ЧАСТЬ 2 (СОВЕТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ 30-40-х гг.)

30-е годы ознаменовались дальнейшим сближением археоло­гии и истории. Постепенно к концу 30-х — началу 40-х годов «мо­нополия» на разработку проблемы восточнославянского этноге­неза и ранней этнической истории славян полностью перешла к археологам. Ведущим археологическим учреждением страны в то время являлась Государственная Академия Истории Материальной Культуры (ГАИМК), возглавлявшаяся с момента ее основания, Н. Я. Марром и сохранявшая влияние Марра и его яфетической теории до 1950 г., когда 9 мая в газете «Правда» была напечатана статья А. С. Чикобавы с резкой критикой «марринизма». Вполне естественно, что та многообразная археологическая информация, которая стекалась в те­чение 20—30-х годов в ГАИМК, интерпретировалась в ее стенах чаще всего в соответствии с основными положениями «яфетического» учения Н. Я. Марра.

* * *

В 1940 г. С. В. Юшков напечатал свою статью «К вопросу о происхождении Русского государства »¹¹. Основной вывод, к которому он пришел в своей статье сводится к тому, что «русь» - не варяги, а славяне. «И византийские, и арабские источники, - пишет он, - говорят о руси, как о народе, жившем или неподалеку от Черного моря, или же даже на побережье Черного моря». «Масуди… называет руссов «великим народом»…, памятники говорят о руси, как о многочисленном «народе»…, Ибн-Хордадбе говорит, что русские «суть племя из славян и т. д. ». В заключение он пишет: «С течением времени социальные группы, говорившие на особом, более развитом, нежели наречия славянских племен языке, имевшие более высокую культуру, развивавшуюся под значительным арабским и византийским влиянием, настолько резко стали отличаться от массы общинников, которая их окружала и которая платила им дань и находилась под их властью, что возникла необходимость в особом названии этих групп. Так возникло название «русь».

«Поскольку мы имеем основание считать этнический термин «русь» более ранним, чем наименование тем же термином «социальной группы», отмечаемой нашими источниками, признать правильной точку зрения С. В. Юшкова мне не представляется возможным » - пишет Б. Д. Греков.

* * *

В вышеупомянутом сборнике работ по этногенезу восточных славян, выпущенном в 1941 г., стоит выделить три статьи, в которых данная проблема представлена в наиболее широком плане. Это статьи И. И. Ляпушкина, М. А. Тихановой и П. Н. Третьякова.

И. И. Ляпушкин посвятил свою работу проблеме движения славян на юго-восток, к Дону и Тамани. Он пришел к выводу, что граница славянских поселений до конца IX — X столетий не выходила за пределы лесостепи и лишь после кру­шения Хазарского каганата славяне утвердились в пунктах, которые в предшествующий период являлись крупными торговыми и военно-стратегическими поселениями на юго-востоке.

Работа М. А. Тихановой ¹²была посвящена проблеме выявления раннеславянской археологической культуры на юго-западе восточнославянской ойкумены — в западных областях Украины. М. А. Тиханова пришла к выводу, что на территории западных областей Украины в первые века нашей эры не происходило рез­кой смены населения. Липицкая культура первых столетий сме­нилась здесь культурой IV — V вв., которая, по мнению М. А. Тихановой, может быть сопоставлена с культурой поздних полей погребений Среднего Поднепровья - черняховской культурой. В принадлежности черняховской культуры славянскому населению Тиханова не сомневалась.

Данная работа M. А. Тихановой явилась по существу первым в советской литературе детальным разбором археологических источников первых веков нашей эры, происходящих из тех областей, которые на основании письменной традиции определялись как вероятные земли славянской прародины. Работа имела большое значение для дальнейшего развития представлений о начальном этапе славянской истории. Положения о принадлежности славянам памятников черняховской культуры, ее поздней датировке, дающей основание для вывода о непосред­ственном перерастании этой культуры в культуру Киевской Руси, мысль о принадлежности поздних форм этой культуры антам и об ее автохтонности и т. п. в послевоенные годы были широко восприняты молодой тогда еще украинской археологией и активно отстаивались вплоть до начала 70-х годов.

