Монотонно произносимые фразы человека в хорошем костюме звучали как стук молотка по шляпкам гвоздей, вбиваемых в гроб. В его, Петра Семеновича, гроб.
— Но вы ведь знаете, кем заказываются и как организуются подобного рода опросы.
— Тем не менее... Мы не вправе сбрасывать со счетов существующую статистику...
Ну хорошо, пусть даже они убедятся в том, что на местах дело обстоит не вполне так, как он им обрисовывает. Что за этим последует? Сразу санкции? Вряд ли. Потому что информацию по положению дел в округах они так просто проверить не смогут.
А свои люди в войсках им нужны как воздух. Если, конечно, они серьезное дело замышляют, а не очередную авантюру. Войска в таких делах — самое главное. Вернее, даже не сами войска, а офицеры, способные своим личным приказом выводить личный состав из казарм. Или, наоборот, блокировать их в казармах. Таких людей у них, по всей вероятности, нет. А у него, Петра Семеновича, есть. Вернее сказать, могут быть. Так что ни о каких быстрых санкциях речь идти не может. Поостерегутся они сразу с санкций начинать...
—...И когда наконец будет разрешен вопрос с доставкой средств с иностранных счетов? Здесь вы опять, уже которую неделю, кормите нас обещаниями. Наши возможности субсидирования не бесконечны. Мы выработали практически все средства, которыми располагали. Нам необходимо пополнение бюджета. В том числе и вашего бюджета. На претворение в жизнь наших совместных планов. Что мне передать моим товарищам?
— Передайте, что все в порядке. Что группы сформированы, прошли курс специальной подготовки, обеспечены всеми требуемыми документами и спецсредствами и готовы выполнить задание. В любой следующий момент готовы.
|
|
— В чем же дело? Почему они его не выполняют? В любой момент.
— Дело в обеспечивающих мероприятиях. В коридоре. В страховке на местах. Вы же сами предупреждали, что провала здесь быть не должно. Что где угодно, только не здесь.
— Допустим. Но ведь время уходит. И торопит. Мы не исключаем возможности, что не поддерживающая наш курс реформ фракция руководителей старой формации не попытается использовать лежащие на счетах средства в своих целях. Ну или заблокировать их. В любой следующий момент. Кроме того, за так называемыми партийными средствами идет охота множества других ведомств. И они способны выйти на след. Тоже в любой следующий момент.
— А если мы не подготовимся должным образом к операции и засветимся на подходах к банкам? Что тогда?
— Тогда счета будут заблокированы со стопроцентной вероятностью.
— Ну вот видите...
— Хорошо. Что сделано на сегодняшний день для изъятия средств с известных вам счетов? Что конкретно сделано?
— Я уже докладывал, подготовлены люди, документы... Группы залегендированы под команды мастеров стрелкового спорта и общества охотников, что позволяет им иметь при себе легальное стрелковое вооружение повышенной мощности. Бойцы ознакомлены с условиями места работы, прекрасно ориентируются в географии улиц и транспортных развязок. Имеют международные права, страховки и открытые на полгода вперед визы. Прошли ускоренный курс языковой подготовки. Кроме того, у меня достигнута договоренность с пограничниками по организации двух коридоров на границе с сопредельными странами, через которые будут пропущены исполнители...
|
|
Неужели проглотит? Без единого встречного вопроса проглотит?
А почему бы и нет? Пусть попробует оспорить любой из любых представленных пунктов. Люди, которых им можно в случае чего продемонстрировать, есть. По-английски они говорят. Как пишут в анкетах — со словарем. Визы у них открыты. В простом туристическом агентстве открыты. Может, настоящие, может, липовые. Кто знает? Никто не знает. И он в том числе не знает. Карты городов они изучают...
Так что им ничего не остается, как верить. И ждать... И ему ждать. Отбрехиваясь от нечастых наскоков кредиторов. Нет, эти проблемы потенциально одолимы. Здесь можно тянуть время неделями...
Другое дело похищенные дубль-дискеты. С адресами банков и указанием спецсчетов, с его «черной» бухгалтерией, с липовыми, но вообще-то реально существующими фамилиями заговорщиков. И другой не менее убойной информацией, которая бродит по неизвестным рукам. И через те руки может попасть в другие руки. И в третьи, которые еще через одни передадут их в пятые. Которые не без удовольствия затянут на его шее и шее его несуществующих сообщников пеньковый галстук.
