ЧАСТЬ 3 (СОВЕТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ 50-80-х гг.)

На рубеже 40—50-х годов на территории исторического Древ­нерусского государства широко развернулись археологические ис­следования, тематическая направленность которых определилась под непосредственным влиянием этногенетической концепции Б. А. Рыбакова, поддержанной Б. Д. Грековым. Наряду с изуче­нием древнерусской культуры киевского периода большое внима­ние в эти годы было уделено изучению двух культурно-хронологических комплексов — зарубинецкой и черняховской культур, которые, по представлениям большинства исследователей тех лет, должны были дать характеристику раннего этапа формирования восточнославянской этнической общности. Поиски новых археоло­гических источников, их исследование и первая научная интерпретация составили содержание нового периода в исследовании проблемы восточнославянского этногенеза, начавшегося на рубеже 40—50-х годов.

В течение десятилетия был накоплен значительный материал,
получивший отражение в многочисленных сообщениях, публика­циях и статьях. Новый материал и переосмысление старых дан­ных в свете этого материала привели к разрушению, казалось бы,
полностью утвердившегося в 40-е годы представления о славянстве
зарубинецкой и черняховской культур и об их преемственности.
С открытием новых памятников черняховской культуры все
больше ощущался хронологический разрыв между нею и под­линно славянскими памятниками периода образования Древнерус­ского государства, все более выявлялось формально-типологическое различие между Черняховскими и подлинно славянскими древно­стями. Вместе с тем по мере изучения поднепровских культур скифского времени и памятников зарубинецкой культуры все меньше оказывалось сторонников их генетической взаимосвязи.

В 50-е годы работа Б. А. Рыбакова, направленная на изучение
долетописного периода истории восточных славян, интенсивно
продолжалась. Итог этим исследованиям был подведен в напи­санном Б. А. Рыбаковым для «Очерков истории СССР (III —
IX вв.)» разделе «Предпосылки образования Древнерусского государства ».

На новом этапе работы над проблемой ранней этнической истории восточных славян Б. А. Рыбаков широко включает в ис­следование критический анализ и реконструкции летописных тек­стов, восточных источников, анализ топонимики, этнонимики и ономастики. В центре его внимания теперь ядро антского союза — племя русь. Открытие восточнославянского племени русов, вос­создание его политической и социальной истории и составляет содержание нового этапа этногенетическнх исследований Б. А. Ры­бакова. Б. А. Рыбаков полагает, что племя русь возглавило среднеднепровский союз славянских племен и дало этому союзу свое имя, которое постепенно по мере расширения гегемонии русов распространялось на остальные славянские группы Восточной Европы.

Рыбаков различал Русскую землю в узком смысле, представляю­щую собой союз лесостепных славянских племён VI-VII вв., и Рус­скую землю в широком смысле, охватившую все восточнославян­ские племена от Балтики до Чёрного моря и от бассейна Вислы до Волги. Между ними хронологически лежит промежуточный этап процесса превращения Руси из союза племён в суперсоюз и из су­персоюза в восточнославянское государство, в течение которого Русь поглощала другие славянские племенные союзы. Ядром Рус­ской земли являлось Среднее Поднепровье от бассейна Роси до Тясмина на правом берегу Днепра и часть Левобережья с Переяславлем Русским и нижним течением Сулы, Пела и Воркслы. То есть первоначально это была небольшая территория (около 180 км по течению Днепра и 400 км в широтном направлении), которая располагалась на южном краю плодородной лесостепи, где ещё во времена Геродота (V в. до н.э.) и несколько позже располагались земледельческие «царства» сколотов («скифов-пахарей»), являв­шихся славянами или, точнее, праславянами. Во II-IV вв. н.э. эта область была сердцевиной славянской лесостепной части так на­зываемой черняховской культуры. Племя росов, или русов было частью славянского массива в первые века нашей эры. Имя росов Рыбаков связывает с рекой Росью, правым притоком Среднего Днепра, а первым письменным свидетельством о росах считает рассказ Иордана (VI в.) о росомонах, враждовавших в IV в. с Германарихом готским. В VI-VII вв. в Среднем Поднепровье сложился мощный союз славянских племён, который иноземцы назвали «Рос» или «Рус»; к середине X в. Русью стали называть как все восточнославянские земли, платившие дань Руси, так и наемные отряды варягов, принимавшие участие в делах Руси.

* * *

Цикл работ, публикация которых началась в конце 30-х годов и завершилась в 80-е годы, привел Б. А. Рыбакова к созданию целостной концепции ранних этапов этнической истории восточного славянства.