Не менее значительные последствия для дальнейшего разви­тия этногенетических взглядов советских археологов имела работа П. Н. Третьякова ¹³. По объему затронутых в ней материалов и характеру их изложения она далеко выходила за пределы постав­ленной в заглавии темы «Северные восточно-славянские племена». По существу это была программа большого исследования, которое в дальнейшем и было осуществлено П. Н. Третьяковым. Сущность концепции П. Н. Третьякова заключалась в том, что

в Восточной Европе, по его мнению, исторически сложились три культурно-хозяйственных комплекса: лесной — северный, лесостепной — юго-западный (включая Поднепровье и территории на запад до Кар­пат), степной — юго-восточный, охватывающий земли в Приазовье. На севере сложились племенные группы, которые «являлись пред­ками северных славянских, финских и летто-литовских племен ». Северные славянские племена возникли на неоднородной основе, но к середине—концу I тыс. н. э. «на всем пространстве от Волхова до Среднего Поднепровья, включая сюда верховья Волги и Оки, установился весьма однородный характер культуры во всех ее ма­териальных проявлениях, доступных изучению по археологиче­ским памятникам ».

Характеризуя процесс этногенеза в юго-западной зоне, П. Н. Третьяков по существу принял позицию В. В. Хвойки о непосредственной генетической связи средневеко­вых славян Поднепровья с культурой полей погребений, а ее, в свою очередь, — с культурой скифов-земледельцев. Вместе с тем в южных областях славянской культуры П. Н. Третьяков обнаружил следы, принесенные с севера, на основании чего сделал вывод о продви­жении славян по Левобережью и Правобережью в Среднее Под­непровье во второй половине I тыс. н. э.

П. Н. Третьяков писал, что его концепция, противоречит «утверждениям индоевропейской славистики, согласно которым история восточного славянства связывается преимущественно с движением на север, вверх по Днепру и далее на Волгу и в Приильменье ». Он говорит о миграции славян к югу и приводит два фактора, объясняющих эту миграцию: во-первых, рост земледельческой техники северных племен и как следствие поиск плодородных земель и, во-вторых, стремление принять участие в разгроме Римской империи, жажда грабежа и обогащения. Аналог такой миграции П. Н. Третьяков обнаруживает на западе - в истории древних германцев.

Что касается собственно восточнославянских племен, назван­ных в «Повести временных лет», то П. Н. Третьяков полагал, что это были племенные союзы, многие из которых представляли этнически обособленные группы, связанные своими корнями с эпохой родоплеменных отношений.

Концепция П. Н. Третьякова зависела от теории стадиальности,
господствовавшей в ГАИМК—ИИМК в 30-е годы. С другой стороны, работа П. Н. Третьякова, как, впрочем, и другие статьи сбор­ника, свидетельствовала о некотором отходе археологов ИИМК
в конце 30-х годов от чисто лингвистической позиции самого
Н. Я. Марра.

* * *

Одна из первых попыток построить на базе разнородных ис­точников целостную концепцию этногенеза и ранних этапов эт­нической истории восточных славян принадлежит также В. В. Мавродину ¹⁴.

Концепция В. В. Мавродина представляла собой после­довательное воплощение в области славянской этнической исто­рии этногенетических взглядов Н. Я. Марра, подобно развивав­шимся одновременно концепциям М. И. Артамонова и П. Н. Тре­тьякова, была в основных ее чертах автохтонистской, хотя В. В. Мавродин не отрицал роли переселений и миграций в про­цессе формирования этносов. Этногенетическая позиция В. В. Мав­родина заключалась в том, что «каждое современное этни­ческое образование является продуктом чрезвычайно сложного
процесса схождения и слияния, дробления и распада, перерожде­ний и переселений, скрещений и трансформаций разнообраз­ных этнических, т. е. языковых, расовых и культурных элемен­тов ».