Ладно бы с, так сказать, экономической стороной дела. В которой он хоть и запутался, но не смертельно запутался. Но ведь ему, не старому еще, но все равно дураку, взбрело в голову, для того чтобы разжиться деньжатами, изображать случайно подвернувшимся кредиторам борющегося за дело освобождения рабочего класса и угнетенного крестьянства революционера! А все его с богатым партийным прошлым тесть. Который его в соблазн ввел, познакомив со своими прежними, по ЦК партии, приятелями. Чтоб им всем с их Карлами и Марксами...
|
|
На хрена он взял эти показавшиеся ему легкими деньги? Которые были предназначены для ведения заговорщической деятельности и закупки оружия для формирования в будущем боевых отрядов.
Показались ему эти старички не более чем комическими, при лишних деньгах персонажами. А когда он понял, что это за старички, какими они делами ворочают и на что способны, когда сообразил, в какую историю влип, было уже поздно. Слишком поздно...
Ну зачем он взял эти деньги?! А если взял, за каким пустил на строительство дачи, машину и роскошную для всех своих ближних родственников жизнь? Сидел бы себе как раньше. Приторговывал помаленьку подотчетной военной техникой и в ус не дул. Так нет, масштабов захотелось. Денег шальных!
Ну что теперь делать?
Отказаться от взятых на себя обязательств? А деньги где найти? Которые взяты на революционное, для улучшения жизни угнетенных слоев населения дело, а потрачены исключительно на обеспечение личного благосостояния и изображение бурной повстанческой деятельности. Где улетучившиеся из карманов деньги найти?
Да и не в деньгах дело. Деньги бы он, если все подчистую, вплоть до парадного кителя, пораспродал и в долги влез, может быть, и нашел. А вот что делать со ставшей ему известной информацией? Насчет партийного заговора, зарубежных счетов и мно го чего прочего? Сказанное слово в отличие от взятых в долг купюр обратно не вернуть. Оно, слово, уже выпорхнуло. И уже неизвестно где летает, как тот воробей.
И что скажут партийные заговорщики, если узнают, что их водили за нос? И что брали у них и тратили на себя их деньги? И что с готовностью принимали от них информацию. В том числе по тем в швейцарских банках, счетам! О которых ни од на живая душа...
Известно, что скажут. И что сделают...
А уж что подумают государственные обвинители! Которые непременно последуют, буде те дубль-дискеты попадут в чужие руки! И какие статьи ему припаяют! И какие сроки!
Как он умудрится объяснить вполне возможному следствию, что дело, в котором он по самые уши увяз, не политика, а только лишь бизнес. Легкое добывание денег. Кто ему поверит. Особенно прочитав его представленные заговорщикам отчеты о проделанной революционной работе.
Матушка моя!
Надел сам себе на шею хомут, который теперь, как ни старайся, не снять. Только если вместе с башкой. Выйдешь из дела — посчитают изменником. И по всей строгости скорого, революционного, пролетарского суда... Будешь продолжать — рано или поздно засудит казенный прокурор. И тоже не помилует... Признаешься во всем — уберут как опасного, слишком много чего знающего свидетеля по-тихому...
Но в любом случае — прикончат.
Нет, похоже, выход остался только один. Брать деньги и линять из этого заговора, из этой страны и из этой жизни. Уезжать куда-нибудь в Парагвай, менять фамилию на Дон Педро де Ла Брассо, делать пластическую операцию, покупать ранчо и все оставшиеся годы носа за забор не высовывать.
Брать деньги. И линять.
А пока изображать "бурную деятельность и тянуть время. Главное — тянуть время...
Глава сорок вторая
Майора Сивашова отправили на пять дней на поправку здоровья в отпуск без сохранения содержания. И посоветовали не маячить в городе. Короче, с глаз начальства долой и из сердца вон.
Майор Сивашов уехал в деревню. К предложившему ему «политическое убежище» сослуживцу. На дачу уехал.
— Постель в шкафу, дрова для камина в сарае, еда в холодильнике, газ в баллоне, — кратко ввел в курс дела майора приятель. — Чувствуй себя как дома, но не забывай, что в гостях. — И отбыл восвояси.
Майор тут же упал на кровать и отрубился. Во сне ему снились кошмары на тему недавнего боя, где мелькали знакомые лица и звучали выстрелы. И где эти лица от тех выстрелов умирали. Честно говоря, этот сон мало чем отличался от реально происходивших боевых действий и оттого был еще более страшен.
Майор просыпался, выходил на улицу, долго и нервно курил, снова ложился спать и снова во сне переживал не самую удачную в его жизни баталию.
На второй день майор, чтобы избавиться от гнетущих воспоминаний, купил бутылку водки и выпил ее. В одиночку.
Но легче не стало. И сны сниться не перестали.
Возможно, оттого, что одной бутылки для успокоения совести и отключения памяти было мало.
Тогда на третий день майор купил две бутылки.
Чтобы уже с гарантией.
— Как же это так? — говорил он сам с собой, подливая водку в быстро пустеющий стакан. — Это же неправильно. Они же не должны были... Они должны были... А они...
Стакан опустошался, но вместо успокоения приходила злоба.
А все вышестоящий командир! Петр Семенович! Он затеял всю эту авантюру. Он послал туда, на Агрономическую, где... И в морг тоже он... Дались ему эти дискеты... Сколько парней из-за них положили! А теперь ему, майору, все это расхлебывать. Именно ему! Потому что генералы не хлебают... То есть дерьмо не хлебают. Все другое, что получше, — полными ложками. А дерьмо предоставляют личному составу...
Гад генерал! Его бы туда, в казарму, где они приняли бой... Ну ничего. Придет время... Не все генералу масленица... И с него спросится. А не только с майоров...
С теми мыслями майор Сивашов и уснул.
А когда проснулся...
Когда проснулся, увидел сидящего у изголовья капитана Борца. В штатском.
— Ты откуда, капитан? — спросил он.
— Пришел вот. К тебе пришел.
— А-а, — сказал майор, — пришел? Тогда наливай. Там. На столе. Должно остаться.
— Нет, — отказался капитан, — не хочу.
— А что хочешь?
— Что хочу, мне все равно не дадут.
— А я хочу, — сказал майор и попытался встать. Но не встал. Потому что ноги ему кто-то удерживал. А на руки навалился капитан.
— Ты что? — удивился Сивашов.
— Извини, майор...
— Ты что делаешь?! Гад!
Но капитан ничего не объяснял. Капитан прижимал руки майора к кровати. А кто-то из-за спинки давил на голову и зажимал пальцами нос, чтобы майор раскрыл рот. Он и раскрыл.
— Гниды! А ну... Отпустите меня! Сволочи! Убью... Всех!
Майору воткнули в рот бутылку водки и держали, пока она не опорожнилась. Потом слегка стукнули по шее и отнесли на кухню.
— Давай, — скомандовал капитан, подтаскивая своего предшественника к самому баллону, — открывай давай!
Боец открутил вентиль на верхушке газового баллона и открыл кран на газовой плите. И поставил на конфорку полную кастрюльку с водой, бросив туда две неочищенные картофелины. Чтобы все было, как должно было быть. Чтобы каждый осматривающий место происшествия следователь нашел кастрюльку и нашел картошку. И чтобы соединил два эти предмета в единую логическую цепочку причинно-следственных связей. И решил, что ту кастрюльку с той картошкой гость дома поставил на огонь, после чего уснул. Потому что был в дым пьян. Уснул и не заметил, как вода из кипящей кастрюльки залила конфорку и газ стал поступать в помещение. Ну а потом, когда проснулся, решил закурить и зажег спичку...
— Ну что, готовы?
— Готовы.
— Окна закрыли?
— Закрыли.
— А свет?
— Свет выключили. Там. Рубильником на столбе.
— Ну, тогда привалите его головой к баллону, приказал капитан.
Бойцы подтащили майора Сивашова к самому баллону и уперли лбом в его металлический бок.
Капитан Борец встал в полный рост, вытянул руку и несильно ударил случайной ложкой по лампе, разбив ее стеклянную колбу.
— Все, уходим.
Бойцы во главе со своим командиром вышли на улицу и, отойдя к электрическому столбу, выждали полчаса. Того, что майор может очнуться и попытаться выбраться из обреченного дома, они не опасались. Потому что он скорее всего давно уже отравился заполнившим кухню пропаном.
— Ну что, пожалуй, пора, — сказал капитан, глядя на часы. — Давай!
Боец поднял ручку электрического рубильника вверх. И вдавил его жало в пазы клемм. Цепь замкнулась. Висящая под потолком кухни, не защищенная стеклом колбы лампочка зажглась. На одно небольшое, прежде чем перегореть, мгновение. Но этого мгновения хватило на то, чтобы газ пропан воспламенился.
Грянул взрыв! Во все стороны полетели осколки стекла, штукатурка и отдельные кирпичи. Из проема, где только что было окно, полыхнуло пламя.
— Уходим! — скомандовал капитан. — Через несколько минут здесь будут соседи.
Дачный домик сослуживца майора Сивашова перестал существовать. Вместе с майором Сивашовым...
Глава сорок третья
Эта ходка была уже, кажется, шестая. И потому уже очень привычная. Натоптанная, как постоянного пользования ведущая к водопою тропа. Вначале во двор, потом налево вдоль стены, потом мимо двери подъезда к беседке... И снова привычная расстановка фигур во внутреннем периметре двора — Иван Иванович, рядом — двойного подчинения, агентству и безопасности, телохранитель, поодаль — — еще четыре охранника, еще чуть дальше — выглядывающие из подъезда и фиксирующие передвижения «коробочки» и «огурцов» шпики Петра Семеновича, периодически заскакивающие справить среди мусорных баков малую нужду «шестерки» Папы, наблюдающая из окон верхнего этажа за порученной им подъездной дверью милицейская засада и два десятка старушек, оповестивших друг друга и отсматривающих по поручению «дежурного милиционера» сквозь щели в шторах двор, мусорные баки и всех внушающих подозрение и потенциально претендующих на чужую личную собственность людей.
Но это еще не все. Это фигуры ближнего плана. Потому что на втором плане, как массовка в спектакле, стали потихоньку концентрироваться новые лица. Еще несколько вызванных в помощь шпиками Петра Семеновича бойцов, демонстративно дремлющих в припаркованной в соседнем дворе машине. Десяток без конца пьющих пиво, покуривающих сигаретки с анашой, задирающих проходящих мимо женщин и сопровождающих их мужчин блатарей, присланных на подмогу перетрухавшим чуть не до мокрого корешам. Примостившийся за столиком в небольшом кафе связной безопасности. И наконец сидящая в дежурке и предупрежденная о возможном выезде по тревоге милицейская группа быстрого реагирования.
А в центре все тот же, не решающийся войти в подъезд Иван Иванович Иванов.
— Мне бы тут одно дело... — обращался к своему телохранителю и продолжал тянуть кота за хвост Иван Иванович.
— Какое дело?
— Да так, ерунда. Я после скажу.
— Ну после так после. — И телохранитель отворачивался, демонстрируя полное свое безразличие к затронутой объектом теме.
— А вот как вы считаете? Как специалист. Если, допустим, где-то произошло убийство и ведется следствие, будет милиция оставлять на месте преступления своих людей? Или не будет?
— Будет... А может быть, не будет... Все зависит от характера преступления и избранной тактики ведения следствия. Если преступник известен — скорее всего не будет. Если неизвестен — вполне вероятно, будет. Если известен, но имеет оставшихся на свободе сообщников, — тоже, может быть, будет. А может, и нет... А что? Где-то здесь было убийство?
— Убийство? Какое убийство? Нет, не было... То есть было... То есть я о нем не знаю...
— А-а, — неопределенно сказал телохранитель. И стал лениво смотреть по сторонам.
— А если что, засада ставится где — в самой квартире? Или во всем подъезде?
— Обычно в квартире. Но бывает и в подъезде...
— А вы... А вы... не могли бы мне помочь? — вдруг решился на что-то Иван Иванович.
— Я? Конечно, могу. Это моя прямая обязанность — помогать клиентам. А что нужно сделать?
— Нужно зайти вон в тот подъезд.
— Ну?
— — И посмотреть — нет ли там кого.
— И что еще?
— Все. Зайти, посмотреть. И сказать мне.
— Ладно.
Телохранитель встал и лениво прошел к подъезду. На его место тут же пришел другой охранник. Дублер. Который попросил у Ивана Ивановича закурить и стал что-то ему рассказывать. Свято место пусто быть не должно.
Первый телохранитель прошел в подъезд и поднялся на первый этаж. Потом на второй. И третий. И так вплоть до последнего. Потом спустился вниз и вернулся к беседке. После чего стрельнувший сигаретку собеседник ушел восвояси. Подпирать плечом положенную ему стену. И просматривать назначенный ему сектор двора.
— Ну что?
— На первый взгляд ничего. Никаких посторонних людей.
— А вы бы не могли помочь мне... Ну, в смысле сопроводить туда, в подъезд?
— Желание клиента для нас закон.
Иван Иванович решительно встал. И телохранитель встал. Оба пошли уже привычным маршрутом. Но завершили его непривычно. Завершили возле крыльца подъезда.
— "Коробочка" с одним «огурцом» вошла в подъезд, — доложили по рации шпики Петра Семеновича.
— Подозреваемый вошел в подъезд, — сказал в прижатую к плечу телефонную трубку милицейский наблюдатель. — Да. Похож. На того, который в ориентировке. Которого мы разыскиваем. Что нам делать?
— Ничего не делайте. Мы свяжемся с засадой, которая в квартире. Они его примут. Сами свяжемся. Вы ничего не предпринимайте...
— Там это... Тот фраер с «быком» в подъезд вошли, — прибежал с угла взволнованный «шестерка».
— Зачем?
— Откуда я знаю? Может, отлить. Может, еще зачем.
— А остальные?
— Остальные рядом стоят.
— Ну что, пошли посмотрим, что ли? — лениво предложила друг другу братва.
— Да куда он денется? Здесь мы все входы-выходы видим. А за вторым проходным наши глядят. А если не углядят, я им...
— А вдруг денется? Папа с нас голову снимет.
— Папа снимет. Папе с человека голову снять — что спичку переломить. Ладно, пошли.
И дружная, слегка захмелевшая от немалых количеств пива компания побрела во двор, к мусорным бакам, расстегивая на ходу ширинки.
— А эти тоже из милиции? — спросила по телефону одна стоящая перед задернутыми шторами соседка другую, стоящую точно таким же образом соседку.
— Если делают вид, что писают, значит, точно милиционеры. Мне так дежурный сказал...
В подъезде Иван Иванович быстро сошел на несколько ступенек вниз, к двери, ведущей в подвал. На двери висел новый навесной замок. Путь в подвал был закрыт.
— Вам в подвал, что ли? — спросил телохранитель.
— Да. Мне это... надо...
— Ну, раз надо, значит, надо.
Телохранитель подошел к замку, вставил в замочную скважину подобранную с пола случайную скрепку и повертел ею во все стороны. До щелчка. До щелчка раскрывшейся дужки.
— Вот спасибо! Если бы не вы... Не знаю, как бы я...
— Да ладно.
Иван Иванович протиснулся в дверь. Телохранитель попытался двинуться вслед за ним.
— Вы меня лучше здесь подождите, — попросил Иван Иванович. — А то я... я в туалет захотел. А при вас как-то неудобно.
Телохранитель пожал плечами и отошел в сторону. Дверь закрылась.
— Объект в подвале, — передал телохранитель. — Как слышите меня? Объект спустился в подвал подъезда номер три по адресу... Предполагаю, за грузом...
— Слышим тебя. Объект спустился в подвал за грузом.
— Что мне делать дальше?
— Ничего. Сопровождать и охранять объект и груз. Только сопровождать и охранять. Как поняли меня?
— Вас понял. Сопровождать и охранять...
Иван Иванович долго бродил по полутемному подвалу. И долго копался в горах мусора. Он не вполне точно помнил, куда именно засунул дискеты, пистолет и деньги, и ему пришлось раскопать несколько мусорных куч, пока он не нащупал полиэтиленовый пакет, в который они были сложены.
Слава Богу!
Из подвала Иван Иванович вышел с пакетом.
И из подъезда вышел с пакетом.
— Давайте я понесу, — предложил свои услуги телохранитель.
— Нет! Я сам! Сам!..
Когда подъездная дверь открылась и когда Иван Иванович вышел на порог, двор ожил.
— "Коробочка" с «огурцом» вышли. «Коробочка» с грузом. Которого раньше не было. Как поняли меня? У «коробочки» груз!
— Поняли тебя. Груз. Как выглядит груз?
— Полиэтиленовый пакет с какими-то объемными предметами. Тяжелый пакет. Несколько килограммов. Что нам делать?
— Вы уверены, что раньше его не было?
— Уверен. «Коробочка» был с пустыми руками. С совершенно пустыми руками. Что нам делать?
— "Коробочку" и груз изъять для осмотра. Как поняли меня?
— Понял вас. «Коробочку» и груз изъять. Разрешите привлечь группу страховки?
— Разрешаю. Только постарайтесь обойтись без лишних жертв.