Став своего рода монопольной, концепция Рыбакова долгое время подавляла своим авторитетом концепции других исследователей.

* * *

Советская историческая наука внесла огромный вклад в разоблачение норманнской теории, показав её несостоятельность и антинаучный характер. В то же время, так и не придя к единому мнению по поводу марксистско-ленинского определения понятия «народ», советские учёные не смогли не только решить, но даже поставить вопрос о глубокой древности русского народа, прервав тем самым традицию, заложенную Ломоносовым и опиравшуюся на исторические знания древней Руси.

Попытка продолжить эту традицию была предпринята за рубежом русским учёным-эмигрантом Г.В. Вернадским²⁰. Будучи глубоко убеждённым, что «исторические корни русского народа уходят в глубокое прошлое », что процесс консолидации русских племён начался ещё в скифский период, он в то же время не смог освободиться от пут норманнской теории.

«Говоря в общем, не может быть сомнения, что в IX и X вв. под именем “русские” (русь, рось) чаще всего подразумевались скандинавы. Чтобы это продемонстрировать, достаточно будет упомянуть только три случая:

1. Согласно “Бертинским анналам”, несколько “русских” прибыли вместе с византийскими посланниками к императору Людовику в 839 г.; согласно их собственным утверждениям, они были шведами по происхождению.

2. В договоре между князем Олегом и Византийской империей 911 г. внесены имена “русских” посланников; большинство из них явно скандинавы.

3. Константин Багрянородный вносит в свою книгу De Administrando Imperii (написанную в 945 г.) названия днепровских порогов как на славянском, так и на “русском”. Большинство русских названий обнаруживают скандинавское происхождение.

Следовательно, неоспоримым является то, что в IX и X вв. название «русь» употреблялось по отношению к скандинавам.

Под «русью» составитель «Повести временных лет» подразумевал датчан. Как владыка Ютландии, Рюрик, конечно, мог считаться датчанином, и в его свите, должно быть, было много датчан. Но в Ютландии нет такого района, который был бы известен как Русь. …Название «Русь» в его первоначальном значении, относящемся к южным русам, было достаточно хорошо знакомо в Новгороде ко времени появления Рюрика, и теперь его стали, видимо, употреблять вместо длинного «Рустинген» - первоначального лена Рюрика. В «Повести временных лет» (Ипатьевский список) есть очевидное противоречие, касательно руси. Это та русь, которая склоняет другие племена к тому, чтобы пригласить варягов, и, с другой стороны, это – варяжское племя русь, которое отозвалось на призыв. Загадку можно разрешить, если допустить существование двух русей: старая шведская русь Русского каганата и новая фрисландская русь Рюрика.

Само название «русь» изначально было связано с одним из аланских кланов – светлыми асами (русх-асами). Не позднее IX в. название присвоили себе шведские воины, установившие контроль над донской и азовской территориями. Эти руссифицированные шведы вскоре стали известны как «русь» в Византии и на Ближнем и Среднем Востоке ».

Из-за того, что Вернадский допустил «существование двух русей », советские историки назвали гипотезу Вернадского «новым изданием норманнской теории ».

* * *

Конец 50-х — начало 60-х годов ознаменовались новыми археологическими открытиями. Важнейшими из них, с точки зрения сла­вянской этнической истории, следует признать открытие славянских памятников VI—VII вв., к которым типологически восходят подлинно славянские памятники киевского периода. Вторым важнейшим достижением нового периода было отчетливо проявившееся стремление археологии и лингвистики к новому сближению, которое наметилось после выхода в свет монографий Ф. П. Филина ²¹, В. Н. Топорова и О. Н. Трубачева ²² и Б. В. Горнунга.

* * *

Дальнейшее развитие концепции П. И. Третьякова нашло от­ражение в наиболее концентрированной форме в монографиях «Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге » и «У истоков древнерусской народности ²³». За период, прошедший с начала 50-х годов, взгляды П. Н. Третьякова претерпели заметную эволюцию, отражающую те изменения, которые за этот срок произошли в це­лом в отрасли славистики, изучающей ранние этапы этнической истории. Новый этап ознаменовался увеличением и качественным изменением археологического материала, совершенствованием ме­тодики исследования, возвращением к широкому использованию данных лингвистики. Все это означало начало этапа комплекс­ного решения проблемы и в определенной мере свидетельствовало об утрате веры во всемогущество археологического метода.

