СОТРУДНИЧЕСТВО СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ С ДРУГИМИ РАДИКАЛАМИ

Руководство ПСР, отчасти из-за своего постоянного стремления доказать, что их теоретическая программа и реальная политика основываются на марксизме, с опаской относилось к сотрудничеству с группами, чья идеология или действия вызывали сомнения в их при­верженности научной социалистической доктрине. В то же самое время некоторые лидеры эсеров (особенно Илья Рубанович — представитель ПСР в Коммунисти­ческом Интернационале, давно мечтавший о единой партии социалистов) предпринимали шаги к установ­лению более тесных связей с другими марксистскими организациями(5), и несколько съездов и конферен­ций ПСР приняли официальные резолюции, разрешав­шие временные боевые и тактические союзы эсеров и социал-демократов. Эсерам также разрешалось поддер­живать постоянные контакты с различными нацио­нальными революционными организациями, которые разделяли их основные идеологические принципы, включая ППС, латвийских социал-демократов, Рево­люционную партию грузинских социалистов-федерали­стов, Социалистическую еврейскую партию (Серп) и армянский Дашнакцутюн(б). С другой стороны, руко­водство ПСР следовало политике отказа от совместных действий или даже переговоров с буржуазными оппо-

зиционными партиями и с анархистами и подобны­ми им экстремистскими группами, включая максима­листов. Это, однако, было общим направлением, офи­циально задаваемым руководством; на деле же реаль­ность часто сильно отличалась от партийной линии.

После ареста Гершуни в мае 1903 года террористы Боевой организации, полностью уйдя в конспиратив­ную деятельность, порвали свою духовную связь с орга­низацией социалистов-революционеров. Они стали не­зависимы, относились с презрением к партийным ли­дерам, жившим в безопасности эмиграции вдалеке от центра революционных действий и занимавшимся тео­ретическими вопросами программы и политики, и не считали себя обязанными придерживаться принципов, проповедовавшихся этими гражданскими лицами. Бое­вики не интересовались теориями, не стремились стро­го следовать программе партии и были свободны от контроля со стороны центрального руководства, нахо­дившегося за границей, и поэтому ничто не мешало им сотрудничать с террористами других направлений.

Борис Савинков, ставший вместо Гершуни во гла­ве Боевой организации, не разделял приверженности последнего основам идеологии социалистов-револю­ционеров и был готов к совместным действиям с груп­пами, чьи политические взгляды отличались от эсе­ровских, но чье отношение к террору было настолько же серьезным и перевешивало идеологические разно­гласия. В результате он не только принимал в Боевую организацию инакомыслящих, но и пытался наладить связи с максималистами — бывшими эсерами. В разго­воре с лидером максималистов Михаилом Соколовым Савинков пытался убедить его в выгоде сотрудниче­ства эсеров и максималистов и получить его согласие на совместные действия, независимо от линии партии: «Почему мы не можем работать вместе?.. Мне все рав­но — максималист вы, анархист или социалист-рево­люционер. Мы оба террористы. В интересах террора — объединение Боевой организации с вашей». Савинков далее уверял, что расхождения в программах не долж­ны мешать боевой работе и что террористам не следу­ет ссориться между собой из-за таких второстепенных вопросов, как социализация фабрик. Со своей сторо­ны Соколов согласился в принципе, что террористи-

ческая работа будет гораздо более эффективной, если эсеры и максималисты объединят свои усилия, и со­жалел, что его товарищи на это не пойдут, видя в эсерах своих врагов: «Вы нам объявили войну». На это Савинков ответил: «Не мы, а Партия социалистов-революционеров», таким образом проводя резкую черту между интересами Боевой организации и офи­циальной партийной линией ПСР(7).

И все же в Москве и других городах сотрудничество террористов-эсеров и максималистов никогда не пре­кращалось, и, несмотря ria постоянные попытки руко­водства ПСР оградить членов партии от вредного влия­ния инакомыслящих, отдельные эсеры всегда были го­товы поддержать различные акции своих бывших партий­ных товарищей. Максималисты отвечали тем же, и не­редко такие крупные суммы, как пятьдесят тысяч руб­лей, передавались максималистами официальным орга­низациям эсеров (что часто вызывало негодование у руководства максималистов)(8).

