— Не могли бы вы подсказать мне, где...
— О, боже мой. Ты тут ради Мэдисон?
— Что?
Он выпрямляет свои плечи и качает головой, делает свой тон более мягким, когда продолжает:
— Я имею в виду... после того, что случилось... — Он в смятении хмурит брови за толстыми очками в черной оправе. — Не бери в голову, забудь, что я тебе что-то говорил. — Он протягивает руку. — Я Илай.
Я принимаю его рукопожатие.
— Бен...
— Розенберг, да, я знаю. — Илай отпускает мою руку и, хмурясь, отходит назад. — Ты здесь, чтобы проверить библиотечные книги? Потому что я смотрел, у тебя даже нет читательского билета.
— Ухх...
Я смотрю вокруг, надеясь найти подсказки по поводу того, кто он и почему так много знает обо мне. И вообще, почему он упомянул Мэдисон?
— И конечно, — продолжает он, указывая на что-то сзади меня, — там статуя твоего прадеда, и технически, все эти книги принадлежат тебе, но все же...
— Илай! Ну, Илай!
Я оборачиваюсь и вижу невысокую пожилую женщину с книгой, протягивающую ее парню, который подсел мне на уши.
— Илай, — говорит она суровым тоном, подняв подбородок, — у этой книги порвана первая страница. Я думаю, будет справедливо, если я получу ее бесплатно.
Я вовремя оборачиваюсь, и вижу, как Илай закатывает глаза.
— Миссис Тейлор, это пятая книга за месяц, если вы продолжите разрывать наши книги, мы порежем вашу библиотечную карточку.
Она хмурится, отворачивается, высоко задирая нос.
Илай с отвращением качает головой.
—Преступники...
Куда я, черт возьми, попал?
— Вообще-то я просто ищу волонтерскую доску, — говорю я, надеясь как можно скорее закончить этот странный разговор.
Илай опять на меня смотрит, его брови внезапно приподнимаются с интересом.
|
|
— Волонтерский стол? Хах. Почему не сказал раньше? Он внизу, возле детской секции. Ты не пропустишь.
Я в неверии сужаю глаза. Он выглядит слишком довольным, отправляя меня вниз, но я избавляюсь от этого ощущения. Возможно, они очень нуждаются в добровольцах.
Я благодарю его и направляюсь в ту сторону, куда он указывает, но немного прохожу, когда вспоминаю его слова. Я хмурюсь, пытаясь вспомнить дословно. Ты тут ради Мэдисон?
— Эй, подожди! — оборачиваюсь и кричу я. — Ты знаешь Мэдисон?
Он ухмыляется.
— Можно сказать и так.
Потом, прежде чем я могу еще что-то спросить, он оборачивается и уходит.
Я обдумываю значение его загадочных слов, когда спускаюсь по лестнице в часть библиотеки, которая была спланирована для детей. С потолка висят разноцветные картинки, вокруг находятся ряды компьютеров, ряд мягких пуфиков и маленькие стулья, стопки книг. Небольшие чучела животных на полках; в то время как наверху тишина, здесь, внизу, атмосфера живая и счастливая. Прямо на меня бежит малыш, и я резко останавливаюсь, чтобы не сбить его. Его мама бежит за ним и кричит мне «спасибо» до того, как она догоняет и берет его на руки. Ребенок смеется, словно это самая смешная игра, в которую он играл, я улыбаюсь, как идиот, прежде чем понимаю это и стираю улыбку с лица.
Я осматриваюсь и вижу место, где висит с потолка табличка, указывающая, где находится информационный стол. Наконец-то кто-то сможет сказать мне, что, черт возьми, я должен делать. И конечно, там никого нет. На краю стоит маленький колокольчик, поэтому я один раз звоню и жду, держу руки в карманах и осматриваю комнату.
|
|
Через несколько мгновений понимаю, что, учитывая уровень шума, возможно, никто не услышит звонок, поэтому снова дважды звоню.
— Я иду! Я иду! — кричит женский голос.
