Неизменный закон природы

В последней главе трактата «Чжуан-цзы» «Поднебесная» сказано, что главные идеи Лао-цзы — идеи о тай и, или Великом Одном, о Наличии, Отсутствии и неизменном. Великое Одно — это Дао. Дао порождает одно, поэтому само является «Великим одним». «Неизменное» — перевод иероглифа чан, который также можно перевести как «вечное», «постоянное». Хотя сами вещи именуемы и изменяются, законы, управляющие изменением вещей, сами неизменны. Поэтому в «Дао-дэ цзине» иероглифом чан обозначается то, что всегда таково, что можно считать правилом. Например, Лао-цзы говорит: «Покорение Под­небесной неизменно идет от недеяния» (гл. 48). Или еще: «У пути Неба нет приближенных, оно неизменно на стороне благородного человека» (гл. 79).

Самый фундаментальный из законов, что управляют изменением вещей, гласит: «когда вещь достигает своего предела, она переходит в противоположное». Это не слова самого Лао-цзы, а китайская поговорка, идея которой, несомненно, идет от Лао-цзы. Сам он говорил: «Возвращение — это движение Дао» (гл. 40) и «Идти дальше и дальше — значит возвращаться снова» (гл. 25). Смысл в том, что если что-нибудь развивается до каких-то предельных качеств, эти качества неизменно обращаются в свою противоположность.

Таков закон природы. Поэтому: «Счастье основано на бедствии, бедствие покоится на счастье» (гл. 58). «Владе­ющие немногим приобретут, владеющие многим собьются с пути» (гл. 22). «Сильная буря не продержится целое утро, сильный дождь не продержится весь день» (гл. 23). «Самые уступчивые вещи в Поднебесной правят самыми неуступчивыми» (гл. 43). «Уменьши вещь, и она увели­чится. Увеличь вещь, и она уменьшится» (гл. 42). Все эти парадоксальные теории перестанут быть таковыми, если понимать фундаментальный закон природы. Но обычным людям, не имеющим представления об этом законе, они действительно кажутся парадоксальными. Поэтому Лао-цзы говорит: «Низкий человек, услышав Истину, громко смеется над ней. Если бы он не смеялся, то она не была бы Истиной» (гл. 41).

Возникает вопрос: допустим, что вещь, достигая предела, затем обращается в противоположность. Что тогда означает «предел»? Есть ли какая-то абсолютная граница для развития, переход за которую означает восхождение к пределу? В «Дао-дэ цзине» не ставится такой вопрос и, следовательно, не дается и ответ на него. Но если бы подобный вопрос и был поставлен, я полагаю, что Лао-цзы ответил бы так: никакой абсолютной границы не может быть предписано всем вещам при любых обстоятельствах. Что касается человеческой деятельности, граница продвижения зависит от субъективных чувств человека и объективных обстоятельств. Исаак Ньютон, например, знал, что его знание вселенной не больше знания о мире маль­чика, играющего на морском берегу. С таким знанием Ньютон, несмотря на его огромные достижения в физике, был еще очень далек от достижения границ своего знания. Однако, если студент, проштудировав учебник по физике, полагает, что теперь он знает все, что нужно знать о науке, он не продвинется более в своем знании ни на шаг и, несомненно, «повернет вспять». Лао-цзы говорит: «Если люди высокого положения и богатства надменны, они обрекают себя на неизбежное разрушение» (гл. 9). Надменность — признак того, что развитие достигло предела. Эго первое, чего следует избегать.

Граница развития для данной деятельности зависит и от объективных обстоятельств. Когда человек ест слишком много, он страдает. При переедании то, что обычно хорошо для организма, становится губительным. Следует есть столько, сколько необходимо. Но количество необходимого для каждого конкретного человека зависит от возраста, здоровья и качества пищи.

Таковы законы, управляющие изменением вещей. Лао-цзы называет их неизменными. Он говорит: «Знание не­изменного зовется просвещенностью» (гл. 16). И еще: «Знающий неизменное свободен. Будучи свободен, он лишен предрассудков. Будучи лишен предрассудков, он всеобъ­емлющ. Будучи всеобъемлющим, он безбрежен. Будучи безбрежным, он с Истиной. Будучи с Истиной, он живет вечно и за свою жизнь не познает неудач» (там же).