Эсеры-террористы также шли на сотрудничество с другими, чуждыми в идеологическом отношении орга­низациями. Даже в центральном руководстве партии некоторые лидеры стремились к совместным действи­ям с другими боевыми группами. Николай Чайковский, один из старейших и известнейших лидеров эсеров, во время революции 1905 года был ярым сторонником партизанской войны и призывал организовывать парти­занские отряды, в которые входили бы боевики из раз­личных партий и даже экстремисты без определенных политических убеждений, объединенные лишь желанием бороться с существующим режимом с оружием в ру-ках(9). Для осуществления своих планов Чайковский отправился на Урал для переговоров с Александром Лбовым, с которым эсеры поддерживали довольно тес­ные связи(Ю). Рубанович, не желая ограничиваться толь­ко агитацией за более тесное сотрудничество эсеров и социал-демократов, наладил личные тайные связи с несколькими анархистами за границей. Есть доказатель­ства того, что он знал о подготовке анархистами поку­шения на жизнь великого князя Владимира Александ­ровича, в котором, кстати, участвовали и несколько членов ПСР(П).

На местах революционеры не стояли в стороне от

межпартийных ссор и соперничества, и это подтверж­дается постоянным переходом отдельных членов из од­ной радикальной группы в другую(12). Иногда такое соперничество выливалось в обоюдные словесные ос­корбления, угрозы, драки и экспроприации партий­ных средств и оружия(13). Иногда встречались и более экстремальные формы межпартийных разборок, вклю­чая физическое насилие. К примеру, в городе Вайнли местные анархисты убили владельца сахарной фабрики Браунсона (или Брамсона), убежденного эсера, отбыв­шего ссылку(14). Революционные активисты часто рез­ко отрицательно относились к бывшим членам партии, покинувшим ее ряды для независимой деятельности, особенно когда эта деятельность принимала формы эк­спроприации, при которых деньги не поступали в каз­ну партии. Верные партийцы считали таких дезертиров бандитами, и между ними иногда происходили крова­вые стычки из-за экспроприированной добычи(15).

Подобные примеры вражды, однако, были редки на фоне сотрудничества местных эсеров с другими ре­волюционными группами на всей территории Россий­ской Империи. Сотрудничество это не ограничивалось ненасильственными действиями, такими как совмест­ное печатание подпольной литературы, организация митингов, демонстраций, конференций и иногда даже объединение в смешанную организацию членов раз­ных партий. Например, в Париже в начале ноября 1910 года был создан Клуб левых, в который вошли пред­ставители эсеров, максималистов и анархистов(16). Не допуская, чтобы теоретические разногласия мешали боевой работе, эсеры также участвовали в терактах вместе с другими радикалами, не испрашивая на то официального разрешения центрального руководства ПСР, а иногда даже и не сообщая ему об этом(17).

Если помнить о неразборчивости максималистов в боевых средствах, не стоит удивляться тому, что мно­гие из них объединялись со своими товарищами-анар­хистами не только для совершения покушений, напри­мер, для подготовки покушения на жизнь великого князя Николая Николаевича(18), но и для экспропри­ации. Одним из таких совместных вооруженных нападе­ний была неудавшаяся попытка конфисковать двести тысяч рублей из конторы Московско-казанской же-

лезной дороги, при которой один анархист был убит, а несколько экстремистов арестованы; двое из после­дних предстали перед судом и были приговорены к смертной казни(19). Эсеры тоже часто объединялись с анархистами для совершения революционных грабе­жей. В одном таком случае члены одесской ячейки эсе­ров напали на банк вместе с местной группой анархи­стов-синдикалистов и унесли тысячи рублей(20). Одес­ские эсеры также участвовали в совместных с анархи­стами-коммунистами террористических актах и эксп-роприациях(21).

На периферии эсеры и другие экстремисты особен­но часто соединяли свои усилия в дни хаоса 1905 года, когда, например, «в мае эсеры из Белостока объедини­лись с анархистами... Их насильственные действия дос­тигли своего рода кульминации в «экспроприациях» — приличное название для наглого грабежа и вымогатель­ства», — которые даже местные бундовцы считали не намного лучше хулиганства(22). В 1906 году в Екатерин­бурге эсеры и анархисты организовали Союз активной борьбы с самодержавием. Его члены были обычными налетчиками, грабившими местные церкви(23).