— Понял вас. Без жертв. Группе страховки выйти на исходные! Как слышите меня? Группе страховки выйти на исходные!
— Мы высылаем машину на перекресток улиц... Иван Иванович сделал первый шаг с крыльца.
— Мать твою! Фраер-то заряжен!
— Где?
— Да вон, сумка. А в сумке баксы!
— Откуда ты знаешь, что баксы?
— Оттуда. Я этих баксов перещупал больше, чем ты в сортире туалетной бумаги! Это баксы в пачках. Я по размерам вижу!
— Тогда ни хрена себе баксов!
— Ну-ка давай всех сюда! Шустро давай. Будем его ломать.
— А телохранители?
— Что телохранители? Они только с виду такие грозные. А на самом деле гниль. На первом стволе сломаются. А не сломаются — мочить будем. Всех! Давай зови братву... Папа сказал, что все деньги, что при нем, — наши!
— Точно?
— Ну точно! Пахана «зелень» не интересует. У него своей вовек не истратить. Хоть каждый день подтирайся!..
Иван Иванович двинулся в сторону улицы. Очень медленно двинулся. Потому что переволновался. Там, в подвале. И теперь ноги плохо слушались его.
— Он вышел, — передал милицейский наблюдатель. — Он вышел с каким-то пакетом в руках. Вы отпустили его?
— Отпустили? Сейчас запрошу по месту. Не бросайте трубку... Третий, ответьте мне... Ответьте насчет контакта с объектом... Что? Как так?.. Как не был?.. А как же?..
Четвертый, вы слышали меня?
— Слышал.
— Его никто не отпускал! Никто не отпускал.
— Но он был в квартире?
— Нет. В квартире его не было. К квартире никто не приближался.
— А откуда же тогда пакет?
Гражданин Иванов приближался к арке, ведущей на улицу.
— Дайте Первого. Товарищ по... товарищ Первый. Разрешите задержание.
— Где он?
— Пока еще здесь. Но еще минута, и...
— Проводите задержание. Я разрешаю задержание...
Но первыми к месту событий успела не милиция. И не братва. Первыми к местонахождению «коробочки» и «огурцов» успели бойцы Петра Семеновича. Которые были ближе всех. И шустрей всех.
Они с ходу подогнали микроавтобус к арке и, довернув, поставили его поперек входа.
Телохранители, прокладывавшие и проверявшие путь, мгновенно замерли на месте.
— Черт!
— Что такое?
— Разуй глаза...
Из закрывшего дорогу микроавтобуса споро выпрыгивали, разминая на бегу затекшие от долгого сидения мышцы, одинакого роста и комплекции, в одинаковой камуфляжной униформе незнакомые мужчины.
— Назад! — поднял руку бывший впереди телохранитель.
Все охранники выдернули из кобур оружие. И даже Иван Иванович, вдруг сильно испугавшись, потянул из кармана пистолет.
— К бою!
Но было уже поздно. Незнакомцы, рассыпаясь вдоль стен, потянули из-под курток короткоствольные автоматы. Их было не так много. Их было даже на одного бойца меньше. Но их суммарная огневая мощь во много раз превосходила огневую мощь бригады телохранителей. Потому что это были автоматы. А у охранников полулегальные, уворованные из армейских арсеналов и приобретенные на «черном рынке» пистолеты. «Тэтэшники» и «пээмы». Старые «тэтэшники» и не менее старые «пээмы». Которые черт знает где хранились, черт знает как и черт знает сколько эксплуатировались. Они были хороши против случайных вооруженных дрекольем хулиганов. Или не менее случайных, с ножами и леденящими душу угрозами грабителей. И почти бесполезны против новейших, содержащихся в надлежащих условиях образцов армейского автоматического оружия.
Но главное преимущество нападавшей стороны было не в оружии. В них самих. В вышколенных многочисленных боевых операциях бойцах. Которые способны умирать и способны убивать. Эта готовность была гораздо важнее наличия в руках автоматов.
— Бросай оружие! — скомандовали они, разбирая стволами автоматов цели. — Быстро! Вы нам не нужны. Нам нужен он.
Телохранители, выставившие свои смешные пистолеты, переглянулись. Они, конечно, получали за свою работу неплохо, по два-три десятка долларов в час, но все равно это были не те деньги, за которые они готовы были улечься в гроб. Стопроцентно улечься. Потому что пистолеты против автоматов не оружие. Потому что, пока они будут выискивать цель и нажимать тугие курки, встречные очереди исполосуют их вдоль и поперек. Парочку врагов они, может быть, положат, но и сами лягут. Навсегда лягут. Головами на грязный асфальт. И клиента не спасут. Хоть так. Хоть этак.