Поведение человека

Лао-цзы предупреждает: «Не знающий неизменного и действующий слепо попадает в беду» (там же). Необходимо знать законы природы и соотносить с ними свое поведение. Это, согласно Лао-цзы, называется «следованием просветленности». Общее правило для человека, «следующего просветленности», в том, что, если он хочет достичь чего-нибудь, он начинает с противоположного, а если он хочет сохранить что-либо, он допускает в это что-то противоположное. Желающий быть сильным должен начать с ощущения, что он слабый, а желающий сохранить капитализм должен впустить в него какие-то элементы социализма.

Поэтому Лао-цзы говорит: «Совершенномудрый, оставаясь позади, всегда впереди. Оставаясь вовне, он всегда там. Не потому ли, что он не жаждет личных целей, все его личные цели завершены?» (гл. 7). «Он не показывает себя, поэтому его видно повсюду. Он не открывает себя, поэтому он различим. Он не утверждает себя, поэтому он достигает успеха. Он не хвастается своими деяниями, поэтому он продолжает существовать. Он ни с кем не соперничает, поэтому никто в Поднебесной не может соперничать с ним» (гл. 22). Эти пассажи иллюстрируют одну сторону общего правила.

В «Дао-дэ цзине» также сказано: «В самом совершенном что-то упущено, но использование его не будет ущербным. Самое полное кажется пустым, но его использование неистощимо. Самое прямое выглядит изломом. Величайшее умение кажется неуклюжим. Величайшее красноречие ка­жется заиканием» (гл. 45). И еще: «Будь изогнутым, и окажешься целым. Будь изломанным, и окажешься прямым. Будь пустым, и окажешься полным. Будь в лохмотьях, и окажешься в обновках. Имей мало, и приобретешь. Но имей много, и будешь сбит с толку» (гл. 22). Это иллюстрирует вторую сторону общего правила.

Благоразумный человек может спокойно жить в этом мире и добиваться своих целей. Так Лао-цзы отвечает на изначальный вопрос даосов: как сохранить жизнь и избежать вреда и опасности в человеческом мире. Живущий благоразумно должен быть мягким, смиренным и довольствоваться малым. Быть слабым — значит сохранить силы и тем самым стать сильным. Смирение противоположно надменности, поэтому, если надменность свидетельствует о том, что человек достиг своего предела, смирение показывает, что предел еще далеко не достигнут. А если человек довольствуется малым, это не дает ему зайти слишком далеко и достигнуть предела. Лао-цзы говорит: «Знать, как быть довольным — значит избежать смерти; знать, где остановиться, значит избежать вреда» (гл. 45).

«Поэтому совершенномудрый отбрасывает избыточное, расточительное, крайнее» (гл. 29).

Все эти теории выводимы из общей концепции «возвращение — это движение Дао». Да и хорошо известная даосская теория у вэй также выводима из этого общего правила. У вэй буквально означает «не действовать» или «недеяние». Но, пользуясь таким переводом, необходимо помнить, что на самом деле это не означает полного отсутствия деятельности или ничегонеделания. Понятие у вэй означает меньшую активность или делание меньшего. Оно также подразумевает лишенное искусственности и произвольности действие.

Активность подобна многим другим вещам. Если ее слишком много, она становится более вредной, чем полезной. Далее, цель действия заключается в том, чтобы что-то было сделано. Но если переусердствовать, это может привести к «перевыполнению», что порой хуже, чем вообще неделание. Хорошо известная китайская история гласит, как однажды два человека соревновались в рисовании змеи: кто первым закончит рисунок, тот и выиграл. Один из них, закончив рисовать, увидел, что другой отстает, и решил улучшить свой рисунок и пририсовал змее ноги. Тогда его соперник сказал: «Ты проиграл, ведь у змеи нет ног». Так переусердствование уничтожает собственное намерение. В «Дао-дэ цзине» сказано: «Завоевание Поднебесной неизменно происходит от недеяния; делая что-то, нельзя завоевать Поднебесную» (гл. 48). «Недеяние» здесь означает «непереусердствование».

