на время пожарников, которые вели себя поистине как герои.

Они гасили видимое пламя и победили его. Но их сжигало, и многих сожгло,

пламя невидимое, пламя нейтронного и гамма-излучений, которые водой не

загасишь...

Их было немного, тех, кто видел взрывы и начало катастрофы со стороны,

но на близком расстоянии. Свидетельства их очень важны. В момент взрыва в

управлении Гидроэлектромонтаж, которое располагалось в трехстах метрах от

четвертого энергоблока, дежурил сторож Даниил Терентьевич Мируженко, сорока

шести лет от роду. Услышав первые взрывы, подбежал к окну. В это время

раздался последний страшный взрыв, мощный удар, похожий на звук во время

преодоления звукового барьера реактивным истребителем, яркая световая

вспышка озарила помещение. Вздрогнули стены, задребезжали и во многих местах

повылетали стекла, тряхнуло пол под ногами.

Это взорвался атомный реактор. В ночное небо взлетели столб пламени,

искры, раскаленные куски чего-то. В огне взрыва кувыркались обломки бетонных

и металлических конструкций.

"Що ж воно так бухае?"-в растерянности, со страхом и тревогой подумал

сторож, ощутив подпрыгивающее сердце в груди и какую-то сразу сжатость и

сухость во всем теле, будто он вмиг похудел.

Большой клубящийся черно-огненный шар стал подниматься в небеса,

сносимый ветром. Потом сразу же за главным взрывом начался пожар кровли

машинного зала и деаэраторной этажерки. Стало видно, как с крыши полился

расплавленный битум. "Вжэ горыть... Бис его... Вжэ горыть..."-не успев

опомниться от взрывов и ощутимых сотрясений пола под ногами, прошептал

сторож.

Проехали к блоку первые пожарные расчеты от пождепо пром-площадки, из

окна дежурки которого пожарники видели картину начала катастрофы. Это были

машины из караула лейтенанта Владимира Правика.

Мируженко бросился к телефону и позвонил в управление строительства

ЧернобЬ1льской АЭС, но никто не ответил. Часы показывали половину, второго

ночи. Дежурный отсутствовал или спал. Тогда сторож позвонил начальнику

Гидроэлектромонтажа Ю. Н. Выпирайло, но того также не оказалось дома.

Видимо, был на рыбалке. Мируженко стал дожидаться утра, рабочего места не

покинул.

В это же время с противоположной стороны от атомной станции, ближе к

городу Припяти и железнодорожной ветке Москва-Хмельницкий, на расстоянии

четырехсот метров от четвертого энергоблока оператор бетоносмесительного

узла комбината строительных конструкций Чернобыльской АЭС Ирина Петровна

Цечельская, находясь на смене, также услышала взрывы-четыре удара, но

осталась работать до утра. Ведь ее бетоносмесительный узел обеспечивал

бетоном изготовление конструкций для строящегося пятого энергоблока, на

котором в ночь с 25 на 26 апреля работало около двухсот семидесяти человек и

от которого напрямую до четвертого блока было тысяча двести метров.

Радиационный фон там составлял 1-2 рентгена в час, но воздух тут и всюду уже

был густо насыщен коротко- и долгоживу-щими радионуклидами, графитовым

пеплом, радиоактивность которых была очень высока и которыми дышали все эти

люди.

Когда грохнули взрывы, вспоминает Цечельская, невольно подумалось:

преодоление звукового барьера... Взрыв котла в ПРК (пуско-резервной

котельной)... А может, рвануло водород в ресиверах? На ум приходило уже

известное из прошлого опыта. Но котельная мирно стояла на месте, там шел

плановый ремонт оборудования (на улице теплынь)... Звука летящего самолета

не было слышно, как это обычно бывает после звукового скачка. В ста метрах

ближе к городу Припяти прогромыхал тяжелый товарный состав, и все стихло.

Потом стал слышен плеск, треск и клекот бушующего пламени над крышей

маш-зала четвертого блока. Это горели керамзит и битум кровли, подожженные

ядерным запалом. "Потушат!"-уверенно решила Цечельская, продолжая работу.

На бетоносмесительном узле, где находилась оператор Цечельская,

радиационный фон составлял 10-15 рентген в час.

