В ванной я с ужасом увидела своё отражение в зеркале, но фотографии вокруг него говорили, что это правда. Я заметила имя мужчины, Бен, и оно каким-то образом показалось мне знакомым. Мой возраст, мой брак, эти факты сначала не говорили мне ничего, но потом, казалось, заставили меня начать вспоминать. Они были похоронены, но не глубоко.
Доктор Нэш позвонил мне почти сразу же, как Бен ушёл на работу. Он напомнил мне о дневнике и сказал, что позже заедет за мной, чтобы забрать мои анализы. Я принялась читать дневник.
В дневнике были некоторые факты, которые я помнила, а, возможно, и целые описанные мной эпизоды. Как будто какие-то остатки памяти пережили ночь. Именно поэтому мне нужно было убедиться, что факты в дневнике правдивы. Я позвонила Бену.
- Бен, - сказала я, когда он ответил, что не занят. - У тебя когда-нибудь были усы?
- Что за странный вопрос! - сказал он. Я услышала звон ложки о чашку и представила, как он кладёт сахар в кофе, а на столе перед ним лежит газета.
Я почувствовала себя неловко. Не зная, что я могу ему рассказать, а что нет.
- Я просто..., - начала я. - Кажется, я кое-что вспомнила. Тишина.
- Вспомнила?
- Да, - ответила я. - Думаю, да.
В моей голове промелькнуло то, о чём я писала, его усы, нагое тело, эрекция, и всё то, о чём я вспомнила вчера. Мы в кровати. Целуемся. Воспоминания вспыхнули, а затем исчезли. Неожиданно, мне стало страшно.
- Я просто вспомнила тебя с усами.
Он засмеялся. Я услышала, как он поставил на стол чашку, и земля начала уходить из- под ног. Может быть, всё, что я написала ложь. Я же писательница. Или, по крайней мере, была. Осознание бесполезности моих логических построений больно ударило по мне. Я же писала не реальные факты, а вымысел, поэтому моё утверждение, что я писательница может быть так же вымыслом. В таком случае то, что я написала, не вымысел. У меня закружилась голова. И всё же я чувствовала, что права. Я говорила это себе. Плюс я владела методом слепой печати. Или я просто написала это...
|
|
- Так у тебя были усы? - с отчаянием спросила я. - Просто... Это очень важно.
- Дай подумать, - сказал он. Я представила, как он закрывает глаза, кусая нижнюю губу, изображая сосредоточенность.
- Думаю, у меня когда-то были усы. Совсем недолго. Много лет назад. Я и забыл... - он замолчал, а потом добавил. - Да. Я носил усы. Всего-то неделю или около того. Давным- давно.
- Спасибо, - сказала я с облегчением. Земля под ногами снова начала обретать
твёрдость.
- С тобой всё нормально? - спросил он, и я ответила, что да.
Доктор Нэш заехал за мной в полдень. Он предложил мне сначала поехать пообедать, но я была не голодна. Скорее нервничала.
- Мы встретимся с моим коллегой, - сказал он в машине. - Доктором Пакстоном. Я ничего не ответила.
- Он эксперт в области функциональной визуализации пациентов с такими проблемами, как у тебя. Раньше мы работали вместе.
- Хорошо, - сказала я. Мы застряли в пробке.
- Я тебе вчера звонила? - спросила я. Он ответил, что да.
- Ты читала дневник?
- Большую часть. Я пропускала некоторое моменты. Он уже довольно длинный. Он заинтересовался:
- И какие части ты пропускала? Я задумалась на мгновение:
- Части, которые казались мне знакомыми. Такое ощущение, как будто они напоминали мне то, что я и так уже знаю. Уже вспомнила...
- Это хорошо. - Он посмотрел на меня. - Очень хорошо. Я почувствовала прилив удовольствия.
|
|
- Так почему я тебе звонила? Вчера?
- Ты хотела узнать, правда ли, что ты написала роман, - ответил он.