Я улавливаю движение справа, вовремя оглядываюсь ивижу, как из одной из полок выходит брюнетка с дюжиной детских книг, сложенных в ее руках. Она сбрасывает несколько прядей волос с лица и заявляет раздраженным голосом:
— Илай, если это ты...
Потом поднимает свойвзгляд зеленых глаз наверх и резко обрывает свое предложение, когда видит, что перед ней стою я.
Глава 6
Мэдисон
Ну, похоже, я ведьма. Это единственное объяснение поворота событий, происходящих сейчас в моей жизни. Буквально несколько минут назад я стояла и перекладывала книги на полке, мечтая о Бене Розенберге, как часто делала за прошедшие недели, с тех пор, когда видела его в последний раз. Я была погружена в свои мысли, пытаясь вспомнить настоящий оттенок его глаз — янтарный или бледно-медовый? — когда низко зазвонил колокольчик на моем столе, и вот он, в библиотеке, ждет меня.
Я создала его как по волшебству, проделав отличную работу и воссоздав его по памяти. Он одет в темные джинсы и серую футболку с круглым вырезом. Его коричневые волосы короче, чем я помню, и выглядят так, словно он пришел сюда прямо с офиса. Бен предстает передо мной строгим, серьезным и красивым мужчиной. Он не улыбается. Нет, мне кажется, он выглядит раздраженным. Его черты лица — широкий лоб, острые скулы и выраженная челюсть — делают его угрожающим. Я могу потерять сознание от шока, что вижу его снова, но я расправляю плечи и пробую выглядеть спокойной и хладнокровной.
|
|
— Бен Розенберг. Вернулся, чтобы забрать нашу библиотеку раз и навсегда? — шучу я, завернув за угол и направляясь к нему. Я очень быстро и тщательно анализирую свою внешность, представляя, как выгляжу перед ним прямо сейчас. У меня трикотажное бледно-синее платье-рубашка, с длинными рукавами и длиной до колен. Верх обтягивает мою грудь, но юбка ниспадает вокруг моих бедер. Это больше удобно, чем симпатично. У меня распущены волосы, и, черт возьми, я бы умерла, если бы утром перед работой немного накрасилась? Провела несколько раз помадой? Накладные ресницы? Смоки-айс? Я хочу отвернуться и ущипнуть себя за щеки или, еще лучше, дать себе пощечину, в надежде, что я буду выглядеть юной и сияющей, а не уставшей и перегруженной работой.
— Забрать библиотеку? Илай что-то упоминал о том, что все эти книги принадлежат мне.
Ох, хорошо, его тон твердый и не эмоциональный. Возможно, он пытался показаться не удивленным нашей встречей, как и я, или, возможно, он всегда такой непоколебимый.
Я подхожу ближе и бросаю детские книги на стол, набираясь смелости, чтоб посмотреть на него. Бен действительно высокий. Если бы мне пришлось долго на него смотреть, у меня бы свело шею.
— Он сильно преувеличил. Они принадлежат городу, — Я хмурюсь. — По крайней мере, я так думаю. Чем я могу помочь?
Его глаза холодно оценивают меня. Ах, да, они янтарные, и именно поэтому от страха у меня потеют ладони. Бен осматривает меня с головы до ног, и, могу поклясться, если бы я хорошо постаралась, то смогла бы найти намек на одобрение в его взгляде, но я не уверена. Он лучше себя контролирует в отличиеот меня. Если я когда-нибудь окажусь напротив него за покерным столом, то потеряю все свои сбережения.
— Я здесь, чтобы добровольно предложить свои услуги.
У меня расширяются глаза и краснеют щеки. Это звучит как сексуальный эвфемизм. Я сразу представляю, как он поцелуями по всему моему телу прожигает кожу. Это трикотажное платье очень легко разорвать на две части. Потом включается мой мозг, и я начинаю понимать значение его слов. Конечно, он улавливает мою реакцию, и, кажется, он слегка удивлен этим.