Наиболее неблагоприятной была радиационная обстановка в северо-западном

направлении от четвертого энергоблока, в сторону железнодорожной станции

Янов, переходного путепровода через железную дорогу от города Припяти до

автомобильного шоссе Чернобыль - Киев. Туда прошло радиоактивное облако

после взрыва реактора. На пути облака лежала и база Гидроэлектромонтажа, из

окна которой сторож Мируженко наблюдал взрывы и развитие событий на крыше

машинного зала. Облако прошло ·над молодым сосновым лесом, отсекающим город

от промплощадки, обильно посыпав его ядерным пеплом. И станет он к осени и

навсегда уже рыжим лесом,

смертельно опасным для всего живого. Радиационный фон снаружи,

в районе базы Гидроэлектромонтажа, составлял около 30 рентген в час.

Кто еще мог видеть взрыв реактора четвертого энергоблока в ту роковую

ночь 26 апреля 1986 года?

Рыбаки-они практически денно и нощно как бы сменяли друг друга у места

впадения отводящего канала в пруд-охладитель, каждый рыбачил в свободное от

вахты время. Вода после работающих турбин и теплообменного оборудования

всегда теплая, и тут хорошо клюет. К тому же весна, нерест, клев и вовсе

отменный.

Расстояние от места рыбалки до четвертого блока около двух километров.

Радиационный фон достигал здесь полрентгена в час. Услышав взрывы и увидев

пожар, многие остались рыбачить до утра, иные, ощутив непонятную тревогу,

внезапную сухость в горле и жжение в глазах, вернулись в Припять. Пушечные

удары при срабатывании предохранительных клапанов, похожие на взрывы,

приучили людей не обращать на подобные шумы внимания, а пожар... Потушат.

Велика невидаль!

В момент взрыва в двухстах сорока метрах от четвертого блока, как раз

напротив машинного зала, сидели два рыбака на берегу подводящего канала и

ловили мальков. Всякий серьезный рыбак о судаке мечтает. А без малька на

судака лучше не ходить, пустое дело. А он весной особенно норовит поближе к

блоку, аккурат к насосной станции, и гуляет здесь и кишит. Один из рыбаков -

человек без определенных занятий по фамилии Пустовойт Второй -

командированный, наладчик из Харькова Протасов. Очень ему понравились

здешние ме-ста, хмельной воздух, отличная рыбалка. Подумал даже:

"Перебраться бы сюда на постоянное жительство! Если удастся, конечно.

Столичная область, лимит на прописку, так просто не устроишься". Хорошо

ловился малек, и настроение было хорошее. Теплая звездная украинская ночь. И

не поверишь, что апрель, больше на июль смахивает. Четвертый энергоблок,

белоснежный красавец, перед глазами. И приятно удивляет душу вот это

неожиданное сочетание великолепной, ослепляющей атомной мощи и нежных

плещущихся рыбок в садке.

Они услышали вначале два глухих, словно подземных, взрыва внутри блока.

Ощутимо тряхнуло почву, последовал мощный паровой взрыв, и только потом, с

ослепляющим выбросом пламени, взрыв реактора с фейерверком из кусков

раскаленного топлива и графита. В разные стороны летели, кувыркаясь в

воздухе, куски железобетона и стальных балок.

Ядерным светом фигуры рыбаков выхватило из ночи, но они не догадывались

об этом. Ну что-то там рвануло. Бочка с бензином, что ли... Оба продолжали

ловить мальков, не подозревая, что сами они, как мальки, попали в мощные

тенета ядерной катастрофы. Ловили и ловили мальков, с любопытством наблюдая

за разворотом событий. У них на глазах развернули свои пожарные расчеты

Правик и Кибе-нок, люди бесстрашно взбирались на тридцатиметровую высоту и

бросались в огонь.

"Глянь! Видал? Один пожарник аж на блок "В" залез! (Плюс семьдесят один

метр над землей.- Г. М.). Каску снял! От дает! Герой! Жарко, видать". Рыбаки

схватили по 400 рентген каждый, ближе к утру стало неудержимо тошнить, очень

плохо стало обоим. Жаром, огнем будто обжигало внутри грудь, резало веки,

голова дурная, как после дикой похмелюги. И рвота, непрерывная,

изматывающая. За ночь они загорели до черноты, будто в Сочи месяц на солнце

жарились. Это и есть ядерный загар. Но они об этом еще понятия не имели.