- И что? Я и вправду написала роман? Он повернулся ко мне и улыбнулся:
- Да. Да, ты написала его.
Машины снова двинулись, и мы тоже тронулись с места. Я почувствовала облегчение. Я так и знала, что написанное мной правда. Теперь я расслабилась и могла наслаждаться поездкой.
Доктор Пакстон был старше, чем я ожидала. Он был одет в твидовый пиджак. Седые волосы необузданно росли из ушей и носа. Он выглядел так, как будто ему пора на пенсию.
- Добро пожаловать в Винсент холл имиджинг центр, - сказал он, когда доктор Нэш представил нас друг другу, а, потом, не отрывая глаз от меня, подмигнул и пожал мне руку.
- Не волнуйтесь, - добавил он. - Всё не так грандиозно, как звучит. Входите. Давайте я устрою вам экскурсию.
Мы вошли в здание.
- Мы прикреплены к здешнему госпиталю и университету, - сказал он, когда мы прошли через главный вход.
- Которые могут быть одновременно и благословением и проклятьем.
Я не поняла, о чём он говорит и ждала, что он пояснит, но он ничего больше не сказал.
Я улыбнулась.
- Правда? - спросила я. Он пытается помочь мне, поэтому мне хотелось быть вежливой.
- Каждый хочет, чтобы мы делали всё, - он засмеялся. - Но никто не хочет платить нам за это.
Мы прошли через комнату ожидания. Она была усеяна пустыми стульями, выброшенными пластиковыми стаканами и такими же журналами, которые мне покупал Бен, Радио Таймс, Хелло!, а теперь к ним прибавились ещё и Кантри лайф и Мэри Клер.
Комната выглядела так, как будто недавно здесь была вечеринка, которую люди покидали в спешке. Доктор Пакстон остановился у двери.
|
|
- Хотите посмотреть центр управления?
- Да, - ответила я.
- МРТ - достаточно новая технология, - он сказал, когда мы вошли. - Вы слышали об МРТ? Магнитно-резонансной томографии?
Мы стояли в маленькой комнате, освещённый лишь призрачным светом компьютерных мониторов. Одна стена была занята окном, за которым была ещё одна комната, в которой стоял цилиндрический аппарат, из него, как язык, торчала кровать.
Я начала испытывать чувство страха. Мне было ничего известно об этой машине.
Откуда бы мне знать что-либо о ней, если у меня нет воспоминаний.
- Нет, - ответила я. Он улыбнулся.
- Извините. МРТ - довольно стандартная процедура. Это что-то типа рентгеновских лучей, проходящих через тело. Здесь мы используем те же методы, которые позволяют посмотреть, как работают функции мозга.
Затем заговорил доктор Нэш, впервые за долгое время, и его голос вучал слабо, почти робко. Интересно, от был в восторге от доктора Пакстона, или отчаянно пытался произвести на него впечатление.
- Если у кого-нибудь обнаруживается опухоль головного мозга, то нам нужно просканировать голову, чтобы выяснить, где именно она располагается, какая именно часть мозга поражена. Мы можем увидеть структуру мозга. Функциональный МРТ позволяет увидеть, какую часть мозга вы используете, выполняя те или иные задачи. Мы хотим посмотреть, как твой мозг обрабатывает воспоминания.
- Какие части мозга загораются, на самом деле, - сказал Пакстон. - Куда текут электрические соки.
- И как это поможет? - спросила я.
- Мы надеемся, это поможет нам определить, где находится повреждение, - сказал доктор Нэш. - Какие процессы идут неправильно. Что работает не так.
- А это поможет вернуть воспоминания? Он помолчал, а затем сказал:
- Мы надеемся на это.
Я сняла обручальное кольцо и серьги и положила их в пластиковый лоток.
- Тебе придётся здесь оставить ещё и свою сумку, - сказал доктор Пакстон, а затем спросил меня, проколото ли у меня ещё что-нибудь.
- Вы бы удивились, если бы узнали, что себе только не прокалывают люди, - сказал он, когда я отрицательно покачала головой.
- Будет немного шумно. Тебе понадобится вот это, - он протянул мне оранжевые затычки для ушей. - Готовы?
Я замялась:
- Я не знаю.
Страх начал подбираться ко мне. Комната, казалось, съёжилась и стала темнее, а за
стеклом маячил сканер. У меня было чувство, что я уже видела этот сканер или точно такой же.
- Не уверена, - сказала я.
Доктор Нэш подошёл ко мне и положил свою руку на мою.
- Это абсолютно безболезненно, - сказал он. - Просто немного шумно.
- Это безопасно?
- Совершенно. Я буду здесь, прямо за стеклом. Я буду видеть тебя всё время, пока ты будешь в сканере.
Должно быть, я по-прежнему выглядела неуверенной, поэтому доктор Пакстон добавил:
- Не волнуйтесь. Вы в надёжных руках, моя дорогая. Ничего плохого не случится. Я посмотрела на него, он улыбнулся и сказал:
- Можете думать, что ваши воспоминания потерялись где-то в вашей голове. И всё, что мы делаем - это пытаемся найти с помощью этой машины, где именно.
Внутри было холодно, несмотря на одеяло, которым меня укутали, и темно, вне зависимости от того, что красный свет мигал, освещая комнату и зеркало, висевшее в рамке в нескольких сантиметрах над моей головой, наклонённое таким образом, что отражало изображение на экране компьютера, который был установлен где-то в другом месте.
Помимо затычек для ушей у меня ещё были наушники, с помощью которых, как они сказали, будут связываться со мной, но сейчас они молчали. Я ничего не слышала, кроме отдалённого шума, звука собственного тяжёлого дыхания и глухого стука сердца.
В правой руке я сжимала пластиковый шарик, наполненный воздухом.
- Сожми его, если тебе нужно будет сказать что-нибудь, - сказал доктор Пакстон.
- Мы тебя не услышим, если ты что-нибудь скажешь.
Я гладила по эластичной поверхности шарика и ждала. Я хотела закрыть глаза, но они сказали, что мне нужно держать глаза открытыми и смотреть на экран. Поролоновые клинья крепко держали мою голову. Я не смогла бы двинуться, даже если бы захотела. А одеяло укутывало меня, как саван.
Воцарилась тишина, потом послышался щелчок. Такой громкий, что, несмотря на затычки для ушей, я вздрогнула, и за ним последовал второй, а затем третий щелчок. Не знаю точно, низкий звук шёл из машины или из моей головы. После мгновения тишины чудовище проснулось и загрохотало.
Я вцепилась в резиновую грушу, как в последнюю надежду, но не сжала её, а затем опять шум, словно звук тревоги или дрели, снова и снова, невероятно громкий, такой громкий, что всё моё тело сотрясало с каждым новым включением.
Я закрыла глаза. Тут же в моей голове возник голос:
- Кристина. Пожалуйста, открой глаза! Они каким-то образом видели меня.
- Не волнуйся всё в порядке.
В порядке? Да что они об этом знают? Что они знают о том, что такое быть мной, лежать здесь, в городе, которого я не помню, с людьми, которых я никогда не встречала? Мне подумалось, что я плыву, без якоря, отданная на милость ветрам.
Другой голос. Доктора Нэша:
- Посмотри, пожалуйста, на картинки. Подумай о том, что на них изображено, скажи это, но только самой себе. Не произноси ничего вслух.
Я открыла глаза. Надо мной в маленькой зеркале были рисунки, один за одним, белые
на чёрном. Человек, лестница, стул, молоток.
Я произносила название предметов, когда они появлялись, а в конце на экране зажглась надпись "Спасибо! А теперь расслабьтесь!" И я сказала это самой себе, чтобы чем-нибудь заняться, в тоже время, раздумывая, как хоть кто-нибудь смог бы расслабиться в брюхе этой ужасной машины.
Ещё одна инструкция загорелась на экране: "Вспомни событие из прошлого."
А ниже: "Вечеринку."
Я закрыла глаза. Я попыталась думать о вечеринке, которую я вспомнила, когда мы с Беном смотрели фейерверк. Я попыталась представить себя на крыше с подругой, услышать шум вечеринки под нами, почувствовать вкус фейерверка в воздухе. Появились картинки, но они казались нереальными. Сейчас я уже не понимала, вспомнила я их или выдумала. Я попыталась увидеть Кита, вспомнить, как он игнорировал меня, но ничего не получилось. Эти воспоминания снова были потеряны. Похоронены, как будто бы навсегда, но сейчас я, по крайней мере, знаю, что они существовали, что они где-то спрятаны.
Мои мысли обратились к праздникам в детстве. День рождение с мамой, тётей и двоюродной сестрой Люси. Твистер. Передай пакет. Музыкальные стулья. Музыкальные скульптуры. Мама кладёт сладости в пакеты, чтобы использовать их в качестве приза. Сандвичи, намазанные мясными и рыбными консервами, с обрезанными корками. Бисквиты и желе.
Я вспомнила белое платье с оборками на рукавах, кружевные носочки, чёрные туфли. Мои волосы тогда ещё были светлыми. Я сидела на столе перед тортом со свечами. Я сделала глубокий вдох, наклонилась вперёд и подула. Дымок поднялся в воздух.
Нахлынули воспоминания о другой вечеринке. Я увидела себя дома, выгадывающую из окна спальни. Я голая. Мне семнадцать. На улице раскладные столы установлены длинными рядами, заставлены кувшинами с апельсиновым соком и подносами с сосисками и сандвичами. Британские флаги везде, в каждом окне. Голубой. Красный. Белый. Дети в маскарадных нарядах, пиратов, волшебников, викингов, и взрослые, пытающиеся составить их в команды для эстафеты с яйцами в ложках.
Я увидела свою маму на другой стороне улицы, завязывающую завязки плаща на шее Мэтью Сопера, а прямо под окном в шезлонге сидел отец со стаканом сока.
- Возвращайся в кровать, - сказал голос. Я повернулась. Дейв Сопер сидел на моей односпальной кровати, под постером "The Slits".
Белая простыня, в которую он завернулся, забрызгана кровью. Я не сказала ему, что у меня это первый раз.
- Нет. Вставай! Тебе нужно одеться до того, как мои родители вернутся. Он засмеялся, хотя и не зло:
- Да, ладно тебе!
Я натянула джинсы.
- Нет, - ответила я и взяла футболку. - Вставай. Пожалуйста.
Он выглядел разочарованным. Я не думала, что это произойдёт, но это не значит, что я этого не хотела, и теперь мне нужно было побыть одной. И это не имело к нему вообще никакого отношения.
- Хорошо, - сказал он, вставая. Его тело было бледным и тощим, а его пенис нелепым. Я
отвела глаза к окну, пока он одевался.
«Мой мир изменился, - подумала я тогда. - Я переступила черту, и уже не могу вернуться обратно».
- Ну, тогда, пока, - сказал он, но я не ответила. И даже не оглянулась, пока он не ушёл. Голос в ушах вернул меня в действительность:
- Хорошо. А теперь ещё картинки, Кристина, - сказал доктор Пакстон. - Просто посмотри на каждую и скажи себе, что или кто это. Хорошо? Готова.
Я тяжело сглотнула. Что они покажут мне? Кого? Насколько это может быть плохо? "Да", - подумала я про себя, и мы начали.
Первая фотография была чёрно-белой. Ребёнок, девочка, четырёх-пяти лет, на руках у женщины. Девочка показывала на что-то, и они обе смеялись, а на заднем плане, немного не в фокусе, ограждение, к обратной стороне которого прислонился тигр.
"Мать", - подумала я про себя. - "Дочь. В зоопарке".