Я прочищаю горло и беру верхнюю книгу со стопки на моем столе.
— Почему? Эээ... — Я прочищаю горло. — Почему ты хочешь стать добровольцем здесь?
— Общественная работа по приказу суда. Это обязательно из-за той драки несколько недель назад. Помнишь?
— А, точно. — Я снова смотрю на него. Помню ли я? Каждая секунда той ночи навсегда врезалась в мою память. Его слова, его вид. Я помню подбитый глаз и красную, опухшую губу. Сейчас, его губы в порядке, на самом деле, Бен в отличной форме. Я смотрю на них и бездумно говорю:
— У тебя хорошо зажил глаз.
Он пальцами прикасается к уголку глаза, и я вынуждена смотреть туда, на яркий оттенок и черные ресницы.
Я знаю, что в ближайшее время кто-то из нас должен заговорить. Мы не можем, как сейчас, продолжать смотреть друг на друга, поэтому мысленно пинаю себя и выдавливаю слабую улыбку.
— Жаль, что не осталось шрама — он дал бы тебе определенный имидж.
Затем я шлепаюсь за свое рабочее кресло и трижды щелкаю мышкой, пытаясь разбудить компьютер. Хочу показать ему, что я занятая девочка. У меня есть рабочие обязанности, которыми я должна заниматься: электронная почта, конференц-звонки и финансовые документы. Ах, верно, я детский библиотекарь. В нескольких шагах кричит ребенок, и я вспоминаю, что я такая же устрашающая и деловая, как церковная мышь. В мои планы на сегодня входят чтение сказок о принцессах и игры с детьми.
Все еще делаю реальное шоу, набирая на клавиатуре кучу бессмысленного бреда, на всякий случай, но мой компьютер не хочет мне подыгрывать. Он блокирует меня, потому что я вводила неправильный пароль очень много раз. Раздается громкий, злой шум, похожий на сирену, и я хмурюсь от своей глупости.
— Сломался компьютер? — спрашивает Бен, и когда я поднимаю взгляд, вижу, что у него едва заметная ухмылка. У меня переворачивается желудок, словно при езде в парке аттракционов. Это не сработает. Он не может оставаться здесь надолго, давая мне надежду, где ее нет.
— Все в порядке. В любом случае, извини, что разочаровала тебя, но единственное место, где нужны волонтеры, это тут, внизу, в детском отделении. Я не думаю, что ты готов к этому. Детские разговоры, кричащие малыши, испорченные штаны... — Я морщу нос, чтоб он понял.
Бен смотрит вдаль, словно обдумывая все возможности, которые я только что ему описала. Я не вижу отвращения на его лице, как предполагала.
— Реально... всегда много какашек. — говорю я, стараясь по какой-то безумной причине убедить его уйти. Наверное, потому что в этот самый момент я плохо себя контролирую. И знаю, что выставляю себя полной дурой, но никак не могу остановиться. Я хочу, чтобы Бен сделал шаг назад. Или еще лучше, хочу, чтобы он сделал десять шагов назад. Я смирилась с тем фактом, что снова его не увижу. Я считаю, что это будет к лучшему. К чему еще может привести общение с Беном Розенбергом, кроме невзаимных чувств и адской боли?
Потом я понимаю, что у меня есть еще одна веская причина, почему он не может быть волонтером.
— Кроме того, я должна держаться подальше от тебя. Очевидно же, что из-за неприятностей. Правда, Бен?
— Что?
— Неприятности?
Он выглядит, словно я сбила его с толку, хотя, наверное, так и есть.
Я поднимаю со своего стола книги и иду назад к стопкам. Если он хочет продолжить разговор, то вынужден пойти за мной.
— Почему ты так думаешь?
Я смотрю на Бена через плечо. Могу поклясться, он смотрел на мою задницу, но я не уверена.
— Мой папа предупреждал меня по поводу тебя. Он сказал, что ты и твоя семья думаете, что все в КлифтонКоуве принадлежит вам, даже люди.
— Похоже, твой папа плохо меня знает. — Его слова пропитаны раздражением.