Заметили, тут уже рассвело, и ребята с крыши сползают вроде одурелые, и

тоже выворачивает их. Будто легче при этом стало, вро-

де как за компанию. Так и добрели до медсанчасти, а потом и в

московскую клинику попали...

Даже утром 26 апреля к месту рыбалки продолжали подъезжать все новые и

новые рыбаки. Это говорит о многом: о беспечности и безграмотности людей, о

давней привычке к аварийным ситуациям, которые многие годы, оставаясь вне

гласности, сходили с рук. Но к рыбакам вернемся позднее, утром, когда

солнышко поднимется в ядерные небеса...

Вот свидетельство еще одного очевидца - бывшего начальника отдела

оборудования монтажного управления Южатомэнергомонтаж Г. Н. Петрова:

"Из Минска на своей машине я выехал в сторону города Припяти через

Мозырь 25 апреля 1986 года. В Минске проводил сына в армию для прохождения

службы в ГДР. Младший сын, студент, был в стройотряде на юге Белоруссии. К

вечеру 26 апреля он тоже пытался пробраться в Припять, но уже стояли

кордоны, и его не пустили.

К городу Припяти я подъезжал где-то около двух часов тридцати минут

ночи с северо-запада, со стороны Шипеличей. Уже возле станции Янов увидел

огонь над четвертым энергоблоком. Четко видна была освещенная пламенем

вентиляционная труба с поперечными красными полосами. Хорошо помню, что

пламя было выше трубы. То есть достигало высоты около ста семидесяти метров

над землей. Я не стал заворачивать домой, а решил подъехать поближе к

четвертому энергоблоку, чтобы лучше рассмотреть. Подъехал со стороны

управления строительства и остановился метрах в ста от торца аварийного

блока. Увидел в ближнем свете пожара, что здание полуразрушено, нет

центрального зала, сепараторных помещений, красновато поблескивают сдвинутые

со своих мест барабаны-сепараторы. Аж сердцу больно стало от такой картины.

Потом рассмотрел завал и разрушенное гэцээновское помещение. Возле блока

стояли пожарные машины. Проехала к городу "скорая" с включенной мигалкой...

(Прерывая рассказ Петрова, скажу, что в том месте, где он остановил машину,

радиационный фон достигал 800-1500 рентген в час, главным образом от

разбросанного взрывом графита, топлива и летящего радиоактивного облака.-Г.

М.) Постоял с минуту, было гнетущее ощущение непонятной тревоги, онемение,

глаза впитывали все и запоминали навсегда. А тревога все шла в душу, и

появился невольный страх. Ощущение невидимой близкой угрозы. Пахло как после

сильного разряда молнии, еще терпким дымом, стало жечь глаза, сушить горло.

Душил кашель. А я еще, чтобы лучше рассмотреть, при-опустил стекла. Была

ведь теплая весенняя ночь. Я хорошо видел, что горит кровля машзала и

деаэраторной этажерки, видел фигурки пожарников, мелькавшие в клубах пламени

и дыма, протянутые вверх от пожарных машин вздрагивающие шланги. Один

пожарник взобрался аж на крышу блока "В", на отметку плюс семьдесят, видимо,

наблюдал за реактором и координировал действия товарищей на кровле машзала.

Они находились на тридцать метров ниже его... Теперь, спустя время, мне

понятно, что он поднялся тогда на недосягаемую высоту первый во всем

человечестве. Даже в Хиросиме люди не были так близко от ядерного взрыва,

бомба там взорвалась на высоте семьсот метров. А здесь-совсем рядом,

вплотную к взрыву... Ведь под ним был кратер ядерного вулкана и 30 тысяч

рентген в час... Но тогда я этого не знал. Я развернул машину и поехал к

себе домой, в 5-й микрорайон города Припяти. Когда вошел в дом, мои спали,

Было около трех часов ночи. Они проснулись и сказали, что слышали взрывы, но

не знают, что это такое. Вскоре прибежала возбужденная соседка, муж которой



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: