Думаю, тут стоит начать с литературного дебюта Валерии Пустовой. Ведь закончить один из лучших университетов в стране и поболтать по душам с президентом бесспорно мировой державы – мало.
Самое важное в профессии критика – это его имя. И то, насколько оно известно. Популярность и славу имени Валерия Пустовая принесло идеалистическое эссе «Манифест новой жизни». Общего с конкретно профессией критика эссе имеет мало, однако оно как нельзя лучше раскрывает бездонный, неоспоримый настоящий и будущий потенциал критики на примере работы одного из представителей.
Эссе начинается с прекрасной аллегории, в которой сама Пустовая по праву занимает одну из ключевых ролей. Скрываясь под капюшоном цвета святой невинности, она собирает в корзинку все свои труды неоконченных студенческих лет и делает партизанскую вылазку в логово прославленного серого кардинала. Известного критика того времени, чье имя, к несчастью, не упоминается в её трудах. Но на деле же, оказывается, что это не сказка братьев Гримм и сюжет не так прост, как многим бы того хотелось. И человек под маской злодея – злодей, а не просто актер, хорошо играющий свою роль. Это стало понятно с первых строк эссе: «Приятно, когда тебя называют девственной фашисткой. Особенно если тебе, 20-летней Белой Шляпочке, говорит это серый сластогубый критик, видавший верстки Волк из влиятельного толстого журнала. Особенно, если ты вовсе не о нацизме с ним разговариваешь, а о литературе, и пришла к нему не стрелять, а застенчиво спасать мир от духовного кризиса».
Слова, преисполненные альтруизмом. С точки зрения человека, сидящего в удобном кожаном кресле, заведующего делами и получаемого с них финансовую корысть – нет хуже врага, чем друг, желающий бескорыстно помочь своему ближнему. Ввиду данного обстоятельства, не оставалось иных перспектив, кроме как защиты тылов. Доподлинно известно, лучшая защита – это нападение. А кто, как не фашист является заклятым врагом любого русского человека, в том числе человека, освоившего одну из самых благородных профессий со времен древнего Рима – критика. Фашист – значит враг и нападение на него – благое дело. И неважно, мужчина это, женщина, ребенок или же, в данном случае «двадцатилетняя Белая Шляпочка.
|
Я считаю, сложившаяся ситуация напрямую демонстрирует яркую концепцию любой деятельности, к которой прилагала руку Пустовая тогда. Что же касается «сейчас» наилучшим примером её деятельности, служат написанные ею книги: «Матрица бунта», «Толстая критика: Российская проза в актуальных обобщениях» и «Великая легкость. Очерки культурного движения», а также не стоит забывать и о бесчисленных публикациях в толстых журналах. Таких, как например, журнал «Знамя», опубликовавший статью Пустовой под названием «Долгое легкое дыхание (Современный роман в поисках жанра)», где Пустовая не только критикует современные произведения, но и дает едва заметные рецензии, выказывая тем самым уважение к труду писателей и поддерживая отечественную литературу.
Как справедливо замечает сама Валерия Пустовая в книге: «Толстая критика: Российская проза в актуальных обобщениях» осудить легче, но понять интереснее. Статьи Пустовой позволяют оценить широкий спектр возможностей литературного наблюдателя. К благородным проявлениям деятельности критика можно отнести умение делать выводы на примере образцов современной литературы о дальнейшем развитии, о будущем литературы. «В этом смысле проза Кочергина – только мост, а не новонайденный левый берег. Один из перволюдей новой литературной земли, он удивляется открывшемуся миру и воссоздает его простыми штрихами наскальных рисунков. Впереди – новое эволюционное движение к сложности, красоте, стилистической гармонии», пишет автор.
|
Также Пустовая на примере произведений разбираемых писателей стремится задать ориентиры молодым художникам слова: «Пора понять, что писателю нужно жить, а не использовать жизнь для механического поддержания писательского статуса…»
О роли критика, человека, выносящего оценку работе писателей, приходится периодически задумываться, когда читаешь статьи В. Пустовой. Эмоциональность критика в лучших моментах не затмевает объективной наблюдательности, помогающей полнее воспринять автора, разобраться в его слабостях и сильных сторонах. В менее удачных отрывках субъективность Пустовой заставляет выйти за рамки вежливости и выливается в открытые наскоки на писателей, как например, в случае с Сенчиным: «Подумайте, Роман: ради таких ли повестей отказываются от жизни?» – обращается она к автору, отсылая его «на картошку». Поневоле задумаешься о границах критики: должна ли она сдерживаться элементарной вежливостью и объективностью, или критик, сформировавший свой художественный вкус, вправе открыто заявлять, кто на его взгляд соответствует уровню, установленному критиком, а кому следует заняться другим делом.
Что восхищает в статьях Валерии, так это не только умение продемонстрировать разбор текстов на нескольких уровнях: я и автор – автор и другие авторы – другие авторы и общество, но и желание помочь, и авторам и читателям.