Проследив начиная с III тыс. до н. э. процесс формирования
славянского этноса, В. В. Мавродин приходит к весьма сущест­венному выводу, что этногенез славянства распадается на ряд эта­пов, отличающихся между собой тем, что каждый последующий этап имел место во времена более высокого развития производи­тельных сил, производственных отношений, быта и культуры, что и определяло более совершенную стадию этнического объедине­ния. В. В. Мавродин, характеризуя главную линию славянской
этнокультурной традиции, которую он начинает в среде неолити­ческих племен Европы, на каждом последующем этапе стремится
вскрыть процесс «превращения различных племен, родственных
друг другу или неродственных, протославянских или ставших сла­вянами лишь с течением времени, в славянские ».

Говоря о концепции В. В. Мавродина 30—40-х годов, следует отметить, что в его работах середины 40-х годов уже ощущается отход от яфетического учения Н. Я. Марра. Многие положения этногенетической позиции В. В. Мавродина близки к домарровским концепциям дореволюционной русской исторической школы. Соединение с ними новейших археологических данных, представленных в трактовке М. И. Артамонова и П. Н. Третьякова, находившихся под сильным влиянием марровского «учения», придавало в целом стройной концепции В. В. Мавродина некоторую эклектичность.

* * *

Разработка этногенетической позиции П. Н. Третьякова про­должалась в течение 40-х годов. Ее раскрытию была посвящена вышедшая в 1948 г. научно-популярная книга П. Н. Третьякова «Восточнославянские племена »¹⁵.

В конце 40-х—начале 50-х годов, привлекая материалы поль­ских и чешских археологов, П. Н. Третьяков продолжает вести полемику со сторонниками прикарпатской прародины славян и миграции в Восточную Европу. Он утверждает, что формирование протославян шло на обширной территории от Вислы до Среднего Днепра и процесс этот восходил к культуре «шнуровой керамики» и даже земледельческо-скотоводческим племенам энеолита. В I тыс. до н. э., по мнению П. Н. Третьякова, уже складывался раннеславянский этнический массив, делившийся на три части: западную (Висла и Одер), северную (верховья Днепра) и юго-восточную (Средний Днепр, Побужье, Поднестровье). Потомки славян северной и юго-восточной частей области раннего славянства в бу­дущем составили ядро древнерусской народности. Предков вос­точных славян П. Н. Третьяков был склонен искать среди неко­торых племен Скифии (скифы-пахари, скифы-земледельцы, невры, меланхлены и др.). Непосредственными потомками их явились создатели культуры полей погребений, в славянской принадлеж­ности которой он тогда не сомневался и которая, по его мнению, непосредственно смыкалась со средневековым славянством. Зарубинецкая и черняховская культуры являлись двумя этапами раз­вития культуры славян, причем с III по VII в. н. э. шел про­цесс классового расслоения и возникали «первые побеги славянской государственности» склавинов и антов.

П. Н. Третьяков от­рицает расселение восточных славян на север и указывает на об­ратный процесс — продвижение с севера на юг.

В период Балканских войн восточные славяне — анты засе­лили восточную часть Балканского полуострова. П. Н. Третьяков считает, что росы «в это время оставались в тени », пребывая на Днепре и к востоку от него. Они составляли вторую волну «вступающего в политическую историю восточного славянства», после антов. П. Н. Третьяков полагает, что восточные славяне «Повести временных лет» являлись обширными племен­ными объединениями, конфедерациями племен, «примитивными народностями или народцами ».

В основу периодизации этногенеза славян П. Н. Третьяков, ставит принцип социально-экономической обусловленности этногонического процесса, что соответствует материалистическому по­ниманию исторического процесса в целом. Книга П. Н. Треть­якова «Восточнославянские племена » содержала целостную кон­цепцию славянского этногенеза.

* * *

В конце 30-х годов были закончены «Киевская Русь » Б. Д. Грекова, «Очерки истории Левобережной Украины » В. В. Мавродина, по­явились посвященные этнической истории восточных славян ра­боты Н. С. Державина, Б. А. Рыбакова, А. В. Мишулина.

Самым значительным трудом, оказавшим наибольшее влияние на сложение представлений о начальном периоде восточнославянской истории в 40—50-е годы, явилась монография Б. Д. Грекова¹⁶, где впервые проблема славянского этногенеза выступила в тесной связи с проблемами экономического и социального развития Киевского государства.