На новом этапе П. И. Третьяков признал основные положения сравнительного языкознания о существовании «индоевропейской общности» и миграцию индоевропейских племен в III—II тысяче­летиях до н. э. из Юго-Восточной Европы. Корни славянского этногенеза восходят к пастушеским племенам, носителям куль­туры шнуровой керамики, выделившимся из «индоевропейской общности» — таков теперь его взгляд на начальный период сла­вянской истории.

Территория древнейшего славянского языкового единства (I тыс. н. э.) очерчивается им теперь на основании лингвистиче­ских материалов в виде широкой полосы, идущей от Среднего Днепра по Северному Прикарпатью через бассейн Верхней Вислы до верховьев Одера.

П. Н. Третьяков отказался от признания чер­няховской культуры славянской. Древнейшей археологической культурой, представлявшей ранних славян на территории Восточ­ной Европы, он считает только зарубинецкую культуру. Зарубинецкие племена вначале (II в. до н. э.) продвигались от Верхнего Днестра и Среднего Днепра на север и северо-восток, в Заднепровье, на Двину и Сож, а затем, после гибели черняховской культуры, разгромленной гуннами, начали движение на юг, в об­ласть Южного Буга, Нижнего Дуная и в районы Днепровского лесостепного левобережья. Их культура и является культурой антов, представленной памятниками типа Корчак—Пеньковка.

Археологические материалы третьей четверти I тыс. н. э., по
мнению П. Н. Третьякова, свидетельствуют не только о проник­новении ранних славян на юг, но также и о продвижении отдель­ных славянских групп в области, заселенные их северо-запад­ными и восточными соседями: балтами и финно-утрами, которые по мере притока славянского населения подвергались ассими­ляции.

П. Н. Третьяков особое внимание уделяет доказательству
положения о том, что на всех доступных современному исследо­ванию этапах формирования древнерусской народности шел ак­тивный процесс ассимиляции славянами неславянских этнических групп в Восточной Европе. Ядром древнерусской народности П. Н. Третьяков считает продвинувшиеся в Среднее Поднепровье из южных областей позднезарубинецкой культуры «группировки» полян, северян и уличёй, которые образовали союз, охвативший территорию, названную впоследствии Русской землей. Кто были древние русы, этот вопрос П. Н. Третьяков считает открытым.

Этногенетическая концепция П. Н. Третьякова и изложенная выше концепция Б. А. Рыбакова, несмотря на то, что многие, ихположения были гипотетичны и спорны и неоднократно подвергались коррекции со стороны самих авторов, имели важное значение для развития этногенетических исследований в отечественной славистике. Они определили основные темы, через разработку которых можно было прийти к решению проблемы восточносла­вянской этногонии: «славяне и ираноязычный скифо-сарматский мир», «славяне и зарубинецкая культура», «славяне и черняховская культура», «анты и их культура», «анты и русы» «русы и летописные племена» и др.

* * *

Представление о славянстве черняховской культуры, разде­лявшееся до середины 50-х годов абсолютным большинством исследователей, было основательно поколеблено в последующее десятилетие. В 1955 г. против славянской этнической принадлеж­ности «черняховцев» выступил М. И. Артамонов, до того считав­ший черняховскую культуру славянской. В 1957 г. была опуб­ликована работа М. А. Тихановой ²⁴, которая обратила внимание исследователей на неоднородность палеоэтнографических призна­ков в рамках черняховской культуры и выделила в ней несколько этнокультурных групп. Постепенно возникло представление о том, что черняховская культура покрывает разноэтничный мас­сив, состоящий в основном из племенных групп, не имеющих генетической связи с культурой средневекового славянства. Вместе с тем следует отметить, что в течение 60-х годов на пози­циях славянства черняховской культуры оставался Б. А. Рыба­ков. Славянство черняховской культуры и ее непосредственную генетическую связь с культурой славянских памятников VI— VII вв. продолжали активно отстаивать Э. А. Сымонович, Е. В. Махно, В. Д. Баран, А. Т. Смиленко и ряд других авторов.

* * *

В конце 50-х годов были обнаружены поселения и могильники VI—VIII вв., которые перекрыли хронологическую пропасть между «черняховцами» и славянами VIII—X вв., так как связать типологически черняховскую культуру с культурой VIII—X вв., по мнению большинства исследователей, оказалось невозможно. Это так называемые памятники типа Корчак, аналогичные памят­никам с керамикой, условно названной керамикой пражского типа. На территории Восточной Европы эти памятники были открыты в Днепровском правобережье, на Южном Буге, на Дне­стре, на южных притоках Припяти и по Десне. Славянская при­надлежность восточноевропейских памятников типа Корчак ни у кого не вызывает сомнений, поскольку эти памятники истори­чески и типологически смыкаются с подлинно славянской древне­русской культурой IX—X вв. Типологическая близость памятни­ков типа Корчак на огромной территории, охватывающей Балканы, Центральную и Восточную Европу, естественно, опять поставила перед исследователями вопрос: где находилась та область, кото­рая была местом формирования столь однородной и мощной культуры? Единство культуры (хотя оно признано и не всеми археологами) вновь возвратило науку к проблеме общей славян­ской прародины.