Теперь я чувствую себя ужасно из-за того, что ранила его чувства своими словами, когда на самом деле, возможно, он полная противоположность. Между нами высокая стена. Такое чувство, что здесь нет ни души. Я прижимаю к груди книги и перевожу на него взгляд. Бенхмуро смотрит на меня, и его рот сжат в резкую линию.
— Я не хотела тебя обидеть. Извини, если сделала это.
Он не отвечает.
У меня учащается сердцебиение, и я не хочу быть с ним один на один. Здесь десяток детей — неужели так трудно одному из них прибежать к нам и убрать это растущее напряжение между нами? Возможно, стоит принести одни испорченные штаны, о которых я его предупреждала?
Я пытаюсь найти решение наших проблем. Бен должен стать волонтером, чтобы исполнить предписание, а мне нужно держаться от него подальше. Одному из нас в итоге нужно будет уступить, и это, похоже, буду я. Я никогда не умела настоять на своем, но, возможно, могу получить из этого выгоду.
Я вспоминаю свой день рождения и тот самый момент, когда я, уставившись в свое отражение, загадала то желание.
Ко мне приходит мысль, и я решаю озвучить ее, пока мой мозг не решил, хорошая это идея или плохая. Скорее всего — последнее.
— Так вот, ты сможешь стать здесь волонтером, если кое-что сделаешь для меня.
У него с подозрением сужаются глаза.
— Что?
— Ничего, забудь об этом.
— Что сделать?
— Это глупость.
— Мэдисон, скажи.
У него жесткий тон и такие властные слова, что я выпаливаю:
— Я хочу, чтоб ты помог мне измениться.
— Измениться? — Его взгляд пробегается по моему платью, словно я имею в виду это не в переносном, а буквальном смысле.
Мне нужно быть более конкретной, а это значит, открыться ему, несмотря на осуждение и насмешки. Я никак не смогу объяснить свою просьбу, не засмеявшись с самой себя.
Но надо быть честной с собой. Этот год будет таким же, как год или два назад. Через одиннадцать месяцев я буду стоять на этом же месте и задувать свечи с убогого торта, любезно предоставленного миссис Аллен. Илай уедет в медовый месяц с Кевином, а Кэти уйдет, на ее месте будет новый скучающий стажер, отчаянно желающий быстрее вернуться домой.
Итак, я глубоко вздыхаю и говорю правду, всю правду, и да поможет мне Господь.
— Я хочу, чтобы ты, ну знаешь... помог мне стать... другой.
— Другой?
О, да. Что значит другой? Всю свою жизнь я была в роли хорошей девочки. Следовала правилам. Придерживалась комендантского часа.
— Я хочу, чтоб ты испортил меня.
Я зажмуриваю глаза.
Вот. Я сказала это.
— Извини, но я ничего не слышу. Ты закрываешь свой рот рукой.
О, верно. Ууупс.
Он наклоняется вперед и насильно опускает мою руку. Мы прикасаемся друг к другу, и у меня начинает ГОРЕТЬ кожа, и, вероятно, Бен это понимает, потому что отпускает ее. Хотя, он опоздал. Я могу ощущать на коже его тепло, и я сжимаю кулак, чтобы попытаться удержать это ощущение на себе как можно дольше.
— Мэдисон, — произносит он.
Мое имя— как заклинание на его губах, и мне надоело быть хорошей девочкой, надоело всегда оставаться на своем месте в поиске легких путей. В одну секунду я стою перед Беном Розенбергом, слишком напуганная, чтобы быть честной, боясь, что он подумает обо мне. В следующую— становлюсь беззаботной и кричу:
— Испорти меня!
Я вздохнула, словно сняла с груди валун весом в миллион фунтов, и,вау, я все еще на работе и определено наделала шума. Господи, что я сделала? Испорти меня?! Что это вообще значит?
Мамочка с маленьким ребенком ходит между рядами и с ужасом смотрит на меня.