Б. Д. Греков широко использо­вал фактические данные и этногенетические построения археоло­гов. Каждая новая редакция книги дополнялась новыми фактами, почерпнутыми из археологического арсенала. Этногенетическая позиция Б. Д. Грекова была в основе своей ярко автохтонистской. В ней наиболее полно проявился синтез трех направлений в исследовании восточнославянского этноге­неза — направления, ведшего свое происхождение от старой рус­ской антинорманистской школы Д. И. Иловайского - И. Е. Забе­лина, направления, основанного на археологическом материале Среднего Поднепровья, восходящего к работам В. В. Хвойки, и направления, возникшего на основании «яфетической» теории Н. Я. Марра. Общей платформой для всех трех направлений являлось признание автохтонности славян в Восточной Европе в максимально широких формах начиная с неолита. Касаясь проблемы восточнославянского этногенеза и ранних этапов этнической истории восточных славян, Б. Д. Греков на первый план постоянно выдвигает вопрос о культурной, а не чисто этнической преемственности. Он стремится подчеркнуть столь важную для раскрытия общей цели его исследования мысль о том, «что вся предшествующая Древнерусскому государству об­щественная и политическая жизнь народов юга нашей страны связана с последующими событиями, развернувшимися на той же территории ».

Настаивая на южном варианте происхождения Руси, академик Б. Д. Греков пишет своей монографии «Киевская Русь»: «Нам известен южный народ, под именем Рос. Этот народ называет и Лев Диакон. Сюда же надо отнести известных тоже на юге роксолан, возможно росалан. О том же говорит так называемый псевдо-Захария, писавший в 555 г. Ему был известен южный народ рус (рос), живший на северо-западе от Нижнего Дона, то есть приблизительно в Приднепровье: «Народ, амазонкам соседний, суть рос – люди, наделенные членами тела больших размеров».

Не случайно и Волга называлась Рось, и в устье Дона стоял город Росия. Мы знаем целый ряд южных рек, связанных по названию с этим именем «рос»: Оскол-Рось, Рось – приток и Днепра и Нарева, Росна на Волыни и много других.

Корень «рос» и «рус» в топонимике Прикарпатья и Закарпатья говорит несомненно о Руси южной. Спор идет лишь о том, с какого времени появился этот корень в топонимике Прикарпатской и Закарпатской территорий.

Можно нисколько не сомневаться, что IX в. застает уже название народа «русь» на юге и юго-востоке нашей страны существующим без всякого участия варягов.

Очевидно, эту южную Рос имел ввиду и константинопольский патриарх Фотий как в своих проповедях 860 г., так и в своем «Окружном послании» 866 г., когда говорил о нашествии этого народа на Византию. Он называет этот народ то «Рос», то скифами. «Рос» или скифы рисуются Фотием большим, всем известным народом, за последнее время усилившимся благодаря завоеванию соседних народов».

* * *

Представления Б. Д. Грекова о процессе восточнославянского
этногенеза были близки взглядам Б. А. Рыбакова, ранние работы которого в значительной степени способствовали окончательному оформлению этногенетической позиции Б. Д. Гре­кова.

Уже в своей первой крупной работе, посвященной вопросу истории племени радимичей, Б. А. Рыбаков выступил против миграционистских концепций А. А. Шахматова. Он переносит центр тяжести в этногенетическом исследовании с летописного материала на археологический.

Племя радимичей, подобно близким по культуре племенам вяти­чей и северян, возникло, как полагает Б. А. Рыбаков, вследствие рас­падения этнографического единства, существовавшего до IX в.
на тех же местах, где летописец фиксирует эти племена. Причину
распадения этого единства Б. А. Рыбаков видит в развитии эко­номических и социальных отношений, которые привели к началу
формирования обособленных племен. Здесь же Б. А. Рыбаков вы­сказывает мысль о том, что период существования единого этни­ческого массива, включавшего будущие летописные племена, совпадает с периодом распространения археологических памятников, отнесенных А. А. Спицыным ко времени антов¹⁷.

В серии последующих работ Б. А. Рыбаков развивает
многие из этих положений. Метод картографирования, широко примененный Б. А. Рыбаковым при исследовании этногенетической проблемы, привел его к заключению, что «почти во все исторические эпохи в пределах исторических границ восточного славянства постоянно выделяется один и тот же район в качестве устойчивого географического целого », и таким районом является Среднее Приднепровье¹⁷.