А потом, шокированная догадкой, я посмотрела на лицо ребёнка и поняла, что эта маленькая девочка - я, и это моя мама. У меня перехватило дыхание. Я не могла вспомнить ходила ли я когда-нибудь в зоопарк, и всё же, мы там были, вот оно доказательство.
"Я", - сказала я про себя, вспомнив, что мне велели делать.
Мама. Я посмотрела внимательно на экран, пытаясь выжечь её образ у себя в голове, но фотография исчезла, и её место заняла другая, на которой была так же изображена моя мама, но старше, но всё же не такая старая, чтобы ходить с тростью, на которую она опиралась. Она улыбалась, но выглядела измученной, её глаза глубоко запали, а лицо было тонким.
«Моя мама», - подумала я снова, а на ум пришли другие не прошеные слова: болеет. Я невольно закрыла глаза и с трудом заставила себя открыть их снова.
Я начала сжимать в руке шарик.
Передо мной замелькали картинки, я распознала лишь несколько из них. На одной была подруга, которую я видела в своих воспоминаниях, и с трепетом я узнала её практически сразу. Она выглядела так, как я себе представляла. Она курила, и у неё были рыжие распущенные волосы, старые голубые джинсы и футболка. На другой фотографии она же с коротко постриженными покрашенными в чёрный волосами и солнцезащитными очками на голове.
Далее фотография моего отца. Он выглядел так, когда я была маленькой девочкой, улыбающийся, счастливый, читающий газету в нашей гостиной. А затем наша с Беном фотография. На ней мы стоим с другой парой, которую я не узнала.
На других фотографиях были незнакомцы. Чёрная женщина в форме медсестры, ещё одна одетая в костюм женщина, которая сидела у книжного шкафа, глядя с серьёзным выражением лица поверх очков в форме полумесяцев. Мужчина с рыжими волосами и круглым лицом, другой - с бородой. Ребёнок шести-семи лет, мальчик ест мороженое, и позже тот же мальчик сидит за столом и рисует. Группа людей, стоящая в разнобой, смотрит в камеру. Мужчина, привлекательный, с чёрными немного длинноватыми волосами, в затемненных очках на прищуренных глазах и шрамом на нижней части лица.
Фотографии шли одна за одной, а я смотрела на них и пыталась понять, что на них изображено, вспомнить, как они были, и были ли вообще, вплетены в гобелен моей жизни. Я делала то, что меня попросили. И у меня хорошо получалось, но всё же я начинала паниковать.
Жужжание машины, казалось, нарастало, становясь всё громче и выше, пока не стало
похожим на звук тревоги, и мой желудок сжался. Я не могла дышать, поэтому закрыла глаза. Одеяло начало давить на меня, оно стало таким тяжёлым, словно мраморная плита, из-за чего у меня появилось чувство, что я тону. Я сжала правую руку, но она сама по себе собралась в кулак, пальцы сомкнулись на пустоте. Ногти впились в кожу. Я уронила шарик. Я закричала, бессловесным криком.
- Кристина, - послышался голос. - Кристина.
Я не знала, кто это говорил, и что хотел, чтобы я сделала. Я снова закричала и начала скидывать одеяло.
- Кристина! - В этот раз громче, и затем послышался звук сирены, дверь открылась.
Голоса наполнили комнату, руки дотрагивались до меня, рук, ног и груди. Я открыла глаза.
- Всё в порядке, - сказал доктор Нэш. - Всё хорошо. Я здесь.
Когда они меня успокоили заверениями, что всё хорошо, и отдали мне мою сумку, серёжки и обручальное кольцо, мы с доктором Нэшем пошли в буфет.
Он был длинным и маленьким с оранжевыми пластиковыми стульями и жёлтыми столами. Подносы с увядшей выпечкой и сандвичами засыхали в резком, бьющем в глаза свете. В моём кошельке не оказалось денег, но я разрешила доктору Нэшу купить мне чашку кофе и кусок морковного пирога, а затем, пока он платил, заняла место у окна. На улице было солнечно, длинные тени лежали на траве во внутреннем дворике. Газон усеян фиолетовыми цветами.