Искусственность и произвольность противоположны естественности и спонтанности. Согласно Лао-цзы, все вещи порождаются Дао. В этом процессе возникновения каждая индивидуальная вещь приобретает что-то от всеобщего Дао, и это что-то называется Дэ. Буквально это слово означает «сила» или «добродетель», как в нравственном, так и в другом значении. Дэ вещи в том, что она есть. Лао-цзы говорит: «Все вещи уважают Дао и ценят Дэ» (гл. 51). Потому что благодаря Дао они рождаются, а бла­годаря Дэ они такие, какие есть.

Согласно теории «недеяния», человек должен ограни­чить свою деятельность тем, что необходимо и естественно. Необходимое — то есть нужное для достижения цели непереусердствование. Естественное же означает следование своему Дэ без всяких произвольных попыток отклониться от нее. В этом следовании должно полагать простоту руководящим принципом жизни. Идея простоты (пу) — очень важная и у Лао-цзы, и у даосов в целом. Дао — это «необработанная глыба» (пу), то есть сама простота. Нет ничего проще безымянного Дао. Дэ — второе по простоте, и человек, следующий Дэ, должен вести настолько простую жизнь, насколько возможно.

Жизнь, следующая Дэ, лежит за пределами разграни­чения добра и зла. Лао-цзы говорит: «Когда все в Под­небесной узнают, что прекрасное — это прекрасное, сразу же появляется безобразное. Когда все в Поднебесной узнают, что добро — это добро, сразу же появляется и зло» (гл. 2). Поэтому Лао-цзы презирает такие конфуцианские добродетели, как гуманность и справедливость, ибо пола­гает, что они представляют собой вырождение Дао и Дэ. Поэтому он говорит: «Когда Дао утрачено, появляется Дэ. Когда Дэ утрачено, появляется гуманность. Когда гуман­ность утрачена, появляется справедливость. Когда справедливость утрачена, появляется ритуал. Ритуал — это вырождение верности и искренности и начало беспорядка в Поднебесной» (гл. 38). Здесь мы видим явное противо­стояние даосизма и конфуцианства.

Люди утратили естественное Дэ, потому что у них слишком много желаний и знаний. Потакая своим желаниям, люди ищут счастья. Но, когда они хотят удовлетворить слишком много желаний, они получают обратный результат. Лао-цзы говорит: «Пять цветов ослепляют глаза. Пять нот притупляют уши. Пять вкусов утомляют рот. Скачка и охота убивают разум. Труднообретаемые сокро­вища мешают правильному поведению» (гл. 5). Поэтому «нет большего беспорядка, чем не довольствоваться тем, что имеешь; нет большей вины, чем желание приобретения» (гл. 46). Лао-цзы подчеркивает, что люди не должны иметь много желаний.

Точно так же Лао-цзы утверждает, что люди не должны много знать. Знание само по себе является объектом желания. Оно также побуждает людей больше знать об объектах желания и служит средством достижения этих объектов. Знание — и хозяин, и слуга желания. Расширяя свои знания, люди перестают понимать, как довольствоваться тем, что есть, и где остановиться. Поэтому, в «Дао-дэ цзине» говорится: «Когда появились знания и понятливость, возникла и большая фальшь» (гл. 18).

Политическая теория

Из этих теорий Лао-цзы выводит и свою политическую доктрину. Даосы соглашаются с конфуцианцами в том, что государство может быть идеальным, только если во главе его стоит совершенномудрый. Только совершенно-мудрый может и должен править. Различие же между двумя школами в следующем: По конфуцианству, когда совершенномудрый становится правителем, он должен очень много делать для людей, в то время как даосы утверждали, что обязанность совершенномудрого прави­теля не в том, чтобы делать что-то, а в том, чтобы унич­тожать сделанное или вообще не делать ничего. Причина этого, согласно Лао-цзы, кроется в том, что все беды мира не от того, что что-то не сделано, а наоборот, от того, что сделано слишком много. В «Дао-дэ цзине» сказано: «Чем больше в Поднебесной ограничений и запретов, тем беднее народ. Чем больше у людей острого оружия, тем в большем беспокойстве государство. Чем более искусны ремеслен­ники, тем больше появится вредных изобретений. Чем больше издавать законов, тем больше будет воров и раз­бойников» (гл. 27).