Время от времени эсеры также участвовали в со­вместных действиях с экстремистскими группами без определенной идеологической базы, но с четкой ори­ентацией на политическое насилие и революционные грабежи. Одна из банд, члены которой называли себя террористами-экспроприаторами, главным образом занималась нападениями на частные квартиры, но со^ вершила и несколько крупных актов экспроприации, включая попытку грабежа в монастыре около Гродно в декабре 1906 года. В эту банду входило несколько эсеров, в том числе Евстилия Рогозинникова, извес­тная террористка, героиня, прославленная в партий­ной печати за ее роль в убийстве Максимовского(24).

На окраинах, где традиционно эсеров было мень­ше, чем революционных националистов и социал-де­мократов, они охотно шли на объединение с экстремис­тами любого толка, которые были хорошо знакомы с местной политической ситуацией и пользовались под­держкой большего числа людей, что было немаловажно для пополнения казны. В разных районах Кавказа, напри­мер, группы эсеров обращались к максималистам с пред-

ложениями о совместной террористической деятель­ности^). В грузинских городах Тифлисе и Кутаисе действия эсеров ничем не отличались от действий край­них анархистов, и многие эсеры действовали заодно с анархистами(26).

Эсеры в Грузии следовали собственной инициативе, в Баку же сотрудничество эсеров с националистичес­кой революционной террористической организацией Дашнакцутюн было вполне официальным. Когда даш­наки обнародовали формальную декларацию о том, что любой представитель царской администрации, который попытается конфисковать оружие, делать обыски в до­мах или совершать аресты среди местного населения, будет безжалостно уничтожен, бакинский комитет ПСР немедленно выпустил специальную прокламацию о намерении содействовать армянским товарищам в на­казании жандармов, полицейских и других царских чи­новников^?). В дополнение к этому при своих постоян­ных попытках ввоза оружия и взрывчатки в Российс­кую Империю через Черное море и Кавказ эсеры часто временно объединялись с местными повстанцами-на­ционалистами, которые не интересовались социалис­тическими идеями и не имели ничего общего с эсерами, кроме ненависти к российской администрации(28).

В Польше эсеры также поддерживали тесные связи с местными экстремистами. Например, Ян Тычинский, член боевой бригады ППС, ответственной за несколько тер­рористических нападений в городе Радоме, лично руко­водил налетом на тюрьму с целью освобождения извест­ного эсера Мичурина(29). Во Львове представители ПСР, ППС и нескольких других радикальных организаций со­здали в 1909 году отряд для раскрытия и уничтожения полицейских агентов в революционной среде(ЗО). После решения лидеров ППС в 1909 году о временном прекра­щении террористических операций партийные инакомыс­лящие, разгневанные этим решением, иногда предлагали свои боевые услуги ПСР(31).

В Прибалтике и в Финляндии эсеры участвовали вместе с национальными революционными организа­циями в общей борьбе с российским правительством. По приезде в Цюрих Моисей (Михаил) Кобылинский, рижский представитель эсеровской газеты «Сын отече­ства», стал участвовать в производстве взрывных уст-

ройств для латвийских национальных революционных сил(32). Согласно полицейской информации, в мае 1909 года в Таммерфорсе состоялись тайные переговоры между остатками Северного летучего боевого отряда ПСР и представителями финской революционной партии Войма о совместной организации покушения на жизнь царя(ЗЗ). В 1904—1907 годах эсеры поддержи­вали очень тесные связи с Финской партией активно­го сопротивления, чьей главной целью было освобож­дение Финляндии от русского владычества. Устремле­ния этой партии были исключительно националисти­ческими, и она мало интересовалась социальными проблемами. Единственной основой сотрудничества финнов с эсерами было то, что обе организации счи­тали политические убийства одним из наиболее эф­фективных средств борьбы с царским правитель­ством^^.

За пределами Российской Империи эсеры участвова­ли вместе с другими экстремистами в политических гра­бежах, в частности в известной экспроприации 1908 года в Лозанне (Швейцария), организованной эсерами и анар-хистами(35). Сотрудничество эсеров с другими радикала­ми продолжалось и после подавления революции 1905— 1907 годов. Даже в 1913 году члены объединенной груп­пы эсеров и анархистов в Бельгии обдумывали планы засылки в Россию боевого отряда для совершения эксп-роприаций(Зб). Таким образом, различные экстремистс­кие организации были уверены в поддержке со стороны эсеров их террористических акций, и в этом отношении один эпизод выглядит особенно значительным: при пла­нировании покушения на жизнь Столыпина осенью 1907 года члены объединенной группы анархистов и максима­листов в Женеве предполагали пронести в Государствен­ную думу бомбу с помощью одного из депутатов — чле­на Партии социалистов-революционеров(37).