Среднеднепровскую культуру III — VII вв., характеризующуюся
высоким уровнем специализированного ремесла, экономического
и социального развития населения Б. А. Рыбаков определяет как
культуру племени полян. Они, по его мнению, являлись ядром антского племенного союза, который особенно усилился в VI в., в период интенсивного движения приднепровских антов на юг, в Византию.
Анты, полагает Б. А. Рыбаков, — это те восточнославянские племена, которые занимали «широкую лесостепную полосу oт пpaвого берега Днепра до Дона, объединенную не только однородностью природных условий, но и общностью материальной культуры в VI – VIII вв. ». Антскому периоду предшествует период IV—V вв., который характеризуется культурой полей погребаль­ных урн (черняховская культура), представляющей веществен­ные остатки венедов. Б. А. Рыбаков стремится, используя памят­ники материальной культуры «венедского» и «антского» перио­дов, связать историю Среднего Приднепровья, Киевщины и
Поросья «в один непрерывный процесс от первых веков нашей
эры до расцвета Киевской Руси ». Б. А. Рыбаков отмечает «точки
соприкосновения культуры Киевской Руси со скифским миром »
и подчеркивает, что «историю русских приднепровских областей
следует начинать с глубокой древности ».

Разработке теории этногенетического процесса и конкретно раз­работке проблемы восточнославянского этногенеза в 40-е годы большое внимание уделял А. Д. Удальцов ¹⁸.

Основным источником этногенетических изысканий А. Д. Удальцова являлись произведения греко- и латиноязычных писателей, богато насыщенные данными по этнонимике, топонимике и ономас­тике окружающих античное Средиземноморье варварских наро­дов и племен. При анализе этих данных А. Д. Удальцов руководствовался основными идеями Н. Я. Марра, его этногенетическая позиция представляла позицию сторонника крайнего автохтонизма. У истоков этногенеза индоевропейцев, равно как и семито-хамитов н урало-алтайцев, А. Д. Удальцов вслед за Н. Я. Марром помещал «яфетические племена с древней языковой общностью », которые «трансформировались» в индоевропей­цев в ходе многочисленных «языковых скрещений», «взрывов», смены «стадий».

Областью славянского этногенеза А. Д. Удальцов считал об­ширную территорию от Среднего Дуная и Одера до верховьев Волги и Оки, на которой в древнейшие исторические времена обитали «наполовину еще яфетиды, наполовину индоевропейцы », иллирийцы, фракийцы, венеты, сколоты (скифы) и другие племена. Эти племена, скрещиваясь друг с другом в процессе общественно-исторического развития, «мало-помалу давали начало еди­ной славянской народности с местными особенностями ». «Раньше всего ядро протославянской народности складывается на территории Украины и Белоруссии, в бассейне Среднего Днепра и При­пяти ». В создателях трипольской культуры, в скифах (сколотах и паралатах), алазонах, неврах и других известных античным ав­торам племенах он усматривает протославян. Этническое сбли­жение южной антской ветви восточного славянства с северной (словено-кривичской) и средней (венетской) привело, по его мнению, к сложению восточнославянской народности.

Взгляды Л. Д. Удальцова оказывали в 40-е годы заметное влияние на ра­боты многих исследователей, в том числе Б. Д. Грекова, Б. А. Рыбакова, В. В. Мавродина, П. Н. Третьякова, М. И. Артамонова.

* * *

Одним из наиболее последовательных продолжателей этногенетических взглядов Н. Я. Марра в 40-е годы являлся Н. С. Дер­жавин ¹⁹. В целом Н. С. Державин развил взгляды, чрезвычайно близкие к изложенным выше взглядам А. Д. Удальцова. Так, в книге «Происхождение русского народа » он прямо утверждает преемственность земледельческих племен Скифии от протославян — носителей трипольской культуры. В Среднем Поднепровье, по его мнению, «начиная с эпохи палеолита и вплоть до наступ­ления железного века… жил один и тот же в основном народ ».