Есть ли смысл? За тридцать долларов в час...
— Окей! — сказал первый охранник и развернул пистолет дулом вверх. — Я выбываю из игры.
— Оружие на землю.
Телохранитель очень медленно и очень плавно наклонился, уложил пистолет на асфальт и откинул в сторону противника ногой. Все-таки он был профессионал. Потому что сдавал оружие очень умело. Без резких движений, дерганий, демонстрируя сразу две руки и не отрывая глаз от противника.
Все прочие телохранители последовали его примеру. Тоже задрали пистолеты к небу, наклонились и положили их на землю. Все. Кроме одного. Который работал на двух хозяев. И не получал тридцать долларов в час. А получал гораздо меньше.
Он тоже задрал свой пистолет вверх. И прикинул расклад сил. Расклад был безнадежный. В грудь ему был уставлен автомат. И в перспективе еще три, если он опасно шевельнется.
Были бы его коллеги бойцами, а не мешками с... кишками, тогда бы итог мог быть другой. Совсем другой.
— А ты? — сказал один из нападавших. Ближний телохранитель обаятельно улыбнулся и тоже наклонился. И сместился чуть в сторону, прикрывшись от двух автоматов телом приближенного к нему охранника.
— Эй! Без глупостей! — не пропустили мимо глаз его маневр автоматчики.
Теперь все было безнадежно. Теперь надо было бросать оружие. Или умирать...
— Эй, пацаны, не трожь фраера. Это не ваш фраер. Это наш фраер, — сказали голоса. — Мы его раньше срисовали.
Сзади неизвестных бойцов с автоматами, спрятавшихся за микроавтобус и стены, стояла братва, выставив перед собой разномастное, от не понять какого до самого современного, оружие.
Автоматчики аккуратно, не отводя оружие от первоначальных целей, скосили глаза в сторону. И очень внимательно рассмотрели ухмыляющиеся небритые физиономии, кепки, короткие стрижки, окурки сигарет, висящие на кончиках губ, немецкие, времен второй мировой, «шмайссеры», армейские, образца сорок седьмого года, «Калашниковы», израильские «узи» и пару гранат-"лимонок".
— Ну вы че, в натуре? Борзые, что ли?
— Что вам надо?
— Во дают! — удивилась братва. — Ну точно бурые! Фраера нам надо. А вы можете валить на все четыре. Если не хотите иметь из себя решето.
Мелкоуголовные боевики угрозы для автоматчиков не представляли. Они были плохо организованы, не умели разбирать цели, не были способны бросаться под пули, когда надо было бросаться под пули. Опасны были гранаты, которые по неосторожности могли выронить держащие их «бычки». Потому что гранаты в отличие от автоматов и пистолетов избирательностью целей не отличаются. Особенно здесь, в замкнутом пространстве арки. И тем гораздо опасней самого скорострельного, находящегося в руках любителей оружия.
Ориентироваться надо было на гранаты.
— Хорошо, давайте разойдемся миром, — сказал один из автоматчиков. И посмотрел на своих товарищей.
Те все поняли. Без слов поняли. Как надо поняли. Разбор целей справа — налево. Каждый — против каждого. Начало по выстрелу головного.
Телохранители тоже поняли все. Потому что были хоть и потерявшими былую квалификацию, но все же профессионалами. Они поняли, что сейчас будет большая стрельба, и тихо отступили к стенам, моля судьбу о том, чтобы быть только раненными.
И ближний телохранитель понял, что случится через несколько секунд, но к стене не отступил, а, наоборот, чуть выдвинулся вперед. Чтобы прикрыть своим телом совершенно обалдевший от происходящего объект.
— У вас что, уши законопатило? — хохотнул один из блатных. — Так сейчас расковыряем. Ближний автоматчик повернулся к нему.
— Ну все. Сдаемся. Без базара!
И тут же прозвучала короткая, на два патрона, очередь. И еще три. И за ними еще четыре выстрела.
Первая пуля попала точнехонько в лоб братану, глупо и опасно размахивавшему гранатой. Отброшенный ударом пули, он так и не успел выдернуть из гранаты чеку. Он так и умер с ощущением своей особой значимости.