—...это название книги, о которой я тебе говорила, — бормочу я. — Бестселлер по версии Нью-Йорк Таймс, отличная сюжетная линия. — Я широко ей улыбаюсь, чтобы сбить ее с толку, но она продолжает наклоняться к руке дочери и тащить ее прочь.
Бен, наоборот, смотрит на меня так, словно раньше никогда не видел, будто интересуясь, что творится у меня в голове. Надеюсь, он узнает, потому что я тоже хотела бы знать.
Затем уголок его рта поднимается, и это... это последняя картинка, которую я хочу видеть перед тем, как умереть от смущения: Бен Розенберг ухмыляется мне — Бен Розенберг, с его идеальным соотношением подбородка-скул-бровей, с его богатым высокомерием и самоуверенной осанкой. Мое лоно все еще изнывает.
— Что ты имеешь в виду под «испорти меня»?
Он едва сдерживает улыбку. Я знаю это.
Я закрываю глаза и возвращаюсь к своим обязанностям складывать книги.
— Когда это говоришь ты, это звучит глупо. Это часть моего решения на день рождения. Я хочу сделать этот год другим, более захватывающим. Есть вещи, которых я хочу добиться, но слишком боюсь, чтобы сделать это самостоятельно. Здесь в игру вступаешь ты.
— Почему я?
— Потому что, Бен... — сейчас я ухмыляюсь, подхожу ближе и поднимаю подбородок выше, чтобы пристально посмотреть в его янтарные глаза. — Ты — это неприятности, помнишь? Идеальный партнер для преступления. Ты будешь как Вирджил, направляющий меня через ад.
Он ставит локоть на полку рядом с ним, обращаясь ко мне с одинаковым уровнем любопытства и веселья.
— Так, о чем мы говорим? Съесть виноград в продуктовом магазине, прежде чем заплатить за него? Неосторожно переходить улицу?
Я наклоняю голову вперед-назад, дразня его.
— О, да, ха-ха. — Затем внезапно становлюсь серьезна, как инфаркт. — Нет, правда. Я хочу сделать первую татуировку. Хочу пойти на вечеринку, где люди принимают плохие решения.
Его глаза сужаются, я сглатываю и отвожу взгляд.
Есть еще кое-что, кое-что решающее, что я упускаю. Я говорила про это только Илаю, и он никогда не судил меня. Нет, я не проклинаю себя. Тут нечего стыдиться. Не то чтобы я какая-то старая дева, ведь мне всего двадцать пять...
— Итак, тыдолжензнатьуменяникогданебылосекса.
Я говорю эти слова так быстро, словно они одно целое, просто куча слогов, которые ничего не значат, но оставляют возможность парню понять буквы С-Е-К-С, сказанные последовательно, и объясняют то, что я имела в виду.
Бен кашляет, но это похоже больше на приступ удушья.
— Это часть уговора? Ты тоже хочешь это изменить? — спрашивает он, надеясь на объяснение.
Я киваю, и Бен выглядит так, словно я потребовала раздеть меня прямо сейчас и взять меня напротив одной из книжных полок, и он совершено испуган, отчего я решаю пояснить ситуацию:
— Я не прошу тебя изменить это. О, черт возьми. НЕТ. Это... — Я качаю головой, позволяя предложению умереть на моих губах. — Но, я надеялась, у тебя есть горячий друг или еще кто-то. Я не знаю, мы вернемся к этому позже. Я просто подумала, что ты должен знать все, прежде чем примешь решение.
Бен должен развернуться на пятках и убежать отсюда через ближайший запасной выход. Я только что все ему выдала, все неловкие моменты о себе, которые в обычных обстоятельствах ни за что не расскажу. В некотором роде это имеет смысл. Гораздо сложнее делиться грязными секретами с семьей и друзьями, с людьми твоего близкого окружения, с которыми ты будешь рядом в течение ближайших пятидесяти лет. Бен Розенберг — вне моей лиги, настолько далек от меня, что, так или иначе, мои секреты в безопасности с ним.