Доктор Нэш выдвинул стул из-под стола. Казалось, что сейчас, когда мы остались наедине, он расслабился.
- Вот ты где, - сказал он, ставя поднос передо мной. - Надеюсь, всё в порядке.
Я увидела, что себе он купил чай. Пакетик всё ещё плавал в густоватой жидкости, когда он добавил в неё сахар из вазочки, стоящей в середине стола.
Я сделала глоток и скривилась. Он был слишком горьким и слишком горячим.
- Всё в порядке, - сказала я. - Спасибо.
- Извини, - сказал он мгновение спустя. Сначала я подумала, что он просит прощение за кофе.
- Я не знал, что нахождение там будет для тебя таким мучительным.
- Эта машина вызывает страх закрытого пространства, - сказала я. - И ещё она шумная.
- Да, конечно.
- Я уронила кнопку экстренного вызова.
Он ничего не ответил, вместо этого помешал чай, выловил чайный пакетик и положил его на поднос, а потом сделал глоток.
- Что случилось? - спросила я.
- Сложно сказать. Ты запаниковала. В этом нет ничего необычного. Как ты и говоришь, там не особенно комфортно.
Я посмотрела на кусок своего нетронутого, сухого пирога.
- Фотографии. Кто на них? Откуда они у вас?
- Из разных мест. Некоторые из твоих медицинских файлов. Бен отдал их ещё несколько лет назад. Для этого эксперимента я попросил тебя принести из дома парочку из тех, что висят у тебя вокруг на зеркале. Некоторые фотографии людей, с которыми ты не знакома. Мы их называем контрольными образцами. Мы перемешали все фотографии. Есть там и несколько изображений людей, которых ты знала в очень юном возрасте, людей, которых ты должна или можешь помнить. Семья. Друзья из школы. Остальная часть - люди из той части
жизни, которую ты определённо точно не помнишь. Мы с доктором Пакстоном хотим выяснить, есть ли разница в том, как ты пытаешься получить доступ к воспоминаниям разных периодов. Самая сильная реакция была, конечно же, на твоего мужа, но ты реагировала и на других. Даже несмотря на то, что ты не помнишь людей из прошлого, нервное возбуждение, безусловно, было.
- Кто эта женщина с красными волосами? - спросила я. Он улыбнулся:
- Возможно, старая подруга?
- Ты знаешь, как её зовут?
- Боюсь, что нет. Эти фотографии были в твоём деле, но они непомеченные. Я кивнула. Старая подруга. Я это и так знаю. Я хочу узнать её имя.
- Ты говорил, что я реагировала на фотографии...
- На некоторые.
- Это хорошо?
- Нам нужно изучить результаты подробнее прежде, чем мы сможем сделать какие- нибудь выводы. Это абсолютно новые исследования, экспериментальные.
- Понятно.
Я отломила уголок морковного пирога. Он тоже был слишком горьким, а глазурь слишком сладкой. Я предложила ему свой пирог, он отказался, похлопав по животу.
- Приходится следить за ним! - сказал он, хотя я не видела причин для беспокойства.
Его живот был почти плоским, но, похоже, с возрастом он мог превратиться в пузо.
Сейчас, однако, он был молод, и возраст едва ли сказался на нём.
Я подумала о своём теле. Я не толстая, у меня даже нет избыточного веса, и всё же оно меня удивляет. Когда я сижу, оно принимает совсем не такую форму, которую я ожидаю. Мои ягодицы обвисают, бёдра трутся друг о друга, когда я скрещиваю их. Я наклонилась вперёд, чтобы взять кружку, и грудь переместилась в бюстгальтере, как бы напоминая, что она существует.