Первым актом совершенномудрого правителя должна стать отмена всего этого. Лао-цзы говорит: «Прогони мудрость, отбрось знание, и люди извлекут стократную выгоду. Прогони гуманность, отбрось справедливость, и люди будут покорны и сострадательны. Прогони искусность, отбрось выгоду, и воры и грабители исчезнут» (гл. 19). И еще: «Не возвышай достойных, и люди больше не будут вздорными. Не цени сокровища, которые трудно получить, и не будет больше воров. Если люди не видят вещей, что возбуждают желания, их сердца не будут смущены. Поэтому совершенномудрый правит людьми, опустошая их сердца, наполняя их желудки, ослабляя их волю и делая крепкими их кости, всегда лишая людей знаний и желаний» (гл. 3).

Совершенномудрый правитель уничтожает все причины бедствий в мире. После этого он правит недеянием. В состоянии недеяния он не совершает ничего, но при этом все дела завершены В «Дао-дэ цзине» сказано: «Я не действую, и люди сами изменяются. Я люблю покой, и люди сами идут прямо. Я не озабочен ничем, и люди сами процветают. Я не имею желаний, и люди сами просты» (гл. 57).

«Не действуй, и не останется ничего, что не было бы не сделано». Это еще одна из кажущихся парадоксальными идей даосов. В «Дао-дэ цзине» читаем: «Дао не совершает ничего, и при этом нет ничего, что не было бы совершено» (гл. 47). Дао порождает все вещи. Оно не является вещью и поэтому не может действовать как вещи. Но все вещи возникают. Так, Дао не делает ничего, но ничего не сделанного нет. Оно позволяет каждой вещи сделать то, что она может сделать. Согласно даосам, правитель государства должен строить себя по образу Дао. Он тоже не должен ничего совершать и позволять людям совершать то, что они сами могут совершить. В этом проявляется иное значение у вэй (недеяние), которое позднее, с определенными изменениями, станет одной из важнейших теорий легистов (дм щя).

У детей мало знаний и мало желаний. Они не далеки от естественной Дэ. Каждый человек по возможности должен сохранять их простоту и невинность. Лао-цзы гово­рит: «Не удаляться от неизменной Дэ значит возвращаться к состоянию ребенка» (гл. 28). «Того, кто объемлет Дэ во всей ее полноте, можно сравнить с ребенком» (гл. 55). Раз жизнь ребенка ближе к идеальной жизни, совершенномудрый правитель желает, чтобы весь народ походил на маленьких детей. Лао-цзы говорит: «Совершенномудрый относится ко всем как к детям» (гл. 49). Он «не просвещает их, но оставляет их в глупости» (гл. 45).

«Глупость» здесь — это перевод иероглифа юй, означающего глупость в смысле простоты и невинности. Совершенномудрый хочет не только, чтобы люди были «глупыми», но и сам желает быть таковым. Лао-цзы говорит: «Я — сердце самого глупого» (гл. 20). В даосизме «глу­пость» — не грех, а великая добродетель.

Но разве «глупость» совершенномудрого — то же самое, что «глупость» ребенка или простого народа? Конечно нет. «Глупость» совершенномудрого — это итог сознательного процесса самосовершенствования. Оно есть нечто высшее, чем знание, большее, а не меньшее. Китайская пословица гласит: «Великая мудрость подобна глупости». «Глупость» совершенномудрого — это великая мудрость, а не «глупость» ребенка или простого народа. Последнее есть дар природы, а первое — достижение духа. Но даосы во многих случаях путали их. Мы увидим это в философии Чжуан-цзы.

VII ДАО

1. Как определяется в даосских трактатах сущность Дао? Какими свойствами наделяется в них Дао? Каким образом Дао порождает все вещи?

2. Что такое дэ? Каким образом взаимодействуют Дао и дэ?

3. Что означает принцип недеяния у даосов?

4. Определите своими словами принцип естественности. Объ­ясните, каким образом в соблюдении принципа естественности может заключаться смысл человеческой жизни.

5. Сформулируйте общественно-политический идеал даосов. Покажите, каким образом в этом идеале нашли свое отражение принципы недеяния и естественности.

6. Согласны ли вы с даосским подходом к миру и месту в нем человека? Аргументируйте свой ответ.

[О ПРИРОДЕ ДАО]

Смотрю на него и не вижу, а потому называю его невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым. Пытаюсь схватить его и не достигаю, поэтому называю его мельчайшим… Оно бесконечно и не может быть названо. Оно снова возвращается к небытию. И вот называю его формой без форм, образом без существа … (гл. 14).