Я поднимаю взгляд и стараюсь понять, о чем он думает. Мы вот-вот пожмем друг другу руки и назовем это сделкой, или мне нужно будет найти другого человека, который вытащит меня из зоны комфорта? Я волнуюсь и морщу нос, убираю с лица несколько выбивших прядей волос, размышляя, тяжело ли будет развернуться и уйти от него, так и не сказав ни слова. Я пойду своей дорогой. Он —своей. Мы никогда снова не пересечемся. Со временем я смогу убедить себя, что этот день был ужасным кошмаром.
— Когда начнем?
Я дважды моргаю, когда его вопрос доходит до меня, и во мнезарождается надежда. Бен сделает это?! Его черты лица не меняются. Он такой же, как и всегда — жестокий и упрямый. Если он думает, что это неловко— обсуждениемоей девственности, — то он не подает виду.
Я прочищаю горло и пытаюсь звучать непринужденно:
— В следующую субботу. Ты придешь работать волонтером и...
— Нет. — Он качает головой. — Слишком много времени для того, чтобы ты струсила. Сегодня вечером у моего друга вечеринка. ДжейкЛарсон — ты знаешь его?
У меня расширялись глаза.
— Он дружит с моим братом.
— Это проблема? — дерзко спрашивает он.
Мое сердце бешено колотится.
— Нет, ты прав, никаких проблем.
Глава 7
Бен
Я до сих пор не уверен, что это не один большой розыгрыш. Каковы шансы на то, что я наткнусь на Мэдисон в библиотеке, и она толкнет меня между двух книжных полок, а потом будет умолять меня помочь сделать из неё плохую девочку? Это нереально. Это почти порнография. На ней платье бедно-голубого цвета, подчеркивающее её яркие глаза, её покрасневшая кожа и пухлые губы... И, черт, я все ещё не отхожу от шока, что снова её вижу, когда она приступает к своему гениальному плану, или нет, скорее ультиматуму: если я не помогу ей, она не разрешит мне быть тут добровольцем. Здесь становится жарко. Я мог обойти её. У неё есть босс. Уверен, я довольно легко мог бы найти способ стать добровольцем. Тем не менее, мне нравится её предложение, не говоря о том, что я никак не скажу ей «нет». Какого хрена я должен? Не похоже на то, что она просит горы свернуть. К тому же она просит как раз противоположное.
Испортить её.
Иисус.
Я теряю голову.
Я закончил старшую школу более десяти лет назад, и вот он я, стою и чувствую себя, будто мне снова восемнадцать. Все это кажется неправильным. Она невинная маленькая библиотекарь, и, очевидно, что я последний человек на земле, с которым её отец хочет, чтобы она разговаривала. Я думаю, у каждого внутри есть маленький бунтарь.
— Во сколько вечеринка? — спрашивает она, глядя на свои руки.
Я хочу улыбнуться, но не могу. Что-то подсказывает мне, что она вряд ли оценит, если над ней будут сейчас смеяться. Могу сказать, Мэдисон нервничает рядом со мной. Время от времени она мимолетно смотрит мне в глаза. Она беспокоится и переминается с одной ноги на другую. Возможно, не хочет, чтобы её поймали за отлыниванием от работы, или не хочет, чтобы её поймали между этими полками со мной. В любом случае, она краснеет, и у неё колотится сердце. Я знаю это.
— Все собираются там в восемь часов, — объясняю я.
Её брови приподнимаются.
— Обычно, в пятнадцать минут девятого я уже в постели с хорошей книгой.
Угол моего рта приподнимается.
— Уже струсила?
Мэдисон наклоняет свою голову и встречается со мной взглядом. Моя насмешка наконец-то заставила её показать немного гордости.
— Нет, — говорит она подчёркнуто твёрдым голосом.
Я киваю.
— Правильно. Тогда по пути туда я заберу тебя.
В панике у неё расширяются глаза.
— Возможно, это не очень хорошая идея, учитывая... — Она качает головой. — Я просто заставлю моего брата забрать меня. Уверена, он пойдёт.