Когда я принимала душ, чувствовала лёгкое колебание под руками, едва заметное. Я существенно больше, чем я думала, я занимаю больше месте, чем мне кажется. Я не маленькая девочка, компактная, с кожей, плотно обтягивающей кости. Я даже не подросток, моё тело уже начало покрываться слоем жира.
Я посмотрела на остатки торта и задумалась о том, что произойдёт в будущем. Возможно, я буду становиться всё больше и больше. Сначала я стану пухленькой, потом толстой с вздутым, как воздушный шарик, животом. Или же я останусь такой же, как сейчас. Но я никогда не привыкну к своему телу. Вместо этого я буду наблюдать, как морщины на моём лице становятся всё глубже и глубже, как на руках нарастает кожа, как у луковицы, и как я превращаюсь в старуху, день за днём, постепенно, в зеркале ванной.
Доктор Нэш наклонил голову вниз и почесал её. Через волосы просматривалась кожа, волосы стали реже на макушке.
«Он ещё не заметил этого, - подумала я, - но однажды заметит». Возможно, он увидит свою фотографию, снятую сзади, или неожиданно поймёт это в примерочной, или у парикмахера, который прокомментирует данный факт, или услышит от своей девушки.
«Возраст всех нас застаёт врасплох, - подумала я, - когда он поднял голову. Разными способами».
- О, - сказал он с оживлением, которое казалось вынужденным. - Я кое-что принёс тебе.
Подарок. Не совсем подарок, скорее то, что ты хотела бы иметь.
Он наклонился и взял портфель с пола.
- Возможно, у тебя она уже есть, - сказал он, открывая его, и вытащил свёрток. - Вот ты
где.
Я знала, что это, ещё до того, как взяла в руки. Что ещё это могло быть? Свёрток был
тяжёлый, в мягком конверте, запечатанном лентой. Моё имя было написано чёрным маркером. Кристина.
- Это роман, который ты написала.
Не знаю, что я чувствовала в этот момент. - "Доказательство", - подумала я.
Доказательство того, что я что-то написала, оно мне понадобится завтра.
Внутри конверта лежала книга. Я вытащила её. Она была в мягкой обложке, не новая. След от чашки с кофе на обложке, а уголки страниц пожелтели от старости. Интересно, доктор Нэш дал мне свою книгу, и была ли она всё ещё в печати. Когда я держала её в руках, я вспомнила себя, как и несколько дней назад. Моложе, гораздо моложе, протягивающую руку к роману, в надежде найти путь к следующему. Каким-то образом я знала, что это не сработало, второй роман так и не был закончен.
- Спасибо, - сказала я. - Спасибо тебе. Он улыбнулся:
- Не за что.
Я положила её в пальто, где она всю дорогу домой, билась словно сердце.
Когда я вернулась домой, я бегло просмотрела роман. Я хотела написать в дневник как можно больше из того, что я помню, до того, как вернётся Бен, но как только я закончила и спрятала его, я торопливо спустилась вниз, чтобы должным образом рассмотреть то, что мне дали.
Я перелистала книгу. На обложке был нарисованный пастелью стол, на котором стояла пишущая машинка. На её каретке сидела ворона, наклонив голову набок так, как будто читала то, что было напечатано на бумаге. Над вороной было написано моё имя, ещё выше название.
"Для утренних пташек". Кристина Лукас.
Руки начали трястись, когда я открыла книгу. На титульном листе было посвящение: "Посвящается моему отцу.
Я скучаю по тебе".
Я закрыла глаза, погрузившись в воспоминания. Я увидела своего отца, лежащего на кровати под ярким белым светом. Его кожа была полупрозрачной, покрытая потом настолько, что он словно сиял. Я увидела трубку в его руке, пакет с прозрачной жидкостью, свисающий со стойки с капельницей, картонный лоток и ёмкость с таблетками. Медсестра проверяет пульс и давление. Он не просыпается. Моя мама сидит на краю кровати, пытается не плакать, я же стараюсь заставить себя заплакать.