СОТРУДНИЧЕСТВО ВНУТРИ РСДРП

Как и эсеры, революционеры из различных фрак­ций РСДРП поняли, что в критические дни 1905— 1907 годов они не могут позволить теоретическим дебатам, определявшим их действия в предреволю-

Зак. 12907

ционный период, препятствовать общей борьбе про­тив царского правительства. Большевики и меньше­вики, бундовцы, латышские и другие национальные социал-демократические организации доказали на практике, что догма может быть подчинена более насущным проблемам дня и даже полностью отверг­нута на взлете революционной деятельности. Различ­ные группы внутри РСДРП активно сотрудничали в террористической деятельности.

На уровне центра это сотрудничество особенно ча­сто проявлялось в приобретении оружия и взрывчат­ки, причем в 1905—1907 годах главную роль в этом иг­рали большевики, близкие к Леониду Красину. Исполь­зуя свои старые связи с поставщиками оружия за гра­ницей, особенно в Бельгии и Англии, они помогали другим социал-демократическим организациям, вклю­чая меньшевиков, бундовцев, латышей и поляков, по­купать и перевозить в Россию оружие и взрывчатку(38), где все это использовалось для террористической дея­тельности^). Сотрудничество социал-демократов в сто­лицах вылилось, в частности, во взрыв трактира «Тверь» в январе 1906 года в Петербурге — акции, в которой главные роли играли латышские социал-демократы(40).

В Москве большевистские и меньшевистские бо­евики действовали сообща, забыв о разногласиях как о теоретических мелочах, не имеющих отношения к борьбе. И, конечно, такое сотрудничество было еще более тесным на периферии(41). В Двинске российс­кие социал-демократические боевики (которые не стали определять свою фракционную принадлежность и успешно работали вместе в объединенном боль-шевистско-меньшевистском комитете) в беспокой­ные дни 1905 года действовали вместе с боевиками других революционных организаций, среди кото­рых самым сильным был боевой отряд Бунда(42). Социал-демократический боевой отряд в Вильне, состоявший главным образом из «профессиональ­ных боевиков», после октября 1905 года объединил­ся под единым командованием с боевой дружиной местного комитета Бунда, и в течение следующих двух лет русские и еврейские боевики этого объеди­нения совершили немало терактов и экспроприа-ций(43).

На окраинах, как, например, в Латвии, сотруд­ничество социал-демократических боевиков, незави­симо от их партийной принадлежности, было еще более тесным. Всемогущий и вездесущий Федераль­ный комитет Риги, состоявший из большевиков, меньшевиков, бундовцев и латышских социал-де­мократов, санкционировал многочисленные терро­ристические акты, в том числе уничтожение городо­вых и мелких чиновников, объявленных местными радикалами членами монархической «черной сот-ни»(44). Одним из наиболее крупных достижений этого комитета был дерзкий налет на центральную городскую тюрьму 7 сентября 1905 года, во время которого был освобожден Мартин Лацис (Крюгер), известный активист латышской социал-демократи­ческой организации(45). Члены Федерального коми­тета, многие из которых ранее были замешаны в нападениях на казенные винные магазины, стали за­ниматься экспроприациями, наиболее распростра­ненной формой которых была конфискация ружей из частных оружейных магазинов(46). После октября 1905 года в нескольких городах Прибалтики были созданы отделения Федерального комитета. Следуя примеру центральной рижской организации, мест­ные социал-демократы занимались террористической деятельностью как члены межфракционных боевых бригад (47).

И наконец, за пределами Российской Империи среди всех социал-демократов с террористическими наклонно­стями наблюдалась та же тенденция. Уже в 1905 году в Западной Европе несколько российских социал-демокра­тов неопределенной партийной принадлежности обдумы­вали планы совместных террористических действий, ко­торые, по сведениям полиции, включали в себя органи­зацию небольшой боевой организации под руководством Марка Бройдо и его жены Евы (оба — близкие друзья Савинкова)(48). Представители различных социал-демок­ратических организаций были готовы забыть о фракци­онных расколах ради сотрудничества в боевых действиях. Они также были готовы с этими же целями объединить усилия с революционерами других групп и партий, не­которые из которых стояли очень далеко от основных положений русской социал-демократии.