Хорошо. В этом есть смысл. Встречусь с ней там.
После того как мы договорились, наш разговор переходит к волонтерству. Она проводит меня по детской секции, объясняя самое основное. Это не ракетостроение, что хорошо, потому что я едва слушаю её слова. Я все ещё в шоке от её откровений. Девственница. Мэдисон Харт — девственница. Как такое возможно? Она была на домашнем обучении? Нет. Была заперта на замок? Маловероятно. Скрыта от каждого мужчины во всем мире? Если её отец имеет к этому отношение, то да.
Пройти мимо этой девушки невозможно — она сногсшибательна. Я пытаюсь взглянуть на неё объективно, отбрасывая известные детали: очарование соседской девушки, загадочная привлекательность. Кому-то не нравятся зелёные глаза, темно-каштановые волосы и светлая кожа? Возможно, но это означает, что они идиоты или слепые. Есть только два варианта. Я понимаю, некоторые предпочитают очевидную красоту, готовых секс-кукол, но Мэдисон безусловно красива, просто у нее необычная красота. Есть разница.
— Бен, ты слушаешь? — спрашивает она, ведя меня через дверной проем.
— Да.
Нет, я не слушаю. Я смотрю на её профиль и думаю, как я справлюсь с этой миссией, которую она мне навязала. Продолжаю ждать, когда девушка выйдет из роли, сломается и скажет мне, что она дразнила меня все это время, но этого не происходит.
Сейчас мы вернулись в кладовку, и тут полный бардак. Скорее всего она просила своего стажёра спуститься вниз и на время переставить некоторые коробки, но у неё не дошли до этого руки, значит, эта задача ложится на меня. Это моя первая работа в качестве добровольца.
— Коробки вроде как тяжёлые, — жалуется она перед тем, как посмотреть на мои руки. Затем приподнимает брови и резко переключает внимание обратно на коробки. — Но я не думаю, что это будет для тебя проблемой.
На её столе звонит телефон, и ей нужно бежать. Она говорит мне, что если будут вопросы, можно найти её, но, как я уже говорил, это не сложное дело. Коробки помечены и достаточно легко ставятся на полки.
Я остаюсь тут один наедине со своими мыслями. И это даже к лучшему. В любом случае, мне есть о чем подумать.
На первый взгляд может показаться, что я, как школьник, увлечен Мэдисон. Очевидно, я нахожу её привлекательной. Её индивидуальность и то, насколько она отличается от других. Мне нравится её честность и открытость. В ней нет крутого прикрытия. Она та, кто есть, и это очень освежает во времена, когда каждый одержим фильтрами и лживой внешностью.
Сны, которые у меня были о ней, только подтверждают мое увлечение ею, но потом я напоминаю себе, что они, вероятно, не означают то, что я думаю. Та ночь, несколько недель назад, была мучительным опытом для нас двоих. Я пришёл на её защиту, когда она была в опасной ситуации. Очевидно, это оказало какое-то влияние на меня.
Но те картинки, которые мне снятся, не могут быть воплощены в жизнь.
Давая обещание на свой день рождения, Мэдисон эффективно пресекала любое развитие отношений, которое могло быть между нами. Возможно, я не джентльмен, но и не придурок, который будет использовать ее и играть с чувствами такой девушки, как она. Мэдисонневинная, и не только когда дело касается спальни. Я не могу поверить, насколько честной она была со мной, фактически незнакомцем. Я мог бы использовать эту невинность против неё. Плохой мужчина мог бы.
Внезапно ощущаю себя её напарником, сообщником, её соучастником в дерзкой миссии. Она хочет изменить свою жизнь и пройтись по списку собственных желаний. Некоторые могут подумать, что это смешно, даже по-детски. Как по мне, это смело. Многие люди просыпаются и повторяют одно и то же каждый день. У скольких хватит мужества встряхнуться? Отказаться от безопасной рутины? Я не выходил из своей зоны комфорта годами, и, возможно, это нужно мне так же, как и ей.