Затем появился запах. Срезанных цветов и земли. Сладкий и болезненный. Я увидела день, когда мы его кремировали. Я одета в чёрное, что, я каким-то образом знала, не было чем-то необычным, но на этот раз у меня не было макияжа. Моя мама сидит рядом с бабушкой. Шторки открываются, гроб вползает внутрь, и я плачу, представив, что мой отец превращается в пепел. Мама сжимает мою руку, а потом мы идём домой и пьём дешёвое игристое вино и едим сандвичи, а когда солнце садится, она растворяется в полумраке.
Я вздохнула. Видение исчезло, и я открыла глаза. Мой роман был прямо передо мной.
Я перевернула титульный лист, далее шло вступительное слово:
"Тогда она нажала правой ногой на педаль газа, двигатель взвыл, и она отпустила рули и закрыла глаза. Она знала, что произойдёт. Она знала, к чему это приведёт. Она всегда знала".
Я пролистала книгу до середины и прочитала там параграф, а затем ещё один ближе к концу.
Я писала о женщине по имени Лу, о её муже, которого, думаю, зовут Джордж, а действия романа разворачиваются во время войны.
Я почувствовала разочарование. Я не знаю, на что я надеялась, может быть, на то, что это будет автобиография? Но, кажется, что этот роман не даст полных ответов на мои вопросы.
"И всё же, - подумала я, когда перевернула книгу, чтобы посмотреть на заднюю обложку, - я написала её и опубликовала".
На обороте книги не было фотографии автора. На её месте была размещена короткая биография.
"Кристина Лукас родилась в 1960 году на севере Англии. Она читала курс Английского в Университетском колледже Лондона. Затем переехала в Лондон и поныне живет там. Это её первый роман".
Я улыбнулась, почувствовав прилив счастья и гордости. Я сделала это. Я одновременно и хотела и не хотела прочитать книгу, разгадать её секреты. Я беспокоилась, что реальность может развеять моё счастье. Если мне понравится роман, то станет грустно от того, что я так и не написала второй, если же нет - то почувствую разочарование от того, что так и не развила свой талант. Не знаю, что наиболее вероятно, но знаю точно, что однажды, я больше не смогу противостоять своему единственному достижению, и тогда я всё узнаю. Я сделаю это открытие. Но не сегодня. Сегодня мне предстояло ещё одно открытие, кое-что похуже печали и более разрушительное, чем разочарование. Кое-что, что могло разорвать меня на части.
Я попыталась засунуть книгу обратно в конверт. Но там было что-то ещё. Записка, сложенная в четыре раза, заглаженная по углам. В ней доктор Нэш написал:
"Думаю, это может быть тебе интересно!"
Я развернула её. Наверху было написано: "Стандарт, 1986." Ниже газетная статья, рядом фотография.
Я несколько секунд смотрела на лист прежде, чем поняла, что статья была рецензией на мой роман, а на фотографии была я. Меня начало трясти. Не знаю, почему. Это старо древний артефакт. Хороший или плохой, неважно, он уже давно в прошлом. Теперь это история, которая больше не влияет на настоящее. Но она важна для меня. Как была принята моя работа столько лет назад? Добилась ли я успеха?
Я пробежала глазами статью, пытаясь понять её общую атмосферу до того, как начать детально анализировать. Некоторые слова бросались в глаза: В основном позитивный. Продуманный. Проницательный. Искусный. Гуманный. Жестокий.
Я посмотрела на чёрно-белую фотографию. На ней я сидела за столом, под углом к камере. Я держусь неловко. Что-то заставляет меня чувствовать себя неловко. Интересно, что? Человек по ту сторону камеры или поза, в которой я сижу. Несмотря на это я улыбаюсь. У меня длинные и распущенные волосы, и хоть фотография чёрно-белая, кажется, что они темнее, чем сейчас, как будто тогда я красила их в чёрный, или они влажные. За мной большая стеклянная дверь, и через них в углу кадра виднеются голые деревья. Под