* * *

Накопление новых археологических источников и дискуссии по вопросу об их интерпретации, проходившие во второй поло­вине 50-х—первой половине 60-х годов, подготовили почву для новых обобщений. Наметились три формы отношения к новому положению вещей и три направления в решении проблем ранней этнической истории восточного славянства. Ряд исследователей попытались сохранить старые, ставшие традиционными взгляды и оценки, используя для этого новые данные и новое соотношение отдельных групп материала. Они сохранили в неприкосновен­ности убежденность в том, что носителями черняховской куль­туры были славяне-анты, поступательное этносоциальное развитие которых в Среднем Поднепровье привело в итоге к возникновению Древнерусского государства с центром в Киеве. Исследова­телей этого направления представляет, в частности, монография В. П. Петрова ²⁵, в которой, синтезируя многообразные письменные, лингвистические и археологические данные, автор стремился на современном научном уровне воскресить автохтонистскую кон­цепцию В. В. Хвойки.

Вторая группа исследователей частично пересмотрела свои старые положения и перестроила свою концепцию этногенеза славян. Обобщения этого рода представляют названные выше книги П. Н. Третьякова.

Наконец, третья группа произвела коренную ревизию взгля­дов, господствовавших в науке до середины 50-х годов, и, отка­завшись от всех выводов, которые не соответствовали современ­ному уровню информации, и всех гипотез, не подкрепленных доброкачественным фактическим материалом, наметила новую схему ранних этапов восточнославянской этнической истории. К обобщениям такого рода принадлежали исследования М. И. Ар­тамонова и И. И. Ляпушюша. По этому же пути пошел и В. В. Мавродин, построивший свои новые работы, посвященные так называемому вопросу «происхождения славян», главным об­разом на материалах лингвистики (язык, топонимика, лингво-география).

Монография И. И. Ляпушкина ²⁶, изданная в конце 6О-х годов, представляет собой естественное завершение его многолетней работы по изучению археологических источников периода образо­вания Древнерусского государства. Исходной позицией всей этногенетической концепции И. И. Ляпушкина стало признание восточных славян «ветвью одной большой семьи славянских наро­дов, связанной общностью происхождения и языка ». Попытку рассматривать восточных славян как особую этническую группу, определившуюся задолго до образования Древнерусского госу­дарства, И. И. Ляпушкин считает ошибочной. Выделение восточ­ных славян из общеславянской общности он вслед за лингвистами относит только к концу I тыс. н. э., когда, по его мнению, нача­лось сложение древнерусской (восточнославянской) народности. В отношении историй формирования древнейшей славянской этни­ческой общности И. И. Ляпушкин оказался на еще более пессими­стических позициях, чем М. И. Артамонов. «Почти нечего сказать о формировании славянской этнической группы в целом, — писал он, — неясной остается территория, на которой протекала их древнейшая история ». Процесс славянского расселения И. И. Ляпушкин предпочитает реконструировать на основе письменных источников. При этом он возвращается к летописному сообщению о заселении Поднепровья славянскими переселенцами, вышед­шими из Подунавья. Подлинно славянскими И. И. Ляпушкин считал памятники типа Корчак и полагал, что они заполнили не­обитаемые с конца IV в. территории к югу от Припяти и далее на запад до Карпат и Дуная. Колонизация Восточной Европы, шедшая с юго-запада, сочеталась, как полагал И. И. Ляпушкин, с колонизационной волной, шедшей с запада (радимичи и вятичи). Этническая консолидация славянских племен на террито­рии Восточной Европы, образование восточнославянской ветви славянского этнического массива происходит в VIII — первой половине IX в., в период вызревания древнерусской государственности. К этому периоду на всей территории Восточной Европы складывается выявляемая археологией культурно-этническая общ­ность, представленная памятниками типа роменско-боршевских. Оказавшись на территории Восточной Европы, славяне попали в разноэтническую среду, «и их общественная жизнь, как это можно заключить по данным письменных и археологических источников, тесно переплеталась с жизнью окружающих их наро­дов ».