Даже если отбросить в сторону, что она забила последний гвоздь в крышку гроба Бена и Мэдисон, когда откинула идею спать со мной, и невзначай предложила идею переспать с кем-то из моих друзей.
Эта мысль немного жалит, поэтому выкидываю её и принимаюсь за работу, передвигая коробки.
Я нахожусь тут на протяжении двух часов, приводя это место в порядок. Когда заканчиваю, кладовка выглядит в десять раз организованнее, чем была до моего прихода. Мэдисон не может поверить своим глазам, когда приходит и видит это. Илай приходит с ней, и я слышу их, когда они разговаривают и смеются в холле. По-видимому, они хорошие друзья, не только коллеги, и меня удивляет, почему они ещё не встречаются или может они встречались? Возможно, она держит его вофренд-зоне?
Мэдисон заходит внутрь и крутится вокруг себя с вытянутыми руками.
— О боже, Бен! Ты удивительный! Здесь так много места!
Врывается Илай и хватает её под руки, вращая по кругу. Я с любопытством наблюдаю из дверного проёма за их отношениями. Видно, что им комфортно друг с другом. Он оборачивает одну руку ей за спину, потом наклоняет её ниже, и она не сопротивляется, доверяясь ему. Её платье скользит верх по её кремовому бедру, привлекая моё внимание, но затем он возвращает её назад, и они меняются местами.
— Хорошо, теперь я, теперь я! — говорит Илай, оборачивая её руку вокруг своей спины.
Я смеюсь, недоумевая, заинтересован ли он в Мэдисон так же, как и я.
— Илай и его парень брали уроки бальных танцев, — объясняет мне Мэдисон через плечо.
— В этом я лучше, чем он, — с гордостью утверждает он.
— Это один из пунктов в твоём списке? Уроки танцев? — спрашиваю я, наблюдая за Мэдисон, когда она пытается использовать обе руки, чтобы спасти Илая от его мужественного падения. Его голова чуть не столкнулась с землей.
Илай смотрит на нас хмурым взглядом, поправляя свою рубашку.
— Какой список?
Мэдисон прочищает горло и машет рукой.
— О, я просто дала Бену список вещей, которые нужно сделать в первый день волонтерской работы — убрать здесь, реорганизовать полки и тому подобное. — Мэдисон поворачивается ко мне и её голос приобретает шутливый тон. — Ха-ха, нет, Бен. От волонтеров библиотеки танцы не требуются.
Её ложь подтверждает мои подозрения. Я действительно её единственный напарник. Даже Илай не знает, что она замышляет. Он кивает, купившись на ужасную ложь, но, когда Мэдисон снова на меня смотрит, я выгибаю бровь.
Прежде чем её щеки приобретают оттенок красного, она отводит взгляд в сторону.
Мне нравится знать её секреты.
Нравится видеть, как она сейчас взволнована от страха, что я все раскрою. Конечно, я этого не сделаю, потому что какая от этого радость?
Мы остаёмся там ещё какое-то время. Я спрашиваю, как долго они дружат, и узнаю, что они оба искали работу в библиотеке сразу после колледжа. Илай говорит, что Мэдисон отлично ладит с детьми, терпелива и энергична. Она сияет после его комплиментов и отмахивается от них.
— Любой поступит так же. Это правда забавная работа.
Нет, не каждый пойдет на это.
— Итак, Бен, ты будешь с нами на протяжении следующих нескольких недель? — спрашивает Илай, бегло посмотрев на меня.
Я киваю.
— Пока я не выполню предписанных общественных работ.
— Бен —закоренелый преступник, — шутит Мэдисон. — Ты знал?
Илай притворяется, будто он девица в беде, падающая в обморок.
— Как будто ты уже не достаточно заставил всех нас страдать.
Я улыбаюсь и ловлю на себе взгляд Мэдисон. Она изучает меня, поглядывая, когда думает, я не замечаю. Тот факт, что я ловлю её за этим, приводит её в ступор.