…Однако в его туманности и неопределенности скрыты вещи. Оно глубоко и темно. Однако в его глубине и темноте скрыты тончайшие частицы. Эти тончайшие частицы обладают высшей действительностью и достоверностью… (гл. 21).

Человек следует [законам] земли. Земля следует [законам] неба. Небо следует [законам] дао, а дао следует самому себе (гл. 25).

Дао вечно и безымянно. Хотя оно ничтожно, но никто в мире не может его подчинить себе. Если знать и государи могут его соблюдать, то все существа сами становятся спокойными. Тогда небо и земля сольются в гармонии, наступят счастье и благополучие, а народ без приказания успокоится…

Когда дао находится в мире, [все сущее вливается в него], подобно тому, как горные ручьи текут к рекам и морям (гл. 32).

Дао рождает [вещи], дэ вскармливает их. Вещи оформляются, формы завершаются. Поэтому нет вещи, которая не почитала бы дао и не ценила бы дао. Дао почитаемо, дэ ценимо, потому что они не отдают приказаний, а следуют естественности.

Дао рождает [вещи], дэ вскармливает [их], совершенствует их, делает их зрелыми, ухаживает за ними, поддерживает их. Создавать и не присваивать, творить и не хва­литься, являться старшим и не повелевать – вот что называется глубочайшим дэ (гл. 51).

[ПРИНЦИП НЕДЕЯНИЯ]

Человек высшей учености, узнав о дао, стремится к его осуществлению. Человек средней учености, узнав о дао, то соблюдает его, то нарушает. Человек низшей учености, узнав о дао, подвергает его насмешке. Если оно не подверглось бы насмешке, не являлось бы дао. Поэтому существует поговорка: кто узнает дао, похож на темного; кто проникает в дао, похож на отступающего; кто на высоте дао, похож на заблуждающегося; человек высшей добродетели похож на простого; великий просвещенный похож на презираемого; безграничная добродетель похожа на ее не­достаток; распространение добродетели похоже на ее расхищение; истинная правда похожа на ее отсутствие… (гл. 41).

Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественное дао. Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познает [все]. Не видя [вещей], он проникает в их [сущность]. Не действуя, он добивается успеха (гл. 47).

Кто учится, с каждым днем увеличивает [свои знания]. Кто служит дао, изо дня в день уменьшает [свои желания]. В непрерывном уменьшении [человек] доходит до не­деяния. Нет ничего такого, что бы ни делало недеяние. ­Поэтому овладение Поднебесной всегда осуществляется посредством недеяния. Кто действует, не в состоянии овладеть Поднебесной (гл. 48).

…Кто действует – потерпит неудачу. Кто чем-либо вла­деет – потеряет. Вот почему совершенномудрый бездеятелен, и он не терпит неудачи. Он ничего не имеет и поэтому ничего не теряет. Те, кто, совершая дела, спешат достигнуть успеха, потерпят неудачу. Кто осторожно заканчивает свое дело, подобно тому, как он его начал, у того всегда будет благополучие. Поэтому совершенномудрый не имеет страсти, не ценит труднодобываемые предметы, учится у тех, кто не имеет званий, и идет по тому пути, по которому прошли другие. Он следует естественности вещей и не осмеливается [самовольно] действовать (гл. 64).

[ПРИНЦИП ЕСТЕСТВЕННОСТИ.

ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ]

Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Несколько хуже те правители, которые требуют от народа его любить и возвышать. Еще хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те правители, которых народ презирает… (гл. 17).

Пусть государство будет маленьким, а население – редким. Если [в государстве] имеются различные орудия, не надо их использовать. Пусть люди до конца своей жизни не уходят далеко [от своих мест]. Если [в государстве] имеются лодки и колесницы, не надо их употреблять. Даже если имеются воины, не надо их выставлять. Пусть народ снова начинает плести узелки и употреблять их вместо письма. Пусть его пища будет вкусной, одеяние красивым, жилище удобным, а жизнь радостной. Пусть соседние государства смотрят друг на друга, слушают друг у друга пение петухов и лай собак, а люди до самой старости и смерти не посещают друг друга (гл. 80).

Лао-цзы. Книга о дао и дэ // Древнекитайская философия.

Собр. текстов в 2 т. – М., 1972. – Т. 1. – С. 114–138.